Анатолий Николаевич Овчинников
Записки юного боцмана
Стояло жаркое до +15 северное лето, светило незаходящее солнце и за сутки война с непокорными вениками была победоносно завершена. Спасенную, подсохнувшую их часть затащили обратно в форпик, и я потом долго по три раза на дню ходил контролировал состояние этой биомассы. Да, а многие подгнившие годились на мётла, они же голяки по-морскому – мы же боцмана, нам всё надо!
Ни командир, ни боцман Рагулис, ни, тем более дивизионное начальство, похоже, так и не узнали о грозившей кораблю опасности, и что я его фактически спас и жду хотя бы медаль «За боевые заслуги».
Но, хрен с ней, с медалью, спасибо, что не расстреляли!
Как я закончил флотскую партшколу
В СССР существовала система партийных школ (напомню, что тогда партия была одна-единственная – направляющая, руководящая и всё регулирующая, впрочем, как примерно и сейчас): от Высшей школы при ЦК КПСС, к республиканским, областным и даже районным (наверное), были они и в армии, и на флоте. Эдакая иерархическая структура-медресе как для начинающих коммунистических демагогов, так и для уже матерых членов с задачей доведения их до академического уровня. Но рассказ мой вовсе не о них, а о том, как я однажды сдавал выпускной экзамен в такой партшколе за другого человека по чужому военному билету.
70-е годы, Северный флот, г. Североморск-8, губа Нерпичья, 7-я дивизия 1-й флотилии АПЛ, плавказарма ПКЗ-13 «Ветлуга» – я опять всё о ней. Команда этой гостиницы на воде была невелика – до 40 человек, включая трех офицеров и двух мичманов, остальные – матросики разных сроков срочной службы и совершенно различных национальностей. Сейчас, когда вспоминаю этот интернационал – мама дорогая! – кого там только не было: весь Советский Союз в одном флаконе. От прибалтов и западенцев до узбеков и казахов (бурятов и якутов у нас тогда не было – врать не буду). Был даже один табарасанец – никто не знает, что это за нация, а я с той поры знаю – это одно из 100 племен в Дагестане со своим языком и менталитетом, который никак не хотел вписываться в реалии советского ВМФ, да и всего социалистического строя. Это был просто дикий горец, вырванный из родной стихии на другой конец света во льды и полярное сияние. Ни к чему его приспособить не удалось, он просто не мог понять где находится и зачем все это, зачем ему эта железная тюрьма? – и он при первой возможности убежал зимой полураздетый в сопки. Его потом голодного, но живого и здорового (а что пещерному жителю сделается?!) нашли патрули, и к нам он больше не вернулся.
А вот один здоровенный узбек, тоже поначалу не понимавший по-русски – тот быстро понял, что к чему, получил прозвище «Беломора» (за пристрастие к курению) и был зачислен в трюмные машинисты. Это так громко звучит, а на самом деле это уборщик-универсал со знанием где какие вентили и клапана расположены и в какую сторону их крутить.
Всей командой заправлял главстаршина по фамилии Вовк (офицеров мы практически не видели, им было не до нас). Натуральный бандеровец с Западной Украины, но дисциплину в команде он держал в пределах разумного, понимая разницу между уставом и реальной жизнью и не выделывался, где не надо. В-общем, местный авторитет.
Я особо сдружился с дизелистом по прозвищу Малыш (там у всех были клички – позывные по- нынешнему), что к нему прилипло от фамилии, так-то он был обычного формата. Малыш был старшиной 2-й статьи, командир отделения дизелистов. Для справки: основная машина у нас была – паровая турбина на мазуте, дававшая электричество и тепло, а огромный дизель был аварийный, то есть, на случай поломки турбины. Правда, в отделении дизелистов кроме Малыша был всего лишь один-единственный матрос-первогодок, или же «карась» по-нашему. С этим карасём Малыш носился как с родным сыном, не давая его в обиду другим годкам (годок – это «дед» по сухопутному), потому что через полгода – к малышевому дембилю – этот карась должен был полностью заменить его у дизеля и также натаскивать следующего матросика – уже своего подчиненного.
