Прометей, или Жизнь Бальзака – Андре Моруа

Классической литературе повезло с Бальзаком. Таким талантливым, наблюдательным, плодовитым и невероятно работоспособным. Самому же писателю повезло не так сильно, если верить Моруа. Все то у него было с изъяном – и семья, и общество, и характер. Признавать не хотели, в академики не принимали, долги не прощали – от кредиторов он всю жизнь прятался, как призывник от военкомата. Одна отдушина – воображаемая реальность, которую он мог создать и подарить людям. Ну и еще женщины, которые его активно любили за выразительный взгляд, доброе сердце и умение влезать в долги.Литературный талант был присущ всем в семье Бальзака. Писали домочадцы много и с удовольствием. Мама, сестры, племянницы и даже соседи при случае такое письмецо могли настрочить, что хоть бери и целиком в роман вставляй. Так что тренироваться в сочинительстве пухлощекий и редкозубый Оноре начал еще в юности. Практиковался много и вдохновенно, оттачивая стиль и копя сюжеты. Объединяя духовное и материальное. Обитая одновременно и в мире реальном, и в мире воображаемом. Такое не проходит бесследно. Миры влияют друг на друга, как положительно так и отрицательно. Невзгоды реального мира вторгались в мир воображаемый. Фантазия наносила ответный удар, подталкивая к сомнительным финансовым авантюрам. Заставляя писать, чтобы жить и жить, чтобы писать. Употребляя в дело любую трагедию, любую удачу. Сочиняя романы, Бальзак ничего не выдумывал, но и не копировал. Все характеры и сюжеты взяты из жизни. Все преобразовано его литературным гением.Если выбирать девиз его жизни, то это будет: «Все или ничего!» Бальзак не мог довольствоваться малым. Не мог жить, не мечтая о славе и богатстве, о возможности быть принятым в свете. Но никто не спешил пригласить его на праздник жизни. Он лез в политику, не желая выбирать сторону. Оценивал людей, а не идеи. Причем, с религией пытался провернуть тот же фокус. Чем больше зарабатывал, тем больше тратил. Демонстрируя потрясающую неспособность жить по средствам. Шиковал и тратил не полученное. Был ужасно не практичным в жизни, хотя в романах демонстрировал отличную прозорливость. И трудился как вол, чтобы приблизиться к той жизни, о которой мечтал.Не забывая при этом пожинать плоды собственной популярности у женщин. Он не обладал завидной внешностью, зато у него были беспроигрышные артефакты – перчатки и трость. С такими достоинствами можно предъявлять к выбору спутницы жизни любые требования: чтоб не пил не курил.. молода, красива, умна, чувствительна, а главное – богата и происхождения самого что ни на есть благородного. Взамен можно предложить свою гениальность и долги. Справедливый обмен.Его почерком типографские наборщики пугали своих учеников. Потенциальные «литературные негры» растворялись в ночи уже после нескольких суток сотрудничества, не вынеся рабочего режима Бальзака. Нормальные люди по столько часов кряду работать не могут, такое под силу лишь титанам. Он сжег свое здоровье, чтобы вдохнуть жизнь в Человеческую комедию. Он получил свое «все», но насладиться триумфом уже не успел.Грустная получилась у Моруа книга. Под стать жизни Бальзака. И очень подробная. Со множеством писем, финансовых выписок и описанием книг, вышедших из-под пера Оноре. Пересказ романов радовал особенно. Иногда даже казалось, что я читаю сборник рецензий Моруа на все книги Бальзака. Интересно было сравнить впечатления в случае прочитанных нами обоими книг. Что же касается пока не прочитанных, то я пришла к выводу, что все книги Бальзака можно проспойлерить всего двумя словами: «Деньги и женщины»!

После смерти папы, в доме осталась его маленькая уютная библиотека, и я в детстве становился на стул и словно бы приподнимался над землёй, в гости к папе и его книгам.

В 9 лет я ещё не увлекался книгами, но бессознательно к ним тянулся, как цветок в тёмной комнате тянется к лужице света, пролившейся на пол из ранки в шторах.

Я любил просто касаться пальцами ярких и милых корешков, похожих на клавиши райского рояля.

Иногда на моём лице появлялись слёзы, когда я касался тех или иных «клавиш», иногда улыбался, сам не зная почему: дотронулся до Есенина, и улыбнулся.

