Анатолий Степанович Шанин
Суворовская юность
Вечером после поверки на передней линейке ребята быстро разбежались по своим палаткам. В палатках имелись деревянные нары. Один настил, побольше, вместимостью до 8-10 человек, располагался напротив входа в палатку от одной боковой стенки до другой, а второй, поменьше, на 2-3 человека, слева от входа в палатку. На нары вплотную укладывались матрасы, сверху которых расстилалось постельное белье и одеяла. Костя привычно занял место в углу палатки. Рядом с ним тоже привычно расположились его друзья Витька Стародубцев, Артем Рожков, Борис Самгин и другие суворовцы его отделения.
Ребята какое-то время копошились в непривычной темноте, укладывая форму на скамейке и залезая в холодные «Бр-р!» постели. Чертыхаясь и похохатывая, еще вертелись, стараясь согреться, но скоро успокоились и засопели. Сказалась усталость прошедшего дня. Хотя Косте раньше и приходилось ночевать в шалаше на покосах, бывать в деревне на сеновале, но вот в такой армейской палатке он еще не жил. Он слышал, как за тонкой перегородкой деревянной коробки командир роты отдавал последние ЦУ (ценные указания) дежурному сержанту, потом протопали сапоги дневального. В щели между досками слегка сквозило.
– «Надо бы завтра позатыкать эти дырки», – проскочило в постепенно уплывающем сознании.
Спали мальчишки беспокойно, было все-таки прохладно, поэтому приходилось вертеться, стараясь хоть как-то согреться. К утру стал моросить дождик, и измученные ребята крепко заснули. Но именно тогда-то неожиданно прозвучал бодрый сигнал горна дежурного сигналиста, и раздались голоса дневальных, дублирующих команду «Подъем!». Оторвать голову от подушки было необыкновенно трудно, но еще труднее было вылезать из хоть как-то согретой постели и выходить в это мрачно сырое утро. Но по всему лагерю уже звучало:
– Форма одежды: с голым торсом. Приготовиться к выходу на зарядку!
Надо было еще успеть забежать в туалет, расположенный в тыльной части лагеря, а потом быстро стать в строй. Дежурный сержант уже командовал:
– Напра-во! За мной бегом марш!
Роты, одна за другой, выбегали из расположения на огромный стадион и, следуя друг за другом, наматывали круг за кругом. Уже через некоторое время никто не замечал мелкого дождичка. Он даже приятно освежал разгоряченные от бега лица и плечи. После небольшой зарядки роты быстро и шумно возвращались в лагерь, лишь некоторые энтузиасты еще успевали заскочить на гимнастический городок, чтобы несколько раз подтянуться на перекладине или отжаться на брусьях. Суворовцы быстро и аккуратно заправляли свои постели, поднимали полы палаток вверх и привязывали их к растяжкам, после чего они выглядели как поднятые паруса. И весь палаточный городок в утренних лучах поднявшегося солнца напоминал большую стоянку парусных судов.
На утренний развод приходили офицеры роты, которые тоже жили здесь, но только в деревянных бараках, специально построенных для офицеров и служащих училища.
Начиналась повседневная однообразная жизнь военного лагеря. Каждый день шли занятия по физической, строевой и даже огневой подготовке. Занятия по иностранному языку продолжались и здесь, ведь в иностранном языке не должно быть перерыва, а то все, чему научились суворовцы за год, можно было за лето позабыть.
