Анатолий Полишко
В стремлении – жить!
Посвящается моему отцу
Полишко Ивану Степановичу
Основано на реальных событиях
Рисунки автора – Полишко А. И.
© Анатолий Полишко, 2022
© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022
Предисловие
Он лежал в слабо освещённой комнате на раздвинутом сыном диване, и его воспалённый мозг и весь организм пытались лихорадочно сосредоточиться на попытке начать в очередной раз бороться за своё существование в этом мире.
В иной мир Полуэктив Иван Семёнович просто не верил, как не верили и миллионы советских людей, воспитанные в духе атеизма за семь десятков лет.
Ивану Семёновичу было 79 лет. Внешне он выглядел моложавее, несмотря на абсолютно седые, но всё ещё вьющиеся волосы и благодаря малому количеству морщин на лице, а также въевшейся с войны армейской подтянутости.
Первое, что он вспомнил, так это свою вчерашнюю беспомощность и досаду после инсульта, предсказанного врачами ещё год назад. Всё же это произошло, несмотря на годовое кочевание по больницам и поликлиникам. Он досадовал на себя за то, что не послушал младшего сына Николая и увязался с ним и внуками Андреем и Артёмом на окучивание картошки. В то же время Иван Семёнович внутренне оправдывал свою настойчивость более или менее терпимым своим состоянием; последние полтора месяца как будто всё шло на поправку. День в поле прошёл нормально, но вечером, когда он остался один, а молодёжь уехала к себе домой, Иван Семёнович ощутил какую-то тяжесть в голове и подступающую к горлу тошноту. Вспоминая это, он материл себя последними словами за то, что сразу не позвонил сыну, хотя с тех пор, как умерла жена Глаша, между ним и сыном была строгая договорённость: звонить сразу же при ухудшении самочувствия и всегда созваниваться около десяти вечера. Но старший Полуэктив не любил дёргать по пустякам (как ему казалось) Николая и вообще изо всех сил старался не быть обузой никому. Даже когда случился второй инфаркт, не захотел пожить после выписки в семье сына. Тогда Николай, поговорив с женой Галиной, некоторое время жил у отца, помогал ему справиться с бытовыми проблемами и вернулся домой, только когда тому стало значительно лучше, предварительно заручившись клятвенным обещанием старика звонить ему перед сном.
«Вот старый дурень, – мысленно клял себя Иван Семёнович, – ни скорую не вызвал, ни Коле вовремя не позвонил, когда мог!» Опять он вспомнил весь свой ужас и досаду, когда очнулся после инсульта на полу в зале и, изо всех сил напрягаясь, пытался дотянуться до телефона. После неимоверных усилий он дотянулся до трубки, но подняться и набрать номер он уже не смог. Старик упал, уронив трубку, и слёзы покатились из его глаз от своего бессилия и накатившейся неимоверной усталости. Ночь прошла в полузабытьи. Когда встревоженный телефонным молчанием отца Николай открыл дверь родительской квартиры и, быстро раздвинув диван в зале, уложил отца, Иван Семёнович поблагодарил сына и одновременно извинился.
Ему казалось, что это он сказал, но на самом деле перекошенный рот издавал что-то невнятное, нечленораздельное и просто корявое. Младший Полуэктив вызвал скорую, работники которой сделали несколько уколов. Врач подозвал Николая и посоветовал ему не отправлять отца в больницу, намекая на отвратительный уход со стороны младшего медицинского персонала, и, если есть возможность, поухаживать дома за стариком. «Тем более к вашему отцу как к ветерану войны из госпиталя на дом будут приходить и врач, и медсестра», – сказал врач, и скорая уехала.
– Сыыок ак деаай, – прошелестел Иван Семёнович, – оочу дома… – выдавил он из себя и не договорил вполне понятную фразу.
– Конечно, пап, сейчас позвоню в госпиталь, вызову врача. А потом съезжу на работу и попрошу отпуск, тем более по графику он у меня через две недели. Думаю, дадут сейчас. У меня нормальный начальник. Не переживай, с твоим упорством и моим упрямством встанешь через месяц как миленький. Ты ж хотел, как минимум, дожить до 60-летия Победы. Вот и постараемся, чтобы дожил. Главное, не падай духом! – сказал Николай как можно твёрже, но в конце голос предательски задрожал, выдав неимоверное волнение и жалость.