Особенно меня привлекали несколько клавиш, словно бы издававших особые минорные звуки в памяти: тёмный том Андре Моруа с биографией Бальзака (чудесный алый вензель вокруг названия, словно след от осеннего листка между страницами).

Похожий на берёзку под спокойным сизым небом – томик Есенина, и чёрный томик Гёте: Вертер и Фауст.В каждой из этих книг была тайна.

Я тогда ещё не знал, что Бальзак любил в своих романах использовать приём, пряча в книгах гг. что-то важное (гербарии чувств и сердца!), словно намекая, что они, милые, лишь герои книг.

В книге Есенина была маленькая фотография папы.

В томике Гёте – голубое пёрышко моего попугая Барсика (однажды, на кухне, окно на балконе было открыто, и попугайчик вылетел в вечер и снег, но.. до сиз пор с замиранием сердца помню, как папа опасно протянулся в окно, весь накренился и поймал синюю птицу).

В чёрной книге Моруа, был алый кленовый лист: я подобрал его на прогулке в парке, где гулял с папой.Другие книги я почему-то не решался, боялся раскрывать: там могло быть всё что угодно – горе и счастье.

Я стал играть этими книгами, строить из них на полу чудесный домик.

Тогда я тоже не знал, что Бальзак всю жизнь мечтал всю жизнь о домике на берегу реки, где он будет жить со своей милой славянкой – Евой.

В моём домике, Бальзак жил с Мариной Цветаевой.

Домик был в стиле Барокко: его поддерживал большой зелёный том Достоевского, Пушкин и чуточку вспотевшая Шарлотта Бронте.

Удивительный был домик… уже потом, я стал листать этого Андрея Моруа, написавшего жизнь Бальзака-Прометея.

Засыпая, мой ум видел странное: огромный, грузный французский писатель прикован к вечерней скале.

Точнее, на обрыве скалы над морем, прибит столик, на нём стоит чашечка кофе.

Перо коршуна воткнуто в серебряную чернильницу.

Сам Бальзак прикован чёрной цепью к столу: у него нет личной жизни, свободы, счастья, детей… жизни нет: настоящий писатель..

Вместо коршуна, что витал над Прометеем – муза: она терзает не печень, а – сердце.Говорят, в пору творческого расцвета Бальзака, в Венеции он был столь популярен, что многие женщины и мужчины брали себе имена героинь и героев его книг: очаровательные и дерзкие графини, куртизанки и ангелоподобные поэты.. падшие, страстные любовники… по голубым, вечерним улочкам Венеции блуждали, как тени, чудные создания.

Венеция была похожа на далёкую и прекрасную планету, населённую таинственной жизнью.

Все эти трепетные тени словно жили той жизнью, которая не могла воплотиться на земле.

Трагедия жизни, в которой чувств и сердцебиений, больше, чем тел и форм, в которых они могли бы выразить себя.

Право слово, иной раз кажется, что многие герои Достоевского, Толстого, Бальзака.. более живые, чем иные, реальные люди.

Чтение таких книг, впускание в себя чувств гг, сродни таинственному спиритизму искусства, планеты искусства, меланхолично, фон-триеровски, приблизившейся к Земле.

Быть может, на этой планете единственно и возможны – бог, любовь, истина..

Кто знает, возможно даже ангелы и нашу жизнь читают как некое произведение искусства, безумно прекрасное и трагичное?

Умрёт человек на земле… простая девушка, о которой никто не знает и чувств которой никто не разделяет, а где-то на далёкой звезде, заплачет ангел.

Быть может, на этой звезде.. в звёздной Венеции ли, Питере, блуждают родные нам имена: в саду за столиком, сидит Достоевский с Иваном Карамазовым и о чём-то спорят с улыбкой, Марина Цветаева идёт возле моря с Рильке, а вот.. я, пригласил погулять под дождём свою милую подругу: взошли две очаровательные луны..

Многие люди той поры в Венеции, в масках не на лицах, а на сердцах, так увлекались этой игрой… что повторяли любовные приключения и трагедии героев Человеческой комедии Бальзака: искусство и жизнь, пророчески выровнялись, как два крыла.Перебирал вечером свой книжный шкафчик.

Нужно оговориться: у меня на виду лишь две уютных полочки на стене, похожие на два нежно накренившихся крыла: с поэзией и с прозой.

