Андрей Берснев
Я рядом, я здесь!
– Наконец-то этот дурацкий день закончился. Держись, отец.
А тот вскоре, сквозь сигаретный дым и слушая плач своей жены, смотрел на уезжавшую с их двора милицейскую машину.
Будильник прозвенел в семь часов утра, как обычно, но Николай открыл глаза с трудом – он чувствовал себя очень уставшим. То, что было этой ночью, нельзя назвать здоровым сном: Николай всю ночь ворочался, лишь изредка дремал и, только когда услышал пение птиц, крепко уснул.
– Коля, что у тебя случилось? Почему ты всю ночь ворочался? Мне даже показалось, что ты стонал, – еще с закрытыми глазами спросила его жена.
– Ты спи, дорогая, все в порядке.
– Нет, Коля, не в порядке, ты всегда спал как убитый, у тебя точно что-то случилось, поделись со мной, милый, – жена прижалась к плечу мужа и приготовилась слушать.
– Не отстанешь же!
– Не-а!
Милиционер рассказал, что его вчера утром вызвал к себе майор и жестко отчитал по поводу его дел, а затем еще и подкинул несколько новых, зависших.
«Да, я вру ей, – сказал Николай про себя, чувствуя на своем плече дыхание любимой, – но я лучше буду вруном, чем расскажу, что я видел на самом деле, и лишу ее сна».
Слова Николая показались его жене правдоподобными, она слышала, как сильно у него бьется сердце, и всерьез беспокоилась за него.
– Не переживай, милый, ты сильный, и я точно знаю, что все трудности ты преодолеешь достойно. Я люблю тебя.
Николай задумался о том, какая у него все-таки хорошая жена, и на мгновение ему стало очень легко.
Завтракать Николай не хотел – из-за такой дурацкой ночи ничего в рот бы не полезло, – поэтому тихо оделся и пошел на службу. Он уже почти приблизился к отделу милиции, нужно было лишь повернуть за угол, как неожиданно для себя, прямо посередине дороги, остановился. Николай вдруг почувствовал, что не хочет идти на работу, и не только сегодня. Он вообще не хочет больше работать милиционером, нет больше того трепета в груди, который не позволял ему опускать руки все эти годы. Увидев лавочку, Николай присел на нее. Он вспомнил о том, как раньше всегда начинал день с чистого листа, и неважно, что там случилось накануне, – новый день всегда был новым днем.
За время своей службы Николай видел многое: падения малолеток с крыш, их обугленные тела после удара током проводов электричек, утопленников в озере, реке и даже в ванной – все это было по пьяни. Нередко приходилось обнаруживать жертв самоубийств в самых разных, иногда жутких позах, а также молодых парней, «передознувшихся» в подвалах высоток. Последних вообще находили массово и обычно по жалобам соседей на отвратительный запах. Туда даже заходить было страшно, а смотреть на их искаженные лица и полусгнившие тела вообще невозможно. Все это было ужасно и порой до тошноты противно, но это никак не отражалось на работе Николая, ему всех этих людей не было жалко. Ему было жаль, что они пошли по этому пути и он их привел к такому чудовищному результату. А что же сейчас? А сейчас совсем другое. Молодая девочка просто шла домой или на учебу, а может, отправилась погулять в тот прекрасный день. Она выбрала правильный путь в жизни, и он должен был привести ее к счастью, но этого не произошло. Ее единственная ошибка была в том, что она не посмотрела на дорогу, которую хотела перейти. Единственная и роковая ошибка.
Милиционер никогда не был сильно верующим, но сейчас он, как и родители той девочки, спрашивал того, кто наверху, за что Он так с ней поступил, что плохого она сделала и действительно ли там кто-то есть.
Войдя с утра в свой кабинет, Николай покидал его только несколько раз и только по своим делам. Вызовов в этот день не поступало, телефона на его столе словно не было, и он мог погрязнуть в бумагах на целый день, пока ничего не отвлекало. Солнце уже близилось к закату, как вдруг раздался звонок.