После того как пришла госпитальный врач, выписала лекарства и сообщила, когда будет приходить медсестра, Николай уехал решать вопрос с отпуском и приобретением необходимых препаратов и медицинских принадлежностей для лежачего больного.
Иван Семёнович после уколов на некоторое время задремал, а когда очнулся, то понял, что прошло ещё мало времени, и он пока один. В горевшей голове навязчиво возникла мысль о скорой кончине. Но его неукротимая жажда жизни и стремление бороться за эту жизнь отметали эту мысль, его мозг ещё работал, и он уже начал обдумывать план этой борьбы. «Хрен тебе, костлявая, ещё поборемся!» – настраивал себя Полуэктив. И тут неожиданно пришла ещё одна мысль, которая возвращала его к прошлому: «А с какого возраста я помню свою жизнь?» Он мучительно пытался вспомнить раннее детство, но ничего не получалось. Казалось, что до инсульта что-то помнил. «Но что конкретно? Не помню!» – досадным внутренним голосом говорил он сам себе.
«А вот вспомнил: тридцать третий год, голодный год на Украине. Да, точно, голодуха! И мне девять лет», – Иван Семёнович начал вспоминать свою, в общем-то, нелёгкую, но и в то же время, по его разумению, не зря прожитую жизнь.
1
Ванюшка стоял возле хаты и с надрывом, хлюпая носом и беспрерывно вытирая слёзы, плакал, иногда издавая что-то похожее на щенячье скуление. Он вчера понял, что такое смерть, когда похоронили его любимую сестрёнку Женю, и, проснувшись, не увидел её рядом с собой, как это было обычно.
Мама сидела за столом. Её опущенные плечи, отсутствующий взгляд, заплаканное до синевы под глазами лицо и усталый вид напомнили Ване о случившемся.
Слёзы подступили к глазам, он быстро выскочил на улицу, не желая показывать своей слабости, и дал волю своим эмоциям. Ване Полуэктиву было всего девять лет, но он уже осознавал, что мужчина должен быть сильным, смелым и терпеть все боли. Но боль от потери сестры он не мог пока ни унять, ни перенести.
Женя была старше Вани на три года, и, несмотря на такую разницу в возрасте, они были настоящими друзьями. Вместе ходили купаться, вместе играли с ребятами, вместе выполняли работу на огороде и в поле. Ещё до того, как Ванюшка пошёл в школу, сестра научила его читать, и они часто с увлечением читали по очереди имевшиеся в их доме книжки, мечтали о том, что они будут делать, когда станут взрослыми.
И вот Жени нет. У неё с малолетства часто шла кровь из носа и периодически выплывали необъяснимые синяки на руках и ногах. Деревенский фельдшер только разводил руками и советовал Олене Полуэктив давать дочери почаще морковь и надеяться, что с возрастом всё пройдёт. Но засуха двух последних лет истощила украинскую землю, начался голод, который не миновал и семью Полуэктив.
Семья Полуэктив когда-то была многочисленной и дружной. Вместе в просторной, ухоженной, хотя и небогатой хате жили в добрые времена одиннадцать человек: четверо взрослых и семеро детей. Но с годами в семейном гнезде становилось всё меньше и меньше народа. Сначала вышла замуж и уехала старшая дочь Прасковья. Потом в 1926 году ушёл из жизни представитель среднего поколения, Полуэктив Семён Остапович, муж Олены, умерев в 48 лет от ран, полученных во время японской и гражданской войн. Он был весельчаком и балагуром, хорошо пел, чем в своё время привлёк внимание Олены, служившей горничной в барском поместье. Благодаря дочери помещика, практически ставшей ей подругой и учителем, Олена была обучена грамоте и письму, была умной, рассудительной, спокойной и сильно отличалась от местных девушек-крестьянок, переняв от господ их интеллигентность. Этими отличиями Олена и привлекла в своё время Семёна, который просто обожал жену и часто, увидев её умный, пронзающий своей добротой взгляд, сразу же усмирял свой беспокойный, а по пьянке даже буйный характер. Но благодаря этомуже характеру в работе Семён был скор и изобретателен, придумывая разные нехитрые, но очень полезные приспособления для облегчения нелёгкого крестьянского труда.
