Анатолий Васильевич Кондратьев
Записки старого моряка. Калейдоскоп воспоминаний
ПЕРЕХОД ИЗ ЮВТО В МУРМАНСК С ЗАХОДОМ В ГАВАНУ
Начало 80-х годов прошлого века. Очередной рейс подходил к концу. Трудный, напряжённый шестимесячный рейс в Тихом океане в промысловом районе более известном всем морякам Советского Союза, как ЮВТО – Юго-Восточная часть Тихого океана. Это очень обширный район от параллели 05° S на севере до 50° S на юге и от тихоокеанского побережья Южной Америки до 100 ° меридиана западной долготы. Промышляли ставриду. Успешный для БАТа-0062 «Алексей Генералов» (Большой автономный траулер) рейс завершался и с 1200 т. мороженной рыбопродукции траулер по указанию руководства Мурманского Тралфлота своим ходом пошёл в родной порт через Панамский канал.
Настроение команды было под стать успехам. Все предвкушали спокойный переход через тропические воды Атлантики, и долгожданный заход в один из иностранных портов по пути следования для отоваривания «колониальными» товарами. Позади уже остался Панамский канал и впереди призрачно маячил родной Мурманск, когда из Управления Тралфлота неожиданно получили радиограмму следовать в Гавану и выгрузить там весь груз мороженой рыбы.
Капитан был искренне озадачен, никогда ранее суда Тралфлота не выгружались в кубинских портах. Но, приказ есть приказ. Гавана – так Гавана. Это всего лишь отдаляло приход в родной порт на пару недель, и только. Настроения команде это отклонение от генерального курса не испортило.
Рейд порта Колон, где «Генералов» сдал лоцмана канала остался позади. И вот уже 14 часов траулер полным ходом следовал в сторону Юкатанского пролива курсом 350° со скоростью 11 узлов. В 01.30 судового времени пересекли параллель 12 градусов северной широты. Погода отличная, вокруг никого, поэтому судно шло на «автопилоте».
Второй помощник капитана Игорь Кондауров на вахте с 00 – 04.00 судового времени. Середина вахты. Два часа ночи, Тропики. Полная Луна. Лунная дорожка, отбрасываемая ночным светилом, серебрит воды Карибского моря чуть левее курса большого автономного траулера. На ходовом мостике царит умиротворение. Море пустынно.
С последним встречным судном, следовавшим, очевидно в сторону канала, разошлись ещё в начале вахты. Рулевой матрос занят приготовлением чая. Он по-особому его заваривает. К концу рейса у Виктора, неизменного рулевого на вахте Кондаурова, сохранился заветный запас луговых трав – смеси мелиссы, зверобоя и мяты. И заварка, действительно, получалась ни на что не похожей. Божественный аромат распространился по всему мостику. Игорь вальяжно-расслабленной походкой, не торопясь прошёл в закуток штурманской рубки, где моряки ещё два года назад соорудили «фирменный» столик для чайных принадлежностей. Электрочайник с заварником были размещены на нём в специальных штормовых гнёздах. Здесь же находились и большие кружки. У каждого штурмана своя. И по не писанным «морским законам» никто из моряков не смел пользоваться не принадлежащей ему «огромной» ёмкостью для чаепития, привезённой из далёкого дома. Так было заведено, …мм-даа, такой уж порядок…
– Ну, что там у тебя? … Аромат такой, что, помяни моё слово, сейчас все сбегутся – рассмеялся Кондауров, – вот увидишь…
Только-только поспел…Можно наливать, …всё готово. Василич, а ты был когда-нибудь на Кубе?
– Не-а, ни разу не приходилось…Вот и побываем, посмотрим, …что, да как…
Наполнив большую кружку ароматным напитком и с удовольствием отхлебнув из неё, второй штурман неспешно проследовал к середине мостика, обогнув громоздкий пульт управления траулером, расположенный посередине рулевой рубки. Он окинул взглядом бескрайний горизонт моря. Видимость по ходу судна была изумительной, несмотря на тёмную тропическую ночь.
– не меньше 20 миль – отметил про себя Кондауров. С кружкой вышел на крыло мостика по правому борту.
