Андрей Амелин
Некрасивая

“Некрасивая” – подумалось инженеру-путейцу Зимину, когда его вагон поравнялся с временной платформой строящейся станции, где ему предстояло работать. В этот ранний час сырого весеннего утра на станции была всего только одна молодая женщина в темном невзрачном полушубке. Она шла к почтовому отделению, когда увидел ее Зимин.

“Дело даже не в красоте, скорее неприметная какая-то, как сотни и тысячи других таких же женских лиц, мелькающих на таких же одинаковых полустанках за окном теплого уютного купе. И такой же как у всех пушистый оренбургский платок, делающий лицо круглым и хрестоматийным, как собирательный образ русской провинциалки с лубочной картинки. Неприметная, как и вся природа этого края – края бесконечных болот, озер и невысоких перелесков, сквозь мокрые ветви которых так долго тянется поезд по однопутной насыпи, так, что этот однообразный пейзаж сливается в густую вязкую дрему”.

Инженер спрыгнул в мокрый перемешанный с грязью песок платформы. Здесь предстояло ему провести несколько месяцев для строительства вокзала и служебных построек новой железнодорожной ветки, идущей через Тверскую губернию от Бологого к Полоцку. Было это перед самой Великой войной. Ветка строилась главным образом для военных целей переброски войск, но не упускались из виду и возможности развития этой малонаселенной местности. Зимин только недавно закончил Санкт-Петербургский Технологический институт и получить это назначение было для него большой удачей. Это не было работой с чистого листа, как он мечтал – здания должны были строиться по типовому для всей линии Проекту, но, глядя на чертежи, Зимин понимал, что сам и не придумал бы лучше. Все было пропитано духом северного модерна, так органично вплетающегося в эту неброскую и неяркую природу. Тут были и высокие светлые перегородчатые окна в два роста для вокзала и жилых зданий и вычурные гнутые, выступающие балки и острые коньки крыш и резьба в виде филинов, папоротников и кувшинок. Зимин смотрел на эти чертежи и макеты, как ребенок на красивые хрупкие игрушки в большой коробке, которые из нее вот-вот предстояло аккуратно вытащить и расставить для игры. Да ведь это и было когда-то в детстве в его Петербургской квартире, да, да, именно с этого все и началось! Он вспомнил, как вернулся из поездки в Германию отец с огромной коробкой, в которой был разобранный на части великолепный немецкий вокзал с башенками и красивейший заводной жестяный паровоз, блестящий глянцем лака: зеленый с черным, огромными колесами с тонкими красными спицами, как все это было собрано и запущено на ковре в гостиной в уютном желтом свете лампы в обволакивающих сумерках сырого и туманного Петербургского вечера.