После смерти Семёна, сына-«последыша» (как частенько между собой звали его родители, подчёркивая всю нежданную радость и некоторую смущённость появления у них ребёнка в более чем пятидесятилетием возрасте), старшему 102-летнему Полуэктиву, деду Остапу, пришлось вновь взять на себя обязанности главы семьи, и, несмотря на возраст, он умело справлялся с этим.
Дед Остап, на удивление всем односельчанам, до сих пор мог делать всю работу землепашца и был мастером на все руки. Невысокого роста, жилистый, крепкий, с почти незаметной сединой на висках и бороде, Остап, в отличие от сына, был строг ко всем домочадцам, не очень разговорчив, чрезвычайно требователен и к жене Марии, которая была на четыре года моложе его. В его характере проглядывались корни свободолюбия и недюжинной силы воли предков – донских казаков – и в то же время трудолюбия, практической сметки и прижимистости, примешавшейся от другой половины предков, из крепостных украинских крестьян, за что сверстники, подначивая не очень любившего шутить Остапа, иногда дразнили его хохлом. Это его раздражало по причине, необъяснимой даже для него самого. Но внешне Остап никогда не выдавал этого раздражения, он просто молчал. На все шутки соседей отвечала его жена Мария, наоборот, очень словоохотливая, скорая как в разговоре, так и в труде. Мария умерла за вышиванием рушника, пережив своего сына-«последыша» на пять лет, в «своем уме и памяти», в возрасте 103 лет. Остап нелегко пережил смерть жены, но не согнулся, не захандрил, лишь появившаяся после этого, теперь заметная, седина намекала о его переживаниях.
В конце двадцатых годов пошёл служить в Красную армию старший сын Олены и Семёна – Дмитрий, ставший после учёбы красным командиром. Фёдор учился в Киеве на инженера-энергетика, Кирилл – на водителя в соседнем районном центре.
2
После смерти Жени, связанной и с её непонятной болезнью, и, конечно же, с истощением организма от скудного питания, в семье остались дед Остап, Олена, Галя – предпоследняя дочь – и Ваня.
Через некоторое время, когда случилось одно из самых больших несчастий для крестьянской семьи, пал их труженик-конь Гнедко, и зной нещадно иссушал землю и воду, Олена сказала Остапу: «Тату, боюсь за Ванечку, он так исхудал. Давайте отправим его к моей сестре Марии, она одна, работает на почте и может его прокормить». Потом, немного помолчав, видимо, в душе колеблясь, говорить или нет, добавила: «Я что-то себя неважно чувствую. Галю мы как-нибудь сами вытянем. Тем более, что она скоро школу закончит и пойдёт работать или учиться». На самом деле она уже давно испытывала противную слабость в ногах и руках, часто отмечала у себя приступы головокружения и болей в сердце, но старалась пересиливать себя и не показывать своего состояния ни детям, ни свёкру.
Так Ваня оказался у тёти Марии в Полтавской области. Тётю Марию он знал, она несколько раз приезжала к ним в гости.
Мария Левченко была вдовой красного командира, погибшего в конце гражданской войны, которого очень любила, и, видимо, по этой причине не вышла больше замуж. У Марии не было детей, и племянника она приняла со всей душой и любовью, несмотря на тяжёлое, голодное время. Ваня некоторое время чувствовал себя как-то одиноко и неуютно, но потом тёплое, доброе материнское отношение тёти сделало своё дело.
Недалеко за плетнём тётиного огорода протекала река, сильно обмелевшая, особенно в этом месте, но всё-таки дававшая живительную влагу для жизни овощей, ягод и фруктов, а соответственно, для выживания людей этого небольшого села Тряска.
Постепенно положение с продовольствием на Украине и в других пострадавших от засухи областях страны выправлялось, народ стал приходить в себя, жизнь налаживалась.
Ваня, отходя душой и телом от пережитых в последнее время несчастий, вскоре познакомился с соседскими мальчишками и погрузился в водоворот мальчишеских игр, забав и фантазий, а где-то и откровенного озорства и даже хулиганства.
