Андрей Андреевич Вознин
Становление
Физиономия художник по мере знакомства со своей историей расплывается в блаженной улыбке. Я буквально вижу, как в немытой голове бодро идет процесс восстановления было навсегда утраченного Эго…
– Постойте! – внезапно выныривает он из убаюкивающих видений и вклинивается в самом интересном месте, – Что вы сказали? Самоубийство? Я не ослышался?
– Нет, – напарник холодно повторяет по слогам, – Са-мо-у-бий-ство!
Лицо собеседника леденеет, щёки быстро теряют недавно обретённый цвет живых роз:
– Как самоубийство… Когда?
– От этого мы тебя и пытаемся защитить. Понимаешь, – агрессивно наседаю я, – Как художник, ты, по большому счёту, бездарь. Ценность твоих картин – тьфу и растереть.
Оценив вытянутость физиономии, расчётливо поправляюсь:
– Хм-м, то есть имеют малую ценность. И не видать тебе признания, если бы не вмешательство Темпоральной Художественной Корпорации. Руками своих хроно-агентов, действующих в этом времени, была организована выставка, потом кража, а затем устраивая периодическую шумиху в СМИ и подпитывая её в течение нескольких лет, переведёт твои картины из разряда мало-художественного мусора в шедевральные произведения искусства начала двадцать первого века.
На молодого человека уже нельзя смотреть без горьких слёз. Процесс нарождения нового гения стремительно обращается вспять.
– А позже с помпой будет открыт основной "тайник" с пропавшими картинами, и всё будет распродано с максимальной выручкой. Вот так-то. Это всего лишь бизнес… из пустоты.
– Что вы от меня хотите? – убито спрашивает так и несостоявшийся маэстро кисти и красок.
– Заявление и показания на хроно-агентов Корпорации. Фактура у нас собрана, и уж мы быстренько предъявим им обвинение и пересажаем. Темпоральное мошенничество и доведение до самоубийства.
– Доведение?
– Ну конечно, с чего бы ты стал бросаться под поезд? Живой ты им не нужен. Ожидается начало поступления основной прибыли. Ценность представляют только ограниченные партии "товара", а за свою жизнь сколько ты мог бы "наваять"? Тысячи, при их известной ценности в полтинник, – мой коллега по цеху покровительственно усмехается.
– Я правильно понял, что, оставшись жить, я останусь нынешним, никому неизвестным мазилкой?
– Абсолютно точно! – цинично "подбадриваю" я.
Художник задумывается, и мы уже теперь не торопим, коварно ожидая всходов вброшенных семян – этаких зубов дракона.
– А убить меня они не могут?
– Тут понимаешь, какая штука, всё сложно с этими хроно-полями, устоявшейся реальностью и хроно-сдвигами. В общем, процесс должен идти как бы сам собой, без прямых насильственных действий из будущего. Свобода воли, так сказать.
Я заботливо пододвигаю чистый лист бумаги и ручку:
