Андрей Александрович Небольсин Сталинград. Дважды доброволец

– Бабушка, – попыталась разрядить обстановку Светлана, – а часто ли вам там встречались добрые люди, которые вам помогали?

– Конечно! На протяжении всего пути нас кормили простые люди, просовывая в щели выгона продукты. Хороших людей больше, чем плохих, только хорошим людям, да и плохим тоже, надо дать шанс проявить себя, у любого человека есть в сердце любовь и сострадание к ближнему…

– А вот и угощенье, – в комнату зашла мама Алексея, она несла на большом подносе пирожки, – кушайте, не стесняйтесь, здесь каждому по четыре.

Ребята с удовольствием ели свежие вкусные пирожки и благодарили хозяйку, когда с едой было покончено, к монахине подошла Вика.

– Бабушка, я вот хотела вас спросить, вы сейчас рассказали, как вы чуть не замерзли в каменной пещере и вас спас Бог. Скажите, почему Бог в один миг не убьет всех фашистов, ведь в этой проклятой войне гибнут не только солдаты, но женщины и дети. Нам показывали документальные фильмы, что творят немцы на оккупированной территории, они сжигают деревни вместе с жителями, а там дети, они никого не щадят. Как Бог, создавший землю и все живое на ней, теперь смотрит, как все, что он сотворил с такой любовью, погибает?

Вика сказала очень правильно, каждое ее слово шло от души, девчата плакали, а ребята сильнее сжимали кулаки и ждали ответ. С детских лет они росли вместе и часто бывали у бабушки Серафимы в гостях, где она им рассказывала, как нужно жить с Богом. Но годы, когда бабушки не было, вычеркнули Бога из их сердец, эту пустую нишу занял комсомол и его пропаганда. Монахиня это видела и хотела им это донести, но, не обижая и не оскорбляя их чувства.

– Да, вы правы, времена наступили тяжелые, много кровушки пролилось, много людей погибло, и женщин, и детишек невинных. Можно, конечно, сейчас осуждать Бога, что он это попускает, вот так, как вы сейчас. Меня господь наградил даром видеть то, что не могут другие, и вот я сейчас смотрю на вас, вы еще дети, но души ваши уже покрылись коростой грехов, вы сейчас хотите винить Бога за то, что творят фашисты. Но прежде чем осуждать кого-то, вы посмотрите в себя, кто из вас в молитве обратился к Богу, чтобы он помог?

Бабушка суровым и одновременно нежным взглядом смотрела на детей, а они разводили руками, им нечего было добавить, и, пряча глаза, краснели.

– Бабушка, – вскочил со своего места Корнилов, выручая друзей, – вот вы говорили, Господь вам даровал умение видеть то, что не могут видеть обычные люди. Вы можете нам предсказать, что ждет каждого в будущем?

Бабушка слегка улыбнулась, будто это было для нее пустяк, она по несколько секунд задерживала свой взгляд на каждом по очереди. Посмотрела на Светлану, Вику, Юлю, Агату, ее лицо стало умиленным, она улыбалась, но потом сидела Правда, бабушка стала серьезней. Ее взгляд скользил по детям, и ее лицо искажалось в страхе, когда ее взгляд дошел до ребят, на нее страшно было смотреть, лицо дрожало, а из глаз текли слезы, она уронила лицо на колени и зарыдала. Ребята окружили ее и, как могли, успокаивали, бабушка успокоилась нескоро, она вытерла концом платка слезы и с жалостью смотрела на ребят.

– Нам, в общем, понятно, что нас всех ждет, – заговорил Алик, – но мы все равно поедем бить фашистов!

– Не нужно ехать далеко искать зло, оно само придет! – задумчиво сказала бабушка.

Правда поблагодарила за пирожки и гостеприимство. Из гостей шли молча, никто не хотел обсуждать ни пирожки, ни рассказ о лагере, всех держало в напряжении последнее, по сути предсказание монахини, она ничего не сказала, но всем и так было понятно, что их ждет в грядущем будущем. И от этого на душе было скверно, идти на войну, зная, что не вернешься домой, было страшно, но, наверное, это и есть тот подвиг, о котором мечтали ребята. В недоумении был только Малышкин, он, как всегда, ничего не понял и приставал ко всем с вопросами. Девчата с болью смотрели на своих друзей, они столько лет провели вместе и теперь им скоро придется расставаться, и расставание будет тяжелым.