Хотя берега Панамского перешейка остались уже в 160 милях по корме, тем не менее, ему казалось, что он чувствует ароматы берега до сих пор.
Нет, ну это надо же, он, Игорь Кондауров стоит сейчас на мостике Большого автономного траулера, полным ходом «шурующего» через тропические воды Карибского моря. Над головой звёздное небо, какого нигде, кроме как в тропиках, увидеть невозможно. Особенно впечатлял Млечный Путь (Milky Way). Мечтательный штурман не мог оторвать от него заворожённого взгляда. Если отрешиться от всего, то можно подумать, что ты один во Вселенной. Да, во истину, божественное зрелище. Мог ли он подумать ещё десять лет назад, что, вот так будет стоять на мостике океанского судна и с восхищением смотреть на тропическое звёздное небо. Кто бы сказал ему об этом тогда, никогда бы не поверил и, тем не менее, сегодня и сейчас второй штурман Кондауров пересекает воды Карибского моря. Невероятно!
– Что, Василич, балдеешь? – прервал мечтательные размышления Игоря рулевой.
– Да, и есть от чего, ВиктОр…– именно так, Кондауров называл рулевого по имени с ударением на «О», переиначивая имя на французский лад.
– Ты только подумай, ВиктОр, люди платят бешеные деньги за круизы в тропики. А мы с тобой пересекаем их совершенно бесплатно, так мало того, нам ещё за это и заплатят. – рассмеялся счастливо Кондауров. – Нееет, что ни говори, а жизнь прекрасна! Да, ВиктОр? – вопрос был риторическим, …ответа не требовалось, …и так всё было понятно.
Ещё раз, глубоко вдохнув свежего морского тропического воздуха, Игорь всё той же вальяжной походкой проследовал внутрь рубки. Подойдя к штурманскому столу, с любопытством, в который раз посмотрел на генеральную карту перехода. Это была «двухмиллионка» (1: 2 000 000). «Западная часть Карибского моря» – гласило название в левом нижнем углу карты № 30120.
Кондауров отметил про себя романтические названия на ней: банка Розалинд! Остров Провиденсия! Большие Антильские острова! Остров Большой Кайман (наверное, там до чёрта крокодилов, судя по названию), Юкатанский пролив! …Романтика, блин! В правой части карты, южнее Кубы, расположилась Ямайка!
Все названия словно сошли со страниц пиратских романов Сабатини про капитана Блада, которыми подросток Кондауров зачитывался в детстве. В его воображении эти названия звучали словно волшебная музыка.
Ещё час назад штурман Кондауров закончил заполнять ежесуточную сводку «Океан», которую начальник радиостанции утром передаст на берег. И сейчас делать было в общем-то нечего, что было очень непривычно для второго помощника. На промысле-то не забалуешь. Вахта пролетает так, что и время не замечаешь. Носишься по мосту как «раненая в задницу рысь», откуда пошло это выражение Кондауров уже не помнил, но очень нравилось ему, потому что было образным и точно выражало состояние вахтенного штурмана.
– Тааак, «чаи – сахары» пьёте? … понятно… – в проёме открытой двери на крыле мостика стоял второй механик. – мы, значит, в машине, «жопа в мыле», а вы тут чайком балуетесь, …мне-то нальёте?
– Коля, проходи, наливай сам, …вестовых здесь нет. Какую кружку брать, сам знаешь (для гостей мостика были специальные кружки) …
– Хорошо тут у вас, …на мосту. Красота! Можно даже сказать, лепота…не то что у нас….
– Ой, да ладно тебе. Не прибедняйся. Особенно у тебя, в мыле…– рассмеялся Игорь. – а вообще, сколько раз я тебе говорил, что на судовода надо было учиться, а не на маслопупа (сленг – шутливое прозвище механиков и мотористов на флоте).
