Анатолий Музис
Происшествия, приключения, фантастика, фронтовые и исторические хроники. Книга 5
Автор, редактор и составитель сборника Виктор Музис
Благодарности:
АНАТОЛИЙ МУЗИС
АЛЕКСАНДР МИЛЕДИН
ЮРИЙ АЙЗИН
ЕВГЕНИЙ ЧИТИНСКИЙ
МАРК НАУМОВ
ТАЛГАТ БЕГЕЛЬДИНОВ
НАТА БАКУЛИНА
СВЕТЛАНА БОЙКОВА
ЕЛЕНА БОРИСКИНА
КОНСТАНТИН КОТЕЛЬНИКОВ
АЛЕКСАНДР ПАНТЮХИН
БОРИС СЕДЫХ
ISBN 978-5-0051-7212-9 (т. 5)
ISBN 978-5-0051-5090-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ВИКТОР МУЗИС
ЕСЛИ ЗАБЛУДИЛСЯ…
Его прислали мне то ли не зная, в какой отряд послать, то ли на исправление. До этого он поработал с месяц у Надежды Булавиной в геофизическом отряде, показав себя полностью непригодным к их работам. Там план. Там некогда «тянуться». Они для простоты, облегчения и ускорения работ профиля-просеки для магнитки не рубили – просто ставили затесы на деревьях. Для измерения расстояния и расстановки колышков-пикетов к поясу впереди идущего (с топориком) привязывали провод-шнур требуемой длины, а показания магнитометра снимались на пикетах сразу, без установки треноги – благо, новые приборы позволяли.
В общем – темп, темп и темп… А он… про таких говорят – «олух царя небесного». Ходил медленно, топор доверить страшновато – руки не оттуда растут, откуда положено, еще покалечится. Все лето в телогрейке и шапке ушанке. Этакий неказистый мужичок.
А у меня – иди сзади, неси рюкзак с лотком и лопату на коротком черенке. Выкопать закопушку на склоне, набрать материала в пробный мешок, снести к ручью или набрать материала на ручье для промывки – дело нехитрое. Промывал я сам, мне это в удовольствие, да и быстрее и лучше сделаю. Недаром мне в начале работ поручали обучение новичков шлиховому делу. Ходил он медленно, отставал – так мне быстрый темп и не нужен, приноровлюсь, а если «оторвусь», то и подожду.
За день в маршруте он утомлял, но, поселив его в палатку с вездеходчиком, я хоть вечером отдыхал от его занудства, а они как-то ладили, я даже удивлялся.
Передвигались мы на стареньком послужившем вездеходе ГАЗ-47 и как-то встали на речной галечниковой косе. Речка в этом месте делала узкую вытянутую петлю-меандру, подходя вплотную к склону и тут же отходя от него. Склон был густо залесен лиственницей и кустарником, но в нижней части шла тропинка. Речку с тропинки было не видно и стоянку нашу на петле-меандре можно было легко проскочить. Хотя в километре выше по течению впадали два ручейка со рвами в приустьевой части – не проскочишь и ориентир отличный. А ниже в паре километрах, вообще слияние с правой составляющей – еще более заметный ориентир.
Вездеход ГАЗ-47
С этой стоянки мы совершили два маршрута. В первый день вверх по течению речки, отшлиховав оба притока-рва и дальше, на второй день – вниз по течению до слияния речки с правой составляющей. Отмыли приустьевые части речек и ниже слияния и прошли вверх по правой составляющей до ее крупного притока. На обратном пути к лагерю, чтобы немного сократить дорогу, прошли склоном и вышли на тропинку. Напарник, как всегда, отставал и, подойдя к месту, где надо было уходить с тропинки на реку, я не стал его ждать.
Я поступил глупо! Но мне хотелось подстегнуть его, чтобы он шевелился порезвее, а не плелся еле-еле.
Через 5—10 минут я забеспокоился. Что-то он запаздывал… Поняв, что он проскочил спуск к реке, подошел к вездеходу и ударил несколько раз кувалдой по приваренной к бамперу рельсе. Звонкий громкий звук разлился в тишине… Через пять минут стал стучать опять и пару раз выстрелил из карабина вверх.
Тишина… Видно, шапку на уши нахлобучил. Я продолжал стучать, не веря, что такой звук можно не слышать. Тишина…
Ладно, – подумал я, – блудить тут негде. Выше – притоки-рвы, в которых мы ковырялись вчера, ниже – нас отсекала правая составляющая речки, куда мы ходили с утра. Слева склон, справа русло. На тропе, уже истоптанной нами за два дня, наши следы. Как не плутай, а заблудиться негде. Побродишь, побродишь, но к речке в любом случае выйдешь… Но по вездеходу я продолжал периодически стучать.