– Здравствуйте, Николай, – услышал милиционер в трубке.
Он узнал этот голос. Человек на том конце провода говорил тихо и медленно, и это был отец Александры. Еще в морге он заметил, что милиционер сильно переживает, и решил предложить ему прийти на похороны проститься с Сашей. Это было неожиданно. «Никогда потерпевшие не звали милиционера на похороны, да и зачем, если он не знал погибшую при ее жизни», – подумал Николай. Во время телефонного разговора отец Александры делал длинные паузы и подытожил словами:
– Через два дня будем вас ждать.
Николай согласился. Но, едва положив трубку телефона, он задал себе вопрос: а точно ли ему стоит приходить на похороны и вновь видеть лицо этой девочки, да еще и в гробу? Мужчине с трудом удалось полностью закопаться в рабочей текучке и не вспоминать проклятый вчерашний день.
– Нет, стоит. Да и невежливо отказывать, меня ведь пригласили, – сказал сам себе Николай.
Эти два дня прошли для Николая незаметно, и с самого утра, одетый в черный костюм, он, как и обещал отцу Александры, стоял на кладбище возле свежевырытой ямы. В нос врезался запах земли и похоронных венков, обвязанных черными лентами. Николай стоял рядом с Сашиным отцом и матерью, которую родственники держали под руки, чтобы та не упала в яму.
В красном гробу лежала девочка с красивыми волосами. Она будто спала, окутанная белым покрывалом, и, глядя на нее, Николай вдруг подумал, что теперь ей не грозит ничего плохого, теперь она там, где все хорошо. Он очень хотел в это верить.
Похороны подходили к концу. Уже через несколько секунд закроют крышку гроба, и никто больше не увидит это красивое и милое лицо. Никто не сможет дотронуться до этой девушки и почувствовать нежную молодую кожу, мягкие и такие легкие белые волосы. Никто и никогда не сможет ей сказать то, что хочет.
И вот гроб закрыли и под многочисленные стоны и плач начали медленно опускать его в сырую землю. Мать не смогла на это смотреть, и родственники увели ее подальше от могилы. Отец же стоял над могилой и следил за тем, как гроб опускается в холодную яму, где его девочка и останется навсегда. Он смотрел и вспоминал свою жизнь с того момента, как его дочь родилась, и до того, как ее не стало.
Когда гроб коснулся дна ямы, отец, а следом Николай подошли и кинули по горсти земли на крышку, затем так сделали все, кто пришел. Громкий плач разнесся над кладбищем. Чувствуя боль окружающих, Николай не сдержался, и по его мужественному лицу скатилась слеза.
– Еще увидимся, – тихо прошептал Коля.
По узкой тропинке, вдоль оградок и памятников, милиционер медленно шел к выходу, раздумывая о том, что было, и о том, что будет теперь с ее родителями, друзьями и родственниками. «Они явно захотят отомстить или как-то навредить тому, кто виноват в ее гибели. Поскольку он мертв, они, наверное, – продолжал думать Николай, – будут проклинать его и, возможно, его семью до конца дней». Милиционер покинул территорию кладбища, но ненадолго остановился. Он обернулся, чтобы посмотреть на старую церковь, на ее золотые кресты, и снова задал про себя мучающий его вопрос: «Зачем ты так с ней?» К нему тихо подошел отец девочки, молча протянул ему открытую флягу, и Николай почувствовал запах коньяка.
– Да, я выпью, – сказал он.
Следом за Николаем к фляге приложился и сам отец. После нескольких глотков мужчина уткнулся носом в рукав своего черного пиджака, затем громко выдохнул и спросил:
– Товарищ капитан… Николай… Пойдемте к нам, помянем мою единственную дочурку.
Николай идти не хотел, он чувствовал, что ему не нужно на это соглашаться, но отказывать сейчас было нельзя. Он видел, что Сашин отец искренен, что он так поступает не из вежливости, поэтому ради него Николай согласился поехать с ними.
Несколько машин, стоявших у кладбища, забрали всех родственников и друзей и поехали в дом, где до недавних пор жила Александра.