Глава 16
Каждый день в лагере какое-то количество суворовцев распределяли по разным нарядам: внутренний наряд, наряд по кухне с чисткой картошки, мытьем посуды и заготовкой дров, наряд для выполнения различных хозяйственных работ по уборке территории лагеря и наряд по купальне. Купальней это место называлось весьма условно, а наряд назначался как раз для того, чтобы ни в коем случае не допустить самовольного купания суворовцев в соседнем озере. Но в этом году, похоже, опасения командования были совершенно напрасными, таких желающих что-то не предвиделось, ведь было холодно, и постоянно шли дожди. Большинство занятий командирам приходилось проводить в помещениях, которых в условиях лагеря для всех явно не хватало, или даже в палатках. Если для занятий по иностранному языку это было вполне нормально, то для многих занятий по военной подготовке, которые были запланированы именно на летнее время с целью использования полевых условий, такая форма явно не годилась. В свободное время вместо спортивных игр на воздухе суворовцы тоже были вынуждены почти постоянно сидеть в палатках с книгами в руках. Играть в карты строго запрещалось.
Возвращаясь после дежурства по купальне, Костя еще издали услышал разговор в своей палатке. В гости к Артему пришел его знакомый суворовец из четвертой роты, которая только накануне после сдачи экзаменов за восьмой класс тоже прибыла в лагерь. Он, видимо, только что рассказал страсти о прошедших экзаменах, поэтому притихшие ребята внимательно его слушали.
– Ну, салаги, а как вам тут? Загораете наверно? – в заключение спросил старший товарищ.
Но со всех сторон раздались унылые голоса:
– Как бы не так.
– Какое загораем?!
– Сплошные дожди!..
– Скорее бы домой…
– Эх, вы, кадеты, по дому соскучились, по мамке, – спародировал их уныние старшеклассник.
– Так ведь делать нечего, днями сидим по палаткам.
– Кстати, вот вы уже целый год проучились, а «Кадетскую маму» хоть знаете?
– Какую кадетскую маму? Эдика Денисова что ли? – рассмеялся Ченовардов и дал Эдику подзатыльник. Эдик покраснел и пересел подальше от обидчика.
– Песня такая есть кадетская. Называется «Кадетская мама». Вы что, еще не слышали?
– Не-ет, – пожали плечами мальчишки. – А что за песня, ты напой.
– «С ранних лет я навеки твоей ласки лишился
И ушел из родного, дорогого угла.
Ненаглядная мама, чем я так провинился,
Что меня ты так рано в СВУ отдала?», – начал петь старшеклассник слегка хрипловатым ломающимся голосом.
– Нет, мы такой не слышали. Ты продиктуй слова, а мы запишем, – ребята уже полезли в тумбочку доставать бумагу.
Но в этот момент пола, закрывавшая вход в палатку, распахнулась, и вошел капитан Вилько.
– Встать! Смирно! – вскакивая, подал команду старшеклассник. За ним поднялись и остальные суворовцы.
– Вольно! Садись! – разрешил офицер.
– Здравия желаю, товарищ капитан! – вытянулся старшеклассник.
– Здравствуй, здравствуй! Ты что это, Морозов, здесь делаешь?
– Да вот, друзей давно не видел, пришел навестить.
– Друзей, говоришь. Ну, а песню ты какую сейчас пел?
– Песню? – парень замялся, – так это… «Кадетская мама» называется. Вы слышали?
– Слышал, слышал. Только вот зачем ты это?
– Так ведь все равно узнают, товарищ капитан. Днем раньше, днем позже.
– Вот и пускай днем позже. А сейчас марш в расположение своей роты, пока я твоему командиру не доложил.
– Есть в расположение! – вытянулся суворовец Морозов. Выходя, он виновато улыбнулся окружавшим его мальчишкам и слегка развел руками, мол, ничего не попишешь. А уже за палаткой послышалось продолжение песни:
– «Здесь нас дяди чужие грубо брали за ворот,
По ночам заставляли нас полы натирать,
А еще месяцами не пускали нас в город,
И учили науке, как людей убивать».
Капитан Вилько неодобрительно покачал головой, но улыбнулся, а стоявшие вокруг мальчишки рассмеялись шутке своего старшего товарища. Слова этой грустной песни мальчишки действительно узнали чуть позже, хотя ничего уж сильно предосудительного в ней не усмотрели.
