Андрей Андреевич Вознин
Тень
– Королевский гвардеец Гор.
– И что ты тут ищешь, королевский гвардеец Гор?
– Художника… Он где-то был здесь…
– Художника? Хм-м…
И тут до Гора дошло, что старик сидит в окружении просто бесчисленного множества картин, а у окна стоит мольберт с заготовкой новой картины. И тут одно из двух – или гвардеец нашёл мастерскую Туно, или старик и есть истинный Художник. И последнее, судя по облачению незнакомца в очень подозрительно заляпанный красками халат, ближе всего к истине.
– А вы кто? – в свою очередь задал вопрос Гор.
– Не знаю…
– Как так? – гвардеец не смог скрыть искреннего удивления.
– Сижу тут, рисую. Иногда заходит молодой человек. Поговорить…
– Какой молодой человек? – насторожился Гор.
– Представительный. Приносит покушать, порою за услуги забирает что-то из нарисованного.
– Ну-ка, ну-ка…
Гор быстро прошёлся по помещению. И картины здесь были повсюду – стояли в рамах плотными рядами на полу, лежали холстами в высоких стопках и свёрнутыми в рулоны на стеллажах. А стеллажи те тянулись вдоль стен от пола до самого потолка. Ему никогда не приходилось видеть столько картин за раз…
Среди великого множества изображений гвардеец с удивлением узнавал и белые стены Города, и его жителей, и себя, крадущегося за мужиком, казнённым впоследствии вместо вот этого самого старика, и… И даже саму казнь!
Рисовал Художник просто отлично. Словно и не на картины смотрел Гор, а через маленькие окошки разглядывал внешний мир. Этот странно многообразный мир, где соседствовали белоснежные стены с этими же самыми стенами, но уже в буро-кровавых подтёках; ослепительное Солнце на голубом безоблачном небосклоне с мрачными тяжело нависающими над крышами домов грозовыми тучами. Гор ошарашенно перевёл взгляд на творца… Или, всё-таки – Творца?
Когда в появившуюся дверь вошёл гвардеец, Туно даже не пошевелился.
– Вставай, идём. – Гор коснулся плеча пленника.
Тот медленно поднял голову и взглянул на гвардейца… Но во взгляде теперь не было и капли осознанности. Лишь пустой холод присутствия. Словно кто-то вынул душу из этого тела, бросив умирать здесь лишь бренную плоть…
– Сколько себя помню, я всегда рисовал…
– А когда-нибудь покидали эту комнату? – поинтересовался у старичка Гор.
Тот замер, задумавшись. И лишь топорщившиеся во все стороны света волосы в такт ударам старого сердца легко подрагивали.
– Не помню. Ни кто я, ни как здесь оказался…
– Но ведь, кто-то же должен был вас научить рисовать?
– Должен был… Но… – Старик безвольно пожал плечами.
– Но сюжеты картин. Они же реальные. Вы откуда их берёте?
Безумие в глазах собеседника завораживающе пульсировало, то разгораясь ярким пламенем, то затухая сумрачной пеленой. И Гор чувствовал, как начинает терять связь с реальностью. Точнее, она буквально раскололась на две части – ту, что за стенами дома, где время мерно текло из прошлого в будущее, где когда-то белые стены Города вдруг окрасились кровавыми подтёками, а неизменное Солнце на небосводе навсегда закрыли дождевые тучи; и ту, что одномоментно существовала на картинах Художника, где прошлое, будущее и настоящее стояли вперемешку друг возле друга на полу, лежали небрежными стопками и свёрнутыми рулонами на стеллажах.
И сам чёрт теперь не разберёт, что на данный момент являлось той самой, единственно правильной, Истиной…