Утром Николай проснулся не у себя дома, голова еще немного кружилась и болела. Осмотревшись, он не сразу понял, где находится. Стены комнаты были оклеены разными постерами и плакатами знаменитостей, по крайней мере одна звезда там точно была – это Алла Пугачева со своими кудряшками. На столе лежало много учебников и тетрадей, над столом висела медаль.
– Все понятно, – прошептал Николай.
Он лежал в комнате Александры. Но почему он здесь? Почему не поехал домой? Встав с кровати, Николай обнаружил, что он все в том же костюме, что и был на кладбище, не хватает только галстука. Он посмотрел на часы – на циферблате было десять. «Наверное, уже все проснулись», – подумал Николай и пошел искать родителей девушки. Выйдя из комнаты, он почувствовал себя странно: в доме царила полная тишина и ему это не понравилось. Стараясь не шуметь, он шел медленно. Возможно, все еще спят, ведь вчера был очень тяжелый для родителей день и они очень устали. В горле совсем пересохло, и Николай тихо пробрался на кухню. Стол там был завален едой и грязной посудой. На газовой плите стоял чайник, и, чтобы не греметь, моя бокалы или ища чистую кружку, Николай выпил прямо из носика. «Пора уходить, – подумал он, – жена, наверное, места себе не находит».
Проходя мимо спальни, Николай случайно заглянул сквозь щель двери, закрытой неплотно. В первые секунды он не придал этому значения и хотел было пройти мимо, как вздрогнул и вернулся к двери. Распахнув ее, он увидел, что родители Александры лежат в неестественной позе. Без раздумий Николай подбежал к ним и начал прощупывать пульс – его не было, тело отца уже успело остыть. Капитан медленно выдохнул. «Теперь Ты еще и их забрал», – про себя подумал он и захлопнул дверь в комнату. Стоя возле нее, он понимал и не осуждал мать и отца Александры – возможно, он бы и сам так поступил. «Сейчас нужно вызвать группу медиков», – подумал Николай, сел возле телефона в коридоре, достал сигарету и сделал нужный звонок. Спустя десять минут он впустил милиционера, молча указал на комнату, где лежали родители Саши, и удалился из квартиры.
Жена Валеры Людмила вернулась из морга. Она, словно ветер, влетела в коридор, не захлопнув за собой дверь, села за телефон и дрожащими пальцами стала крутить его диск. Люда хотела поскорее рассказать подруге о случившемся, она надеялась на то, что та поддержит ее в этой тяжелой ситуации и, как всегда, даст нужный совет, но та, как назло, не поднимала трубку. От нервов Людмила грызла ногти, мысли в ее голове путались, она позвонила еще два раза, но в ответ слышались только гудки. Трясущимися руками Людмила положила трубку. Почти не дыша, женщина молча сидела в темном коридоре, держа руку на телефоне, и из ее глаз медленно текли слезы. Ей было страшно от мысли о том, что ее мужа больше нет и не будет, страшно за детей, которым теперь расти без отца.
«Что же рассказать детям сейчас – правду или соврать? Может, сказать, что его забрали на войну? Или что он уехал в другую страну на заработки? Нет! Нужно сообщить им правду!» – рассуждала про себя Людмила, с надеждой глядя на телефон, – вдруг позвонит подруга и подскажет верное решение. Но телефон продолжал молчать.
Она решила, что скажет все как есть. Ну почти все. Она зайдет к ним в комнату, в которой они играют, где им весело, сядет рядом с ними и скажет, что их папы больше нет, что он погиб в аварии.