Но вскоре в роте произошло очередное ЧП, связанное именно с пением, в котором опять отличился их первый взвод. В тот день дежурным в роте оставался помощник командира третьего взвода сержант-сверхсрочник Сумароков. Как-то так всегда получалось, что именно в дежурство этого сержанта происходило больше всего нарушений, и чаще всего связанных с суворовцами первого взвода. Вот и на этот раз в конце очередного трудового дня после ужина сержант вывел роту на вечернюю прогулку.
Настроение у сержанта было хорошее, и он вспомнил о том, что на совещании командир роты потребовал потренировать роту в пении строевых песен к празднованию открытия лагерных сборов, на которые должен был приехать сам начальник училища. Генерал Марченко как боевой командир и как истинный украинец любил, когда его подчиненные пели песни, пусть даже в строю. Но сержант не учел, что время для пения он выбрал не совсем подходящее: мальчишки за день устали так, что еле тащили сапоги. Им хотелось скорее идти спать. К тому же по-прежнему моросил мелкий дождик, от которого и без того было муторно на душе. Но бравый сержант в офицерской накидке на плечах всего этого не замечал, а поэтому подал команду:
– Запевай!
За этот год суворовцы роты уже выучили несколько строевых песен и успешно пели их как на вечерних прогулках в училище, так и в лагере. Запевал обычно первый взвод. Но на этот раз первый взвод продолжал топать молча. Сержант решил, что его команду просто не услышали, поэтому подбежал ближе к первому взводу и еще раз подал команду:
– Запевай!
Но и на этот раз песни не зазвучало. Сержант остановил роту и с устрашающим видом прошел вдоль строя молчаливого взвода.
– Вы что, воды в рот набрали?
Взвод молчал.
– Ладно, – заявил сержант. – Вы у меня запоете. Суворовец Лунев ведите второй и третий взвод в расположение.
Два взвода ушли в расположение роты. Взбунтовавшийся взвод остался на дорожке.
– С места с песней! Шаго-ом марш! – скомандовал сержант. – Запе-вай!
Взвод послушно двинулся вперед, но песни не послышалось.
– Ребята, не будем петь, – тихо сказал Костя, шедший в середине строя, поэтому его слова слышали и те, кто шел впереди, и те, кто шел позади. Он вспомнил о почти аналогичной ситуации, произошедшей с Николаем Щорсом, когда тот, еще будучи молодым курсантом, учился в военно-фельдшерской школе. Тогда курсанты взвода, где был и Щорс, тоже отказались петь. Об этом событии Костя читал в книге о легендарном «командире полка», освобождавшим вместе с командиром Таращанского полка Киев от петлюровцев.
Сержант тоже услышал, что кто-то отговаривает ребят петь, но он был помощником командира третьего взвода, поэтому по голосу не смог определить заговорщика в этом строптивом взводе.
– Взво-од! – взревел сержант.
Суворовцы привычно перешли на строевой шаг, насколько это можно было сделать в тяжелых сапогах по сырой земле грунтовой дороги.
– Запе-е-вай! – опять послышалась сзади команда сержанта.
Но результат был прежним. Погоняв мальчишек еще минут десять, сержант вынужден был отвести их в расположение роты, потому что необходимо было проводить вечернюю поверку и делать отбой, иначе бы он не дал спуску этим строптивым.
А на следующий день он доложил о происшествии командиру роты. Началось расследование, которое проводил командир взвода ст. лейтенант Лобан. Он по одному вызывал суворовцев первого взвода и задавал примерно одни и те же вопросы, на которые получал примерно такие же ответы:
– Кто подговаривал вас не петь?
– Никто.
– Почему ты не пел?
Но в ответ слышалось:
– Не знаю. Не хотел. Мы устали. Не было настроения.
Вскоре офицеру самому уже надоело, поскольку было понятно, что мальчишки просто заупрямились, и спустил это дело на тормозах. Виновных не нашли, но хорошенько отругали всех. Вечером командир взвода сам пришел на вечернюю прогулку, и после его команды первый взвод затянул:
– «Полем вдоль берега крутого мимо хат...