3
Полуденное солнце нещадно палило над размашистым простором степи. На небе не видно было ни единого облачка. От земли шёл неистребимый запах разгара лета, соединяющий многообразие запахов трав, речной воды, редких деревьев и кустарника. Колыхающееся марево горячего воздуха создавало сказочную картину полупрозрачности и полустёртости дальнего пейзажа, переходящего на горизонте в небо. В этом голубом глубоком небе журчал голос жаворонка, наверное, радующегося этому простору и теплу, этой неистребимой радости земного бытия, счастью существования и трепетного, всепоглощающего полёта. Вскоре к одинокой песне жаворонка стали примешиваться какие-то другие звуки, которые стали усиливаться и приближаться, а потом обозначили бегущие фигурки детей.
Ванька что есть духу мчался по полю, в сторону небольшой берёзовой рощицы, в которой виднелись развалины бывшей помещичьей усадьбы. За ним бежал его дружок Петька Козаченко. Друзья уже достигли рощи, им надо было успеть спрятаться в каком-нибудь укромном месте, прежде чем из-за пригорка появятся догоняющие их «галящие» пацаны. Но вдруг Ванька услышал истошный крик Петьки, оглянулся и удивлённо замер, друга не было. «Что за ерунда, где Петька?» Но тут он услышал Петькин полустон-полувой, раздававшийся как будто из-под земли. Ошарашенный Ваня осторожно двинулся назад и увидел чёрную зияющую дыру в земле, оттуда-то и доносился Петькин крик. «А-а-а! Уй-уй-уй! Спасите!» – раздавалось из дыры.
«Как бы самому не провалиться», – подумал мальчишка, но одновременно страх за друга и любопытство заставили его лечь на край ямы и подчёркнуто смело сказать:
– Ну, чо орёшь, как оглашенный, где ты там?
– Чо орёшь, чо орёшь! Темно, как в преисподней, и нога болит. Тебя бы самого сюда, – раздалось вдруг спокойно снизу.
– Ладно, терпи! Глубоко, что ли? – спросил Ванька, хотя сам уже видел, что Петькин белобрысый затылок находится довольно далеко внизу, и без помощи здесь не обойтись.
– Жди, Петька! Сейчас хлопцы подбегут, выручим.
Ваня поднялся, увидел бегущих чуть в сторону ребят и начал кричать, размахивая руками. Те в недоумении приостановились, а потом побежали в его сторону.
Ватага разновозрастных пацанов быстро добежала до места происшествия и начала наперебой обсуждать случившееся, забыв об игре и о том, кто кого догоняет, кто кого ловит. Бедный Петька, не выдержав длительных обсуждений, истошно завопил из ямы:
– Вытащите меня отсюда! Воняет здесь и сыро.
– Вот ещё, цаца. Возьмём и оставим в яме, если будешь орать, – сказал Федька Кныш, самый старший из ребят, при этом он весело подмигнул всем остальным.
Решили сломать длинную ветку от тальника. Ветку засунули в яму, и три самых сильных мальчишки вытащили Петьку из ямы.
Спасённый Петька стоял перед всеми в заляпанной грязью одежде, потирал ушибленное колено и уже спокойно говорил:
– Там жуть как противно. Но когда я привык к темноте, то увидел перед собой что-то похожее на дверь, потому что на ней висит большой замок. Вот бы как-то открыть замок и дверь. Может, там что-то интересное есть.
Это предположение вновь взбудоражило всю компанию мальчишек.
– Надо сделать дырку в яме пошире, чтобы посмотреть, – говорил один.
– Верёвку надо или лестницу сделать, – говорил Другой.
– Топор и лом, видимо, нужны, и лопаты тоже.
После горячих обсуждений решили принести назавтра необходимый инструмент.
В конце обсуждений Федька сказал:
– Только больше никому ни слова: ни взрослым, ни другим пацанам. Это должны знать только мы, и всё.
– Поняли, мелюзга, – никому, а то по шеяке получите, – добавил Стёпка Полухин, друг Кныша. И для убедительности подсунул кулак под нос одному из ребят.
На следующее утро, вооружившись кое-каким инструментом и верёвкой, пацаны двинулись на место провала.
Подойдя к замаскированной накануне дыре, ребята начали свои очень любопытные изыскания.
Кныш навязал на верёвке узлов, для того чтобы было удобнее спускаться. Сначала договорились, что двое самых сильных будут держать верёвку наверху, а другие по очереди спускаться в дыру.
– Сначала пусть лезут самые легкие, чтобы можно было быстро их вытащить, если что, – сказал Федька. – Ну, кто смелый, вперёд!
