Блажен, кто предков с чистым сердцем чтит.
И. Гете
Московская битва, битва за Москву или под Москвой в истории Великой Отечественной войны имеет особое значение. Именно результат этой битвы поверг в замешательство стратегов Гитлера с обжигающими мыслями о том, что германская армия – всесильный вермахт – на фоне скоротечных сражений и триумфальных побед в Европе и в первые месяцы в Советской России может быть бита. Бита здесь, на подступах к советской столице, а задуманную стратегическую операцию «Тайфун» развеет ураган зимнего контрнаступления частей Красной Армии.
И еще одна яркая грань была обозначена в этом сражении не на жизнь, а на смерть: впервые после начала войны – а прошло практически полгода – на борьбу с немецко-фашистскими захватчиками помимо вооруженных сил поднялись все народы Советского Союза.
Подобного размаха боевых действий, такой концентрации огромных масс личного состава с той и другой стороны, а также военной техники история войн еще никогда не знала. Это был первый крупный вклад нашей страны – СССР в серию предстоящих поражений и в дальнейшем окончательного разгрома агрессора.
Особая роль в управлении государством, влиянии ее на ход вооруженной борьбы принадлежала чрезвычайному высшему государственному органу СССР – Государственному Комитету Обороны (ГКО) во главе с его председателем И. В. Сталиным.
Лозунг «Все для фронта, все для победы!» повседневно и даже ежечасно претворялся в жизнь с первых и до последних дней войны.
Значимым был и такой высший орган стратегического руководства вооруженными силами СССР, как Ставка Верховного Главнокомандования.
Большую работу в разгроме немцев под Москвой проделал как основной оперативный рабочий орган Ставки ВГК – Генеральный штаб ВС СССР, возглавляемый Маршалом Советского Союза Борисом Михайловичем Шапошниковым, так и проявленный самобытный талант многих военачальников.
Как писал генерал армии В.Н. Лобов, «можно с уверенностью сказать, что в битве под Москвой мир впервые познакомился с плеядой будущих советских полководцев-победителей: А.М. Василевским, Л.А. Говоровым, А.И. Еременко, Г.К. Жуковым, И.С. Коневым и многими другими. Они даже в неравных с противником условиях сумели показать себя умелыми организаторами, подлинными архитекторами победы…».
В этот список можно с полной уверенностью ввести и таких грамотных управленцев войсками фронтов и армейскими объединениями, как И.Х. Баграмян, А.П. Белобородов, Д.Д. Лелюшенко, К.А. Мерецков, К.К. Рокоссовский, и многих других.
Как не отметить значение для защиты столицы московского ополчения. Целые дивизии собирались в штабах гражданской обороны города и практически без армейских навыков, а порой и без оружия, с указанием найти его на поле брани, выступали на защиту столицы.
Большую, если не главную силу поступательному движению вперед наших войск в разгар великой битвы за Москву придали свежие дивизии и отдельные полки из Забайкальского военного округа и Дальневосточного фронта. На возможность их безошибочного использования, чтобы прогнать врага от Москвы и погнать его все дальше и дальше, оказал влияние ряд блестяще проведенных спецслужбами СССР (как органов госбезопасности, так и военной разведки) операций.
Одной из них была долгие годы глубоко засекреченная операция органов государственной безопасности «Снег», внесшая свой реальный вклад в дело разгрома немцев под Москвой, а в дальнейшем и Японии, о чем читатель узнает далее.
Мариэтта Шагинян о значении Московской битвы в статье «Оборона Москвы» писала, что «пройдут десятилетия – и тысячи страниц испишут о том огромном, что мы называем сейчас «Оборона Москвы». Ученые будут рыться в документах, в газетах; для художников станут драгоценными каждая мелочь, каждая черточка, уцелевшие от забвения и не поглощенные временем…».
Как-то отец-фронтовик признался: «Говорят, что на войне нельзя испытать ощущение полного счастья. Неправда! Мы тогда чувствовали себя самыми счастливыми людьми, потому что победа – это счастье».
И это была первая большая победа, и значит – первое ощущение огромного, всепоглощающего счастья.
Это счастье до сих пор испытывают наши люди!