Спустя ещё десять минут на мостике обозначился и старший электромеханик. Собралась обычная для этого времени, компания приятелей. Что ни говори, переход из района промысла был светлой отдушиной для моряков. Так, пикируясь и подшучивая, друг над другом, моряки коротали ходовую вахту. Смех и веселье царило на мостике. Из громкоговорителя судового радиопеленгатора «Рыбка-М», настроенного Кондауровым на широковещательные частоты, доносилась лёгкая латиноамериканская музыка.
За этими разговорами, шутками и музыкой время летело незаметно. Вместе с тем, Кондауров не забывал смотреть вперёд и по сторонам. Служба есть служба. В очередной раз он подошёл к экрану локатора. Бросил взгляд на пробегающий по кругу луч электронной развёртки. Кругом никого. Море было пустынным. Он подвинул кожаное кресло поближе к пульту управления судном. Закинул на него ноги, скрестил их по-ковбойски и, облокотившись на спинку, стал мерно раскачиваться на двух задних ножках кресла.
Через некоторое время из-за пережатой вены одна нога к него затекла. Чуть приподнявшись, он решил сменить положение ног, но та, что затекла, соскользнула (он её просто не чувствовал) неожиданно на пульт. А ещё мгновение спустя судно и окрестности огласил рёв туманного горна. Один продолжительный гудок!
От неожиданности, Кондауров вместе с креслом грохнулся на палубу мостика. Попытался вскочить, но затёкшая нога не слушалась, она подломилась, и он опять упал на четвереньки. А гудки туманной сирены продолжались. Не сообразив сразу, что это такое, второй штурман, всё-таки поднявшись на ноги, бросился, приволакивая ногу на крыло правого борта.
– Виктор, на левый борт…смотри, что там!
– Где? Что? Где встречное судно? Ведь если гудок такой громкий, значит встречный пароход, где-то рядом! Но где же он? Море было чистым. Кругом никого. А гудки всё продолжались…Блин, что же это такое? Непонятно. … И тут он неожиданно сообразил…Нога, …блин, затёкшая нога соскользнула и включила нечаянно автомат подачи звуковых сигналов. Включился режим подачи туманного сигнала – «СУДНО НА ХОДУ». А моряки на мостике приняли его за сигнал встречного судна!
Игорь подскочил к пульту и отключил автомат. Гудки прекратились. Из динамиков радиопеленгатора продолжала звучать лёгкая музыка, как теперь показалось Кондаурову, издевательски громко звучать…
– … твою мать…– зло выругался он и только успел выключить приёмник, как дверь в рубку с грохотом кремальерных задвижек распахнулась, и на мостик ворвался полуголый капитан, одетый только в спортивные треники с пузырями на коленях. Волосы на голове были всклокочены. На левой щеке отпечатались следы подушки. Спал, видать, бедолага.
– Что? … Где? … Что случилось? Где встречное судно? Как допустили такое сближение, что он уже гудит нам, бля?
Электромеха со вторым механиком, как ветром сдуло. Они постыдно ретировались через крылья мостика, оставив Кондаурова один на один с капитаном.
– Виноват, Вячеславович, … всё нормально, извините. Нет никакого встречного судна. Это я, …случайно включил автомат подачи туманных сигналов…Он, сука, когда надо никогда с первого раза не включается, …а тут, бля, как специально, …сука, с первого раза включился, блин. Ну, виноват, простите.
Успокоившись, приходя в себя, капитан Ажогин дрожащими от волнения руками зажёг сигарету. Сунув её в рот он уставился на валявшееся на палубе кресло и всё понял.
– Тааак, значит, так ты вахту несёшь, …понятно…
Рулевой, от греха подальше, забился в угол на левом крыле мостика.
Некоторое время капитан задумчиво курил и молчал. Затем, подойдя к чайнику, потрогал его руками – остыл уже…Тут он неожиданно рассмеялся.
– Что? Сильно грохнулся? …Поделом, …будешь знать…Ну, так будет горячий чай или нет? Где вперёдсмотрящий?
– Тут я, …вот он я, Вячеслав Васильевич…Щас, момент, ща сделаем… – засуетился Виктор.
Инцидент на этом был исчерпан. Весь оставшийся до конца рейса переход в Мурманск Кондауров так и не присаживался в это кресло. Урок он усвоил. Только иногда, нет-нет, а бросал на него недобрый взгляд.
