Твои очи, сестра, остеклели:
Остеклели – глядят, не глядят.
Слушай! Ели, ветвистые ели
Непогодой студеной шумят.
Что уставилась в дальнюю просинь
Ты лицом, побелевшим, как снег.
Я спою про холодную осень, —
Про отважный спою я побег.
Как в испуге, схватившись за палку,
Крикнул доктор: «Держи их, держи!»
Как спугнули голодную галку,
Пробегая вдоль дальней межи —
Вдоль пустынных, заброшенных гумен.
Исхлестали нас больно кусты.
Но, сестра: говорят, я безумен;
Говорят, что безумна и ты.
Про осеннюю мертвую скуку
На полях я тебе пропою.
Дай мне бледную, мертвую руку —
Помертвевшую руку свою:
Мы опять убежим; и заплещут
Огневые твои лоскуты.
Закружатся, заплещут, заблещут,
Затрепещут сухие листы.
Я бегу… А ты?
1906Москва
Мои пальцы из рук твоих выпали.
Ты уходишь – нахмурила брови.
Посмотри, как березки рассыпали
Листья красные дождиком крови.
Осень бледная, осень холодная,
Распростертая в высях над нами.
С горизонтов равнина бесплодная
Дышит в ясную твердь облаками.
1906Мюнхен
Куда ни глянет
Ребенок в детстве,
Кивая, встанет
Прообраз бедствий.
А кто-то, древний,
Полночью душной
Окрест в деревни
Зарницы точит —
Струей воздушной
В окно бормочет:
«В моем далеком
Краю истают
Годины.
Кипя, слетают
Потоком
Мои седины:
Несут, бросают
Туда:
Слетают
Года —
Туда, в стремнины…»
Слетают весны.
Слетают зимы.
Вскипают сосны.
Ты кто, родимый?
– «Я – время…»
Много ему, родненькому, лет:
Волосы седые, как у тучек.
– Здравствуй, дед!
– Здравствуй, внучек!
– Хочешь, дам тебе цветок:
Заплету лазуревый венок.
Аукается да смеется,
Да за внучком, шамкая, плетется.
Он ли утречком румяным – нам клюкою не грозит?
Он ли ноченькою темной под окошком не стучит?
Хата его кривенькая с краю:
Прохожу – боюсь: чего – не знаю.
Как токи бури,
Летят годины.
Подкосит ноги
Старик и сбросит
В овраг глубокий, —
Не спросит.
Власы в лазури —
Как туч седины.
Не серп двурогий —
Коса взлетела
И косит.
Уносит зимы.
Уносит весны.
Уносит лето.
С косой воздетой
Укрылся в дымы:
Летит, покрытый
Туманным мохом.
Коси, коси ты, —
Коси ты,
Старик родимый!
Паду со вздохом
Под куст ракиты.
Пусть жизни бремя
(Как тьмой объяты)
Нам путь означит,
А Время,
Старик косматый,
Над вами плачет.
Несутся весны.
Несутся зимы.
Коси, коси ты, —
Коси ты,
Старик родимый!
1909Москва
Л.Л. Кобылинскому
Вижу скорбные дали зимы,
Ветер кружева вьюги плетет.
За решеткой тюрьмы
Вихрей бешеный лёт.
Жизнь распыляется сном —
День за днем.
Мучают тени меня
В безднах и ночи, и дня.
Плачу: мне жалко
Былого.
Времени прялка
Вить
Не устанет нить
Веретена рокового.
Здесь ты терзайся, юдольное племя:
В окнах тюрьмы —
Саван зимы.
Время,
Белые кони несут;
Грива метельная в окна холодные просится;
Скок бесконечных минут
В темные бездны уносится.
Здесь воздеваю бессонные очи, —
Очи,
Полные слез и огня.
Рушусь известно в провалы я ночи
Здесь с догорающим отсветом дня.
В окнах тюрьмы —
Скорбные дали, —
Вуали
Зимы.
Ночь уходит. Луч денницы
Гасит иглы звезд.
Теневой с зарей ложится
Мне на грудь оконный крест.
Пусть к углу сырой палаты
Пригвоздили вновь меня:
Улыбаюсь я, распятый —
Тьмой распятый в блеске дня.
Простираю из могилы
Руки кроткие горе,
Чтоб мой лик нездешней силой
Жег, и жег, и жег в заре,
Чтоб извечно в мире сиром,
Вечным мертвецом,
Повисал над вами с миром
Мертвенным челом —
На руках своих пронзенных,
В бледном блеске звезд…
Вот на плитах осветленных
Теневой истаял крест: —
Гуще тени. Ярче звуки.
И потоки тьмы.
Распластал бесцельно руки
На полу моей тюрьмы.
Плачу. Мне жалко
Света дневного.
Времени прялка
Вновь начинает вить
Нить
Веретена рокового.
Время белые кони несут:
В окна грива метельная просится;
Скок бесконечных минут
В неизбежность уносится.
Воздеваю бессонные очи —
Очи,
Полные слез и огня,
Я в провалы зияющей ночи,
В вечеряющих отсветах дня.
1905Москва