Вечерело. Ночи светлые, заполярные… Не темные… Можно бродить всю ночь, если мозгов нет… Он курящий, значит, спички есть…
Первое правило, если потеряешься, постоянно говорили мы новичкам, сиди на месте и жди, тебя найдут, мы найдем… Еще лучше, если разведешь костер. С дровами проблем нет, полно сухостоя, коряг и веток. Сиди у огня и грейся… Хоть и заморосило, но он в телогрейке и шапке. Да и тропа, вот же она, под ногами, куда с нее уйдешь… Ну, сообрази, что нужно выйти на речку…
Решили с вездеходчиком – если к утру не выйдет, пойдем искать.
К утру он не вышел…
Коля Десятерик как-то рассказал о случае в партии Алешко, о технике, который ушел в маршрут с рабочим, а вечером пришел без него – потерял. Ему дали второго и утром послали искать пропавшего. Вечером он пришел на лагерь и сообщил, что и второго потерял. Тут уж вся партия всем составом кинулась на поиски.
Искали несколько дней… Безрезультатно… Вызвали вертолет! Одного обнаружили аж за пределами района работ партии, шагал непонятно куда… Второго нашли случайно недалеко от лагеря партии, он прятался в кустах стланика и говорил: – Какие-то солдаты вокруг, танки… Это он о искавших его, они же в зеленом, а танки – это вездеходы… Короче, «крыша» у парня поехала… Отправили в больницу, в психушку…
У моего «крыша» поехать не могла – мозгов-то нет.
Сначала мы прошли вверх по тропе несколько километров и выйдя к реке, прошли по косам к лагерю. Нигде никаких следов. Периодически я бил по рельсе…
Где же он?
На второй день пошли по тропе вниз по реке до развилки, поднялись по правой составляющей и вернулись к лагерю по склону, огибая его, ища следы и периодически крича:
– Э-э-ге-гей!.. Э-э-ге-гей!..
Ни звука в ответ… Если с ним что-то случилось и он лежит и не может двинуться, можно пройти в ста метрах и ничего не заметить… В месте спуска от тропы к речке я повесил на кустах белые шламовые мешочки с записками, что здесь надо спускаться к речке. Надо бы было это сразу сделать, но ведь всего два маршрута было запланировано… «Знать бы, где упадешь, соломки бы подстелил…» – говорится в поговорке.
У одной сотрудницы нашей экспедиции года два назад пропал в одиночном маршруте сын, работающий в Нюрбинской экспедиции. Там еще практиковались одиночные маршруты, как в 50-е годы. У нас они были строго запрещены. Его искали, но так и не нашли…
Вечером попытался выйти на связь, чтобы вызвать «аварийно-спасательный», но по рации шли сплошные разряды – было «непрохождение…»
Утром третьего дня, как он пропал, решили подняться на склон на вершину сопки и попытаться сверху рассмотреть местность – может заметим хоть что-нибудь, хоть какой-нибудь дымок…
Вода в речке поднялась. В болотниках ее было уже не перебродить и мы переправились на небольшой оранжевой резиновой лодке 300-ке. Подтянув ее на склон, мы полезли вверх по склону к вершине. На середине склона наткнулись на вездеходный след, пересекающий склон наискось и уходящий от реки по направлению к ее правой составляющей. Я даже разглядел его на аэрофотоснимке. Поднявшись к вершине сопки мы оказались в таком же лесу, как и на склоне и я залез на лиственницу повыше. Сплошное зеленое «море» и никаких признаков дыма.
Я уже не знал, что делать и где его искать…
Мы пошли вниз, по вездеходному следу прошли до тропы, а по тропе к месту спуска к речке, периодически крича:
Э-э-ге-гей!.. Э-э-ге-гей!..
Выйдя к месту переправы, где лежала лодка, мы ее не обнаружили…
– Плохо привязали, наверное, течением унесло, – подумал я. – Ничего, где-нибудь на перекате найдем…
Стали размышлять, перейти здесь или поискать брод пониже… Палатки и вездеход вот они, напротив…
«Зеленое море тайги»
И вдруг в палатке что-то звякнуло… У меня мгновенно ослабли ноги… Я аж сел… У меня как гора с плеч свалилась…
– Он пришел и ищет, что поесть, – подумал я. – Но где же лодка? Почему ее не видно на другом берегу?
– Э-гей! – закричали мы…
Он вышел из палатки и подошел к нам.
– Где лодка? – спросили мы.
– Сейчас, – ответил он.