Далее, отрезок пути до Гаваны прошли без всяких происшествий. На следующую ночь, опять же, на вахте Игоря миновали опасный участок в районе банки Розалинд. Пройдя которую, подвернули на курс 320° и 22 июля вошли в Юкатанский пролив. Обогнули мыс Сан-Антонио – самую крайнюю западную точку побережья Кубы в 30 милях и днём 23 июля 1983 года вошли в бухту Гаваны.
Из особенностей стоянки на Кубе следует отметить оформление прихода. Судовой агент потребовал от капитана более 20 экземпляров судовых ролей. Третий помощник капитана, на которого возложена обязанность подготовки документов натурально пришёл в ужас:
– Сколько-сколько?! …Вы не ошиблись?! … Куда столько ролей? … Мне надо будет сутки, не меньше, печатать их на машинке (компьютеров-то тогда не было).
Выручили представители советского консульского отдела посольства. Они взяли один экземпляр судовой роли, смотались к себе в офис и отксерили нужное количество экземпляров. Через час все роли представили кубинским властям. Такое большое количество объяснялось тем, что, с их слов, роли предназначались во все полицейские участки Гаваны.
– Мммм-да, дела…. Ну, хозяин – барин.
Портовые власти поднялись на борт целой гурьбой. Их было никак не меньше 10 – 12 человек. Это и представители Капитании порта, санитарные инспектора, пограничные власти, даже представители мэрии (если переложить на современные понятия). И все они непременно старались попасть в каюту капитана и каждому из них нужно было уделить внимание. Мест там на всех не хватало. По правилам морского гостеприимства капитан распорядился накрыть большой стол в кают-компании и разместить всех гостей. Выручили здесь, опять же представители нашего посольства. Они переговорили с капитаном тет-а-тет и объяснили, что именно надо кубинцам.
– Капитан, Вы же привезли ценный груз – мороженую рыбу. Куба очень бедная страна. Они все явились за «данью». Поделитесь с ними рыбой, и всё у вас будет Тип-Топ. Все проблемы снимутся, как бы, сами собой.
Сказано – сделано. На всю эту «гурьбу» приготовили рыбу. Одарили их щедро. Кому по одному коробу рыбы (30 кг.), кому два (тем, кто поважнее). В общем, "всем сёстрам – по серьгам". Это зрелище нужно было видеть, когда через три часа после приёма в кают-компании гости спускались по трапу с помощью наших моряков и выносили с борта на плечах короба с рыбой. Дамам, которые были в составе «представительной» делегации отгрузить и доставить рыбу по месту назначения помогли представители нашего посольства.
Полицейские и пограничники на берегу провожали гостей внешне равнодушными взглядами. Видимо, такая процедура была им не в новинку. А после их убытия пришла очередь и более мелких чиновников – тех самых рядовых полицейских и пограничников. Этим уже «отстёгивали» помалу. Мороженые брикеты моряки разламывали и потрошили на борту, насыпая им в пакеты рыбу «на развес». Руководили этой «отгрузкой» второй штурман и технолог. Наконец, все удовлетворились. На эти мероприятия было затрачено не менее тонны мороженой ставриды. А она ведь была уже учтена во всех судовых документах и коносаментах на груз. Технолог хватался за голову.
– Господи, как же я её спишу? Что делать то? – нудил старший «рыбкин» (сленг – морское прозвище технолога).
– Степаныч, да не бзди, …первый раз что-ли? Прорвёмся. – успокаивал его Кондауров – Ты же тёртый калач…бой, порванная тара, разломанные стропа на выгрузке…утряска, усушка, что там у тебя ещё на такие случаи предусмотрено? … – смеялся Игорь. Заактируем, … и порядок.
