И не только Сэлинджер. Десять опытов прочтения английской и американской литературы – Андрей Аствацатуров

Легко любить благородного породистого пса, чья родословная простирается куда-то в далёкое прошлое, едва ли не к первым одомашненным волчьим мордам. Точеные линии фигуры, выверенные стандарты, приятные глазу, – настоящие фотомодели собачьего мира. Но всё же преданным и обаятельным прекрасным другом может стать и безродная дворняжка, помесь бульдога с носорогом, ни на кого не похожая и уникальная от кончика носа, до последней шерстинки лохматого хвоста. Я как-то видела такого уникального пса как раз в одной из питерских подворотен – шарпей и немецкая овчарка, удивительное сочетание, как будто комиссару Рексу выдали служебный чепрак на десять размеров больше, но тот, впрочем, не унывает и вовсю радуется жизни. К чему это я? К тому, что данная книга Аствацатурова не подходит под строгие жанровые каноны, не может быть причислена к какой-либо литературной «породе», а представляет собой своеобразного «метиса» лекций по литературоведению и бодрых баечек из собственных жизни. Можно, конечно, назвать эту смесь хитрым словом «эссе», что, собственно, и сделано, но на обычные эссе это тоже не слишком похоже.В своих «литературных опытах» Аствацатуров не учит нас литературе, а показывает на собственном опыте (смотри, как я делаю!), что с её интерпретацией можно обходиться достаточно вольно и разнообразно, не погрязая навеки в университетских канонах трактовки. При этом каждый способ будет давать свои результаты, которые автор не подаёт как непреложную истину (о как бы поучиться этому многим критикам!), а как один из вариант находок, и честно предупреждает: зайдёте не в окно, как я, а с парадного входа или через заднюю дверь, так получите другой результат. Чаще всего «опыты» строятся по похожей структуре: баечно-жизненная иллюстрация, так похожая на любимые автором литературно-биографические опыты из «Людей в голом» или «Скунскамеры» (вечное существование в питерской полуобморочной атмосфере филологического гомункула, о да), затем постановка какого-то конкретного вопроса из творчества автора (вопроса небанального, но интересного и иногда очень мелкого, например, зачем Сэлинджеру в рассказах так много ружей, которые никогда не выстреливают?), исследование этого вопроса, вариант ответа и обязательная отмазка в конце, что это не истина в последней инстанции. Вопросы поднимаются действительно интересные даже о тех произведениях, которые многими изучены вдоль и поперёк, а уж копать Аствацатуров будь здоров – без преувеличения скажу, что он в современном филологическом пространстве, доступном для профанов, вроде обычных читателей, является самым мощным исследователем зарубежной англоязычной литературы, прекрасным обаятельным лектором и большим молодцом, да простит меня не менее прекрасная, но более академичная госпожа Каминская. Кстати, кто слушал лекции Аствацатурова и боится, что потратит деньги зря, купив эту книжку, потому что он всё это слышал, то спешу успокоить: вопросы очень точечные и новые, хотя отдельные пересечения с уже много раз сказанным есть, но они фрагментарны и случайны. Хорошо и само издание с отличными картинками, вот только оно создаёт ложное впечатление, что это довольно большая книга. Не верьте, текста там совсем немного, он напечатан аршинными буквами с двухаршинным интервалом. Книга совсем небольшая – и это единственный её минус. Мог бы не жадничать господин Аствацатуров и поделиться своими находками с нами в большем количестве.