«Горе тому, кто слаб!» – выкрикнет Гитлер, упиваясь своими реальными и рассчитанными при помощи своего Провидения будущими победами. Версальские вериги, которые носила на ногах Германия образца 20 – начала 30-х годов, все больнее и больнее врезались в сознание немцев. Они это воспринимали как политическое унижение, дурно влияющее на промышленное развитие страны.
Многие в Германии утверждали, что нация при таком подходе начинает деградировать и может скатиться на социальное дно из-за безработицы и разрушенной производственной базы. Эту боль уловил и на ней сыграл бывший ефрейтор Первой мировой войны, австриец по происхождению, Адольф Гитлер (Шикльгрубер).
В результате буржуазной революции в Германии в 1918 году была разрушена и сметена на свалку истории могучая Прусская военно-промышленная империя Гогенцоллернов. Всего полстолетия просуществовало это творение политического гения Бисмарка и военной машины Пруссии.
Адольф Гитлер понимал, что загнанная в тупик бывшая Веймарская республика обречена на прозябание, если не изменить политику и не создать новое, мощное государство на обломках старого.
Самую радикальную политику – восстановление единого государства, способного противостоять двум внешним силам: американскому еврейскому капиталу и Коммунистическому Интернационалу – могла и смогла предложить лишь новая партия Гитлера под патриотическим названием «национально-социалистическая партия». И что удивительно: Гитлеру удалось убедить в правильности пути народ Германии и ее промышленных королей.
Через полтора года страну нельзя было узнать. Она менялась на глазах. Стала чище по многим параметрам. За какие-то месяцы Германия разгромила внутренний бандитизм. Исчезло воровство, выжжена каленым железом коррупция. Остановлена гиперинфляция, появились признаки реального промышленного роста.
Но главное, у народа ожила вера в элементарный порядок, ментальный для немецкой нации. Стал вырисовываться понятный завтрашний день. Появилось осознание себя гражданским обществом, где все были равны, где не было ни правых, ни левых, изгоев из низших слоев и снобов из привилегированной элиты с циничной роскошью и паразитизмом существования. Больно били по рукам чиновничеству, лоббирующему бизнесменов, и предпринимателям, дающим взятки чиновничеству. Формировалась нация. Единая семья патриотов Германии, у которых была только одна Родина.
«Родина, семья, труд!» – кричали лозунги с фасадов домов, оград, растяжек.
Потом началось строительство автобанов, работающих до сих пор. И таким образом решалась проблема занятости немцев.
Поощрялся дух активности и предприимчивости в производственной сфере за счет удушения политического разгильдяйства, экономической неразберихи и морально-волевого воздействия на торгово-спекулятивную, финансоворостовщическую, коммерческую сферы.
Запрещались «колонки», качающие деньги из воздуха. Существовал жесткий контроль над выполнением социальных программ. Особое внимание уделялось воспитанию молодежи в духе общественного сознания с парадигмой национализма под лозунгами «Германия превыше всего! Германия для немцев!».
Патриотизм радикального толка с элементами обмана двигал страну к высоким технологиям и решению эффективных промышленных задач…
Но затем новоиспеченного фюрера, начавшего реформировать страну, «занесло на повороте». Он проигнорировал умный совет о том, что реформы следует начинать дома и здесь оставлять их. Он же нацелился на реформирование всего мира через так называемый «новый порядок». Что из этого получилось, сегодня знает каждый.
Условия разоружения по Версальскому мирному договору, который формально завершил Первую мировую войну вследствие соглашения между победившими союзниками, были явно кабальными для Берлина. Они превращали Германию во второстепенную страну, в страну земледельцев и пастухов, пивоваров и ремесленников, свинопасов и винокуров.
Победители ввели обременительные платежи по репарациям и другие санкции. Отобрали немецкие колонии в Африке и на Тихом океане. Вынудили немцев уступить свои исконные земли Франции, Бельгии и Польше. Россия от «Первой империалистической войны», как ее называла советская печать, ничего не получила, кроме двух революций и одной Гражданской войны.
Союзники старались навсегда искоренить грозную немецкую военную мощь. Не случайно большинство из 440 позорных для Германии статей этого договора, состоявших из 75 000 слов, касались военного разоружения.
Но гордая, старая немецкая армия, имевшая в своих рядах до войны два миллиона человек и богатые прусские военные традиции, к началу 1920 года насчитывала всего лишь 100 тысяч штыков. Службу сделали добровольной, так как воинскую повинность запретили. Добровольная армия в тех условиях для Германии была смерти подобна.
