Андрей Бондаренко
Суровая мужская проза
Фантом – Любви ушедшей,
Чья смерть – подобна крику.
Зелёная поляна
Вновь ягоды полна.
И Тени, без обмана,
Кусают землянику.
Любви сгоревшей Тени,
Ушедшей – навсегда…
Миттельшпиль. Середина Игры
И они, успешно преодолев странную «охранную полосу», отправились к Запретной зоне.
Четырнадцать с половиной километров, пройденных по зыбучим светло-серым пескам, и впереди замаячила чёрная базальтовая скала.
– Чёрная-то чёрная, только на ней виднеются и какие-то белые-белые линии, – проворчал Белов. – Причём, расположенные в определённо-знакомом порядке…. Что это такое может быть? А, Алекс?
– Не знаю, – по-честному признался Лёха Петров. – Сейчас подойдём поближе и проясним ситуацию.
Они подошли.
На почти вертикальной идеально-гладкой чёрной поверхности располагался человеческий скелет, прикованный к скале с помощью массивных бронзовых колец и железных штырей.
– С черепа свешивается клок длинных иссиня-чёрных волос, – неодобрительно покачав головой, хмыкнул Артём. – Стало быть, это женский скелет.
– Пожалуй, что так, – согласился Петров. – А заметил, как…э-э-э, как разворочены кости таза?
– Заметил…. Инкуб поработал?
– А разве они существуют на самом деле?
– Хрен его знает. Здешние берберы уверяют на голубом глазу, что да. И Палыч прозрачно намекал про это. Или же – на это? Не знаю, как надо правильно говорить, так как с филологией, честно говоря, никогда особо не дружил…. Да и чёрная скала с женским скелетом однозначно имеется…. Ведь, верно?
– Это точно, присутствует. Мать его растак, да с перехлёстом…. Ладно, шагаем дальше…
Забравшись на гребень крайнего бархана, дозорные залегли и огляделись по сторонам.
– Не нравится мне этот подозрительный замок, – приникнув к окулярам мощного армейского бинокля, объявил Петров. – С одной стороны, конечно, обыкновенный мираж. Таких здесь – сотни и тысячи. А, с другой…
– Чего замолчал-то?
– Сам, Тёмный, знаешь.
– Считаешь, что это и не мираж вовсе? – понимающе усмехнулся Белов. – Мол, самый настоящий средневековый замок?
– Считаю. И Ванда придерживается того же мнения.
– Ну, если сама мисс Ванда Паулс…
– В морду дам.
– Всё, молчу-молчу…
Они лежали на гребне покатого тёмно-рыжего бархана. Лежали и с интересом наблюдали за здешними миражами. На севере через пески медленно брёл нехилый караван, состоявший из полутора сотен рослых жёлто-бурых двугорбых верблюдов: на одной трети из них – между крутыми горбами – размещались смуглолицые арабы, головы которых украшали белоснежные и светло-бежевые тюрбаны, остальные же животные были плотно нагружены разномастными и разноцветными тюками-свёртками. Понятное дело, что на самом-то деле никакого торгового каравана не было и в помине. Ну, откуда в районе Чёрного ущелья взяться такому количеству верблюдов? Неоткуда, понятное дело…. На востоке же, параллельно с псевдо-верблюжьим караваном, абсолютно бесшумно катила танковая колонна – бесконечная, дымная и жёлто-зелёно-пятнистая. Очередной пустынный мираж, ясный пенёк карельской берёзы….
А прямо перед ними располагался солидный средневековый замок – классический такой, с мощными стенами, украшенными узкими бойницами, глубоким рвом и элегантными башенками. Местами однозначно-разрушенный. Типа – подвергнутый (за много-много прошедших веков), комплексной и многогранной эрозии.
– НЛО пожаловало, – размеренно «щёлкая» затвором фотоаппарата, объявил Лёха. – Совсем обнаглели, мать их всех и надолго…
Действительно, по блёкло-голубому небу – плавно и величественно – перемещался светло-серебристый диск. А потом начал резко снижаться и вскоре успешно приземлился на территории средневекового замка.
– Жарковато сегодня, ничего не скажешь, – смахнув ладонью со лба крохотные капельки пота, прокомментировал Артём. – В районе сорока двух-трёх градусов, если по старику Цельсию…. Попробуем подобраться поближе и просканировать данное архитектурное сооружение «усиленной лазерной указкой»?