Глава 5

Утром следующего дня друзья, как всегда, встретились во дворе школы, они хотели подождать директора и попросить его о сдаче экзаменов раньше срока. Все сели в старую беседку и смотрели на ворота в ожидании Аркадия Геннадьевича. Когда пришел Благовидов, он сразу стал рассказывать, что они все рано ушли, бабушка хотела рассказать, что ждет каждого в будущем, но в общих чертах она сказала, что у всех все будет хорошо, но много тягот и лишений придется перенести. Друзья слушали Алексея, и им казалось, что он их только успокаивает. Директора так и не дождались, как только прозвенел звонок на урок, в воротах школы показался мастер с тракторного завода, он всегда приходил, когда ему были нужны рабочие руки. Договорились, что девчонки сами поговорят с директором, но он не появился ни на этот день, ни на следующий. Ребята прочно прописались на заводе, работы там было невпроворот, и о школе им пришлось забыть до самых экзаменов. Теперь в школу ребятам пришлось отпрашиваться с завода. Директор появился в первый день экзаменов, он, как всегда, был одет в военную форму, но на его кителе висел орден Красного Знамени. Аркадий Геннадьевич получил этот орден лично от комдива Василия Блюхера и надевал он его только по большим праздникам. Директор прошел по школе в хорошем настроении, закрылся с завучем в кабинете. Через час он пригласил всех, кто учился в десятом и девятом классах, на удивление учеников директор раздал всем аттестаты об окончании школы, речь его была короткой:

– Товарищи, – директор так обращался к школьникам нечасто, лишь только, когда считал своих учеников повзрослевшими. – Вы теперь не дети, вы уже окончили школу, и перед вами открылась новая жизнь. Сегодня нет времени сдавать экзамены, я вам выдаю аттестаты по окончании школы всем без исключений с оценками «отлично». В это тяжелое военное время нам всем приходится тяжело. Тяжело тем, кто на фронтах с оружием в руках бьется насмерть, тяжело тем, кто стоит у станков и делает оружие, танки, пушки, всем приходится нелегко, война много горя принесла, кто-то уже получил похоронки на своих отцов, мужей или детей. По всему видно, что и вам придется воевать, немцев еще много, они идут на нас, и им нет конца. Но я уверен, настанет день, когда наш советский солдат убьет последнего фашиста в его логове, по-другому просто быть не может. И сегодня у меня счастливый день, командование мне разрешило встать в ряды Советской Армии и с оружием в руках отстаивать наши рубежи.

Мазур сказал последние слова с радостью в сердце, будто он едет не на фронт, а в отпуск. Его взгляд упал на Правду, и он стал серьезным.

– Ирина, ты хорошо запомнила наш вчерашний разговор?

Ирина молчала, ее взгляд становился стороже, было понятно, что между ними что-то произошло.

– Молчишь, но я тебе напомню, если я тебя еще там увижу, то пеняй на себя!

– Где? – с заметной тревогой в голосе, переспросила Правда. Но в ее глазах сверкнул огонек, который привлек внимание одноклассников.

Директор несколько замешкался, ребята поняли, что он по каким-то причинам не может назвать то место, где они встречались. Ирина это тоже поняла, поэтому стала вести себя смелее. Директор тоже стал мягче.

– Ирина, тебе семнадцать!

– Да, мне семнадцать, а вы… – Ирина взглянула на безжизненную руку директора, – вы тоже можете оставаться в тылу.

Мазур опустил голову, никто из учеников никогда не видел его настолько расстроенным и удрученным.

– Что же вы со мной делаете, – простонал директор, он подошел к Правде и единственной рукой обнял её, на его глаза навернулись слезы.

– Аркадий Геннадьевич, – попробовал разрядить обстановку Благовидов, он держал в руках газету «Правда», – я вот второй день читаю газеты и не пойму, здесь что-то недописано, и это вводит меня в недопонимание внутренней обстановки в городе.