По договору, более 1 4 тысяч самолетов Берлин вынужден был передать союзникам, остальные летательные аппараты пошли на переплавку. Военно-морской флот сократили до 15 тысяч личного состава. Вместе с этим англичане 21 ноября 1918 года после подписания перемирия решили основную массу немецких линкоров, крейсеров, эскадренных миноносцев и торпедных катеров отогнать на шотландскую якорную стоянку Скапа-Флоу, где по условиям договора 70 немецких кораблей должны были распределить между флотами держав-победителей.
Морские офицеры во главе с вице-адмиралом Людвигом фон Рютером так возмущались явным уничтожением флота, что решили на большинстве крупных кораблей открыть кингстоны, дабы помешать их конфискации союзниками. Много боевых кораблей таким образом, к изумлению англичан, пошли ко дну – были затоплены.
Подводные лодки стали резать для сдачи в утиль. Прославленный немецкий генералитет и большинство старших офицеров пришлось распустить по домам.
Условия кабального Версальского договора стали известны 7 мая 1 91 9 года, и их суровость ошеломила немецкий народ, посчитавший, что его унизили, над ним надругались. Немцы вполне логично считали, что не может быть коллективной ответственности, ответственности всего народа за развязывание войны. Многие граждане полагали, что Германию вынудили к войне правители Франции и Англии, и они же подтолкнули Россию стать противником Берлина.
Веймарская республика не удовлетворяла желания народных масс. Ропот катился по Германии. Недовольство охватило униженную армию.
Хотя попытка в ноябре 1923 года «пивного путча», возглавляемого тридцатичетырехлетним Адольфом Гитлером – председателем только что образованной Национал-социалистской рабочей партии (НСРП), с целью свергнуть Веймарское правительство не увенчалась успехом, однако немцы почувствовали появление новых сил. Лидера партии арестовали, но не надолго. По решению суда партия Гитлера – НСРП была поставлена вне закона, а председателю дали пятилетний срок.
Однако ровно через тринадцать месяцев начальник Ландсбергской тюрьмы лично сообщил заключенному камеры № 7 приятную новость – он досрочно освобождается.
Утром 20 декабря 1924 года Адольф Гитлер собрал нехитрые тюремные пожитки, в том числе часть рукописи своей книги, которую он писал в камере, обменялся на прощание рукопожатиями с сокамерниками и плюхнулся на сиденье прогулочного автомобиля своего друга Мэйбаха. Теперь он стал свободным человеком.
– Куда? – спросил его соратник, водитель и друг.
– Домой, а потом в нашу штаб-квартиру.
– Чем теперь будешь заниматься?
– Я начну все снова, с самого начала. Нужен новый путь развития…
Не напоминает ли этот ответ ленинскую тираду о том, что теперь «мы пойдем другим путем»?
Мэйбах посчитал слова друга пустым звуком в связи с состоянием формально закрытой гитлеровской партии, насчитывающей в тот период более 55 тысяч. Фактически партия стояла на краю гибели. Тем более что самому председателю партии запрещалось выступать публично. В случае нарушения требований властей ему даже грозила депортация на родину – в Австрию.
И все же у освобожденного лидера запрещенной партии было хорошее настроение. Он уже все обдумал, поэтому четко представлял дальнейшие свои ходы, сообразуясь с ситуацией.
Во-первых, во время отсидки на политическом горизонте у него не появилось какого-либо серьезного соперника, способного заменить лидера партии.
Во-вторых, политический и экономический хаос, характерный для первых лет Веймарской республики, создавший атмосферу разочарования и брожения при разгуле экстремистских групп, существенно ослабел.
В-третьих, разорительная инфляция, поглотившая сбережения миллионов германских семей, была остановлена.
В-четвертых, как ни странно, безработица пошла на убыль и т. д. и т. п.
Тяжелый пресс репараций, наложенный на Германию после Первой мировой войны, уменьшился до терпимого веса. Немецкая промышленность с помощью американских кредитов стала постепенно возрождаться.
Авторитетный и энергичный министр иностранных дел республики Густав Штреземан настоял на выводе французских оккупационных войск из одного из самых промышленных районов Германии – Рура.