А рота дружно подхватила:
– В серой шинели рядового шел солдат…»
Инцидент был исчерпан. Рота продолжила подготовку к смотру строевой песни.
В день открытия лагерного сбора приехал начальник училища генерал-майор бронетанковых войск Марченко. О его прибытии известил зычный голос дежурного по лагерному сбору, который докладывал генералу. Начальник училища прошел по «генеральской» линейке, затем вошел вглубь территории, кое-где заглянул в палатки, но там все было убрано лучшим образом, поскольку к его прибытию готовились заранее. Потом он зашел в столовую, где завтракали суворовцы, а после этого появился уже на утреннем разводе, который на этот раз проводился не на тыльной линейке лагеря, а на стадионе в сопровождении училищного оркестра.
В честь открытия лагерного сбора был проведен спортивный праздник, в котором принимали участие почти все суворовцы. В основном это были соревнования по легкой атлетике: кто-то бегал на разные дистанции, кто-то прыгал в высоту, кто-то прыгал в длину, кто-то метал гранату. Гимнастические снаряды, кроме перекладин, в этом году почти всегда стояли зачехленными из-за плохой погоды.
Косте выпала задача участвовать в забеге на 400 метров. Специально легкой атлетикой он никогда не занимался, но общая физическая закалка была еще с детства, и бегать он любил, поэтому легко согласился, не совсем понимая, что просто бегать и участвовать в соревнованиях по бегу не одно и то же. В забеге участвовали представители разных рот и взводов, были ребята и младше и старше. Не имея особой подготовки и регулярных тренировок, Костя сначала рванул вперед, стараясь не отрываться от лидеров, но очень скоро почувствовал, что постепенно отстает и догнать их уже не может. Уже к середине круга он стал задыхаться, ноги все больше наливались свинцом и переставали слушаться, но останавливаться было нельзя, поэтому он старался держаться и упрямо из последних сил бежал вперед, чтобы хотя бы не быть последним. Вот и последняя стометровка по прямой перед финишем. Его друзья Стародубцев с Рожковым активно поддерживали своего товарища криками со стороны, но Костя их криков почти не слышал.
Витька из-за маленького роста на этот раз от соревнований вообще улизнул. А Артему с его внушительной комплекцией предложили бросать гранату, где он тоже никаких рекордов не установил. Но командир взвода все равно похвалил их всех и успокоил словами:
– Ничего, товарищи суворовцы, главное не победа, главное – участие!
С этого времени в роте начали учитывать все спортивные достижения для выполнения норм БГТО (Будь готов к труду и обороне), которые полагались для юношей такого возраста, как они.
Во время смотра строевой песни их рота показала себя довольно хорошо, но все равно не могла опередить старшие роты, которые давно спелись. Тем более невозможно было победить 4 роту, которая исполняла старую русскую строевую песню:
– «Взвейтесь со-ко-лы орлами,
полно го-ре го-о-ревать... – неслось над стадионом. – Толи де-ело…
И тут пока еще не закончилось «дело…», другие голоса подхватили: – То ли де-е-ло под шатрами в поле лагерем стоять…»
Старшие суворовцы пели эту строевую песню на два голоса. Пели мощно, браво, красиво. Они сами понимали это, и поэтому шли еще более четко, слаженно и молодцевато.
Потом был праздничный обед, во время которого генерал вместе с офицерами обедал тут же в суворовской столовой за отдельным столом. После обеда суворовцам удалось немного отдохнуть. Удивительно, но в этот день погода продержалась более-менее нормально. Над стадионом сначала висели темные тучи, но постепенно они поднялись, и на какое-то время появилось даже солнышко. Генерал, который проводил совещание, даже указал на это собравшимся поблизости офицерам:
– Смотрите, какая у вас хорошая погода, – сказал он, – а вы все жалуетесь на дожди. Ленинград ведь без дождей не бывает.