– Почему бы и нет? Попробуем…
Сняв автоматы с предохранителей, они, слегка пригибаясь, зашагали к замку.
– Вью-ю-ю-ю! – раздалось над головами.
– Бух-х-х! – рвануло в двадцати-тридцати метрах.
– Ложимся, так его и растак…
– Вот же, блин горелый, всего песком засыпало, – отчаянно отплёвываясь, пожаловался Лёха. – Аж, на зубах скрипит. Сволочи позорные и суки рваные…. А что это было?
– Предупреждение, надо думать. Мол, к этому объекту приближаться не стоит.
– Эге, понятно…. А кто предупреждал-то? И из какого вида оружия?
– Хрен его знает, – по-честному признался Артём и насторожился: – Слышишь, гудит? Никак, вертолёт чешет?
– Ага, точно…. Заходит на посадку. Сейчас мистер Фрэнк Смит устроит нам образцово-показательную жёсткую выволочку, мол, зашли, грубо нарушив служебные инструкции, в Запретную зону.
– Это ещё хорошо – если генерал Смит…. А если там Палыч?
– Тогда – труба дело, – всерьёз запечалился Лёха. – С дерьмом сожрёт и не подавится. Трындец бедным маленьким котятам, образно выражаясь…
Пролог
Сон был чётким и цветным, но – при этом – мрачным и тревожным. А ещё очень-очень холодным, прямо-таки ледяным.
«Бр-р-р!», – внутренне передёрнулся Пашка. – «Самый натуральный и простудный колотун. Озноб пробивает практически до самых пяток…. Хотя, разве можно говорить о пятках – применительно ко сну? Здесь гораздо более уместны другие термины и фразы. Гораздо более весомые, солидные, приличные и пафосные. Например: – «Потусторонний холод, пронизывающий каждую клеточку его бессмертной и нежной Души…». Ладно, пожалуй, перетерплю. Не буду отвлекаться от просмотра…».
По низкому-низкому небу медленно, монотонно и величественно ползли, постоянно и целенаправленно наслаиваясь друг на друга, рваные тёмно-серые облака, подгоняемые устойчивым северо-восточным ветром. На западе, у самого горизонта, наблюдались-клубились пухлые тёмно-синие тучи. С той стороны – время от времени – долетали сердитые раскаты далёкого грома, а из пухлых туч изредка срывались вниз изломанные ярко-жёлтые молнии.
Свинцовые волны неизвестного морского залива размеренно и упрямо бились о буро-жёлтые скалы.
«Солидные такие скалы, спора нет», – машинально отметил Сомов. – «Скалистые-скалистые все такие из себя. Снизу искусанные – за многие-многие сотни тысяч лет – морскими злыми волнами. А сверху изрезанные и истрёпанные регулярными северо-восточными ветрами. Природная эрозия, мать её природную…».
На высоком крутом обрыве, по-хозяйски нависая над морем и скалами, располагался солидный, явно средневековый замок. Нижний ярус данного крепостного сооружения был сложен из светло-серых разноразмерных валунов, а верхний – из желтоватых каменных блоков и красно-бурого кирпича.
Крепостного сооружения? Да, создавалось устойчивое впечатление, что данный замок – в первую очередь – является стерегущей крепостью, контролирующей вход-выход в полукруглую уютную бухту, в которой наблюдалось несколько заякорённых морских судов.