С этими книгами и умереть не страшно и на луну бы я взял их.

Большая часть книг, не вошедших в эти полочки и оставшиеся без луны, хранятся у меня в странном месте: в моей постели: в ней.

Я буквально сплю со своими милыми книгами, сплю с Мариной Цветаевой, Сартром, Настасьей Филипповной..

Когда я говорю об этом жене, она чуточку хмурится и ревнует.

Иногда, вечером, я подхожу к своей постели и открываю её, словно бальзаковский Гобсек, тяжёлую крышку сундука, в котором вспыхивают, нежно освещая грудь и лицо, золотые монеты.

Гобсек жил в бедности, и лишь по ночам открывал свой сундук, с тихой улыбкой погружая в золото, руки.В бедности я не живу, но почти с той же улыбкой поднимаю диван и смотрю на своё сокровище: книги.

В недавний вечер, я снова открыл постель, как сундук, и… сердце сладко замерло на миг.

Стал перебирать книги: чудесный пасьянс жизни: Сартр рядом с Камю в обнимку, Достоевский с Толстым (не в обнимку: видимо, была лёгкая ссора: плечо у Достоевского было покорябано, а у Толстого.. было что-то похожее на фингал: бежевая клякса).

Взял в руки тёмный томик Андре Моруа: жизнь Бальзака.

Улыбнулся: под этой книгой была Марина Цветаева.

Как в детстве, когда я строил домик из книг и Бальзак жил там с Мариной; спустя года, Бальзак снова живёт с Мариной: Марина очень любила Бальзака…Любопытства ради, приподнял Марину, а там… письма Есенина. Мило.

Как и многие книжные лунатики, чьё сердце и рука блуждают по старым карнизам корешков книг, моя рука просто остановилась (окликнули лунатика!) на знакомой книге, полистать: мелькают страницы – окна освещённые мелькают: сердце падает, падает…

Я выпал из своей комнаты, 21 века, страны: я был во Франции 19 века вместе с Бальзаком, почему-то.. в карцере.

Я не понимаю, почему так происходит: словно сошедший с ума ангел-поэт, навязчиво выводит в судьбах земных писателей банально-классические, трагические силуэты: так Ван Гог рисовал свои подсолнухи, словно бы что то припоминая.. припомнил, и покончил с собой среди пшеничного поля и воронов.Детство Бальзака: одинокий ребёнок, заброшенный в семье и нелюбимый матерью: она любит своего первенца, незаконнорожденного (забавно, что когда Бальзака уже не станет, его душа словно возьмёт перо у задремавшего ангела и добавит в жизнь семьи свои штрихи: уже взрослый, умирающий в нищете его сводный брат, так и не узнает, что его отец оставил ему огромное наследство… похожи на перевёрнутую страницу романа Бальзака).

Сверстники глумятся над юным Бальзаком, его необычностью..

Ребёнок уходит… в природу, книги и себя.

В себя уходит так блаженно-далеко, что словно бы доказывает всем своим ранимым существованием, странную мысль Джордано Бруно о том, что не душа находится в теле, а – тело, в душе: быть может поэтому мы порой и не верим.. в душу.Франция 19 века. Ночь. В парке шумит листва каштанов…

Почему-то мимо лавочки прошла моя хмурая жена в бежевом коротком халатике.

Жена там, в России, не спит, волнуется, а я тут, с Бальзаком-юным, в карцере (идеальное алиби, к слову: а мог бы быть.. с Настасьей Филипповной).

Бальзак специально совершал провинности в школе, чтобы его туда заточили и он мог почти в прустовской, герметично-бархатной тишине (комната Пруста, из-за болезни была оббита изнутри пробковым деревом), насладиться чтением, а если точнее…

Только представьте: в тесных сумерках карцера, чем-то похожего на жизнь после смерти, на ладони мальчика, как светлячок, загорается огарок свечи, тайно пронесённой сюда: мальчик-прометей!

Огонёк творчества осветил уже не жизнь на земле – бесполезно!. – а душу, по ту сторону жизни!

Вот на коленях мальчика, как тёмная и раненая птица – книга (любил читать о мистике, женщинах, тайнах природы и звёзд! что, впрочем, по сути одно и тоже).Словно ворон Эдгара По, книга вещает мальчику о неведомой, райской жизни, о женщинах, похожих на ангелов: их синий шелест платьев, аромат духов и жаркого тела… посреди размётанной, как широкие, смятые крылья, постели.