Алексей попал в самую точку, директор замялся и не мог ничего ответить, ребята видели, он что-то знает, но не может сказать.

– Аркадий Геннадьевич, а вы кем идете на фронт? – наступал Благовидов.

– Заместителем командира дивизии по политической части!

– Вы занимаете высокую должность и наверняка знаете, какие изменения вскорости нас ожидают.

Эти вопросы загоняли директора в угол, он не мог сказать им неправду, он их сам учил, какая бы горькая правда ни была, надо говорить честно. Но директор молчал, и сейчас он краснел перед ними, как провинившийся школьник перед учителем. Молчание нарушила Вика Наумова.

– Ребята, а помните, наша бабушка говорила: «Не нужно искать зло, оно само придет». – Вика сказала и сама испугалась своих слов. – Это что ж получается, фашисты к нам придут?

Последние слова Вика договорила уже со слезами на глазах, она и сама испугалась своих слов. Директор развернулся на каблуках и ушел, ребята остались в оцепенении, они стояли и не понимали происходящего.

– Так, ребята, – быстро затараторила Правда, – пойдемте все в наш класс, соберем последнее наше классное собрание.

Друзья медленно поплелись в класс, в их глазах стояла растерянность и непонимание всего происходящего, за последние несколько минут на них выпало много информации, и она не складывалась у них в голове. Правда, как всегда, встала за учительский стол и смотрела, как все медленно рассаживаются за свои парты. За парту не сел один Алик, он встал перед комсоргом и стал пристально сверлить ее глазами. В другой ситуации Ирина могла дать затрещину в ухо, но в этот момент Правда опустила голову, она чувствовала на себе какую-то вину, весь класс это стало заводить, по рядам пошел ропот. Алик немного подождал и пошел в наступление.

– Комсорг ты наш дорогой, верный ты наш товарищ, поведай своим одноклассникам и друзьям, если мы еще пока таковыми являемся, о чем таком секретном говорил с тобой наш директор?

В классе зависла тишина, все ждали, что Правда сейчас объяснит свое такое поведение, но, опустив голову, она молчала, ее молчание было настолько неожиданным, что все просто растерялись, и только Алик продолжал наступать.

– Друзья мои, давайте вспомним, как наш комсорг учила нас быть верными и преданными дружбе, никогда не врать и всегда говорить правду, какая бы горькая она ни была. Мы вот только не знали, что это касалось только нас, а ей можно врать!

– Я никому никогда не врала! – тихим, не своим голосом ответила Ирина.

– Если не врешь, тогда рассказывай! – крикнул из-за парты Корнилов.

– Я не могу ничего вам сказать, это не моя тайна, и я не могу ее вам раскрыть!

Алик взмахнул руками и осмотрел друзей, ребята были уже на взводе, даже девчонки смотрели на нее исподлобья, Алику это очень нравилось, и он продолжал заводить класс.

– Ирина, если ты считаешь, что в нашем классе есть враг, то ты нам скажи, и тогда мы, возможно, сможем тебя понять. А пока ты молчишь, мы все считаем себя в твоих глазах предателями, я не хочу, чтобы обо мне кто-то думал, что я враг! Это меня оскорбляет!

По лицу Ирины прокатилась слеза, Алик стоял ближе и, может, только он ее увидел, на миг ему стало ее жалко, это даже его ввело в некоторое оцепенение. Ильясов считал, что комсорг не способна растрогаться до слез. Но тут заревел весь класс:

– Говори правду!!

Алику стало ее жаль, если даже она, атаман в юбке, пустила слезу, значит, действительно была причина молчать, Правда подняла глаза и уколола его взглядом. От этого взгляда вся жалость прошла, он вспомнил, как в пятом классе она заехала ему в ухо, воспоминание всплыло настолько отчетливо, что он почувствовал, как заболело это ухо.

– Тихо! – крикнул Алик, стараясь перекричать особо горластых.

Алик еще раз заглянул в лицо каждому, все были готовы к новому акту. Лишь только на последней парте, как всегда, тормозил Малышкин, но ему на ухо быстро пытался объяснить сложившуюся обстановку Быков, Алик пошел на добивание.

