– Прошу. – да, всё верно. Её начальство отличается конкретностью. Спокойствием. И немногословием. Иначе не продержалось бы на своей должности и пары месяцев.
– Есть, сэр. Так вот. Примерно две-три недели назад с моим мужем стало происходить что-то странное… – она, вначале запинаясь, но затем взяв себя в руки, доложила о тех мыслях, которые не могли не возникнуть у женщины, вдруг переставшей быть… Желанной! – … и я вызвала доктора. Он исследовал слюну моего мужа. Анализ показал… Впрочем, может быть об этом лучше доложит сам доктор?
– Слушаю вас. – полковник просто повернул лицо к Расмуссену.
– Да, сэр. Э-э… Когда мы сделали первичный, грубый, так сказать, анализ, я только по косвенным данным смог понять только тот факт, что здесь мы имеем дело с новым, ещё не известным нам, психотропным веществом. (наверняка более поверхностный анализ просто не выявил бы ничего… э-э… необычного!) Несомненно, первоначально это вещество поступило в организм откуда-то извне. И оно является очень… Специфично действующим. И сильным. (Ну, это-то сомнения не вызывало!) Повторный анализ, собственно, подтвердил всё это. И позволил установить примерный состав и строение молекулы. Вот, сэр, – доктор подал полковнику распечатку со схемой молекулы, полковник на неё и не глянул, вместо этого продолжая изучать лицо доктора. А на лице этом явственно читался испуг. Полковник, уже интуитивно понявший, к чему доктор ведёт, спросил:
– Действие этого… Вещества. Обратимо?
– Э-э… Боюсь, что нет, сэр. Вот эти полипептидные связи… – доктор попробовал что-то показать на листке, полковник вновь проигнорировал, – позволяют предположить, что это вещество – и само очень устойчиво… И, раз попав в кровь, продуцирует выработку клетками печени самого пострадавшего – таких же, или аналогично действующих, веществ. Да-да, сам поражаюсь! – Расмуссен поторопился возразить на удивлённо вскинувшиеся брови полковника, – Сам никогда с таким не сталкивался. Да и никто, как мне кажется, ещё не сталкивался! Это, как если бы человек, впервые попробовавший героин, потом сам смог бы по мере надобности вырабатывать его в себе сам – по желанию!
А оно возникало бы… Достаточно часто! Потому что состояние расслабленности, то есть – ничегонеделания, теперь приносит такому заражённому кайфа… Простите – наслаждения – куда больше, чем… э-э… Всё остальное. Включая секс.
– То есть – теперь такой человек – ленив и… Самодостаточен?
– Да. Да, сэр.
– И на остальное… Здоровье – вещество не влияет?
– Да, сэр. Практически никакого вреда организму получившего вещество, не наносится. Вероятно, и продолжительность жизни не изменится. Только… э-э… Поведение. Заражённый будет апатичным и вялым.
– А если прекратится поступление этого вещества извне – его действие на организм на этом не закончится?
– Э-э… Совершенно верно, полковник. Сэр.
– И как же нейтрализовать действие этого… Сверхвещества?
– Пока не знаю, сэр. Мы пока… – Расмуссен беспомощно глянул на Дайану, – Только обнаружили его!
– Понятно. Так. Теперь такой вопрос: откуда взялось вещество?
– Тоже пока не знаем, сэр. Мы…
– Мы поспешили сразу приехать к вам, сэр, чтоб доложить. – Дайана перебила доктора, заставив полковника снова взглянуть на себя.
– Понятно. А теперь выкладывайте, почему вы посчитали это срочным. Про то, почему вы посчитали это важным, можете уже не объяснять.
– Да, сэр. Я посчитала это важным и срочным потому, что три дня назад в супермаркете… – Дайана доложила о подслушанном разговоре уже куда собранней и спокойней, – …и вот поэтому я думаю, что поступление этого вещества в организмы наших мужчин было кем-то осуществлено примерно одновременно. И – массово.
– То есть, выбор у нас небольшой?
– Совершенно верно, сэр.
– Пиво?
– Нет, сэр, – это влез снова доктор, – В нём я ничего не обнаружил!
– Но тогда – что?
– Ещё не знаю, сэр. Но, боюсь, предположения миссис Парсонс не совсем верны. Этим заразили, как мне кажется, не только мужчин. А и вообще – всех! Просто…
Просто на женщин эта штука, вероятно, не действует. Или её действие выражено слабее – поскольку у мужского и женского организмов разная гормональная база.
Дайана вскинулась:
– Что?! Почему вы мне не?..
– Боялся, что вы обидитесь, мэм. Если б я предложил вам исследовать вашу кровь и слюну.
Дайана поджала губы. А верно. Предложи док такое – она бы точно обиделась.
Проблему решил полковник:
– Доктор. Оборудование у вас с собой?
– Так точно, сэр.
– Приказываю: исследовать кровь и слюну майора Парсонс.
– Есть сэр.
Показалось ли ей, или во взгляде доктора на неё имелось что-то… Плотоядное?! И не столько этакое, нейтрально-научное, с которым учёный смотрит на объект, сколько… Как самец, озабоченный по весне, на элитную… А уж как хитро щурится, когда берёт мазок…
Вот уж он-то – точно не отказался бы!..
И имел бы основания на надежду, что рано или поздно его вожделения будут…
Особенно, если учесть, что её-то собственный законный муж наверняка нескоро!..
Анализ показал, что вещество присутствует. Пока – присутствует.
Но одновременно выяснилось, что док оказался прав: женские гормоны вполне успешно разлагают его со временем на безобидные составляющие!
– Чёрт возьми… – доктор не отрывался от окошечка анализатора довольно долго, и пробормотал под нос, словно автоматически: как бы сам себе, – Никогда не подумал бы. Оружие, избирательное по половому признаку! Поражает только мужчин!