– Это специально ради вашего приезда, товарищ генерал, – раньше других успел заметить капитан Вилько.
– Конечно, конечно. Уж не вы ли такую погоду специально для меня сделали?
– Погода в этом году, правда, не радует, товарищ генерал, – вышел вперед капитан Басманов. – Суворовцы в основном по палаткам сидят. Невозможно нормально провести никаких занятий.
– Ладно, знаю. Еще не вечер, только-только лагерный сбор открыли. Посмотрим, как будет дальше, а потом решим, что делать.
Вечером в чуть сгустившихся сумерках, ведь продолжались еще белые ночи, все училище опять вышло на стадион на общеучилищную поверку. Проверившие своих подопечных, командиры рот поочередно доложили об этом начальнику училища. Отправив их к своим подразделениям, генерал зычным голосом сам подал команду:
– Училище, смирно! Оркестр, играй «Зорю»!
Костя запомнил, что генерал почему-то сказал именно «Зорю», а не «Зарю», сделав ударение на первом слоге. Костя слегка удивился, но подумал, что это, вероятно, особый армейский шик, такой же, как моряки называют «компас», делая ударение на втором слоге.
Наступила мертвая тишина, и в этой тишине над строем замерших суворовцев и над всем широким полем вдруг зазвучали чистые звуки фанфар, потом вдруг рассыпалась барабанная дробь, мощно поддержанная оркестром. Трудно было назвать это музыкой, но те четкие аккорды «Зари», которые раздавались в этой полутемной тишине по всему простору огромного поля, действовали так сильно, что мурашки побежали по телу. Костя слегка перевел глаза на своих товарищей и увидел, что и они испытывают похожие чувства. После «Зари» оркестр сразу же перешел к исполнению Гимна страны. Это был один из вековых ритуалов русской армии во время нахождения в полевых условиях.
Глава 17
После открытия лагерного сбора жизнь пошла по-прежнему без особых изменений. Все также почти ежедневно шли дожди. Но в один из более-менее погожих дней в их роту пришел дирижер училищного оркестра майор Филатов. Капитан Басманов построил роту, а потом перестроил личный состав по ранжиру независимо от взводов. После этого он почему-то отвел в сторону более высоких суворовцев, а оставшуюся большую часть повел вместе с дирижером в тыл лагеря, где часто тренировались оркестранты, играя на своих трубах.
Здесь всех суворовцев подвели к нескольким рядам длинных узких деревянных столов непонятного предназначения, сколоченных ранее старшиной Валетиным из простых не струганных досок. Затем один из подчиненных майора Филатова принес две больших связки коротких плохо оструганных березовых дубинок диаметром до 3 см одинаковой длины сантиметров по 25-30 и раздал каждому по две штуки. Суворовцы с недоумением крутили, разглядывали, а некоторые уже пытались применять эти дубинки в качестве шпаг, хотя они явно для этого не годились. Майор Филатов вышел перед строем:
– В этом году ваша рота будет участвовать в параде в качестве роты барабанщиков, поэтому за короткий срок вам необходимо будет научиться барабанить. Занятия начнем уже во время лагерного сбора.
После этих слов сразу же нашлись желающие тут же испробовать эти столь необычные музыкальные инструменты.
– Стоп, стоп, стоп! – закричал дирижер. – Внимание, товарищи суворовцы! Это не так просто, как вам кажется. Сначала возьмите в левую руку одну палочку и положите на средний палец так, как показывает вам барабанщик, – все взглянули на солдата-барабанщика. А дирижер продолжал: – Другую возьмите сверху в правую руку. Держите надежно, но не зажимайте, чтобы рука была свободной, и удары наносились резко, ровно и четко.
С этого дня после обеда, как только не было дождя, на этой площадке слышался грохот дубинок по деревянным станкам. Суворовцы старались отбивать ритм барабанным произведением «Старый барабанщик». Все это было еще далеко от барабанной дроби, но шуму уже было много.