Неожиданно для самого себя Ваня сказал:
– Давайте, я первый!
Он подошёл к провалу, ухватился за верёвку и потихоньку начал спускаться. В нос ударило запахом сырого, застоявшегося воздуха. Когда ноги коснулись дна ямы, случилось что-то абсолютно неожиданное и ужасное; раздался какой-то шорох, и чёрный, видимо, крылатый зверёк мелькнул перед ним, едва не зацепив лицо и напугав до внутреннего панического страха.
– А-а-а! – только и успел прокричать ошарашенный мальчишка, отпрянул назад, упёршись в прохладную стену ямы и намереваясь немедленно выскочить вон из этой страшной, вонючей темноты.
Вопль был такой истошный, что наверху, поддаваясь инстинктивному порыву, все мальчишки отпрянули от дыры, а кое-кто отскочил подальше, отпустив конец верёвки. Верёвка упала к ногам не на шутку испугавшегося первооткрывателя.
Но когда оцепенение прошло, Ваня уже привыкшими к сумраку глазами увидел над собой на расстоянии вытянутой руки летучую мышь, прицепившуюся за торчащий корешок.
В это время сверху раздался голос Кныша:
– Ванька, ты живой! Шо там у тебя?
– Да, зараза, чёрт с крыльями! – ответил уже немного пришедший в себя хлопец.
– Какой чёрт, ты шо, рехнулся?
– Наверно, ночью летучая мышь залетела, – нервно хихикая, ответил Ваня, радуясь тому, что не только он испугался, но и вся ватага тоже. Окончательно взяв себя в руки, он добавил:
– Вот и сидит теперь кровосос надо мной, давайте что-нибудь, чтобы прицепить и вытащить верёвку, а кто смелый, пусть уберёт мышь. Мне противно это сделать. Я этих мышей и крыс разных терпеть не могу.
После того как с помощью длинной ветки вытащили веревку, ребятишки решили, что проще и удобней найти перекладину, положить её поперёк провала и привязать к ней верёвку. В бывшей помещичьей усадьбе нашли подходящую жердь, которая и стала перекладиной.
Первооткрыватель вылез наверх и сказал, что надо сразу спускать и инструменты, подтверждая вчерашние слова Петьки Козаченко о наличии небольшой двери и висячего амбарного замка.
В конце концов, удалив со стенки ямы перепуганного зверька и посмотрев, как мышь, плохо ориентируясь на свету, шарахнулась и прицепилась за ветку ближнего дерева, компания приступила к открытию таинственной двери.
Промучившись полдня с дверью, ребята с помощью топора и железного прута от телеги сумел и – таки открыть таинственную дверь. Когда Стёпка осветил с помощью свечи открывшееся помещение, то просто не смог сдержать своего удивления и восторга от увиденного:
– Хлопцы! Туточки ящики с винтовками. Их уйма!
Действительно, видимо, это был склад оружия и кавалерийской амуниции, который не успели вывезти белогвардейцы во время гражданской войны. Всё было (как потом оказалось) тщательно упаковано, смазано, так что, несмотря на подземную сырость и прошедшие полтора десятка лет, находилось в совершенно исправном, не тронутом ржавчиной и сыростью состоянии.
– Ура! Вот это да! – шумела и верещала неистовая мальчишеская братия.
А когда обнаружилось, что есть и сабли, и наганы, и патроны к оружию, восторг перешёл в буйную радость от предвкушения возможности попользоваться всем этим. Какой мальчишка не мечтает подержать в руках настоящее оружие, а уж если пострелять из него или порубать настоящей саблей воображаемого врага – это просто сказка или волшебство, которого просто не может быть.
Постепенно вооружившись «до зубов», ребятня неистово начала рубить подвернувшиеся недалеко кусты ивняка, с гиканьем и криком налетая на «куст-врага».
Но когда раздался, как показалось, оглушительный выстрел, все оторопело замерли. Это было сигналом к дальнейшему огневому буйству, но старший Федька Кныш остановил всех окриком:
– Стоять всем! Не палить, мелюзга! Все ко мне! Вы шо, сказилися, перестреляете друг друга. Толпа пыталась возражать:
– Пострелять-то хочется!
– Стрелять будем по очереди, в одну сторону, в сторону стен помещичьей усадьбы и в шо-нибудь, – сказал Фёдор с чувством собственного командирского превосходства.