Так вот, этот с виду ничем особо не примечательный Малыш – скромный, тихий, отличный специалист, к тому же попавший на флот после техникума – имел все же свой «скелет в шкафу», если можно так выразиться. Этот тихоня на самом деле был полон скрытых амбиций, прорезавшихся в нем уже в юные годы: будучи матросом первого года службы он умудрился стать кандидатом в члены КПСС – редкий случай для 70-х годов. Наверное, он начал стучаться в эти золочёные двери еще в техникуме, а тут просто добил своей настойчивостью местных политработников, или, что еще вернее, попал под очередную кампанию по вовлечению в партию военнослужащих-срочников. Как бы там ни было, этот пацан сызмальства метил далеко и высоко: ну какому ещё нормальному юнцу взбредет в голову связываться с КПСС?! И без неё вездесущего и практически обязательного комсомола всем хватало «выше крыши».
Поясню. Членство в КПСС во время трехлетней службы на флоте носителю этого гордого звания особо ничего не даёт, а вот после… Имея за плечами техникум, срочную службу и заветную краснокожую корочку члена КПСС, её обладатель мог с пинка открывать двери приёмных комиссий практически любого ВУЗа страны. Но и не это главный профит.
Все студенческие годы такого Малыша будут пестовать заботливые дяди и тёти из парткомов и месткомов, продвигая еще дальше и выше по своим лестницам. Он непременно станет секретарём комитета комсомола курса, факультета, института, или замом предпрофкома, ещё его обязательно кооптируют в члены парткома (по квоте райкома для партийной молодёжи). А вот в аудиториях и лабораториях сокурсники его больше не увидят, а только с трибун собраний и конференций, зачетку почтенные профессора будут ему заполнять даже без появления в деканате. Не исключено, что с годик он так «проучится» по обмену в какой-нибудь стране из социалистического лагеря.
Но даже не в счастливых студенческих годах настоящее счастье. Основная цель таких «Малышей» – это последующее десантирование в партийные или советские органы, а в идеале в КГБ. Советская номенклатура – это отдельная песня, но мы не о ней.
Чтобы упасть с размаху во весь этот шоколад Малышу в его глобальном плане не хватало вишенки на торте – свидетельства об окончании партийной школы, с помощью которого его карьерный трамплин превращался бы вообще в катапульту. У нас в военном городке при Доме офицеров флота (ДОФ) как раз и функционировало такое учебное заведение. И Малыш, естественно, её нашел, влез туда как кандидат в члены КПСС и его затем беспрекословно отпускали в увольнительную на это святое дело, на эти дурацкие семинары и лекции (обучение заочное). Всё было весело и хорошо, пока не подошла пора выпускного экзамена с вручением диплома-удостоверения.
Вот тут Малыш немного сдулся по причине полной неспособности к внятному изложению любой мысли, особенно марксистско-ленинской, и предстоящего экзамена он опасался похлеще нашего зубного врача. Но для чего еще нужны друзья? – на счастье Малыша у него нашелся тогда козырь в рукаве – в моем лице.
Теперь обо мне, но кратко, ибо краткость – моя родная сестра. Трепаться на марксистко-ленинском сленге я наловчился с рождения: моя родная бабка была ветераном КПСС еще со времен ВКП(б) и мало того, она, будучи судьёй на районе, выписывала соответствующие издания, по которым я учился читать. Особенно мне нравился журнал «Советская милиция», так как в нем печатались детективы с продолжением и комиксы-загадки с инспектором Варнике – наравне с «Мурзилкой» это были мои настольные книги. Так что уже к окончанию школы я вполне владел приёмами коммунистической казуистики, начётничества, формализма и дидактики, понимая в чем примат исторического материализма перед диалектическим. «Краткий курс истории ВКП(б)» и я были как близнецы-братья.