«Непонятные кораблики. Неуклюжие, непропорциональные и какие-то допотопные», – подумал Пашка. – «А сама местность, прилегающая к замку-крепости, очень…м-м-м, неуютная, мутная и загадочная. Чётко и однозначно ощущается некая мистическая аура…. Лёгкая туманная дымка застенчиво стелется и тут, и там. Ни капли не удивлюсь, если из-за ближайшей рвано-ребристой скалы покажется самый натуральный Призрак. Честное слово, не удивлюсь…. Ага, замелькали, выходя из плотного утреннего тумана и плотоядно мерцая своими тёмно-зелёными глазищами, непонятные грязно-серые пятна…. А из серо-чёрной отвесной скалы…э-э-э-э, «выпрыгнул» кто-то – широкоплечий, лохматый и рогатый. Суки дешёвые и рваные…. Чёрт меня побери! Где-то вдали коротко громыхнул басовитый гром, и всё рассеялось. Растаяло. И исчезло. Словно бы навсегда. Всё-всё-всё. И скучно-грязно-синее море, и серо-жёлтые изломанные скалы, и пафосный средневековый замок. Только бескрайние и раскалённые пески-барханы подступают со всех сторон. А ещё – страшный, плотоядный и злобный зной. И колючая, мрачная и безжалостная жажда.… Значит, всё это – бывшее, красивое и исчезнувшее – элементарные пустынные миражи? Блин горелый…. Ох, уж, эти миражи! Так их всех и растак…. Нет, что хотите со мной делайте, но в Сахару я больше – не ходок. И не ездок. И не летун. И не плывун. Ни за бешеные баблосы. Ни за разлапистые и многокрасочные ордена. Ни за пару строчек в толстенной Британской энциклопедии. И одного раза хватило – и за глаза, и за уши…».
Глава первая, плавная и сентиментальная
Питерская осень
В спальне царственно властвовал призрачный светло-серый полусумрак, из которого на Сомова смотрели-таращились два огромных ярко-изумрудных глаза. Внимательно так смотрели, изучающее, недоверчиво и слегка вопросительно.
«Может, давешний сон – о всякой и разной средневековой нечисти – ещё не закончился?», – тут же надоедливо зашелестел в голове встревоженный внутренний голос. – «Или же всё гораздо хуже? Типа – сон был вещим? То бишь, коварный Призрак, всё же, «выбрался» из желтоватой приземистой скалы, а потом ловко «перескочил» – вместе с тобой, братец, – из сонной субстанции в реальную? «Перескочил», а теперь нагло и беспардонно таращится? Такое, как утверждают высоколобые очкастые эксперты, работающие на телевизионном канале ТВ-3, случается. Причём, по их авторитетному мнению, сплошь и рядом…».
– Как же мне надоели все эти дурацкие бредни о всяких потусторонних явлениях и прочих аналогичных глупостях, – тихонько пробормотал Пашка. – По прошлой весне мерзавец Сидоров старательно изображал из себя Привидение. Напялил, понимаешь, белый балахон, пошитый из старых простыней, забрался в рассветный час на хлипкий плот и давай усердно рассекать – с помощью длинного шеста – по местному пруду…. В то памятное утро, как раз, над водой тревожно клубилась метровая полоса густого белёсого тумана, поэтому с берега плот был невидим. В результате – уже ближе к обеду – по нашему доверчивому и наивному Купчино[1] поползли упорные слухи, мол: – «По водной глади пруда, на берегу которого находится старенький кирпичный завод, самые натуральные Приведения – целыми стаями – разгуливают. Зубами угрожающе скрежещут, утробно воют, нагло улюлюкают и грязно матерятся. Не к добру это, граждане и гражданки. Быть беде. Однозначно – быть. Конец Света, так его и растак, приближается…». А теперь, значит, и собственный внутренний голос завёл ту же самую надоедливую волынку? Бред бредовый и законченный, мать его…. Зелёные внимательные глазищи? Это, надо полагать, проголодавшийся Аркаша забрался на прикроватную тумбочку. Кыс-кыс-кыс…
– Мяу!
– Тише, Аркадий. Сашенцию разбудишь. Тише, морда усатая. Ну, пожалуйста…
Котёнок, послушно замолчав, ловко спрыгнул с тумбочки.
– Цок-цок-цок, – чуть слышно, удаляясь, пропели острые коготки кошачьих лап, встречаясь с твёрдыми дощечками паркета.
Через полторы минуты со стороны кухни донеслось жалобное монотонное мяуканье.
«Этот шестимесячный хвостатый деятель теперь не успокоится», – печально вздохнул опытный внутренний голос. – «До тех пор, понятное дело, пока не налопается от пуза. Многократно проверено. Прожорливый и упрямый – до полной невозможности…. Так что, друг Пашенька, надо и нам вставать. Сон? В следующий раз, Бог даст, досмотрим. Говорят, что вещие сны, они любят возвращаться…».
Сомов уселся на кровати, поднялся на ноги, обернулся и шёпотом подытожил:
– Теперь-то понятно, почему недавний сон был таким холодным и льдистым. Это моя обожаемая и любимая супруга всё одеяло стянула на себя. Форточка была приоткрыта, а сентябрьские ночи, они, как известно, не отличаются избыточным теплом. Впрочем, нынче обижаться на Александру нельзя – пятый месяц беременности, как-никак…
Он, предусмотрительно поместив подошвы босых ног в мохнатые домашние шлёпанцы и набросив на мускулистый торс фланелевую футболку, проследовал на кухню, плотно прикрыл за собой дверь и, первым делом, накормил Аркадия.
– Ур-ур-ур, – жадно поглощая ярко-красные кусочки говяжьего сердца, благодарно урчал чёрно-белый котёнок.
Пашка сварил в приземистой медной турке крепкий кофе, наполнил до краёв, не добавляя молока и сахара, фарфоровую чашечку, закурил первую утреннюю сигарету и, опустившись на табуретку, включил телевизор.
С тихим потрескиванием ожил прямоугольный экран телевизионного монитора.
– Ну, конечно, приснопамятный ТВ-3, – осторожно отхлебнув из чашечки кофе, недоверчиво хмыкнул Сомов. – И за что, интересно, наша Санька обожает этот подозрительный телевизионный канал? Переключить? Оставить? Как думаешь, Аркашка?
– Мяу, – ловко запрыгнув на кухонный стол, отозвался котёнок.
– Ладно, так и быть, оставлю…
По ТВ-3, как и ожидалось, шла псевдо-научно-популярная передача, посвящённая всяким и разным аномальным явлениям. За длинным офисным столом – друг напротив друга – расположились молоденькая сексапильная телеведущая и бородатый дядечка среднего возраста.
– Значит, уважаемый Василий Васильевич, вы утверждаете, что так называемые…э-э-э, вещие сны существуют на самом деле? – игриво поводя развратными глазёнками, томно промурлыкала шатенка. – То есть, они не являются элементарным плодом воображения…м-м-м, особо впечатлительных и мнительных обывателей?
– Существуют, – хмуро и отстранённо глядя в сторону, заверил бородач. – И этому уникальному явлению находится масса неопровержимых подтверждений и доказательств. Например, воспоминания известных и знаменитых людей, зафиксированные в письменном виде. Разве такие знаковые и уважаемые личности, как Наполеон, лорд Байрон, Сергей Есенин и Максим Горький не являются авторитетами, неспособными на глупое и пошлое враньё?
– Являются-являются, – мимолётно улыбнувшись, заверила телеведущая. – И, что характерно, общепризнанными мировыми авторитетами…. Значит, вещие сны – это далёкие отголоски реальных событий? Подсказки, являющиеся продуктом деятельности головного мозга конкретного индивидуума?
– Зачем же, милочка, всё так упрощать? – презрительно и надменно поморщился Василий Васильевич. – Отголоски реальных событий? Продукт деятельности человеческого головного мозга? Фи. За семь с половиной вёрст отдаёт банальностью и недальновидностью…. Подсказки? Вот, здесь я полностью и всецело согласен с вами. Да, именно знаковые и светлые подсказки. Но только подсказки Сил потусторонних, нездешних, Высших…. О чём именно подсказывают эти неведомые и могущественные Силы? Конечно, о скором Будущем конкретного индивидуума. Но далеко не всегда напрямую, а слегка завуалировано и, зачастую, вскользь. Ну, это как любезное предложение – разгадать некий занимательный и хитрый ребус. Мол, если ты умный, достойный, эрудированный и дружащий с философией человек, то непременно разгадаешь. Рано или поздно. А если туповатый, недалёкий, напыщенный и без всякой меры самовлюблённый, то, понятное дело, нет…
– Да, что же это такое? – нервно туша в раковине-пепельнице, купленной во время июньской турпоездки в Таиланд, короткий сигаретный окурок, возмутился Пашка. – И здесь те же самые пошлые бредни о потусторонней мистике и вещих снах? Они, затейники хреновы, все сговорились?