Уйдя за поворот, он вышел с лодкой и приволок ее, зайдя в воду по колено. Кое-как переправился (буквально метров пять, он и с веслами не мог справиться). Мы подхватили лодку и переправились к лагерю.
– Ты где пропадал? – первым делом спросили его.
Он неопределенно махнул в сторону склона.
– Почему не сидел на месте?
– Я слышал, – ответил он, – если заблудишься, надо идти на солнышко!..
НУ, НЕ ИДИОТ?!.
= = = = = = = = = =
САМОЛЕТ СЕЛ… А ЛЕТЧИКА НЕТ…
(фронтовая история)
Это было в первый год войны… Подбитый «ястребок» заходил на посадку на свой полевой аэродром… Летчик, видимо, был ранен, или машина его была здорово подбита, но видно было, что тянул он ее то ли из последних сил, то ли из последних возможностей. Покачиваясь с крыла на крыло машина неровно шла на посадку…
На летное поле выскочили механики и обслуживающий персонал, а к предполагаемому месту посадки понеслись «пожарная» и «медпопощь»…
Коснувшись грунта, машина, подпрыгивая, понеслась по полосе… дала «козла»… скапотировала… и встала опять на колеса. Летчик при этом вылетел из кабины – толи уже расстегнул ремни во время посадки, толи непосредственно перед ней.
Когда машины аэродромного обслуживания подкатили к севшему самолету и персонал бросился к пострадавшему пилоту, они обнаружили его растерянно стоящим у самолета, недоуменно глядящим на пустую кабину и приговаривающим:
– Самолет сел… а летчика нет…
Глаза летчика тоже были странно пустыми… Он ничего не помнил и ничего не понимал… Видно, здорово стукнулся головой о землю при падении.
Его обследовали и отправили на лечение… в «дурку». Такое случалось во время боев, бывало и с ума люди сходили, слишком велик был стресс.
Он был тихий, спокойный пациент. Просто не помнил, что с ним было раньше.
Прошло года два… Было лето. Он прогуливался по двору, как над домом довольно низко пронеслось звено истребителей.
– А ведь я летчик! – вдруг вспомнил он.
Но память к нему до конца не вернулась.
Директор «госпиталя» был знаком со многими военными и он упросил начальника летной части посадить своего пациента в самолет и прокатить над аэродромом. Тот пошел ему на встречу и посадив «больного» пассажиром в двухместный ПО-2, дал добро на взлет.
Самолет взлетел, сделал пару кругов над аэродромом, и пилот разрешил своему пассажиру взяться за штурвал. «Контуженный» взялся за рычаги… и вдруг память вернулась к нему, он все вспомнил…
И такое бывает в жизни!
Эту историю я услышал от отца еще в юности… Отец у меня фронтовик, был тяжело ранен и много времени провел в медсанбатах и госпиталях. Наверняка их пациенты и рассказывали там друг другу различные фронтовые истории… Одна из них и запомнилась мне настолько, что я решил написать о ней, хотя в памяти моей сохранился только сюжет и несколько коронных фраз…
= = = = = = = = = =
АНАТОЛИЙ МУЗИС
БАЛЛАДА О СЕВЕРНОМ ТРАНССИБЕ
«Российское могущество
прирастать будет Сибирью…»
М. В. Ломоносов
ПРОЛОГ
Так верно сказано, что, право,
Точней и лучше не сказать:
– России мощь, богатство, слава
Сибирью станут прирастать…
ТРАНССИБ
И было так!
В веках зачтется
Отважных предков каждый шаг.
Они звались – землепроходцы.
Хабаров!.. Атласов!.. Ермак!..
Глухой неведомой тропою,
Где даль за близью не видна…
Пушниной,
золотом,
рудою
Воздала им Сибирь сполна.
Но лишь теперь мы знаем клады,
Что раньше сталось не сыскать.
Однако, знать – не все…
Их надо
Не просто «знать»,
Их надо – взять!
Из глубины, из дальней дали,
Такой, что космосу сродни.
С земли, которой не пахали,
С земли, которой не топтали
С той самой давней старины.
ГДЕ ДАЛЬ ЗА БЛИЗЬЮ НЕ ВИДНА…
Сибири новый покоритель
Уже зажег костров огни.
Его зовут – Первостроитель.
Землепроходцам он сродни.
Он в век космической надежды
Вершить назначен чудеса.
Но перед ним стоят, как прежде,
Все те же горы и леса.
ТАЙГА
Леса… Массивы исполины.
Рек необжитых берега.
Завалы… Заросли… Чистины…
Нет, это не леса – тайга!
То светлохвойная,
то черневая,
То смешанная,
то кедрачь…
Горелая и мшелая.
