Андрей Андреевич Пантелеев
Изгой
Все, за исключением меня и Наки, похлопали Рабби.
– Теперь ты вспомнил, Гаспар? Понял, что ты в меньшинстве против «Доктрины»? Такими мыслями, как у тебя, могут разбрасываться только унитарийцы, или откровенные предатели! Скажи мне, Гаспар, ты ведь против насилия унитарийцев?
– Я против насилия унитарийцев.
– А против ли нашего насилия?
– Против вашего и против всякого, что порождается власть имущими! Всякого, что порождается теми, кто вогнал нас всех в ловушку, кто указывает нам как жить! А в то же время купается в богатстве и роскоши! И призывает нас бороться за нее! Не ради нас, а ради них!
В классе снова возникло возмущение, но теперь не только Наки сидел молча и испуганно. Профессора бросало в судороги, он злился, дергался, рвал на себе волосы. Неминуемая утрата все большего числа покорных учеников приводила его в такую ярость, что он держался из последних сил, дабы не прыгнуть на меня. Практически никто его теперь не слушал, все были поглощены неожиданным содержанием моей речи:
– Я устал от этого бреда! Я считаю презренным скрывать свои взгляды и намерения! Справедливости можно достигнуть только силой! Она есть! Есть! И справедливость, и сила! И сила в каждом из нас! Не сегодня, так завтра котел насилия на главной площади перевернется. Пусть господа-всесильные содрогаются перед тем, что их ждет!
– Гаспар, НЕМЕДЛЕННО ПРЕКРАТИТЬ!
– Революция! Революция! Учащимся, студентам, художникам, мастерам, ремесленникам, рабочим и солдатам нечего в ней терять, кроме своих цепей! Приобретут же они весь мир! И будет он красным, как ваша несчастная пустая голова, «профессор»!