Он, предварительно переключив телевизор на какой-то нейтральный канал с беззаботными танцами-песенками и допив кофе, вылез из-за кухонного стола и занялся приготовлением полноценного субботнего завтрака – у супругов Сомовых был заранее запланирован выезд на дачу Пашкиного доброго и старинного приятеля. Скажем так: сбор яблок, калины и японской айвы, поход за грибами и, естественно, долгие дружеские разговоры-воспоминания возле камина, ярко-мерцающего лилово-сиреневыми и янтарно-малиновыми угольками…
«Сами-то грибы, понятное дело, самоцелью не являются», – понятливо вздохнул сентиментальный внутренний голос. – «То бишь, глубоко и чётко вторичны. Соберём корзинку – поджарим и с аппетитом съедим. Ничего не найдём – ни капли не расстроимся. Главное, что молоденьким беременным барышням, по утверждению мудрых докторов, очень полезны в меру долгие пешие прогулки по свежему воздуху. А по задумчивому русскому осеннему лесу, наполненному разноцветными листьями и живительным озоном, вдвойне и, даже, втройне…. А, вот, душевные разговоры у камина. Они – статья отдельная, приватная и особая. Знаковая и много чего определяющая, короче говоря…».
Себе Пашка поджарил «королевскую» яичницу из шести яиц – с копченым беконом, ветчинной колбасой и вологодским козьим сыром. А для любимой и горячо-обожаемой жены сварил жиденькую овсянку с сухофруктами и сделал лёгкий фруктовый салатик – из мелко-нарезанных яблок, моркови, хурмы и фейхоа. Естественно, что майонез и магазинная сметана, вредные для здоровья беременных дам, в салат не добавлялись, а были успешно заменены на однозначно-полезное оливковое масло.
Он разложил по тарелкам приготовленные блюда и наполнил пузатые стеклянные бокалы «пакетным» апельсиновым соком.
– Мяу! – старательно и методично расправив правой лапой реденькие усы, заявил котёнок Аркаша.
– Думаешь? – засомневался Сомов. – Считаешь, что пора будить хозяйку, пока каша не остыла? Ну, не знаю, право. Рассердится ещё, не дай Бог. Тогда, блин горелый, только держись…
– Не рассердится, милый, – заверил ангельский голосок. – Не переживай. Я уже проснулась.
Дверь распахнулась, и в кухню вошла Сашенция – растрёпанная, румяная, сонная, милая, в обворожительном полупрозрачном пеньюаре.
Вошла, звонко чмокнула мужа в небритую щёку, ласково погладила котёнка по чёрно-белому загривку, после чего уселась на табурет – напротив телевизора.
– Вот же он, мягкий стул, – меняя тарелки местами, недовольно забубнил Пашка. – Нет же, обязательно надо упрямиться…
– Прекрати, пожалуйста, – попросила – ангельским голосом – супруга. – Я нигде не читала и даже ни от кого не слышала, что табуретки беременным противопоказаны…. О, какой чудный салатик! И кашка. Ароматная такая…. Она, что же, сварена с черносливом, изюмом и сушёными яблоками? Подполковник, ты – настоящее и патентованное чудо. В том смысле, что самый идеальный муж на свете.
– И это – только начало. Вот, когда родишь мне наследника. Или наследницу. Или же обоих сразу…
– То – что?
– Пока, извини, ничего не знаю про конкретные праздничные мероприятия. Врать не буду, – смущённо хмыкнув, сознался Сомов. – Но, клянусь честью российского офицера, обязательно придумаю что-нибудь эдакое. Однозначно – сногсшибательное, эффектное и заковыристое. Последним штатским гадом буду.
– Верю, любимый, – мимолётно улыбнувшись и вяло берясь за ложку, заверила Александра. – Очень вкусно…. Слов нет. Спасибо, искусный кулинар в погонах, огромадное…
Минут через тридцать-сорок завтрак был успешно завершён. Супруги Сомовы помыли посуду, переоделись в удобную одежду-обувь и, прихватив вещички, покинули квартиру. Пашка тащил две объёмные полосатые сумки с вещами и продуктами, а на долю Александры досталась пластмассовая «переноска» с котёнком.
Дело приближалось к полудню. На улице потеплело до плюс двенадцати-пятнадцати градусов по Цельсию. Из низких серых туч, медленно и плавно кочевавших на север, лениво капал мелкий дождичек. Купчинские газоны сделались пёстрыми от опавшей листвы.