Мальчик Егор не поверил в услышанное и продолжил играть с машинками, но, посмотрев на мать, на слезы на ее глазах, на трясущиеся руки, понял, что она говорит правду, что папу он больше никогда не увидит, тот не поможет ему починить велосипед, не поиграет с ним в мяч, не прокатит его на большой машине…
Расти без отца детям было очень трудно. Мать – не сразу, спустя пару лет – нашла другого мужчину, но он оказался плохим отцом, постоянно был пьяным и порой мочился мимо туалета. Денег он получал мало, и работа у него была не такая интересная, как у папы. Отчим не обращал на детей никакого внимания, ему нужна была только их мать. Результат отсутствия воспитания был предсказуем: к шестнадцати годам Егор связался не с теми людьми, начал курить, пить, драться; вступил в одну из московских бригад бандитов и в тысяча девятьсот девяносто шестом году сел в тюрьму, из которой его вынесут вперед ногами через пару десятков лет.
Младшей дочери Валентине жить без отца было так же трудно, но ее судьба в итоге сложилась лучшим образом, чем у Егора. Правда, сначала девчонке пришлось несладко. Когда ее старший брат связался с дурной компанией, она от него отдалилась, полностью погрузилась в учебу и поступила в институт. Но в тяжелое для страны время ей было очень сложно учиться и выживать на одну стипендию, без всякой помощи от родителей, поэтому она подрабатывала то на рынке, то в салоне сотовой связи и очень мало спала. Как только Валентина получила красный диплом врача, она покинула родную для нее Москву, вышла замуж за успешного и при этом порядочного мужчину и теперь живет в центре Петербурга, воспитывая двух прелестных детей. О прошлом она старается не вспоминать, изредка навещает мать и могилу родного отца.
Милиционер Николай после всего с ним случившегося решил оставить органы. В перестройку он нашел себя в бизнесе и лишь иногда вспоминал девушку на дороге… Ту самую, из-за которой поменялась его жизнь. Он вспоминал ее, но никому и никогда не рассказывал об этом. На вопрос, почему он уволился, жене Николай отвечал, что там была маленькая зарплата, соседям – что все прогнило и он не хочет принимать в этом участие, а самому себе он говорил, что, если еще раз увидит картину из тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года, застрелится.
Луч света пробился сквозь веки Александры. Сознание мгновенно пронзила мысль: «Что-то изменилось, уже не так темно, и я кожей ощущаю ветер». Саша тут же открыла глаза с надеждой на то, что ужасный сон закончен, сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из ее груди. Но, как только пелена спала, оно резко замерло, и девушка задала себе вопрос: «Где я?!» Высоко-высоко над ее головой расплывалось прекрасное синее слегка прозрачное небо, словно через толщу воды расплывались лучи света. Гигантские планеты повисли в самом верху, почти касаясь этих небесных волн. Саша не могла оторвать взгляда и не могла поверить в то, что она сейчас видит. Глаза говорили ей, что все это слишком красиво, это сон, это не реальность.
Внизу Александру окружал чуть менее живописный пейзаж. Он был больше похож на огромную пустыню, окруженную горами, возвышающимися почти до самого неба, а их острие, словно золото, бликовало на свету. Саша смотрела на этот мир, открыв рот и продолжая не верить своим глазам. «Но такое нельзя выдумать», – подумала она.
– Тут очень красиво, но… Меня пугает мысль о том, что я больше никогда не вернусь в свой мир, к которому так привыкла, – прошептала Саша.
Встав на камень, она смотрела на то, что ее окружает, и ее сердце замирало от увиденного. Сашу тревожили вопросы: «Что мне делать? Стоять здесь и ждать, пока кто-то за мной придет, или самой искать дорогу?» Сквозь легкую дымку Саша увидела, что вдалеке пустыня заканчивается и начинается темный зеленый лес, посреди которого сверкает огромное озеро.
Мысли о том, что это не сон, периодически посещали голову Александры, но она всячески отказывалась в это верить. Она решила так: раз уж это такой глубокий, яркий и безумно красивый сон, то не стоит стоять на месте; возможно, где-то там дальше, за во-о-он теми далекими горами с золотыми макушками, она найдет ответ и проснется у себя дома…
Саша еще не знала, что она больше никогда не проснется в своей комнате как ни в чем не бывало, – ее тело давно остыло. А ее душа теперь в таком мире, который никто из живых не увидит, пока его сюда не пригласят.