– Друзья мои, я никогда так не был унижен недоверием от своего друга, и если так вышло, то товарищ этот нам совсем не товарищ. Я предлагаю переизбрать комсорга!

– Да, правильно! – неслось со всех сторон.

– Предлагаю выбрать нашего Вундеркинда! – крикнул Алик и хотел сесть за свою парту.

– Нет, ты будешь! – зашумел класс.

Алика вытолкнули к столу, он стоял рядом с Правдой и в упор на нее смотрел, вблизи он рассмотрел ее лучше, она выглядела ужасно, лицо было багрово-красным, по телу пробегала мелкая дрожь. Не поднимая головы, она повернулась и быстро вышла из класса, все притихли. Алик занял место руководителя, выждал тишину.

– Друзья мои, время военное, я буду краток. Начну с главного. Алексей Благовидов и Светлана Ланцова, у вас когда свадьба?

Алексей и Светлана густо покраснели и пожали плечами.

– Ладно,– устало произнес Алик,– сам все сделаю, я так понимаю, что вам идти стыдно в ЗАГС.

– Спасибо,– воскликнули в один голос Алексей и Светлана.

– Теперь о том, как нам уйти на войну, тут надо несколько дней подождать, всё вскоре должно разъясниться. Я проанализировал сложившуюся обстановку, Мазура на войну не брали, теперь взяли. Алексей говорит, что в наших газетах что-то не дописывают. И самое главное, наша бабушка сказала «не нужно искать зло, оно само придет», из всего этого можно предположить, что враг идет на Сталинград.

В классе опять повисла тишина.

– В нашей ситуации надо выждать.

– Если логически рассудить, то немец стоит под Москвой и Ленинградом. Зачем ему третий фронт? – высказал свое мнение Вундеркинд.

– Логически да, но мы решили выждать, пока будет все ясно. И так, товарищи, комсомольское собрание закончено, следующий раз соберемся, когда я со свадьбой решу.

На следующий день ребята на завод принесли аттестаты об окончании школы, и с этого дня к ним стали относиться не как к школьникам, а как к рабочим, им теперь не было никаких поблажек. На заводе они работали с семи часов утра и до позднего вечера, сил едва оставалось дойти до дома, некоторые ребята оставались ночевать на заводе, для этого там сделали специальные комнаты для сна. Алику хотелось назначить собрание, он сочинял свои выступления перед друзьями, ему казалось, что он прирожденный оратор, и всем должно понравиться его выступление. Но он не мог собрать ребят, от усталости они буквально падали после рабочего дня, даже неутомимый Малышкин спал на заводе, оттого что не мог дойти до дома, он работал грузчиком, и целый день ему приходилось поднимать тяжести. Девчонки все работали в госпитале, им также приходилось нелегко, раненых привозили все больше и больше. И все сильнее и сильнее ощущалось в Сталинграде дыхание войны. Не было известий только от Ирины Правды, она как в воду канула, и не только она, вся ее семья исчезла из города.

Двадцать восьмого июня инженер-технолог Николай Леонтьевич Вычугов собрал всех рабочих завода, залез на танк и громким голосом начал речь:

– Товарищи, я вам хочу сообщить очень горестную весть, на наш родной город идет немец. Враг скопил большие силы и рвется к Сталинграду, чтобы создать плацдарм для дальнейших наступлений с целью захвата кавказских месторождений нефти, захватить плодородные земли, сельскохозяйственные районы Дона, Кубани, Северного Кавказа и Нижнего Поволжья. Мне приказано сформировать народное ополчение для защиты города, с сего дня и по третье июля каждый, кто считает себя советским человеком, должен записаться в ряды защитников города. В первую очередь записываются вспомогательные профессии, станочников и те, кто занят на производстве, мы пока задействовать не будем, танки нам сейчас нужны, как никогда, и остановить их выпуск мы не имеем права.

Друзья быстро собрались вокруг нового комсорга, Алик с минуту внимательно рассматривал своих одноклассников, затем быстро заговорил:

– Так, идите за бочки, там в углу меня ждите, я все разузнаю и быстро вернусь.