После оформления всех формальностей и убытия властей судно получило, так называемую «свободную практику», т.е. морякам разрешался сход на берег. Но перед этим женщина из советского посольства довела до экипажа информацию по правилам и особенностям поведения советских моряков на Кубе. Она рекомендовала не выходить в город в шортах (температура в июле в Гаване была + 30 – 35°С). Не использовать одежду белого цвета. Всё это объяснила особым отрицательным отношением кубинцев к такой экипировке. Якобы, такие наряды напоминали им времена засилья Острова американцами, «янки», как их они называли. Пробковые шлемы, шорты, белая форма – это, по мнению кубинцев, атрибуты колонизаторов. Надевать их было рискованно, можно было нарваться в городе на большие неприятности со стороны местных жителей. Кроме того, женщина из посольства предупредила, что практически через одного, кубинцы являлись членами «Комитетов защиты революции» – местных аналогов нашей госбезопасности времён революции (ВЧК). Всё это следовало учитывать. Инструктаж дама проводила вместе с первым помощником капитана («комиссаром» – сленг, прозвище политработников на флоте). После её ухода комиссар сообщил всем, что судно прибыло на Кубу в канун юбилея – 30 летия празднования штурма казарм Монкада. Далее информация из Сети:
«26 июля 1953 года казармы Монкада – военный гарнизон в городе Сантьяго-де-Куба были атакованы революционерами во главе с Фиделем и Раулем Кастро. Штурм казарм Монкада является одной из славных страниц мирового революционного движения. Это нападение положило начало Кубинской революции. Дата боя дала имя революционной организации Фиделя Кастро – «Движение 26 июля». Героический штурм казармы Монкада группой революционеров во главе с Фиделем Кастро, несмотря на свою неудачу, вписан в историю революции Кубы как начало освободительной борьбы, послужившей прологом революционной войны 1956 – 1959 гг., завершившейся свержением диктатуры Батисты, установлением народной власти, достижением подлинной независимости на Острове Свободы».
Комиссар сообщил, что властями города экипаж «Алексея Генералова» приглашён на празднование этого события, и желающие посетить площадь Революции, где будет выступать вживую легендарный Команданте, могут у него записаться. Записались почти все. На борту должна была остаться только вахта.
26 июля 1983 года команда была поднята в пять часов утра местного времени. Автобусы уже стояли под бортом. Дружно погрузились и через 40 минут уже выходили на Площади Революции (Plaza de la Revolución). Моряков провели на трибуны. Народу уже собралось достаточно, и люди всё прибывали. Начало митинга и парада было назначено на 07 часов утра. Такое раннее время начала, очевидно, было связано с особенностями погоды. К 10 утра, т.е. к тому времени, когда в Москве обычно начинаются парады, в Гаване будет уже очень жарко. Сбоя в расписания начала не было, и 06.55 на трибуну поднялся Фидель Кастро. Моряки стояли группой примерно в 200 м. от главной трибуны и поэтому могли слышать и видеть Фиделя, практически рядом, как считал Кондауров. Это была невероятная удача, видеть и слышать вживую легендарную личность – Команданте Кубинской Революции.
Запомнилось и само выступление Кубинского лидера. В отличие от наших последних генсеков СССР Брежнева и Андропова, команданте выступал без всяких бумажек. Он говорил живо, никуда не заглядывая и, судя по всему интересно, хотя никто из наших моряков по-испански не понимал. Но для того, чтобы понять слова «американа», «империализмо», от которых он и сам заводился, особых познаний испанского было не нужно. Чем больше он говорил, живо жестикулируя и выбрасывая кулаки вверх, тем больше заводилась и сама толпа народа.
Время от времени люди дружными криками приветствовали его слова. Были моменты, когда площадь, буквально, неиствовала и восторженно ревела. И чем больше он ораторствовал, тем больше заводил сам себя. Словом, это был настоящий оратор и лидер. Это было очень ярко и запомнилось Кондаурову на всю жизнь. Выступление Фиделя продолжалось, чуть ли не более часа. Далее был военный парад кубинских вооружённых сил.
В двенадцать часов дня моряки были уже на борту судна. Усталые и измученные, но полные впечатлений, по прибытии на судно, завалились спать, благо на Кубе был выходной и никаких грузовых работ не предусматривалось.
Праздники на Кубе закончились. Наступили трудовые будни. Выгружали мороженую продукцию кубинские докеры.