– Неудобно как-то получается, – шагая в сторону автостоянки, ворчала Сашенция. – Едем на чужую дачу, с хозяевами которой я даже не знакома…. Что из того, что они в отъезде, а на даче присутствует только старенький дедушка? Неудобно. Так дела не делаются…
– Удобно-удобно, – заверил Сомов. – Делаются-делаются. И дачный дедушка не из простых чалдонов будет. И, вообще…. А Артём Белов мне – как брат. А я, соответственно, ему. Боевое братство, зачастую, бывает крепче самого кровного родства.
– А где вы с ним познакомились?
– В российской армии, естественно. Вернее, в российском батальоне, входившем в состав специального корпуса ООН, который – в свою очередь – располагался на алжиро-ливийской границе.
– В состав миротворческого корпуса ООН? – уточнила любопытная Александра.
– Не угадала, красавица купчинская. Корпус был насквозь боевым, секретным и тайным. Как выяснилось, и такие бывают. Мол, большая политика – дело тонкое. А местами и откровенно-грязное.… Вот, там мы все и перезнакомились – во время серьёзных воинских кувырканий: я, Тёма Белов, Гришка Антонов, Санька Романов, Егор Леонов, Лёха Никоненко, Горыныч, Лёха Петров, Серёга Подопригора…
– И чем же вы, бравые – во время кувырканий в знойных и жёлтых песках Сахары – занимались?
– Так, ерундой ерундовой и не серьёзной, – ставя тяжёлые сумки рядом с нужным автомобилем, легкомысленно передёрнул плечами Пашка. – Старательно патрулировали вверенную территорию на предмет выявления-нахождения подлых ливийских лазутчиков. Летали на вертолётах вдоль границы. Немного постреливали из автоматов и метали гранаты. Иногда пробивали узкие проходы в бескрайних минных полях. Ещё по мелочам всякого. Дурака усиленно валяли, короче говоря…. Всё, заканчиваем болтать. Оперативно загружаемся в автотранспорт и следуем по намеченному маршруту…. Рядовая Сомова!
– Я!
– Занять заднее сиденье. Задача – неустанно и разносторонне развлекать капризного котёнка. Дабы он, мордочка голосистая, не отвлекал своим надоедливым мяуканьем шофёра, то есть, меня, от выполнения прямых должностных обязанностей.
– Есть!
– Молодцом. Так держать…
– А для чего ты сейчас заворачиваешь на Малую Карпатскую?
– Подхватим Петьку, сына Горыныча. Он, во-первых, является начинающим и многообещающим писателем. А, во-вторых, славным пареньком, желающим лично пообщаться с Палычем…. Кто такой – «Палыч»? А это, как раз, тот самый безобидный старичок, ждущий нас на «беловской» даче. Виталий Павлович Громов, генерал-лейтенант российского ГРУ в отставке…
Старенький светло-серый «Опель», подхватив на Малой Карпатской широкоплечего молодого человека, выехал по Софийской улице на Кольцевую трассу и постепенно, аккуратно перестраиваясь из ряда в ряд, влился в общий скоростной поток. Пашка сосредоточенно вертел-крутил автомобильную баранку, а Сашенция старательно развлекала испуганного котёнка всякими несерьёзными разговорами.
Через восемнадцать минут машина – перед синей «стрелочкой» с белой надписью: – «Токсово, 22 километра», – съехала с Кольцевой. За автомобильными стёклами замелькали, сменяя друг друга, современные высотные дома, элегантные коттеджи и скособоченные деревенские домишки.
– Ново Девяткино, – изредка поглядывая на дорожные знаки-указатели, комментировала непосредственная Александра. – Кузьмолово, Токсово, Ново Токсово…. Ага, свернули на узкую грунтовую дорогу. Куда ведёт этот извилистый и раздолбанный просёлок?
– В садоводческий массив, – откликнулся Сомов. – Наше садоводство – последнее…
Мало того, что садоводство было последним, так ещё и нужный участок оказался крайним, вплотную примыкающим к серьёзному, слегка заболоченному лесу.
«Опель», притормозив, плавно остановился возле покосившегося хлипкого забора.
– Прибыли к заданной точке, – торжественно объявил Пашка. – Десантируемся согласно штатному расписанию…
Дача Белова оказалась скромной – неказистая бревенчатая избушка средних размеров, покрытая чёрным допотопным рубероидом, древняя кирпичная труба, старые металлические бочки под стоками двускатной крыши. А, вот, сад был просто замечательным – аккуратно подстриженные кусты, ухоженные цветочные клумбы и старые фруктовые деревья с толстыми, тщательно побелёнными стволами. На некоторых яблонях, не смотря на третью декаду сентября, висели крупные желтобокие и красно-розовые яблоки.