– Во что же я одета? – Саша обратила внимание на то, что на ней не ее привычная одежда: белая пижама была очень удобной и легкой, ветер развевал ее теплыми порывами, которые то усиливались, то успокаивались. – Пора принять решение, куда же мне пойти, да так, чтобы не заблудиться. Похоже, здесь никого нет. Здесь так тихо… А если я…
Сложив руки у рта, Саша закричала в надежде на то, что кто-нибудь да появится и ей не будет так одиноко. Здесь Александра проявила настоящее мужество: в душе ей было страшно, но она не поддавалась панике и мыслила достаточно позитивно.
На крики Александры никто так и не откликнулся и не появился, к чувству тревожности присоединилось ощущение одиночества от осознания того, что, возможно, здесь, на много-много километров вокруг, она совсем одна. Саша опустила руки, ей захотелось присесть.
Рядом, на соседнем камне, она увидела аккуратно стоящие белые сандалии. «Поскольку рядом никого нет, – подумала Саша, – то я могу их примерить». На этой обуви не было этикетки и цифры, указывающей на размер. Девушка присела на камень и обулась. Сандалии оказались очень удобными, ничего лучше она на ногах не чувствовала – их словно шили специально для ее ступней и лодыжек. Саша вспомнила, что всегда при покупке обуви – дорогой или дешевой – она натирала пятку или палец. Но тут почему-то была уверена в том, что такого не будет, – они сидели просто идеально. Она посмотрела на свои ножки в обновке и улыбнулась ей.
Вновь встав на камень, Саша обнаружила, что дымка вдали исчезла и теперь можно увидеть, что за тем зеленым лесом с озером ярко светится какая-то белая извилистая линия. Саша обернулась и тут же вздрогнула – позади нее все потемнело. Тьма казалось настолько плотной, словно ее можно было потрогать, почувствовать кожей.
– Это невероятно…
Конца темной стены не было видно.
– Похоже, я на краю света.
Смотря на эту стену, Саша с ужасом вспомнила, как еще недавно была внутри этой темноты. Мурашки пробежали по ее коже, девушка обернулась.
«Возможно, это река так ярко отражает свет», – подумала Саша. Линия уходила куда-то далеко-далеко. «Стало быть, нужно идти туда, – рассуждала про себя Саша. – Но как спуститься с этого каменистого склона? Интересно, когда здесь наступает ночь? Сколько сейчас времени? Вдруг я пойду, на полпути стемнеет, и я заблужусь». Саша стояла на камне и в упор смотрела вдаль. Набравшись уверенности в том, что все у нее будет хорошо, наконец она отправилась в путь – ее не испугала эта пустыня и этот темный лес.
Громкий автомобильный клаксон разбудил Валеру. Тьма рассеялась, и первое, о чем он подумал, – это что он лежит на столе в морге: он чувствовал что-то твердое под своим телом. Валера резко соскочил и встал на пол, ведь он испугался того, что его похоронят заживо, – этот страх жил в нем с детства и много раз ему это снилось. Стоя на ногах, он замер, его мысли начали приходить в порядок, с глаз спала пелена. «Это точно не морг», – подумал Валера, и надежда на то, что все это было сном, развеялась вместе с тем ветром, что дул на него.
– Это не сон, и я не в коме. Я точно умер, – прошептал Валера.
Он сел на камень и долго смотрел вдаль. Его переполняло осознание того, что он все потерял и что теперь ему это не вернуть. Вспоминая жену и детей, Валера жалел, что так мало времени проводил с ними, гулял, посвящал им выходные, дарил подарки… Если бы была возможность, то он прямо сейчас сделал бы ремонт в ванной. Столько лет он обещал жене, но постоянно врал, что нет времени. Теперь Валера знает, что время у него было даже на то, чтобы отремонтировать всю квартиру, просто он этого не хотел. Валера вспомнил сына Егора, которому он много раз обещал сходить в ледовый дворец, покататься на коньках или махнуть в цирк на выходных. Но по субботам и воскресеньям Валера предпочитал лежать на диване, смотреть телевизор и пить пиво, а в рабочие будни и на детей, и на жену времени совсем не оставалось.