Иногда офицеры-воспитатели выводили своих подопечных в поле, которое простиралось сразу же за стадионом, для того чтобы провести занятия по тактике и топографии. Названия этих занятий были довольно условными, потому что они были почти обычными занятиями по географии с небольшим отклонением в военную сторону. Суворовцев учили ориентироваться на местности с помощью солнца, узнавать стороны света по коре деревьев, условно определять расстояние до отдельных предметов с помощью столбов электропередач или спичечного коробка, учили действиям отделения в наступлении и обороне. Но чаще всего такие занятия превращали в военные игры.
Так перед одним из занятий вся рота усиленно готовила трещотки, которые во время военной игры должны были изображать мальчишкам личное оружие – пулеметы и автоматы, а утром на разводе командир роты капитан Басманов поставил задачу:
– Первому взводу во главе со старшим лейтенантом Лобаном выйти в район полигона для действий в обороне и организации засад. Второму и третьему взводам вести наступление, каждый на своем направлении. Задача второго и третьего взводов заключается в том, чтобы опередить соперника и добраться до цели первыми. Но при этом вам придется преодолевать сопротивление засад, которое будет организовано суворовцами первого взвода.
Но так красиво все выглядело только в планах командира роты и разъяснениях офицеров. Первое время два взвода, действительно, выдвигались более-менее нормально, но как только они наткнулись на первые засады, так все смешалось в кучу, как в Полтавском или Бородинском сражении. В этой игре они действовали так же, как действуют миллионы мальчишек их возраста, играя в войну на своих улицах или в своих дворах. Мальчишки в азарте забыли все ранее изученное на занятиях, не слушали команд своих командиров, а всячески старались захватить в плен противостоящего противника, то есть организаторов засад. Те же в свою очередь были бессильны, так как с помощью своих трещоток ну никак не могли не только остановить, но даже хоть слегка напугать наступающие на них азартные войска противника. Поэтому Шпагин, Рожков, Стародубцев и два других суворовца, оставленных в засаде на первом рубеже, едва смогли удрать от бегающих за ними по полю мальчишек второго взвода. Не лучше обстояли дела и с наступлением третьего взвода под командованием капитана Рыбина. Этот взвод пытались остановить Пестряков, Буранов, Самгин и другие суворовцы их взвода.
Постепенно офицерам кое-как удалось остановить своих разгоряченных успешной, как им казалось, атакой бойцов, вновь собрать взвода в походную колонну и объяснить мальчишкам, что в их задачу на этот раз не входит захват обороняющихся воинов, потому что в реальном бою те будут вооружены не трещотками, а настоящим оружием, способным убивать. Они еще раз объяснили, что их задача – это успешное обнаружение засад, умелые действия по рассредоточению своего подразделения, чтобы укрыться от огня противника, и правильно организованная атака на обороняемые позиции, тем более что в центре этого всего импровизированного поля боя постоянно идет командир роты с секундомером и определяет, какой взвод четко выполняет все необходимые маневры и действует при этом более слаженно. Поэтому на следующий рубеж атаки взвода вышли уже более подготовленными, и действия их были уже более осмысленными.
Тем не менее, по расчетам посредника, которым выступал на этот раз командир роты, после прохождения трех рубежей, третьему взводу удалось выполнить все задания быстрее и более тщательно, поэтому он по результатам военной игры был объявлен победителем.
– Так значит это и наша победа, – заметил Витька Стародубцев, – ведь это мы своими действиями не дали второму взводу наступать быстрее.
– Мне так сдается, что это скорее поражение капитана Вилько, который постоянно удерживал своих суворовцев на месте, а не наша победа, – рассудил Костя.
– Ну, так все равно мы победили, а уж как, это не имеет значения, – не сдавался Витька.
– Ладно, вы, спорщики, шевелитесь скорее, а то вот-вот дождь начнется. Не успеем до лагеря добежать, – проворчал бредущий рядом Артем.