– Какие шикарные декоративные многолетники! Вереск, гортензия, магнолия, барбарис, чубушник, – принялась восторгаться впечатлительная Сашенция. – Цвета листьев – просто закачаешься. Сплошное загляденье. Полный пастельный набор: фиолетовый, сиреневый, пшеничный, светло-жёлтый, янтарный, блёкло-изумрудный, нежно-лазоревый.…Ой, беседка! Симпатичная такая, резная, густо-увитая тёмно-зелёным плющом…. А что это такое, рядом с беседкой? Неужели, деревенская банька? Здорово…. Он кто – Артём Белов? В том смысле, кем сейчас трудится?
– Не трудится, а служит. То бишь, до сих пор состоит в славных и непогрешимых Рядах. Кажется, возглавляет один из супер-секретных отделов доблестного российского ГРУ. Причём, специфика деятельности данного отдела напрямую связана с долгими и постоянными зарубежными командировками.
– Наблюдается чёткая нестыковка.
– Мяу, – поддержал из «переноски» Аркаша.
– Какая? – забеспокоился Сомов. – И в чём именно?
– Ну, как же. Человек занимает такую важную и ответственную должность, а его дача, отнюдь, не напоминает благоустроенный коттедж. Самая натуральная хижина и не более того…. Впрочем, милый, у нас и такой нет. Не смотря на то, что ты являешься подполковником российской полиции и возглавляешь УВД Фрунзенского района.
– В ближайшие полтора года мы будем пользоваться этой фазендой. То есть, изредка наезжать сюда в гости. Тёмный разрешил. Да и Палыч не против…
– Какой ещё – «тёмный»? – подозрительно прищурилась Александра.
– Прозвище такое, армейское насквозь. Артём – «Тёмный».
– А у тебя какое было прозвище?
– Конечно же – «Сом». Нравится?
– Ага, звучит…. Т-с-с. Говори, пожалуйста, тише.
– Почему? – перешёл на шёпот Пашка. – Что случилось?
– Ничего. Просто…. Тишина кругом – чуткая, строгая и удивительная. Практически абсолютная…
– И это – совершенно нормально. По-другому, просто-напросто, и быть не может.
– Почему – не может? – тревожно округлила глаза Сашенция.
– Поздняя питерская осень. Дачники и пенсионеры, испугавшись приближающихся холодов, разъехались по своим тёплым и благоустроенным городским квартирам. Не удивлюсь, если сейчас в этом садоводстве, вообще, никто не живёт. Кроме Виталия Палыча Громова и его верного кота, понятное дело.
– Ой, слышишь? Словно бы кто-то – длинно и печально – вздохнул.
– Она и вздохнула, поздняя русская осень, – печально улыбнувшись, пояснил Сомов. – Вновь навалилась осень. Гуляют дожди по проспекту. Капли стучатся в стёкла – таинственной чередой. И опавшие листья, унесённые ветром, к нам возвратятся снежинками – ранней зимой…. Всё, любимая, заканчиваем со слюнявой гражданской лирикой. И другие дела найдутся…. Ага, а вон и старина Палыч нарисовался. Готовься к знакомству…
Громко хлопнула дверь избушки, и на высоком крыльце появился пожилой человек в стареньком чёрном ватнике и классических кирзовых сапогах: чуть выше среднего роста, слегка полноватый, приземистый, лысоватый и морщинистый. Обычный такой деревенский дедушка. Что называется, среднестатистический. Только, вот, глаза у него были приметными: молодыми, быстрыми, любопытными и до полной невозможности ехидными.
– Приветствую вас, молодёжь! – басовито пророкотал старичок. – О, Сом! Привёз-таки свою наяду черноволосую? Приметная такая барышня, симпатичная, фигуристая и длинноногая.
– Что есть, то есть, – скромно потупилась Сашенция. – Краса и гордость Купчино. По крайней мере, так говорят. Причём, все…
– Вижу-вижу. А ещё умненькая и языкастая. Молодец, Пашенька. Козырную карту вытянул…. А это, значит, Горыныч-младший?
– Фёдор Горюнов, – невольно подобравшись, представился широкоплечий молодой человек.