Валере стало не по себе. Он понял, что жил неправильно, только для себя. Вдруг он почувствовал, как по его грубой щеке покатилась одинокая слеза, – ему впервые за все прожитые годы стало жалко кого-то другого. Он не знал, что будет с его сыном, его дочерью и его женой; но зато понимал, что было бы, если бы он не пил по выходным, а ходил с ними на выставки в музеи, да просто, черт возьми, гулял! «Почему я этого не делал?!» – крикнул Валера. Он кричал так громко, как только может кричать человек. Его душу терзало горькое сожаление о его поведении.
– Жизнь прожита впустую, – тихо сказал Валера и заплакал.
Сквозь слезы он просил дать ему еще один шанс, он собирался устроить торги за возможность все исправить. Но вскоре он понял, что ему нечего предложить, – карманы его пусты, и за душой тоже ничего не осталось. Все кончено.
– Грехи мои тяжкие. Пожалуй, я уже не в силах что-либо исправить.
Он еще раз осмотрел все вокруг – внизу справа и слева была пустота и тишина. Валера по привычке хотел достать из нагрудного кармана сигареты и не сразу сообразил, что кармана-то нет. На его одежде вообще не было никаких карманов, но Валера, как ни странно, не испытал чувства злости – не так уж и сильно хотел он курить, сейчас ему эта многолетняя привычка показалась ненужной. Присмотревшись, вдалеке он увидел белую полоску – она извивалась, как уж, и светилась. Валера решил спуститься с холма и пойти прямо к этой линии. Как только он сделал шаг, ноги по щиколотку провалились в песок – он был мягким и теплым. Нужно двигаться аккуратно, чтобы не свалиться. Внизу, у подножья, Валера увидел огромные валуны, и он побоялся споткнуться и покатиться прямо на них.
Он задумался, посмотрел еще раз вниз на камни и заметил, что чуть правее от него, присыпанная песком, лежит сухая гладкая палка. «Ее можно использовать как трость», – подумал Валера, протянул руку и словно обжегся. Резко отдернув ее, он с удивлением смотрел на свою кисть: на ней – все пять пальцев, нет ожогов и шрамов, у него идеальная кожа, будто он не водителем всю жизнь работал, а пианистом. В голове сразу появилась новая цель – скорее спуститься вниз, найти какое-нибудь зеркало и посмотреть на себя. Валере стало любопытно, как он сейчас выглядит и сколько ему лет. Чувствовал он себя на все восемнадцать – в коленях нет хрустов, поясница не болит. Валера тяжело выдохнул и тихо сказал:
– А с чего бы ей болеть? У мертвых не болит ничего. – Он немного расстроился, схватил палку и медленно, шаг за шагом стал спускаться по мягкому песку к камням. – Лишь бы змей в этих песках не было…
Валера шел навстречу неизвестности. На середине пути он замедлился. Посмотрел сначала наверх, откуда начал спускаться, потом – вниз, а затем – на тот лес, что мерцал вдалеке.
– Далеко мне идти… Но выбора нет… – он продолжил спускаться, выбора у него и вправду не было. – Здесь очень странно. Нет птиц, и я не увидел ни одного насекомого. А небо тут такое необычное и такое высокое, что даже смотреть страшно, – слегка запыхавшись, бубнил Валера.
Он смотрел себе под ноги, но не останавливался. Большие валуны были уже совсем близко, еще пару шагов – и он до них дошел. Стоя внизу, он увидел тропинку, ведущую в тот дальний темный лес.
– Что ж, похоже, мне нужно идти по ней, – заключил Валера и с палкой в руке, как с тростью, отправился по этой узкой дорожке в лес.