Через две недели после освобождения из Ландсберга Гитлер встретился с баварским премьер-министром Генрихом Хельдом. Он решил заверить его, что ему не стоит бояться национал-социалистов, так как у них главный враг – коммунисты. С ними они ведут непримиримую борьбу. А потом попросил снять запрет на деятельность нацистской партии и ее органа – газеты «Фелькишер беобахтер», а также разрешить его публичные выступления.
Нацистская газета вновь появилась в Мюнхене 26 февраля 1925 года с редакционной статьей Гитлера под названием «Новое начало». Статья призывала рассорившихся членов партии объединиться в борьбе с коммунистическим движением, марксизмом и его создателями – евреями.
Под влиянием министра юстиции Франца Гюртнера, симпатизировавшего нацистам, Хельд распорядился снять запрет НСРП, заметив при этом своему подчиненному:
– Дикий зверь контролируется. Мы можем позволить себе ослабить цепь.
На следующий день после выхода газеты Гитлер решил собрать своих единомышленников в пивном баре «Бюргер-бройкеллер» – месте, где был провален путч. Это было первое публичное выступление будущего фюрера Третьего рейха после суда перед тремя тысячами его приверженцев.
Как казалось собравшимся, он после тюрьмы сделался еще более матерым пропагандистским бойцом. Суровый вид его лица подчеркивали две глубокие складки кожи, расходившиеся от крыльев носа к щекам, и уставшие, глубоко посаженные глаза. Обиженные властью во все времена и во всех странах делаются, как правило, кумирами толпы. Двухчасовая речь руководителя партии не разочаровала слушавших его однопартийцев.
Он кричал о том, что «марксизм будет побежден доктриной высшей правильности и жестокостью ее исполнения». Провозгласил, что в борьбе возможны только две развязки: «либо враг перешагнет через наши тела, либо мы пройдем по его трупам».
Это выступление разозлило правительство. Гитлеру снова запретили публично выступать. Из семнадцати земель запрет сохранялся теперь в тринадцати. В четырех он мог свободно излагать свои мысли с трибун перед аудиторией. Однако эти препятствия оказались не такими непреодолимыми.
На выборах в рейхстаг нацисты получили лишь три процента голосов избирателей. Казалось, что Германия постепенно успокаивается. Но данные полицейских сводок пророчески утверждали, что цена освобождения лидера НСРП может быть в дальнейшем очень высокой и дестабилизирующей страну.
В одной из обобщенных полицейских справок говорилось:
«Благодаря своей энергии Гитлер снова будет основной силой новых, серьезных общественных беспорядков и угрозой для безопасности страны».
Предсказания полицейского документа стали постепенно подтверждаться. Спокойствию Германии пришел конец после 1929 года, когда всемирная Великая депрессия ввергла страну в новую социальную и экономическую турбулентность.
Пять относительно тихих лет уплыли в Лету. За это время главный подстрекатель и будущий фюрер, предусмотрительно выждав время, создал преданную ему организацию, теоретические выкладки которой были заложены в книге «Mein Kampf» («Моя борьба»). Первоначальное, тюремное ее название было длинное: «Четыре с половиной года борьбы с ложью, тупостью и трусостью».
После окончания экономической депрессии общественная жизнь в Германии изменилась. В каждого немца в очередной раз вселился страх перед завтрашним днем. Этим и воспользовался будущий фюрер (нем. лидер. – Авт.) партии. Путем запугивания, угроз, обещаний, стравливая политических врагов, а нередко и физически их устраняя, он добился диктаторской власти.
Фантастическая самоуверенность, решительность и твердая вера в правоту своих действий благотворно накладывались на соратников, видевших в Гитлере вождя, гения, Мессию, ведомого Провидением.
Размышляя о ненавистном для немцев Версальском договоре, один из берлинских журналов 1926 года изобразил договор как вздымаемый руками из могилы надгробный камень с надписью: «Здесь похоронена правда!» Сверху на камне имелось карикатурное изображение Франции, Японии, Италии, Англии и США.
И все же Германия выдержала сильнейшие удары договора. Постепенно желание перевооружиться стало все больше и больше занимать умы не только военных, но и политиков. Военные открыто разглагольствовали, что «договор – пустышка», что надо «думать о новой сильной армии».