Франция 19 века гаснет за окошком карцера, словно перегоревшая лампочка.

Не ангел, а жена в своём коротком халатике стоит у меня за плечами, говоря, что хочет спать.

Взявшись за руки, как дети, мы с Бальзаком… и ангелом, сбегаем в ванную и замираем там, как в нежном карцере 21 века: Нарния взрослых..

Из-за двери слышится шум реки и женский смешок.

Жена ревнует.. не спит.Листаю читанную ещё в юности книгу, листаю дни и года, сны и души…

Бальзак уже взрослый, пресытился любовными ласками, но мечта о домике «Мастера и Маргариты» возле тихой реки и ангеле, не отпускает его.

В 1832 г. происходит чудо: карцер детства, райски расширяется, словно карий зрачок ангела: ореховый столик, свечи горят, освещая лёгким матовым светом корешки дорогих книг и бархатные шторы, в пол, похожих на вечернее платье..

Бальзак открывает странное письмо от незнакомки, влюблённой в его душу и творчество: ах, он как никто смог понять загадочную и вечно-мятущуюся женскую душу!

Письмо в конце таинственно было подписано: чужестранка.

Бальзак ещё не знает, что это… обыкновенное письмо ангела, о котором он мечтал всю жизнь.Мечтал о таком простом и почему-то невозможном на земле счастье: просто быть рядом с любимой, не мучиться творчеством, судьбами мира.. просто ощущать тепло любимого человека, рядом.

Я смутно помнил, что этот ангел, имел на Земле временное обличье очаровательной славянки, чей замок в Украине окружён бескрайнем морем хлебов.

Зовут её – Ева Ганская.

Как положено ангелу, вообще, душе на земле, она пленена почти гоголевским колдуном: старым и богатым мужем, живя в его готическом и мрачном замке… без любви, но с очаровательной дочкой: это её карцер.Моё сердце и рука, словно грустная птица, пролетают над страницами книги, как над рекой жизни.

На миг вспыхивают волшебные строчки любви:Мой милый волчонок.. я без тебя не существую.. теперь я живу только мыслью о том, что уже на этой неделе увижу тебя, я уже пью твоё дыхание, обнимаю тебя, чувствую ткань твоего платья..Сердце парит над страницами… Но почему так грустно на душе?

Что-то смутно припоминаю..

Рука медлит, листая страницы, прищуривается: время замедляется, что-то произошло.

Бальзак на коленях, на роскошном ковре у камина, сжигает письма своего ангела.. плачет.

Может это сон? Сон творчества вышел из под контроля: человеческая комедия ожила..

Словно едкая, хитрая тень сошла со страниц романа Бальзака, и пришла к нему в дом, и не.. не узнал её.

Тень устроилась гувернанткой и… похитила письма Евы, стала шантажировать влюблённых, грозя разрушить их жизнь.

Письма, словно заплаканный заложник, были освобождены за большую сумму…Рука листает жизнь дальше: Бальзак снова на коленях в своём запертом изнутри карцере роскошной комнаты.

Он со слезами на глазах целует женские туфельки.. нежно их гладит и прижимает к щеке.

Бог знает, что порой думают ангелы, пролетая мимо наших окон, видя лишь краешек быта, но не бытия.

Что мог подумать ангел о Бальзаке, да и.. обо мне, частенько делающего вещи и похлеще этого?

Фетишист? Извращенец? Сумасшедший?

Нет. Просто…любящий, на этой безумной и грустной земле.

Просто Ева написала ему, что вышила эти туфельки в те горькие часы одиночества, когда Бальзак, в одну из редких их встреч (ах, если бы он знал как мало их будет!), оставил её одну в холодной гостинице в чужом городе, и бегал по делам, на свидания с суетой жизни и музой.Знаком ли вам этот трагический, вечный образ, когда в слезах целуешь в одиночестве вещь любимого человека, словно на земле больше никого не осталось, лишь ты и.. милый запах любимой, словно призрак. И её милые строчки…

Я сегодня ночью так целовал одно письмо..

Вот она, любовь, любовь бессмертная!

Но почему же так грустно на сердце?!