Дааа, это были ещё те, грузчики. Выгруженные из трюмов стропы, они лениво, не торопясь разбирали и уносили с причала чуть поодаль, складывая в другие кучи уже в 100 м. от причальной линии. Они формировали новые стропа, размером чуть поменее тех, что «вышли» из трюмов, которые затем увозили автопогрузчики. В общем, какая-то бестолковая работа. Никакие советы моряков по улучшению и ускорению выгрузки ими не принимались. Даже слушать не хотели. Когда строп был уже почти разобран, и оставалось пару рядов у земли, то чтобы не наклоняться, кубинцы вдвоём брали тридцати килограммовый короб, ловко цепляя его за проволочные завязки специальным самодельным приспособлением с крюками на конце, и также, не торопясь вдвоём шагом переносили в другое место. Словом, «работа кипела»!
Для сравнения, при перегрузках в море моряки делают эту работу бегом. Иной раз, подхватывая на плечи даже по два тридцати килограммовых ящика! Кроме того, в лексиконе советских моряков появились два устойчивых испанских выражения: «фиеста» (fiesta) и «трабаха маньяна» (trabaja manyana).
Эта знаменитая ФИЕСТА! – Послеобеденный двух часовой отдых, как правило, с 14 до 16 часов. Докеры, как по команде, бросали любую работу, которой были заняты на момент наступления долгожданной для них минуты и направлялись куда-нибудь в тень. Перекусив нехитрой едой, принесённой с собой, укладывались спать тут же, в тени портовых строений или кустов. Могли даже не донести ящик с рыбой, бросив его на пути следования к автокару. ФИЕСТА!!! – это для кубинцев святое.
Моряки возмущались, подхватывали брошенные короба с рыбой и укладывали в стропы. Один раз, когда работяги оставили недогруженный кар на солнцепёке, уселись за рычаги машины и отвезли в морозильные камеры порта, чем вызвали раздражение и ругань со стороны бригадира грузчиков (формена – морской сленг).
Кубинцы к концу рабочего времени в 18.00 бросали работу, даже если она была недоделана. Скажем, строп с ящиками вышел из трюма и повис над «просветом», но, …конец же рабочего дня, мля, и лебёдчик (к слову, на судовых грузовых устройствах работали тоже докеры) возвращал строп обратно в трюм. На возмущённые замечания технолога, матросов – «рубщиков» (учётчики, счётчики), учитывающих выгруженную с судна рыбу, отвечали односложно – «Трабаха маньяна» (работа завтра). И ничто, … ничто не могло их смутить. Никакие увещевания на кубинцев не действовали. За неделю выгрузили только половину груза. Если бы выгрузкой занималась судовая команда, то судно было бы разгружено за три дня! Но это не позволялось, советские моряки не могли отбирать работу у братского кубинского народа!
С учётом таких темпов грузовых работ офицерский состав траулера перешёл на суточное несение вахт. Сутки на вахте и двое суток свободен. Уже в первые дни стоянки моряки осмотрели город и местные достопримечательности. Смотреть, собственно, было не на что.
Местных денег, кубинских песо моряки не получали, всё равно купить здесь на Кубе было нечего. В то далёкое время Куба была очень бедной страной (собственно, она и теперь такая же). Прилавки магазинов были абсолютно пусты. В продуктовых лавках на стеллажах рядами стояли, внимание, трёх литровые банки солёных и маринованных огурцов! Доставленных из братской Страны Советов. Кубинцы – и советские солёные (маринованные) огурцы! Смешно. В общем, всё было бедно и убого.
Бродя по узким, запущенным улицам Гаваны моряки ощущали себя существами из другого мира, словно переброшенными машиной времени из 80-х в пятидесятые годы. Особенно ярко свидетельствовали об этом легковые машины в городе. Все модели были из далёких пятидесятых. Но внешний вид машин был безупречен – все они были ярко выкрашены. Помятые старые кузова тщательно отрихтованы. Чувствовалось, что кубинцы с любовью относятся к ним.