Действительно, небо со всех сторон опять было затянуто черными тучами, а разгоряченные было игрой, беготней и трескотней мальчишки, шедшие походным шагом в сторону лагеря, начинали терять боевой дух, поскольку стал накрапывать уже всем так надоевший за лето дождик.
– Рота! Бегом! Марш! – раздалась сзади команда Басманова.
И суворовцы, вновь рванули вперед, будто и не было всей предыдущей суеты и беготни. Они едва успели добежать до своих палаток, как дождь полил изо всей силы.
– Надеть плащ-палатки и приготовиться к построению на обед, – раздалась команда дежурного сержанта.
Ребята достали из вещмешков плащ-палатки и вышли под дождь строиться на тыльной линейке.
– Хорошо, что успели до дождя, а то бы все вымокли до нитки, и просушиться-то негде, – заметил капитан Рыбин, когда офицеры, набросив плащ-накидки, уходили в сторону столовой.
– Как же мы будем проводить поход? – посетовал капитан Басманов.
– На какое число запланирован поход? – поинтересовался Вилько.
– На первое воскресенье июля. А ведь дожди не прекращаются.
– Так в этом году у нас только однодневный поход, – попытался успокоить их Лобан.
– Однодневный-то однодневный, но все-таки хочется вернуться засветло, а в конце июня уже начинает раньше темнеть, – пояснил свою мысль Басманов.
– А вы обращались к начальнику училища?
– Да, мы на совещании докладывали начальнику учебного отдела, что из-за постоянных дождей невозможно проводить занятия.
– Ну и какая реакция?
– А никакой. Сказал, чтобы проводили занятия в соответствии с планом применительно к обстановке.
– А вы что думали, он скажет что-нибудь другое, – заметил капитан Рыбин, который работал в училище уже давно, – это хоть и суворовское, но все-таки военное училище.
– Да ребят жалко. Неинтересно им тут. Одна радость – кинофильмы по выходным, да и то в промокшем клубе, – сказал Вилько, и добавил: – Хорошо хоть болеют умеренно.
– Сплюнь ты, – возмутился Басманов, в душе радуясь тому, что суворовцы его роты в течение всего лета практически не болели.
– Тьфу-тьфу-тьфу! – послушно сплюнул Вилько три раза налево.
О походе все суворовцы знали заранее, говорили между собой с какой-то торжественностью, хотя мало кто представлял себе, что такое поход на пятнадцать километров. Подготовка к походу осуществлялась по плану. Командир роты с офицерами изучали по карте маршрут движения, намечали места привалов. Старшина Валетин готовил заявку на походную кухню. Сержанты проводили занятия с суворовцами по укладке вещмешков, где должно быть все необходимое по норме, по правильному наворачиванию портянок, чтобы во время похода не натереть ноги. Сами суворовцы тоже припасали кое-какие запасы: кто покупал в военторге печенье или конфеты, а кто просто выцыганивал на кухне сухари у поварихи «тети Маши» или сторожа «дяди Паши», как любил называть всех без исключения служащих Олег Буранов:
– Дядь Паша, теть Маша, дайте, пожалуйста, сухариков!
Как всегда с утра день начинался довольно неплохо. Дождя не было, хотя и солнышко тоже не радовало своим появлением.
– Это только к лучшему, – решил Басманов, – идти по прохладе все-таки легче, чем по жаре.
Сразу же после развода на занятия он вывел свою роту в расположение и объявил:
– Построение через десять минут. Форма одежды и снаряжение походное. Разойдись!
Суворовцы разбежались по палаткам, разбирая свои вещмешки, кто-то, схватив флягу, спешил наполнить ее водой. Но уже звучала команда на построение. Встав перед строем, командир роты подал команду:
– Командирам взводов проверить снаряжение и доложить о готовности.
Офицеры в полевой форме, перетянутой ремнями, с плащ-накидками на ремнях быстро провели осмотр и доложили командиру роты.