Рука замерла на страницах в конце книги и медлит, медлит, словно перед закрытой дверью с изморозью тишины на ней.

Открываю дверь… и слёзы на глазах.

Может, это вообще, судьба любви на земле? Может.. любовь на земле – гостья, чужестранка?

Может.. это и есть, подлинная история Мастера и Маргариты, а Булгаков наврал нам?Только представьте: после многих лет разлуки и тахикардии переписки, редких встреч в гостиницах Швейцарии, России, Франции (загнанные!), ангел освобождается от колдуна.

Ева уже не молода, со взрослой дочерью, стыдится своей изменившейся внешности.. но и Бальзак уже не молод и болен.

Но счастье так рядом! Тот самый домик у реки, с виноградом на стенах, уже построен и ждёт влюблённых (ах, ну кто писал эту страницу любви? Уставшим влюблённым, после долгого пути, никто не откроет в ночи: швейцар сойдёт с ума и забаррикадируется… словно что-то зная, словно.. это сама любовь, загнанная и доведённая до отчаяния!).

Любовь двоих, их счастье, обратились в ту самую проклятую шагреневую кожу из романа Бальзака: все желания уже исполнились: слава, долгожданный ангел, волшебный домик у реки… но жизнь то уже, кончена.

Моруа метко подметил: брачное ложе стало ложем смерти.Бальзак уже превращается в тень, в одного из своих грустных персонажей.

Он уже с трудом ходит. Как мужчина, в половом смысле – уже неполноценен.

Муза отлетела от него, словно от мигающего и погасшего фонаря..

Может, всё ещё наладится?

Молодожёны едут в карете по степям Украины, во Францию, к домику у реки..

Идёт дождь. Карета ломается и накреняется… как жизнь влюблённых.

Полуслепой Бальзак выходит и садится на бугорочек колеи. Ждёт, переводит с трудом дыхание: боже, как гениально и трагично он сам описал бы всю эту трагедию!

Но жизнь его опередила..

Дождь скрывает слёзы Евы: она сейчас похожа на экзистенциальную декабристку, последовавшую за мужем.. в холодную ссылку сумерек жизни и смерти.За что? За что всё это? Жизнь только началась и.. всё.

Вот Ева уже не отходит от его постели, не смыкая по ночам глаз, и лишь изредка выходит на улицу, к звёздам и доброму шуму кленовой листвы.

За что? Почему, боже?!

Как страшно возвращаться в комнаты, где рядом с любимым, словно любовница, лежит она – смерть, сладострастно улыбаясь и лаская его, вырывая у него последние стоны.

Глядя на звёзды в ночи, Ева на миг забывается. Улыбка показалась на её бледном лице. Показалась и пронеслась, словно алый листок на ветру…

Она вспоминает, как впервые встретилась с Бальзаком: это оказался забавный тучный человечек, с нежно-чёрными глазами, растрёпанной чёлкой, к тому же, без передних зубов.

Но какая душа, боже!

Словно тело и жизнь, пленили его нежную, женственную душу, как её саму, Еву, пленил «колдун».А она сама? кокетливо сбросила себе возраст.. с той же грацией нежности, с какой женщина, в сумерках спальни, сбрасывает перед любимым, своё платье, блаженно медля, как бы ставя его на паузу, чуть ниже обнажённой груди.

Ева снова улыбается. Алый листок мелькает у её плеча..

Вспоминает, как ревновала Бальзака к женщинам, а он нежно оправдывался, предоставляя райское алиби: сотни исписанных страниц.

Однажды Бальзак послал пианиста, Ференца Листа, в Питер, передать записочку примирения, Евы, после их ссоры.

Святая простота! Послать красивого, пышущего молодостью, первого ловеласа Европы, к томящейся по любви, женщине бальзаковского возраста, тела и души!

Бальзак просто видел за неприглядной оболочкой своего тела, прекрасного ангела.. и в любимой видел ангела.

У него вообще была чудесная мысль, что вся жизнь, от первого цветения материи миллиарды лет назад, от маленькой былинки до человека и дальше.. планомерно развиваются до ангела, и помогают им в этом, творчество и любовь: два вечных крыла.

Музыкант должен был сыграть свою маленькую мелодию любви на сердце Евы.

В нём тоже, был заключён ангел…

Если тело, выключить как свет, то ревность почти бессмысленна.

