Андрей Андреевич Пантелеев
Изгой
Я вышел. И все ахнули. Профессор перебил меня на полуслове:
– Гаспар, погоди, зачем ты нам детально описываешь вчерашний день?
Я отвел взгляд от текста и взглянул на аудиторию.
– Наверно, потому что он ничем не отличен от сегодняшнего? Те же двери, те же окна, та же серость, та же злость. Та же несправедливость!
Класс завопил.
– Предатель!
– Да как ты смеешь?
– Не нравится что-то, так вали вон из класса! И из страны!
– Эй, смотрите, а Наки тихонечко уселся, небось заодно с ним!
Эти, и множество других реплик отскакивали от одной стены класса к другой. Профессор, наконец, не выдержал, и попросил тишины.
– Немедленно прекратить галдеж! Гаспар, ты в своем уме? Ты зачем позоришь меня и своих одноклассников? Какие еще иностранцы? Какая тебе серость? Какая, наконец, справедливость?
– А вы считаете, что все справедливо?
– Я считаю, что справедливости на свете нет, и быть не может! Есть только путь, вселенское, к которому тянешься! А почему вы, юноша, говорите иначе, вот это мне совершенно непонятно. Вы что, не учили «Доктрину»? Дети, кто учил «Доктрину», назовите, пожалуйста, главный ее тезис!
С места поднялся Рабби, пухленький задира-расист (о его расизме никто «ничего не знал», точнее просто поощряли его отнюдь негуманные действия (издевательства над кошками и драки с чернокожими), особенно учителя, ибо негоже, согласно «Доктрине», «несогласным с латиницей жить на нашей земле, а еще работу «черным» у всех подряд отнимать»).
– «Удобства – это не к нам! Нам они не требуются!» – звонко процитировал пухляш начальные строки «Доктрины».