Алика не было несколько минут, глядя на его довольное лицо, ребята тоже повеселели, собравшись потеснее и оглядываясь, чтобы их никто не услышал, приготовились слушать. Алик начал:

– Записывает в ополчение не наш заводской, а из райкома партии, он нас не знает, лица у нас грязные, небритые, нам поверят. Версия у нас будет одна, мы работаем на заводе уже три года грузчиками, и пусть они сами вычисляют, сколько нам лет. Я несколько минут стоял, тот мужик записывает всех подряд, даже документов не спрашивает.

Как Алик предполагал, так все и получилось, у них даже не спросили документов, хватило одной фамилии, год рождения записывали со слов, и ребята приписали себе сразу по два года. Всех зачислили в одну пятую роту, командиром которой числился майор Круг Сергей Дмитриевич, он стоял рядом, и все, кто записывался, подходили к нему. Майор явно прибыл после госпиталя, он сильно хромал, и каждый шаг доставлял ему сильную боль. Командир старался не показывать свою слабость, но у него совсем это не получалось. Нехватка командного состава, решили друзья, наблюдая, как мучается майор. Райкомовский писарь прочитал свой список и передал его майору, командир вышел вперед и громким голосом подал команду:

– Пятая рота, становись!

Рота получилась разновозрастная, все медленно стали строиться, друзья заняли последнею шеренгу и приготовились слушать.

– Коммунисты, три шага вперед!

Из строя вышел один, уже в годах, коротко постриженная бородка, черный чистый рабочий комбинезон сидел на нем отлично. Майор с ним быстро переговорил и поставил рядом с собой.

– Товарищи, есть среди вас те, которые воевали? Выйти из строя!

Вышли еще шесть человек, командир подозвал их ближе и долго с ними разговаривал, затем он разделил сто человек на четыре части, и получилось в каждом взводе по двадцать пять солдат. Друзья все попали в один взвод, их командиром взвода стал рядовой солдат Квасов Михаил, застенчивый, скромный, немногословный, знакомясь, он кратко рассказал свою биографию. Воевал в финскую шесть месяцев, был ранен, а когда вышел из госпиталя, война уже закончилась.

– Пятая рота, смирно! – четко, по-военному, крикнул майор.

– Солдаты, сегодня вы стали бойцами регулярной Красной Армии, мне много хочется вам сейчас сказать, но еще не время, мне надлежит срочно отбыть в райком партии и доложить, что пятая рота заводских добровольцев в количестве ста человек готова к выступлению. Место сбора 10 августа ровно в восемь часов на привокзальной площади. Командиры взводов, проконтролировать явку своих подчиненных в назначенное место.

Майор ушел, Квасов рассказал, где его можно найти, друзья разошлись по рабочим местам, у них оставалось только два дня. Все они стали молчаливыми, задумчивыми, нет, они не боялись идти на войну, перед ними сейчас стояла задача сложнее, как сказать матери, что её сын уходит на фронт. Благовидов шел домой и выдумывал, что он скажет маме, бабушке, если мама зальется слезами, он этого просто не выдержит. Алексей зашел к себе в подъезд и тут же услышал в первой квартире громкий плач, это кричала тетя Ира, очень добродушная, приветливая женщина. Алексей ее очень любил, он подумал, что что-то случилось, и рванул дверь ее квартиры на себя. Коридор был полон соседями, он встал на цыпочки и взглянул поверх голов на кухню, там сидела тетя Ира в окружении своих дочерей: Клары, Марины, и Юлии, перед ними на столе лежал треугольный конверт. Алексей все понял, похоронка на дядю Васю, какой он был замечательный человек, как ловко он мастерил всем ребятам во дворе самолетики, а мечтал он построить настоящий аэроплан. Алексей медленно попятился к выходу, кто-то шепнул ему на ухо:

– Твои только что пошли домой!

Алексей медленно поднимался к себе на четвертый этаж, в памяти вставал дядя Вася, каким он был всегда веселым, несмотря на то, что занимал высокий пост на металлургическом заводе «Красный октябрь». Его отец был директором этого завода и, конечно, он мог дать сыну бронь от войны, но дядя Вася считал иначе. Поднявшись на третий этаж, Алексей посмотрел на девятую квартиру, вспомнил, как зимой пришла похоронка на дядю Степана, отец дяди Степы был директором Судостроительного завода. В этом подъезде только две похоронки пришло, а во втором и в третьем подъезде похоронки получили почти в каждой квартире. Алексей остановился у приоткрытой двери и не решался войти, думая, что сказать родным, в голове путались мысли, наконец, он решил, что расскажет завтра, и смело шагнул в квартиру. Там его ждали мама и бабушка, глаза мамы были заплаканы, бабушка выглядела уставшей.