Александра спускалась очень медленно, стараясь не думать о дурном. Она часто останавливалась и смотрела на окружавший ее мир. «Он прекрасный и слегка пугающий», – думала Саша, но надеялась на то, что в один прекрасный момент она просто проснется и забудет все, что здесь было. Поскорее бы уже…
Шаги становились все быстрее и быстрее, и у подножья холма она уже почти бежала. Ее лодыжки проваливались в мягкий песок, ноги поднимали пыль, и Саша была уже близко от холма, как вдруг у нее перед глазами всплыло воспоминание, которое чуть не повалило ее на землю. Саша вспомнила своих родителей, и ей стало безумно страшно от мысли о том, что все это не сон, что произошло что-то ужасное и она никогда не вернется. В ее груди все сжалось. Она испугалась за маму с папой: раньше она думала, что, когда они постареют, она будет за ними ухаживать и заботиться о них, а теперь, получается, делать это будет некому. Затем Саша подумала о том, что если она не проснется, то ей самой никогда не стать матерью, что она не сможет нянчить на своих руках маленького мальчика или девочку, что не будет радоваться первому слову из уст ребенка… И она совсем поникла, былая уверенность испарилась, в ногах появилась слабость. Саша плюхнулась на мягкий песок и заплакала.
Она продолжала себя накручивать, ей становилось все страшнее. Но вот со стороны высоких гор раздался гром, и он отвлек Сашу от всех мыслей. Она смахнула слезы рукой и осмотрелась. Прямо перед собой она разглядела огороженную камнями тропинку, ведущую вдаль, сквозь эту пустошь. Ни секунды не думая, девушка поднялась на ноги и не спеша, словно прогуливаясь в парке, пошла по ней. Вдоль нее с обеих сторон редко росли маленькие кривые деревья, они казались засохшими, но Саша видела на них зеленые листья. Поле было усыпано большими и маленькими валунами.
По этой узкой тропинке Саша шла очень долго, но ноги ее не уставали. Она постоянно оглядывалась назад и по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь – того, у кого она сможет узнать, где она, куда ей идти и что делать дальше. Но, сколько бы Саша ни оглядывалась, сзади никого не появлялось, лишь ветер, поднимая пыль, сопровождал ее на этом пути. Она смотрела под ноги, с нетерпением ожидая увидеть здесь хоть что-то живое, хотя бы муравья, ползущего под камень, или жука, быстро перебегающего через тропинку. Но, сколько бы она ни смотрела, кроме нее тут никого не было.
Вдоль тропинки стало появляться больше растений, а она постепенно становилась глинистой и немного холодной. Темный зеленый лес был уже совсем рядом.
– Может, хотя бы в том лесу я встречу какую-нибудь зверушку?
Саша ускорила шаг. Она уже представила, как птицы сидят на высоких ветках или как муравьи бегают по стволам деревьев. Она шла все быстрее и быстрее, но вскоре заметила, что лес как будто отдаляется от нее. Ускорившись еще немного, Саша бежала уже на грани своих возможностей, но лес оставался все так же далеко, ее ноги очень сильно устали, и она остановилась. Саша решила идти спокойно, как шла до этого. Все это было очень странно. «Но сны всегда такие», – подумала она и просто приняла это.
Легкий туман рассеялся, лес начал казаться еще темнее и зеленее. Он стал бесконечным, не было видно ему ни конца ни края. На подступах к нему Саша почувствовала, что из его глубины исходит необычная энергия, – она будто звала девушку войти внутрь. Перед ней стоял густой лес, и тропа вела ее прямо в его глубь, сквозь ветви кустов. Останавливаться Саша не собиралась. Ей было немного страшно, но идти было нужно, поэтому она оглянулась назад, посмотрела на холм, от которого так долго шла, и, снова устремив взгляд вперед, сделала шаг в непроглядную чащу.
Лес показался ей нестрашным. Он напомнил ей о том, как в школе они с одноклассниками ходили в походы, жгли костры на зеленой поляне среди деревьев, жарили картошку в углях, разговаривали обо всем и радовались каждой минуте. Затем они разбивали палатки и долго не могли уснуть, шутя и смеясь, пока вожатый громким голосом не приказывал лечь спать. Это было прекрасное время, но Саша никогда больше не увидит своих одноклассников, не пожарит на углях картошку и не поспит в палатке.