Всё это было объяснимо. Близкий сосед через Флоридский пролив – Соединённые штаты Америки «заботливой рукой» наложил на страну торговое эмбарго в рамках борьбы с «мировым злом» – коммунизмом. Об этом много трудов написано экономистами, социологами и другими экспертами, поэтому останавливаться на этом не будем.
Моряки просто и беззаботно осматривали город, познавая наглядно быт и нравы кубинцев. Несмотря на все внешние негативные впечатления о столице Кубы и об отношении к работе местных докеров, советские моряки не могли не отметить добродушный и весёлый нрав аборигенов.
Абсолютно все кубинцы, с которыми знакомились моряки, выражали своё доброжелательное отношение к ним. Местные жители считали своим долгом «затащить» моряков к себе домой, где щедро «выкатывали» на стол всё, что у них было и обязательно неизменный бутыль тростникового самогона – «кубинского рома». Мутная жидкость желтоватого цвета была «убийственно» крепкой, не менее 50 градусов, а то и все 70! Она быстро развязывала языки собеседникам, и, несмотря на языковый барьер, каким-то немыслимым образом моряки и кубинцы уже через десять минут после «принятия на грудь» живо жестикулируя, весело общались друг с другом. И что характерно, понимали собеседника. Десять минут – это как раз то время, через которое алкоголь начинает действовать.
Особое место в воспоминаниях Игоря оставили фрагментарные сюжеты из жизни вечерней Гаваны. Уже в 18 часов рабочий день заканчивался и многочисленные мелкие магазинчики, и лавчонки закрывались. Это было время, когда спадала утомительная изнуряющая жара и кубинцы мелкими группами собирались в различных подворотнях узких улочек старой Гаваны. Из распахнутых настежь окон домов доносились мелодии латиноамериканской самбы. Пожилые кубинцы сидели за вынесенными из домов столиками, перегораживающими в иных местах проезжие части улиц. У ног, сидящих стояли бутылки местного вина или самогона. Обязательным атрибутом у них, конечно же, были неизменные дешёвые сигары, которыми они неустанно дымили. Курили даже женщины. За столиками на тротуарах шло сражение в домино, и велись неспешные беседы.
Тут же, в квартале молодые парни с девушками подпирали плечами обшарпанные стены домов. Подростки и малышня с громкими криками и смехом гоняли по проезжей части улицы мяч. Словом, домашняя обстановка. Собрались соседи, знавшие друг друга уже много лет.
Но вот, кто-то в доме сделал звук радио чуть громче. Переулок и окрестности огласили громкие звуки латиноамериканских мелодий. Молодёжь оживилась. Тела юношей и девушек начали извиваться в такт зажигательной музыки, сначала чуть-чуть, как бы нехотя, но вот, одна пара не выдержала и выскочила на середину дороги и ритмично извиваясь, закружилась в танце. Почин тотчас подхватили другие, и вот уже три – четыре пары выписывали пируэты на дороге и тротуарах. Сидящие за столиками пожилые кубинцы, отставили своё домино и ритмичными хлопками в ладоши с одновременным притопыванием, не вставая со стульев, поддерживали танцоров.
Постепенно танец превратился в своеобразный конкурс – кто лучше и красивее. Вокруг танцующих, теперь уже по очереди, пар образовался круг зрителей. Подбадривающие крики неслись со всех сторон. Смех, крики, веселье царило в квартале. Эти сцены времяпровождения кубинцев отложились в памяти Кондаурова навсегда. Замечательный, не унывающий народ – кубинцы.
Советские моряки, прогуливающиеся по улицам Гаваны и ставшие невольными свидетелями этих домашних, на ходу импровизированных сцен, воодушевлённые зажигательной латиноамериканской музыкой дружно захлопали в конце очередного танца и прокричали дружно: Viva Cuba libre! Viva la revolucion! Viva Fidel! Что тут стало вдруг! Кубинцы повскакивали со своих мест за столиками, все тут же переключили своё внимание на моряков. Обступили их. Загалдели, хлопали по плечам, пожимали руки. Весёлые, смеющиеся, счастливые лица были повсюду.