В боевых «подвигах» Ваня не заметил, как пролетел день, и, возвращаясь домой с Петькой, думал, как же объяснить тёте Марии столь длительное отсутствие, тем более что в обеденное время они каждый день встречались за столом, а сегодня, заигравшись, и он, и все пацаны забыли обо всём на свете.
Но разведка в виде девчачьей команды, особенно в лице Нюрки Ветровой, не дремала. Любопытство и желание досадить пацанам, категорично не принимавшим в свою команду девчонок, заставляло последних шпионить и иногда выдавать взрослым подслушанные или подсмотренные мальчишеские секреты.
И в этот раз, встретив ребят на длинной деревенской улице, Нюрка ехидно спросила:
– Ну что, где шлялись?
– Не твоё дело, где были, там нет! – неожиданно почти в один голос ответили Ванька с Петькой и стеной пошли на любопытствующую девчонку. Та от неожиданного напора младших по возрасту мальчишек отступила в сторону, но всё же крикнула вслед:
– Посмотрите-ка, какие грозные, замухрышки. Под зад коленом захотели, да?
Петька оглянулся и показал напористой девчонке кулак.
– Да пошли, ну её! – сказал Ваня. И пацаны быстрым шагом пошли прочь.
Такое безвольное и быстрое отступление мальчишек вызвало у Нюрки дополнительное подозрение. «Что-то скрывают», – подумала она, уходя.
Во дворе хаты тётя Мария кормила кур и цыплят, отгоняя надоедливого драчливого петуха, не дававшего куриному потомству спокойно наклеваться положенной порции ужина.
Увидев заходившего во двор племянника, Мария сразу же приступила к расспросам:
– Ванюшка! Где же ты был? Почему у тебя рубаха такая грязная, что-то случилось?
– Ничего не случилось. Просто мы с хлопцами заигрались, сегодня нас было аж девять человек, вот и придумали играть в сыщиков и разбойников, потом купались, потом опять играли.
– Ты ж почему меня не предупредил, а? Я ж беспокоюсь. На обед не пришёл. Ничего не сказал, – наседала Мария.
– Простите, тётя Мария, я постараюсь больше так не делать, – сказал Ваня как можно убедительнее и глядя с покорным видом на тётю, поскольку ему действительно было неудобно и стыдно и за своё враньё, и за беспокойство, доставленное этой доброй женщине.
– Ну, ладно, надеюсь, что всё будет именно так. Пошли ужинать, сорвиголова. Тебе нельзя без обеда, ты и так худющий. Желудок испортишь. Вот тогда и будешь вспоминать меня, – продолжала она, примирительно взяв его за плечи и увлекая в хату.
Потом, спохватившись, добавила:
– Тю, такой грязный, иди умойся, разбойник. Или сыщик?
– И то, и другое по очереди, – с облегчением оттого, что враньё заканчивается, произнёс приободрившийся парнишка.
На следующий день «бои местного значения» возле заброшенной помещичьей усадьбы продолжились. Но на этот раз всё закончилось значительно раньше, чем рассчитывала мальчишеская братия.
Нюрка Ветрова, раздираемая любопытством, решила проследить, чем же занимаются Петька и Ванька. Встав пораньше, она пошла в сторону, откуда появились два приятеля, и спряталась за плетнём последнего деревенского огорода. Ждать ей пришлось недолго; мальчишки, взбудораженные событиями прошедшего дня, торопились продолжить просто сказочные развлечения, и поэтому вся их сущность рвалась вперед – к оружию, к стрельбе, к представляемому «бою». Как настоящий разведчик, Нюрка передвигалась за ничего не замечающими друзьями, то прячась за подвернувшимися кустами, то опускаясь в попутную балку, то отпуская мальчишек на голом степном месте так далеко, что чуть не теряла их из виду. Но в конце концов девочка поняла, куда они направляются:
– Э, да они идут к помещичьей усадьбе, посмотрим, что они там забыли!