Любовь имеет много притоков, а возможно и душ.Листок коснулся плеча Евы в саду возле дома.

Она коснулась плеча щекой, мысленно прижавшись к своему Оноре: он ей как-то сказал, что они вдвоём – андрогин.

Бальзак вообще был странно одержим темой андрогинности, гомосексуальности и гермафродитизма, и не раз говорил Еве, сжимая её в страстных объятиях, что лишь поэт может доставить женщине подлинное наслаждение, потому что в нём есть.. что-то женственное.

Улыбка Евы у себя на плече… Закрывает глаза и тихо гладит плечо.

А было бы забавно, безумно таинственно и уникально, если бы Бальзак, так понявший природу женщин и мужчин, соединив их в сияющую природу андрогина в любви, был бы… гермафродитом.

Единственным из всех великих писателей!Шумит листва и звёзды в окошке. Нужно возвращаться.

Ева касается звёздной листвы на окошке, и тихо улыбается, вспоминая, как Бальзак ей рассказывал о том, как однажды отправился в другую страну на карете с очаровательной поэтессой, переодетой.. в мужчину, не менее очаровательного.

Уже потом, после смерти Бальзака, поэтесса написала любопытный рассказ об этом, заметив, что душа Бальзака ей диктовала.

Рассказ действительной милый, особенно эпизод, когда они остановились возле реки и утомлённа поэтесса с усиками и во фраке, захотела освежиться, искупаться.

Интересно, – размышляет Ева, – Оноре догадался, что он.. путешествовал со своей душой, её милым, женственным бликом? Можно ли ревновать человека к душе? Иногда люди находят в других людях.. свою милую душу.

Ева возвращается в дом. Она ещё не знает, что спустя много лет, эту милую поэтессу, уже старую, неподалёку задавит омнибус, и её, без памяти, изувеченную, поместят в больничной палате – которая ещё не построена даже, – находящейся на расстоянии руки от кровати, на которой сейчас умирает Бальзак.Что было потом с ангелом? С Евой?

А что с ними бывает чаще всего, особенно если любовь или тот, кого любишь, умирает? Падение…

Попытка самой дописать незавершённый роман Бальзака, поиск того, кто бы это сделал: пошленький и малоизвестный писатель.

Роман дописывается и.. выходит под именем Бальзака: для писателя – высший род измены и ад.

А потом был художник и долгая, ровная, как в уютном аду, жизнь с ним, похожая на какую-то мимолётную, пошленькую строчку Бальзака, какие иногда встречаются в его дивном творчестве: она позлотила бы даже грязь, своей небесной улыбкой..

..............– Саш, открой дверь. Что-то случилось? Почему ты плачешь?

Пожалуйста, не молчи, открой… Ну открой же, я переживаю за тебя! (слёзы в голосе и словно бы даже в касаниях двери: касания стекают как дождь на осеннем окне..).

Был ли он изгоем из-за того, что предпочел воображение или воображение его достигло таких высот по причине изгойства? Какая-то попахивающая философской казуистикой дилемма, подобная «курица-яйцо» периодически всплывала при прочтении и совсем не пустячком мне показалась история Араго, встретившего Оноре , ещё совсем юного и веселого, планирующего своё будущее величие и счастливого любовника к тому же, на мосту. И его задумчивую фразу :

– Я смотрю на Сену, – отвечал Бальзак, – и спрашиваю себя, не следует ли мне улечься спать, завернувшись в ее влажные простыни…Примерял ли он в этот момент к себя личину будущего героя, испытывал ли внезапный спад вдохновения и оптимизма, был ли раздражен своей «поденной работой» на книгопродавцев…Все возможно, ведь череда неудач может сломить самого уверенного, самого стойкого.

Удивительная и очень необычная жизнь, описанная безусловным поклонником, старающимся не быть предвзятым и от того излишне многословно цитирующим письма, воспоминания....настолько многословно, что порой теряешь самого Моруа на страницах, подробно описывающих жизненные перепития Бальзака и его близких.Родившийся в очень необычной семье он не мог стать заурядной личностью. Слепая вера матери в его будущее, пусть и представляла она его совсем в ином свете( а иногда даже совсем нотариусом, счастливым буржуа и отцом семейства с приличным доходом ); любимая сестра, обладающая тем самым наилучшим видом оптимизма – оптимизмом прикладным и повседневным; его отец, имеющий свою теорию счастливого семейного проживания и действенным рецептом долголетия, который очень помогал ему в увеличении денежного дохода семьи; его младшая сестра, находящаяся в тени блистающих иронией и талантами остальных, но так же любимая.