Мгновение спустя в руках моряков оказались уже стаканы с вином. Пили за дружбу, за Россию, за Фиделя! Не отпускали моряков до позднего вечера. Когда уже душная, влажная тропическая ночь окутала Гавану, счастливых моряков дружно сопроводили в порт и ещё долго у проходной прощались. Обнимали, жали руки, девушки целовали! Нет, этот народ не победить!
Отметили моряки и потрясающую красоту кубинок. Смесь европейских и африканских кровей за столетия произвела потрясающий эффект. Моряки заинтересованными взглядами провожали молодые, полные жизни фигуры кубинок. Шоколадная, чёрная, но не как у коренных африканок, а какая-то чуть осветлённая, скорее, даже дымчатая кожа, проходящих мимо женщин, кокетливо поглядывающих на группу русских моряков, заставляла невольно провожать их взглядами. Кубинки тоже чувствовали внимание молодых мужчин, и походка их тут же менялась. Они подтягивались, начинали по-особенному переставлять стройные ноги так, что их бёдра начинали, как казалось морякам, призывно «играть». Несомненно, они осознавали свою сексуальность и привлекательность.
Что ещё отметил Кондауров во время пребывания в Гаване, так это полное отсутствие, где бы то ни было портретов здравствующего на тот период Фиделя. Баннеров с героями революции Че Геварой и Камилом Сьенфуэгосом было везде предостаточно. Они были и на стенах домов, и в витринах магазинов, и в офисах Капитании порта, везде. А вот портретов Фиделя нигде не было видно. Это в какой-то степени поразило Игоря, привыкшего к советской действительности на Родине, где портреты членов Политбюро и генсека были выставлены там и сям, к месту и не к месту. Здесь же, на Кубе, народ отдавал дань памяти только павшим героям революции. Это было ново и не привычно.
Стоянка в Гаване и выгрузка продолжалась ни шатко, ни валко. Дни текли, прогулки по Гаване наскучили. И моряки открыли для себя новое развлечение – пляжи Кубы!
В самой Гаване пляжей нет. Со временем моряки узнали, что к востоку от столицы расположилась цепочка пляжей, общей протяжённостью около 20 км. Они так и называются – «восточные пляжи» (Playas del Este). В первые же дни моряков на автобусе, любезно предоставленном обществом «Кубинско-Советской дружбы» отвезли на пляж Бакуранао (Bacuranao), расположенному в 12 км. от Гаваны. Пляж морякам понравился однозначно, благо сравнить всё равно было не с чем, других-то мест им не предлагали. Кубинцы ещё говорили что-то про пляж Варадеро, который моряки посетили чуть позже.
Так что приходилось довольствоваться тем, что есть. Забирали на пляж их от борта судна в 10 часов, а обратно доставляли в 17.00. С учётом того, что кубинских денег на этом заходе они не получали, а, следовательно, и купить что-либо съедобное на побережье было не на что, а по жизненному опыту все знали, что после водных процедур, да ещё на свежем воздухе обычно очень хочется есть, то еду предусмотрительно брали с собой. Обычно это были варёные яйца, хлеб, иногда мясо.
Как ни странно, несмотря на купальный сезон, народу на пляже было мало, по крайней мере, в середине недели. Возможно это объяснялось тем, что в 80-е годы туризм на Кубе был ещё в зачаточном состоянии, сервиса абсолютно никакого не было. И за пляжем, очевидно не следили. Песок был грязным, непросеянным. Повсюду валялись окурки, обрывки бумаги, огрызки фруктов, в общем, отходы человеческой жизнедеятельности.
Что ещё бросалось в глаза, так это бетонные сооружения ДОТов (долговременных огневых точек), расположенных по берегу, примерно в 200 – 300 метрах друг от друга. По виду им было никак не менее 20 лет, то есть, в те далёкие 60-е годы, когда они были построены, кубинцы готовились к отражению возможных атак своего близкого, но агрессивного соседа – Соединённых Североамериканских Штатов, которые не могли смириться с тем, что у них под боком образовалось молодое коммунистическое государство. Смотровые щели укреплений были направлены в сторону океана, точнее Флоридского пролива, откуда можно было ожидать нападения.