Нюрка решила подойти к усадьбе немного с другой стороны и найти разгадку таинственности пацанов. Но когда она уже заканчивала свой маневр, вдруг раздался выстрел, вызвав такой сильный испуг, что она громко «ойкнула» и присела. В это время выстрелы посыпались один за одним. Душа Нюрки ушла в пятки. Она уже хотела броситься прочь, но отчаянное, просто непреодолимое любопытство остановило её и заставило крадучись пройти несколько шагов и выглянуть из-за подвернувшегося дерева. То, что она увидела на поляне, перед развалинами усадьбы, заставило её одновременно ужаснуться, удивиться и позавидовать мальчишкам, палившим из винтовок и наганов по воображаемым мишеням из банок, кирпичей и других подвернувшихся предметов.
Немного успокоившись, девочка понемногу стала отходить назад, а затем бросилась изо всех сил бежать в сторону села. Только добежав до первой улицы, она перешла на шаг, улица была почти пуста, только несколько малышей что-то строили из дорожной пыли. Взрослые были на работе, в поле, на ферме. Немного отдышавшись, Нюра направилась в сельсовет, поскольку точно знала, что там обязательно будет кто-нибудь из взрослых. Заскочив в сельсовет, закричала:
– Дядя Никифор! Мальчишки, мальчишки стреляют!
Никифор Андреевич Решетко, мужчина лет сорока пяти, председатель Тряскинского сельсовета, не отрываясь от написания какой-то бумаги, сердито промолвил:
– Хто там стреляет, шо ты кажешь?
– Мальчишки Кныш, Полухин, Полуэктив и ещё их много стреляют из ружьёв на помещичьей усадьбе, правда, из настоящих ружьёв.
Только теперь, оторвавшись от трудно сочиняемой им бумаги, Никифор переспросил:
– Шо, прям-таки из ружей?
– Я не вру, правда! – божилась Нюра.
– Ну ладно, посмотрим, шо там таке.
Председатель неспешно встал, сложил все бумаги, вышел во двор, где был привязан выделенный сельсовету конь, вскочил в седло, сказав в сторону Нюрки: – Ну, смотри, девка, не дай боже брехня!
Девочка обиженно крикнула ему вслед:
– Правда, не брехня!
Председатель рысью направил коня в сторону предполагаемой стрельбы и через несколько минут был уже рядом с развалинами усадьбы. Ещё издалека, на его удивление, он действительно услышал беспорядочную пальбу.
Подъехав поближе, Решетко неожиданно появился за спинами увлечённых боевыми действиями мальчишек.
– Отставить пальбу! – громко крикнул Никифор.
Вся команда пацанов так и замерла от неожиданного появления взрослого.
Но этой задержки Решетко хватило для того, чтобы скомандовать:
– Всем стоять! Федька, ко мне!
Мальчишки, готовые уже бросится врассыпную, поняли, что бежать и тем более прятаться уже поздно.
Председатель сельсовета спрыгнул с лошади и начал с любопытством рассматривать вооруженных ребят:
– От так вояки. И откуда ж вы всё это наробили?
После того как Кныш неохотно объяснил, откуда они взяли оружие, Никифор Андреевич приказал мальчишкам сложить оружие в одном месте, извлёк из каждого магазина имевшиеся там патроны, сбросил их в валявшийся здесь же небольшой ящик из-под боеприпасов. Потом, оставив Стёпку Полухина возле изъятого вооружения, строжайше наказал ему:
– Даже не смей прикасаться к оружию! Все остальные – со мной, показывайте ваш клад.
Когда он осмотрел всё собственными глазами, то очень был удивлён и озадачен:
– Вот это да! Постарались беляки, всё в смазке и как новенькое. Так, надо вызывать участкового. Федька, садись на коня, найди Тимофеича, нашего участкового милиционера, он должен быть дома. Да предупреди его, чтобы взял с собой харчей, придётся охранять до завтра всё это богатство.
На следующий день из районного центра прибыли две бортовые машины с двумя милиционерами. Когда всё вооружение и амуниция были сложены, машины оказались заполнены под завязку. Обоз, пыля, двинулся от места необычной находки и мимо разочарованной ватаги мальчишек, взглядами провожающих уплывающее от них счастье «битв» и «подвигов».
Так окончилось событие, которое оставило незабываемый след в жизни Ивана Семёновича Полуэктива, да и, видимо, других участников приключения.
Ещё долго каждый из них вспоминал о том распирающем душу восторге владения оружием. Часто, собираясь вместе, с сожалением говорили о том, что всё так быстро закончилось, и недоумевали, кто же это мог сказать председателю сельсовета об их тайне и удаче.