– То есть, если мужчинам вливать женские гормоны – это не поможет?
– Почему же, сэр. Поможет. Только вот… Поскольку мужской организм, конечно, и сам продуцирует очень маленькие – буквально мизерные! – дозы этих женских, причём отнюдь не всех, гормонов, дозировку придётся делать настолько большой, что эти мужчины…
Хм-м…
Как бы перестанут быть теми, кого принято называть мужчинами!
– Это как? – полковник, разумеется, уже понял, но возгласа сдержать не смог.
– Ну, у них… Э-э… Так и не проявится мужское либидо: всё время… э-э… лечения они так и останутся – как бы… импотентами. Вернее – «моральными импотентами»: «работать»-то у них всё будет, но не будет ни малейшего желания заниматься этой… работой. Далее. Перестанут проявляться вторичные половые признаки – типа роста бороды, усов. Исчезнет так называемая «мужественность» в поведении. Они больше внимания начнут уделять своему внешнему виду – ну там, одежде, обуви. Морщинам, седым волосам. Детям, всяким щеночкам-котятам, домашнему хозяйству…
– Вы шутите, доктор?! – Дайана не удержалась, чтоб возмущённо не фыркнуть. – Поверьте, сейчас не самый подходящий момент!
Доктор глянул на неё. Никакой улыбки на лице не имелось:
– Отнюдь, мэм. Боюсь, я ещё несколько приукрашиваю, так сказать, смягчаю, картину от поступления гипертрофированных доз женских гормонов в неподготовленный организм противоположного пола. Боюсь, последствия могут быть и… Ещё хуже.
– Понятно. – их диалог прервал полковник, побарабанивший пальцами по полированной столешнице. – Вернёмся к насущным проблемам. Как полагаете, доктор, откуда могло поступать вещество?
– Вариантов немного. Или с пищей, или с питьём. Воздушно-капельным путём, то есть, через лёгкие – абсолютно исключено. Это вещество нелетуче.
Дайану вдруг словно кувалдой по лбу ударило:
– Насосная станция! Вода из-под крана!
Рота спецназа оцепила станцию оперативно – профессионалы же!
Была глубокая ночь – вернее, раннее утро! – и восточный край неба даже слегка посерел. Дайана поёжилась: она так и не переодела форменную одежду, в которой поехала к полковнику! А вот доктор нисколько, казалось, от утреннего холодка не страдал: сидя радом с ней на заднем сидении армейского «Хамви», деловито просматривал какие-то данные, которые успел перекинуть со стационарного компа Конторы себе в мобильник, и иногда довольно урчал: словно кот, перед которым поставили миску сметаны. Дайана еле удержалась, чтоб не скривить лицо в гримасу.
Полковник кинул короткий взгляд на них через плечо, но сказать ничего не успел: ожила портативная рация у него в руке.
– Танго, танго, я фокстрот. Мы на позиции.
– Начинайте. – полковник больше ничего не добавил, но инфракрасный бинокль на тёмное здание навёл. И не отрывал его от глаз, пока спустя ещё три минуты рация снова не ожила:
– Это фокстрот. Мы внутри. Осмотр закончили. Здесь чисто.
Полковник обернулся к водителю, за это время обозначавшему своё присутствие только движениями зрачков, как отлично было видно Дайане в зеркало у лобового стекла:
– Выдвигаемся. Сержант, езжайте прямо к центральным воротам.
Ворота двое крепких парней в бронежилетах и масках-капюшонах на лицах распахнули прямо перед передним бампером: хиленькие створки, похоже, даже не были заперты.
Полковник не торопился выйти, даже когда машина остановилась перед служебной дверью станции. Буркнул в рацию:
– Капитан. Сколько человек охраняло объект?
– Один, сэр! Да и тот мирно спал в свое каптёрке на втором этаже!
– Ясно. – полковник посопел, что, как знала Дайана, означало сильнейшее недовольство. Однако ей было не совсем понятно чем. Или кем: то ли капитаном, то ли – отвратительной охраной столь важного в стратегическом плане объекта, – Ведите к нему.
В каптёрке, захламлённой плохо побеленной комнате, буквально нависал стойкий запах грязных носков и дешёвого пива. Сам сторож оказался пожилым и всё ёщё сильно пьяным мужчиной. Белым. Бородатым. На полковника он смотрел сердито. И было заметно, что нисколько грозным видом вторгшегося спецназа не напуган.
Полковник спросил:
– Почему вверенный вам объект охраняете столь халатно?
– Снимите браслеты, – сторож протянул к полковнику скованные наручниками кисти, – Тогда и поговорим.
Полковник кивнул капитану, браслеты исчезли буквально за три секунды.
Сторож не торопясь растёр кисти. Хмыкнул. Сказал, прищурившись:
– Ну, задавайте ваши с…ные вопросы.
– Почему спите на посту?
– А вы – кто? Мой работодатель, чтоб задавать мне такие вопросы?
– Нет. Я – офицер агентства национальной безопасности. Нашей страны. И если я признаю вас виновным в нанесении этой самой безопасности ущерба, вам никакой адвокат не поможет. Потому что в федеральной тюрьме для особо опасных преступников, и лиц, предавших интересы своей страны, адвокатов нет. Как и амнистий или свиданий с родными. Вы просто исчезнете с лица земли.
– Ой, подумаешь, испугали! – однако заметно было, что в пьяном голосе проскользнула дрожь: с АНП никто не горел желанием связываться. А уж тем более – конфликтовать, – Мне шестьдесят восемь лет. И никакая тюрьма меня не удивит! И как у совершеннолетнего, и имеющего все положенные гарантии гражданина и избирателя, у меня есть права!..