«Кого я хочу обмануть, – подумал Алексей, – они наверняка уже все знают».

– Ох, Лешка, Лешка, на кого ты меня оставляешь? – мама уткнулась лицом в платок и зарыдала.

Алексей обнял маму, от ее слез ему становилось дурно.

– Мама, милая, не плачь, ты выворачиваешь мою душу наизнанку, прости меня, но я не могу поступить иначе, мы все учились вместе с первого класса и теперь идем на войну вместе. Как я могу оставаться дома, когда все уходят на фронт.

Мама перестала плакать, она подошла к окну, ее плечи еще долго вздрагивали, разрывая сердце сына.

– Лешка, – окликнула его бабушка, – я тебе сегодня титан разожгла, иди мойся, завтра со мной в монастырь пойдешь!

– Бабушка, мне на завод надо утром, – нерешительно произнес Алексей.

– Утром пойдешь со мной, – произнесла монахиня неожиданно резким тоном.

Алексей с детских лет привык подчиняться бабушке, она редко о чем его просила. Но если она о чем говорила, значит, так должно быть, к этому привык он и мама, и безукоризненно ей подчинялись. Хотя в военное время невыход на работу мог закончиться очень плачевно.

Утро было тревожным, за окном совсем темно, но с улицы всё время доносились какие-то непонятные звуки, они мешали спать, и Алексей в эту ночь не выспался. Когда рассвело, он подошел к окну, по дороге на пристань скопилось много народа, по всей видимости, люди хотели переправиться на тот берег Волги, спасаясь от войны. Но их почему-то не пускали, Алексей видел вчера, что на причале стоял почтовый теплоход «Иосиф Сталин», но людей задержали. На кухне послышался звон кастрюль.

– Бабушка, почему не пускают людей на пристань?

Алексей вошел на кухню, бабушка смотрела в окно и что-то себе под нос сердито ворчала. Это было не ее обычное состояние, что и насторожило внука.

– Бабушка, что с тобой?

– Женщин и детей не пускают на пристань, ведь они хотят убежать от смерти, а их заставляют принять ее тут!

– Кого принять? – не понял Алексей

– Смерть!

Бабушка очень страшно произнесла эти слова, у внука даже дрожь по телу прошла.

– Бабушка, но ты же говорила, что смерти нет!

– Для кого нет, а для кого и есть. Вот чтобы ты не умер, – бабушка перекрестилась, – мы сейчас пойдем пораньше, сегодня замечательная служба будет.

Бабушка с внуком вышли из дома, по центральным улицам к Волге шли множество женщин, стариков, детей, они несли с собой тяжелые чемоданы со своими пожитками. Многие шли назад разочарованные, что их не пустили, в их глазах застыл страх. Со стороны пристани послышались выстрелы, женский крик, толпа ринулась бежать, давя под собой тех, кто падал. Бабушка остановилась, суровым взглядом смотрела, как с пристани бегут люди, а вслед им звучат выстрелы.

– Сатана! Ликуй, проклятый, недолго тебе осталось!

Алексей никогда не видел бабушку настолько злой, куда делось ее смирение.

– Бабушка, может, им помочь?

Алексей видел, что многие женщины и дети нуждались в помощи, но монахиня уже шла дальше, по ее щекам текли слезы. Рядом пронеслась машина с санитарами, их белые халаты развевались на ветру, они спешили на помощь попавшим в беду людям. Неужели военная обстановка требует, чтобы солдаты стреляли по своим? В голове молодого парня путались мысли. Кто мог дать приказ открыть огонь по своим, женщинам, детям? Ведь там практически не было мужчин. В давке наверняка погибли люди, и что напишут воину-красноармейцу, который сейчас на войне каждый день рискует своей жизнью, что его семью убили свои!? И как он будет воевать после этого?