Как офицер генерального штаба в период Первой мировой войны, герой Горлицкого прорыва в 1915 году на Восточном фронте, 54-летний генерал-майор Ганс фон Сект в одной из своих статей писал:
«Самое важное, что ни мирный договор, ни враг не могут отобрать у нас мужественную мысль. Когда судьба снова соберет немецкий народ под ружье, – а этот день неизбежно наступит, – тогда она отыщет людей не слабовольных, которые дружно возьмут праведное оружие. Не важна форма такого оружия, если им будут владеть стальные руки и железные сердца».
Через три месяца после того как эти слова были написаны генералом, его назначают начальником управления сухопутными войсками. По существу, он стал командующим оставленным по договору 100-тысячным войском и в дальнейшем сделал очень многое, если не все, для возрождения немецкой армии.
Заработала промышленность, восстанавливали и запускали заводы и фабрики. Германия в лице генерала Секта и промышленника Круппа понимала, что надо поворачиваться в сторону Советской России, где есть сырье и нет западных соглядатаев.
Сект учредил в генеральном штабе особое подразделение, которое называлось «специальная группа по России», для налаживания деловых контактов с Красной Армией. В ходе переговоров родились две секретные военные школы на территории Советской России в виде авиабазы в Липецке и танкового центра около Казани.
Чтобы усыпить бдительность бывших победителей, в списке которых России не было, в 1925 году немецкие солдаты в штатской одежде нелегально прибывали в Советский Союз, чтобы учиться летать на самолетах и водить танки.
Дело в конспирации доходило до того, что высокопоставленные генералы рейхсвера совершали инспекционные поездки в учебные центры под видом членов мнимых делегаций рабочих-коммунистов из Германии, хотя все они были монархистами или аристократами.
Специальная группа по России вошла также в сферу торговли и производства. Используя правительственные фонды, она образовала частный торговый концерн под названием ГЕФУ (GEFU) – аббревиатура для безобидного названия «Компания для содействия промышленным предприятиям».
За короткое время немецкие промышленники основали и стали управлять рядом предприятий в Советском Союзе: в Самарской области заводом по производству отравляющих газов, в Филях под Москвой строили военные самолеты и моторы к ним, в Туле, Ленинграде и Шлиссельбурге выпускали артиллерийские снаряды. Выпуск продукции на этих заводах делился поровну между рейхсвером и Красной Армией.
В связи с этим произошел один интересный, многоговорящий эпизод, связанный скорее не столько с экономикой, сколько с нашей ментальностью. В выпущенной партии из 900 тысяч снарядов в Германию прибыл груз только с 300 тысячами тяжелых артиллерийских снарядов. Обман вскоре вскрылся…
Сект знал, что советское участие являлось лишь временной мерой.
Приход Гитлера к власти подробно описан в литературе и публицистике, поэтому нет надобности в повторении, да и книга посвящена другой теме.
Согласно своему правилу, фюрер утверждал, что «прежде чем побеждать внешних врагов, надо сперва уничтожить противника внутри своей страны». С этим у него получилось быстро и масштабно через штурмовые отряды головорезов Рема (СА), эсэсовские подразделения, а потом части и соединения (СС) Гиммлера, а также подключение всей системы (РСХА) и подкрепление этой внутренней борьбы идеологией пропагандиста нацизма, его барабанщика – Геббельса.
Весной 1935 года Германия официально отказалась от соблюдения всех военных статей Версальского договора и ввела запрещенную ей всеобщую воинскую повинность. В марте 1936 года Берлин в одностороннем порядке расторг «гарантийный» Локарнский договор и оккупировал Рейнскую демилитаризованную зону.
Восточные границы Франции вновь услышали немецкую речь и рев танковых моторов. Рейнская область превратилась в фашистский плацдарм для нападения и территорию с высокой концентрацией промышленного производства.
Английский историк Дж. Уиллер-Беннет отмечал:
«Гитлеру было позволено выиграть первую битву Второй мировой войны, не открывая огня».
Сказано точно.
Труднее всего пришлось Гитлеру с наращиванием военного потенциала, – стальные мускулы приходилось качать долго и скрытно от вчерашних противников. Но скоро он справился и с этой задачей. Тайное возрождение милитаризма, реставрация германского военного потенциала проходили на фоне политической нестабильности и экономического хаоса.
В 9 часов утра 2 августа 1934 года после продолжительной болезни в возрасте 87 лет скончался президент Германии фон Гинденбург. Три часа спустя Гитлер уничтожил должность президента и стал именоваться фюрером и рейхсканцлером, осуществив тем самым свою давнюю мечту стать диктатором Германии.