И , наконец, бабушка! Мой любимейших персонаж, который вопреки всем представлениям о почтеннейшей матроне, заключала со своим внуком денежные пари по самым пикантным поводам. И, ах, как жаль, что биограф скрыл от нас предмет туалета дамы, которым, возможно, доказал свой выигрыш Оноре. А предмет наверняка был, потому как сумма в 100 экю совсем не маленькая, а азарт просто обязан быть подкреплен фактами.Семейная сага , наблюдая за которой, Бальзак заложил основы своей «Человеческой комедии» достойна была воплощения. И долгие блуждания молодого Оноре в «темноте литературных жанров» очень понятны, но совершенно не оправданы – золотая жила была совсем рядом, даже руку протягивать не надо). Все будущие персонажи, безусловно собирательные, соединят в себе черты родных, близких, знакомых писателя. Тот водевильный мирок, в котором он вырос, найдёт место во многих его произведениях, придав ироничной остроты некоторым неприглядным героям или поступкам. Остроты и достоверность, которые сделают произведения его бессмертными.А пока Бальзак молод, влюблен, в меру тщеславен, жаждет роскоши и признания. Впереди у него 12-часовые ежедневные труды, громадье планов…и кредиторы. А также Ганская), не упомянуть о которой просто кощунственно с моей стороны. Та самая любовь по переписке, счастье с которой было столь коротко. Или..?

Или счастье здесь было как раз в долгом чувстве на расстоянии, в препятствиях «исключительно непреодолимых», возможно, та самая « Физиология» , основанная на личных наблюдениях и опыте сыграла добрую шутку с Оноре, не позволив рассеяться иллюзиям идеальной любви при непосредственном контакте. Сердце бьётся чаще и боль сладостей на расстоянии…

Это увлечение носит столь авантюрно-мелодроматичный характер, что читаешь подробности с большим увлечением, усмехаясь некоторым фактам тормозящих дело узаконения брака. Ну чем не причина стать официальной женой и матерью, как не стыд предъявить метрику о рождении, где…О, Боже! твой возраст на целых шесть лет более озвученного? И эти вечные сомнения о том сможет ли мот, мечтатель, хороший любовник и человек с установившимся холостяцкими привычками вообще стать мужем? Была ли она излишне пуглива или просто с сомнением смотрела в будущее, которое столь живописно описывал ей Оноре в своих письмах? Возможно подсчёты стоимости «огардинивания» 19 окон особняка и прямого прохода к месту в хорах часовни не убаюкивали сомнений невесты. И все же недолгое успокоение и счастье были дарованы Бальзака, всего пять месяцев и пророческие слова:

Достигнуть цели, умирая, как античный гонец! Видеть, как счастье и смерть одновременно вступают на твой порог! Завоевать любимую женщину, когда любовь уже гаснет! Не быть в силах наслаждаться, когда право быть счастливым наконец приобретено! Это было уделом уже стольких людей!Моруа отводит Бальзаку первое место среди французских литераторов, создает титанический образ писателя, который за двадцать лет работы написал более семидесяти шедевров «Человеческой комедии» и совершенно развенчивает предположения о том, что увлекающийся, импульсивный, влюбчивый Бальзак романтик. Реализм – универсальный, синтетический, с легкими мазками романтизма для скрашивания и смягчения, плюс «большая щепоть» иронии, которая вырисовывает , а иногда обличает безжалостно, мир настолько достоверный, что делает невозможным отличить выдуманные персонажи от представителей общества, выписывающих «пируэты» в действительности. Для того, чтобы написать хорошую биографию маловато тщательно собрать факты , проанализировать и в художественно привлекательной форме выплеснуть «дитя» на страницы будущего издания…стоит полюбить своего героя беззаветно и преданно, восхититься его талантом, простить и принять его человеческие качества. Именно тогда, синтезировав эмоции и логику, выстроив цепочку жизнеописания есть возможность вдохнуть жизненный огонь в книгу о том кто был титаном и мог с гордостью носить имя Прометея.