Без края.
Попробуй-ка ее переиначь.
Она до Лены и за Леной.
Она безмолвна и темна.
Она как будто суть Вселенной,
Куда ни кинь – везде она.
ВЕРТОЛЕТ МИ-4
А вертолет все ниже… ниже…
Под ним поляна.
– Значит, здесь?
– Затихли лопасти.
Ты вышел
В таежный мир, какой он есть.
Взглянул вокруг, сначала робко.
Тайга! А ты в ней первый раз.
Тебе бы хоть какую тропку.
Ну, пусть не тропку, пусть пролаз.
Хоть что-нибудь, чтоб было видно
Куда смотреть, куда идти?..
А то, как сослепу.
Обидно!
На счастье, ты здесь не один.
Вас много. Целая бригада.
В груди неведомый восторг.
На каждом форма стройотряда.
Прораб при вас и свой комсорг.
Палатки выстроились на ночь,
ТАЙГА ЧЕРНОВАЯ
Один на всех большой костер.
Прораб в годах – Иван Иваныч —
Ведет степенно разговор.
– Здесь не «пролаз», ребята,
нужен.
Задача: взять лесную ширь.
Транссиб на юге перегружен,
Он там один на всю Сибирь.
Руда и уголь,
нефть и рыба,
Сортовый лес: кругляк и брус,
Строительных конструкций глыбы
И воинский чехленный груз…
И земли, что уже под севом,
И земли, что служить могли б.
И пробуждающийся Север,
Все – грудью давят на Транссиб.
А он, сто лет без перемен,
Грозит закупоркою вен.
И только здесь, в таежной гуще
Решенье тех проблем насущных…
На сосны опустились звезды,
К костру ребят прижала ночь.
В чужой тайге совсем не просто,
И от костра уйти не в мочь.
У КОСТРА
Огонь то сникнет, то взбодрится,
А то как будто в самый раз.
Он белкой прыгает по лицам
С внимательным прищуром глаз.
А угли тлеют, как рубины,
И сизым курятся дымком.
– …Впервые просеки рубили
Мы здесь еще в сороковом.
Навстречу солнцу! К океану!
Да! До войны! А то, когда?
Тогда, пожалуй, было рано.
То были трудные года…
Он руки над огнем простер.
– А ну, подбрось еще в костер!
И тут же прутиком, достойно,
Огонь пошевелил слегка.
Взял в пальцы уголек – спокойно,
И прикурил от огонька.
– А как зовут тебя?
– Андрей.
– Ну, что ж, Андрей. Смотри бодрей.
Здесь в нашем деле весь вопрос,
Как в преферансе. Важен снос.
Пришел в тайгу, люби тайгу.
Не побеги…
– Не побегу.
– Не озоруй. Тайга твой дом,
Когда ты сам стоишь на том.
А если что, сомкнется крона
И ты тогда как под водой.
В стволах двустволки
два патрона.
Не жги их зря. Твое с тобой…
И кто ты есть, по крайней мере,
Тайга, как жизнь, тебя проверит…
Ну, ладно! Спать! Встают здесь
рано,
А красным байкам нет конца.
Уснул Андрей.
Во сне Ивана
Он видел точно, как отца.
Тот, как отец, сказать бы мог:
«Живи и счастлив будь, сынок!»
И вот уже крепка походка,
Не спотыкается нога.
И не «щетина», а бородка.
Таежный форс.
А что тайга?
Привычны и ночная сырость
И жгучей мошкары огонь.
Тайга пропустит, сделай милость.
Лишь только зря ее не тронь.
Не тронь ее, не будь беспечным.
И помни: ты здесь гость, пока.
А мать-тайга стояла вечно
И простоит еще века.
БАЙКАЛ
Прорвав тайги крутой затор,
Внезапно засверкал простор.
Он словно чаша лазурита
В оправе черных берегов.
Вода и небо синью слиты.
ТРАНССИБ ВДОЛЬ БАЙКАЛА
– Байкал! Ты, значит, вот каков!
Как будто сказка,
будто сон то:
Перед тобой морская гладь
Уходит вдаль, до горизонта.
А горизонта – не видать.
Играют блики на закате
Гигантской рыбьей чешуей
И на подводных крыльях катер
Бурун вздымает за кормой.
Пускай не каждому известно,
Что глубина здесь просто страсть,
Что четверть всех запасов
пресной
Воды в Байкале собралась;
Что омуль, знаменитый омуль,
Не где-нибудь, а только тут;
Что острова, бывает, тонут,
А горы сказочно растут;
Что Баргузин волной швыряет
Высокой, шквальной, штормовой;
Что триста рек в Байкал впадают,
Чтобы излиться Ангарой —
О Красоте, понятно, речь,
И надо красоту беречь!