В тот же день солдаты Третьего рейха (так отныне именовалось государство) приняли присягу, но присягали они не республике или конституции, а лично фюреру. Текст присяги был написан будущим фельдмаршалом Вальтером фон Рейхенау, бесславно отдавшим жизнь на Восточном фронте.
В ней говорилось:
«Перед богом я даю эту священную присягу в том, что буду оказывать безусловное повиновение Адольфу Гитлеру, фюреру германского рейха и народа, верховному главнокомандующему вооруженных сил, в том, что я готов, как подобает мужественному солдату, по первому зову выполнить эту присягу хотя бы даже ценой своей жизни».
Эта присяга исключала возможность участия офицерского корпуса в заговоре против Гитлера, поскольку требовала от них личной верности самому фюреру. Сила присяги была такова, что большинство офицеров не предпринимало никаких действий по смещению Гитлера даже тогда, когда армия начала разваливаться и враг стоял у самых границ рейха или окружал Берлин.
Немного опередим события.
Для командующего группой армий «Юг» Вальтера фон Рейхенау присяга дала возможность выдвинуться и расти в собственной карьере, закончившейся вместе с жизнью на Восточном фронте.
Несмотря на мороз, 12 января 1942 года фельдмаршал отправился на обычную утреннюю пробежку по пересеченной местности со своей штаб-квартиры в Полтаве. Немного позже в офицерской столовой он неожиданно потерял сознание и упал. Врачи быстро установили диагноз – сердечная недостаточность. Пять суток он находился в коме, а 17 января еще живого, но без сознания, его привязали к креслу самолета и отправили в Лейпциг. По дороге самолет попал в аварию, и Рейхенау получил, ко всему прочему, серьезную черепно-мозговую травму. Вечером того же дня самолет приземлился на Лейпцигском аэродроме, но генерал-фельдмаршал был уже мертв.
Теперь у Гитлера главный козырь уже был в руках – подчиненная только ему новая, быстро развивающаяся армия на фоне рванувшей к перевооружению немецкой промышленности.
Несмотря на то что армия, казалось, была в кармане фюрера, Гитлер не мог оставаться в стороне от ежедневных ее нужд и всякий раз пытался укрепить свои отношения с рейхсвером, а потом и вермахтом. Он завоевал авторитет у многих адептов его взглядов на развитие государства через наращивание военного производства. Фюрер учтиво и с уважением обходился при встречах и беседах с генералами, соглашавшимися с необходимостью милитаризации.
В январе 1934 года, выступая по случаю первой годовщины нахождения на посту канцлера, он заметил, что рейх стоит на «двух колоннах»: партийной и армейской.
Многих офицеров это подкупало, как и то, что он, на первый взгляд, не вмешивался во внутренние дела армии. Особенно это касалось продвижения по службе. Гитлер мог позволить эту роскошь, так как доверял авторитетному министру обороны генералу Вернеру фон Бломбергу – высокому, красивому, стройному арийцу, который любил носить хорошо подогнанную форму и умело справлялся с вопросами служебного роста своих подчиненных, не доводя их до состояния проблем.
Еврейская писательница Белла Фромм так описывала Бломберга в 1933 году:
«Рассудительный человек, если не считать его слепого преклонения перед Гитлером… Пробыв прусским солдатом всю свою жизнь, он, тем не менее, на удивление хорошо воспитан. Он обладает способностью к критическому мышлению и гибкостью ума. И все же теперь он начал восхвалять Гитлера. Его глаза светятся подлинным экстазом. Он назвал Гитлера «одним из величайших людей всех времен».
Бломберг зарекомендовал себя способным армейским организатором и преданным соратником канцлера. На одном из совещаний он заявил своим генералам:
– Фюрер умнее, чем мы. Он спланирует и выполнит все совершенно правильно.
А подтверждение «правильности» заключалось в том, что военный министр постепенно ввел нацизм и его атрибутику в армии и на флоте. Это был процесс так называемой «нацификации» армии. Так, он своим приказом от 15 мая 1933 года обязал военнослужащих отдавать честь всем нацистам, одетым в форму нацистской партии, и узаконил гитлеровское приветствие с выбрасыванием вперед руки с криком «Хайль Гитлер!».