Было странным, что эти воспоминания не вызвали у Саши ни одной эмоции, в ее груди ничего не дрогнуло. Александра не сходила с тропинки, она пробиралась сквозь кусты и отодвигала руками ветки деревьев, свисающие на эту извилистую дорожку. Для Александры было странно не слышать пения птиц, ведь даже зимой в чаще леса можно услышать ворон, дятла и других пернатых, привыкших к снегу и морозу. А здесь, в таком густом зеленом массиве, до ее слуха доносилось лишь то, как где-то в середине леса скрипят ветки. Трава и деревья были немного в грязи, засохшей на них. Саша боялась испачкать или – еще хуже – порвать свою одежду, поскольку понимала, что если она лишится того, что у нее сейчас есть, то замены ей никто не даст. Именно поэтому она шла очень аккуратно, осторожно перешагивая поваленные сухие деревья, стараясь не задеть торчащий острый сук.
Где-то вдали Саша вновь услышала раскаты грома. Она остановилась и задрала голову, всматриваясь в кроны деревьев: «Нет, совсем никого нет, где же они все?» Она ожидала, что этот гром заставит стаи птиц сорваться со своих мест, однако наверху Саша видела только пышные слегка покачивающиеся макушки деревьев. «И даже в лесу я совсем одна, да что же это за сон такой?! Нет ни людей, ни птиц, и чувство, что это не сон, не покидает меня. А вдруг… Нет, не смей думать о плохом, идем дальше. Нужно продолжать идти, и я куда-нибудь приду…»
Неожиданные хрусты деревьев из леса нередко заставляли Сашу вздрагивать и оглядываться, затаив дыхание и прислушиваясь к лесу. «Стало чуть светлее», – заметила девушка, тропинка привела ее к озеру.
– Вот то озеро, что я видела с холма! Какое же оно большое и тихое!
В его спокойной воде, как в зеркале, отражалось чудесное небо.
– Что это? – Саше показалось, что она услышала какие-то странные звуки.
Она решила приблизиться, аккуратно подошла к самому краю, с любопытством осмотрела берег – никого не видно, вокруг только деревья и трава. Саша замерла, почти перестала дышать, начала прислушиваться, и – точно – это были голоса, и они доносились из воды. Саша нагнулась к ней, но тут же, изменившись в лице, отпрыгнула и побежала прочь. Она услышала грубый мужской голос, и он говорил что-то зловещее.
Перепрыгивая через корни деревьев, лужи, камни, Саша продолжала бежать, она боялась оглянуться, ей казалось, что кто-то из озера ее преследует. Она бежала и бежала, ее главной задачей было не сворачивать с этой узкой тропы. Саша заметила, что впереди, за кустами, гораздо больше света, и она ускорилась. Становилось все светлее и светлее, и наконец, зажмурившись, она прорвалась сквозь эти кусты. Саша приоткрыла глаза, остановилась и увидела, что перед ней – огромный пустырь. Она посмотрела назад, на чащу, ненадолго замерла и выдохнула – ей все-таки показалось, что ее преследуют. Уже виделось белое свечение. «Похоже, я уже почти добралась», – подумала Саша и медленно пошла дальше.
Пробираясь сквозь чащу безжизненного леса, Валера совсем ни о чем не думал. Он не вспоминал школу или детство, а просто шел к своей цели. Ею было озеро и Валерино отражение в нем, сейчас он хотел только этого. Он постоянно цеплялся за сучки, шип какого-то растения застрял у него в одежде. Его сандалии были полностью в грязи, а вещи – сплошь в дырках и зацепах.
– Вот оно, озеро, оно уже совсем близко, – Валера почуял запах воды. – Сейчас посмотрим, что со мной стало.
Он сошел с тропинки и побежал сквозь траву к воде. Валера был неудержим, палкой прорубал себе путь, ломая стебли и прокладывая себе новую дорогу. Добежав до песчаного берега, Валера встал на колени, наклонился над озером и замер в недоумении: он не увидел в нем отражения, и это привело его в гнев.