– Громов Виталий Палыч, – в свою очередь отрекомендовался хозяин дачи. – Очень рад. Похож ты, Федя, на отца покойного. И лицом, и статью…. Говорят, писатель?
– Начинающий, Виталий Павлович. Хочу книгу написать про отца. И, конечно, про его боевых соратников. Вот, и к вам приехал – поговорить. Ну, и попросить – воспоминаниями поделиться…. Не откажете?
– Что ж я, зверь какой? – картинно удивился Громов. – Поделюсь, не вопрос. Под рюмочку, естественно. Какие воспоминания – без рюмочки? Так, ерунда полная и нонсенс голимый. Сейчас стол накроем, посидим, поболтаем…. Красавица черноволосая, поможешь старенькому дедушке с хлопотами хозяйственными?
– Не вопрос, – хмыкнула Санька. – Сейчас всё оборудуем. По высшему разряду. Как и полагается в таких случаях…
Через час они уже сидели в горнице-столовой, за накрытым столом. Так, совершенно ничего особенного: скромные салаты, варёная картошка, жареная свинина, бутерброды с сыром и ветчиной, водочка, красное сухое вино, квас «Никола». Ну, и дымящийся пузатый самовар самого антикварного вида, вокруг которого были расставлены чашки, блюдечки, сахарница и вазочки с конфетами-пряниками.
– Ну, за встречу, – поднимая наполненную рюмку, провозгласил тост Виталий Палыч. – И за друзей погибших…. Ох, и крепка, зараза. Даже слеза выступила…. Или же это я так постарел? Ладно, проехали…. Ты, Санечка, интересовалась, почему наша дачка такая скромная? Объясняю. На даче, по моим консервативным принципам-понятиям, обязательно должно пахнуть – дачей. То есть, печным дымком, лёгкой запущенностью, старыми бревенчатыми стенами и недавно вымытым деревянным полом, который, естественно, выкрашен в традиционный светло-коричневый цвет. Полосатые домотканые половички прямо-таки обязаны лежать везде и всюду. На стенах, естественно, обои «в цветочек». Никакой современной мебели, кафеля и пластика. Иначе это будет уже не русская дача, а дурацкий загородный дом, построенный-оборудованный по импортным образцам, лекалам и понятиям.… А ещё на русской даче должен – в обязательном порядке – присутствовать серый в полосочку кот. Вот, прошу любить и жаловать, – генерал-лейтенант в отставке указал рукой на широкую каминную полку, на которой возлежал, недоверчиво поглядывая на нежданных гостей огромными изумрудно-зелёными глазищами и громко постукивая шикарным длиннющим хвостом по каминной решётке, огромный дымчато-серый котяра. – Этого хитрющего индивидуума сокращённо зовут – «Кукусь». А полностью – «Кусяма Бен Ладен».
Наглый кот, громко проурчав что-то неопределённое, презрительно отвернулся к окну.
– Вы, ребятки, не переживайте за своего котёнка, – понимающе улыбнулся Громов. – Кукусь только притворяется мрачным, злобным и суровым. А на самом деле он – добрейшее и нежнейшее существо. Естественно, что к мышам, кротам и птицам эта кошачья доброта не имеет ни малейшего отношения…. Ещё про скромность. Внутренняя площадь этого дачного помещения – порядка девяноста пяти метров квадратных. Куда нам с женой (она сейчас в отъезде), больше, а? Мы и на этой территории с трудом чистоту поддерживаем, по очереди убираясь. И это уже не говоря про сад, цветочные клумбы, огород и теплицы, которые тоже забирают-отнимают достаточно много времени. А моя племянница Татьяна (вместе с мужем Артёмом и двумя детишками), сейчас находится в длительной служебной командировке…. Говорите, что для решения всех бытовых проблем и вопросов существуют слуги? Мол, горничные, уборщицы, садовники и кухарки? Нет, полностью исключено. На моём правом плече имеется татуировка знаковая – улыбающийся всему этому Миру Эрнесто Че Гевара. Естественно, в обнимку с автоматом Калашникова. Ну, не могу я – слуг держать в доме, светлые идеалы наивной юности не позволяют. И, вообще: каждый человек должен своё дерьмо – сам за собой прибирать. Принцип такой, основополагающий и железобетонный…