При Бломберге произошли изменения армейских знаков различия на кителях и фуражках – он вставил нацистскую свастику в когти традиционного орла старой императорской армии.
Несмотря на то что его последней женой, как оказалось позже, была еврейка, в прошлом проститутка, он вычистил армию от евреев, за исключением бывших фронтовиков. Бломберг запретил военнослужащим браки с еврейками и покупку товаров в магазинах, принадлежащих лицам еврейской национальности и даже их родственникам других рас.
Руководитель 3-миллионной армии, называемой штурмовыми отрядами СА, Эрнст Рем вынашивал план поглощения рейхсвера штурмовиками. Этот план «министра без портфеля», испугал не только Бломберга и политическую элиту, но и самого фюрера.
Наверху было принято решение разогнать армию штурмовиков.
В ночь на 30 июня 1934 года прошла операция под кодовым названием «Колибри» – операция кровавой расправы Гитлера над штурмовиками СА. Она вошла в историю как «ночь длинных ножей».
Дальновидный Бломберг, чтобы не замарать себя и армию убийствами, не отдавал приказ на непосредственное участие армейских подразделений в операции. Он только снабдил оружием головорезов СС Гиммлера для разгрома штурмовиков. Руководитель СА Эрнст Рем, отставные генералы Курт фон Шлейхер – бывший министр обороны и канцлер и Фердинанд фон Бредов были застрелены на месте, так как оказали сопротивление при аресте. Молодчики Гиммлера обвинили их в изменнической деятельности.
Потом, когда дело было сделано, поднялся кипеж в среде оставшихся в живых штурмовиков, занимавших высокое положение в обществе. Гитлер вынужден был солгать, да так, как говорится в народе, что за пазуху не уберешь. Он заявил, что Шлейхера и Бредова убили по ошибке, а их имена будут восстановлены в почетных книгах их полков. Но об этом обещании, естественно, новые власти вскоре забыли…
С 1936 года Бломберг начал терять свою репутацию. Гитлера стали раздражать неожиданно появившиеся его призывы более лояльного обращения с евреями. Фюрер был недоволен поведением фельдмаршала во время ремилитаризации Рейнской области и его резким выступлением против вмешательства Германии в ход гражданской войны в Испании.
Бломберг придерживался мнения, что Берлин, впутавшись в сложную средиземноморскую политику, мало что приобретет, зато очень много может потерять. Он называл эту помощь Франко ничем иным, как авантюрой, считая испанского правителя диктатором.
В вопросах стратегического планирования Бломберг начиная с 1 936 года стал больше внимания уделять оборонительным вопросам. Эта осторожность основывалась на убеждении, что германская армия растет слишком быстро и в качественном отношении ее личный состав еще не готов к войне. Так бывает с юношами, когда при калорийном питании и гиподинамии кости растут быстрее, чем мышцы и мозги.
Несмотря на растущую мощь армии, положение Бломберга не только не укрепилось, но, наоборот, еще более пошатнулось. Реноме катастрофически снижалось.
Дело в том, что на совещании 5 ноября 1937 года Гитлер сообщил собравшейся военно-политической элите о намерении со следующего года начать поэтапное осуществление завоевания «жизненного пространства методом блицкрига». В первом пункте этого плана стояла Чехословакия.
Бломберг, главком сухопутных войск генерал-полковник Вернер фон Фрич и ряд других генералов смело заявили, что армия еще не готова к ведению большой европейской войны. Даже Геринг, главком люфтваффе, засомневался и предложил сначала развязаться с Испанией. А вот хозяин германского флота адмирал Редер в основном отмалчивался.
Однако Гитлер заставил генералитет принять его сторону. В декабре 1937 года он уже одобрил план операции «Грюн» («Зеленый») по захвату Чехословакии.
Это был очередной удар по Бломбергу, который к этому времени увлекся стенографисткой в одной из имперских комиссий. Он овдовел еще в 1932 году. И вот произошло знакомство со стройной, белокурой, с серо-голубыми глазами Евой Грун. Он не знал, что она еврейка, что занималась проституцией и что позировала для порнографических открыток и журналов. Но любовь – это всегда эгоизм вдвоем и взаимное святотатство или награда, полученная без заслуг. В конце концов брак был оформлен, свадьба состоялась. Но многие офицеры и генералы, в том числе и его друзья, не одобряли выбор авторитетного генерала.