Иногда хочется почитать не только книги, но и о книгах. Далека от мысли, что таким способом можно научиться писать. Это либо положено в тебя изначально и нужно неустанным служением огранивать свой алмаз, либо не положено – тогда сколько книжек по теме ни прочти, сколько семинаров ни посети, все будешь строчить УГ. Скорее потребность время от времени читать литературоведение и критику того же свойства, что у влюбленного, любой разговор сводящего к своему предмету, а когда находится понимающий собеседник, это вообще именины сердца. Я не знаю Андрея Аствацатурова в ипостаси писателя, но в роле собеседника, говорящего о литературе, он приятен.«И не только Сэлинджер» – сборник эссе, не объединенных общей темой: английская литература здесь соседствует с американской; поэзия с прозой; короткая форма с романистикой. Очень условно можно отнести все к англоязычной литературе. Хотя скорее это размышления автора, в разное время инициированные разными причинами. Так или иначе, тексты качественные, дают пищу уму, рассказывают о произведениях, к которым русский читатель, за редкими исключениями, не подберется. И содержат определенные алгоритмы, применяя которые, можно получить от чтения больше удовольствия.Для девяти из десяти читателей Сэлинджер – это «Над пропастью во ржи». один вспомнит еще и Глассов, а между тем, о семействе людей, наделенных мудростью дзен, у писателя девять рассказов и повесть – всяко побольше, чем о Холдене Колфилде. Хотя любим мы все равно его: неисповедимы, и всякое такое. Я не читала девяти рассказов, только «Выше стропила, плотники», и с сюжетом «Лапы-Растяпы» не была знакома. Но разглядеть прием навязчивых повторов и множественных отражений в построении этого рассказа было интересно. Дочь героини со своим воображаемым другом разыгрывает драму матери, продолжающей оплакивать давно потерянного возлюбленного; мир вещей, предметов, убивший Уолта Гласса, переносит остаточную неприязнь на нее – сниженную (то споткнется, то запнется,то уронит на себя что, то ударится) как снижена вся ее жизнь по отношению к той, какую она должна бы вести. Это и точное до уровня «сколько-вешать-в-граммах» уточнение незначащих, в сути, деталей – творческие приемы Сэлинджера.Генри Джеймс, более всего любезный народу «Поворотом винта», я еще как-то убила вечер на чтение «Зверя в чаще» в оригинале, мучительно продираясь сквозь нагромождения авторского синтаксиса и кляня себя. Но «Писем Асперна»не знала. История филолога, отправившегося в Венецию с намерением заполучить письма знаменитого поэта у оставленной им полвека назад женщины напомнит любителям русской классики «Пиковую даму». устремленным в будущее – «Обладать» антонии Байетт. Так или иначе, суть приема, использованного здесь Генри Джеймсом, в трудности перевода, несовместимости инструментария авантюрного романа, в рамках которого действует охотник за письмами и любовного,в свете которого видит происходящее компаньонка старой дамы. «Сердце тьмы» Джозефа Конрада до сих пор не прочла, каюсь, хотя тысячу и один раз мне советовали это сделать. Потому предельно кратко резюмирую особенности, обессмертившие произведение: ненадежный рассказчик и, под обложкой авантюрного романа об охотниках за сокровищами в колониях – экзистенциальный ужас малости человека и незначительности человека перед лицом равнодушной природы, способной в одночасье поглотить его вместе со всеми плодами труда, О «Повелителе мух» Голдинга говорить, напротив, легко, как о предмете. знакомом всем. но мысль соотнести его с «Вакханками» Еврипида первому пришла в голову Аствацатурову, я даже догадываюсь, почему именно. Отслеживать трансформации сюжета, в котором Ральф предстает поочередно Аполлоном и Дионисом, а действующие лица Пенфеем и Агавой чертовски интересно. «Бесплодная земля» Томаса Стерна Эллиота у меня только намечается к прочтению (угу, последние двадцать лет, с момента выхода в свет «Бесплодных земель» из кинговой «Темной башни» Но теперь-то уж точно прочту. Потому что автор рассказывает о поэме бесподобно. Так-то и прежде знала, что семантическая плотность поэтического текста намного выше, чем у прозы, но показать это на примере отрывка так, чтобы непременно захотелось читать – дорогого стоит.Рассказы Амброза Бирса, в частности его «Случай на мосту через совиный ручей» уже настолько хрестоматийны, что и говорить о них лишний раз как-то неловко. И для меня эта часть книги Аствацатурова открытием не явилась. Хотя тут я субъективна, просто немыслимый восторг от чтения оригинальной версии рассказа, а он был чуть не первым, прочитанным по-английски, и первым, с которым пришло ощущение: я могу понимать этот язык и наслаждаться хорошим текстом. Такого ни с кем не разделишь. «Шума и ярости» Фолкнера не читала, но знаю его «Особняк» и в фолкнеровскую космогонию все, сказанное о романе вписывается превосходно. Это был прекрасный повод вспомнить. То же касается «Уайнсбурга. Огайо» Шервуда Андерсена, некоторые рассказы из которого читала с мозаичной, «собранной» Америкой."Кентавр" Апдайка непременно прочту. Генри Миллера читать не стану даже если мне за это заплатят. Резюмируя: отличная книга для тех, кто любит книги.

Ну, не Быковым единым! Андрея я открыла для себя из лекций по американской литературе на Арзамасе. Эффект этих лекций был примерно такой, как если бы я пришла на пару по мат. программированию, чтобы поспать на задней парте, а там молодой препод раз! и распахивает халат. И ты такая: ой, а можно я пересяду поближе. Короче говоря, это блестяще начитанные, остроумные, выразительные, увлекательные лекции, и я горячо и страстно рекомендую.

«Книжка с картинками» немного пересекается с лекциями, но, в целом, самостоятельное произведение. 10 эссе, каждое автор начинает какой-то личной преамбулой (встречей с политиком, принимающим законопроекты по совету оракулов, рекомендацией, как смотреть голливудские фильмы, размышлениями, почему так мало книг о филологах), и от этой преамбулы выстраивается красивый мостик в сторону определённого писателя, его жизни и произведений. Дабы ни один не-филолог не почувствовал себя идиотом, автор кратенько пересказывает содержание текстов, прежде чем их проанализировать. Даются кусочки изначального английского текста, и перевод к ним (и это вообще дополнительный кайф – сравнивать и понимать, что ни один, даже самый удачный перевод, не передаёт книгу такой, какой она была написана). По сути, эссе представляют собой не глубинный, всеобъемлющий анализ (иначе такую книгу можно было бы продавать вместе с феназепамом в аптеке), а точечный обзор. В результате: а) это нескучно б) хочется пойти в библиотеку и прочитать всё, даже Фолкнера, а это знаете ли, откровение почище препода в распахнутом халате.