А выйдет солнце – блеск особый,
Сверкает лед, что твой алмаз.
И смотрит баргузинский соболь
Живыми бусинками глаз.
БАРГУЗИНСКИЙ СОБОЛЬ
Понятно: люди нет, не могут
Порушить чудо-красоту.
Им надо отвести дорогу,
Как говорится – «за версту».
Но, чу! По берегу Байкала
Бульдозером поломан лес.
Ему дороги, видно, мало,
Так прямо по лесу полез.
Рокочет он за поворотом
И треск, как будто ледоход
там.
Андрей ему наперерез.
Раскинул руки, встал как крест.
Бульдозер мощный, сильный,
новый.
Отвал стальной, тревожный блеск.
В кабине парень двухметровый.
А все-таки, поди, не съест.
– Ты что, сдурел? Смахну, как муху…
И рычагом поднял отвал.
Андрей подумал: «Он под «мухой».
Такой способен наповал».
А сам стоит, хоть дрожь по телу.
И нет ему назад пути.
– Куда?!
– Пусти! Тебе какое дело?
Твой берег, что ли? Отойди!
– Да ты пойми. Ведь неспроста
Здесь заповедные места…
Заскрежетали гусеницы
И трактор двинулся…
– Ах, так!
Словами, значит, не годится.
Тебе один закон – кулак!
Пошел не в драку, а в атаку.
Ведь на бульдозер не попрешь.
И парень… Он здоров, однако.
Не все так просто…
Ну, а все ж,
На склон…
Потом напропалую —
В кабину, в дверцу, на прорыв.
Схватились за грудки вплотную,
А трактор ходом на обрыв.
Верзила! Лоб! Таких недаром
В народе кличут «волчья сыть»,
Дыхнул сивушным перегаром,
Ну, впору сразу закусить.
Такого и убить не жалко.
Нажрался, гадина! Стервец!
Но, ничего. С такой дыхалкой
Ты только «лоб», но не боец.
Один другого не подвинет,
С сивухи воротит нутро.
В железной тесноте кабины
Ни в зубы дать, ни под ребро.
А трактор боком накренило,
Обрыв и берег – все впритык.
– Ты спятил! – заорал верзила,
И из кабины зайцем – прыг!
– Вот так давно бы…
Но не мешкай.
Вздохнул Андрей и рычаги
Без суеты, а все ж поспешно,
Уже свободно, в кулаки.
Машину выровнял как надо,
На месте разворот крутой
И на дорогу. Дело свято.
А тот бежит, кричит: – Постой!
Андрей лишь оглянулся строго.
– Бежишь? Беги… Беги, давай…
Машину вывел на дорогу.
– Вот так. Теперь садись, езжай.
Верзила явно запыхался,
Но глотку больше не дерет.
– Откуда ты здесь только взялся?
– Из тех ворот, что весь народ…
Ушел бульдозер по дороге
Назначенной. А между тем,
Почувствовал Андрей, что ноги
В коленках ватные совсем.
Ведь надо же. Какая сила
И злость вселились вдруг в него.
Но если б не струхнул верзила,
Еще не ясно, кто кого?
И тот обрыв, такой коварный…
Присел на камень, где стоял.
Признательный и благодарный
У ног его лежал Байкал.
ТОННЕЛЬ
Как символ доблести и чести,
Первейшая из всех эмблем,
Стоит на самом первом месте
В Северомуйске буква «М».
«Метро» в тайге. Наказ суровый —
Сквозь толщу гор пробить тоннель.
– Пятнадцатикилометровый!
Вот это будет щель, так щель.
Таких тоннелей много ль в мире?
Все наизусть, наперечет.
Но этот строится в Сибири,
А «климат» здесь совсем не тот.
И все ж, Андрей, запахло домом?
Быть может встретят земляки?
Из темной глубины проема
Мерцают лампы-светляки.
Мы все из одного истока.
Но к а к нас мама родила?
Одним – комфорт, другим – дорога,
А третьим – новые дела.
ТОННЕЛЬ
Ты каску взял, вошел в забой,
Оставив за спиной покой.
Ты буришь.
Скверно! Гниль-порода!
Тоннель пришелся на разлом.
Уходит бур в породу схода,
Не как сверло, а напролом.
Туда гнетут раствор цементный,
Морозят грунт…
Вода по грудь.
Затраты сил беспрецедентны,
А продвижение – чуть-чуть.
И объяснять, конечно, мало
Тебе причину тех невзгод.
Семьсот – в районе перевала,
Семьсот землетрясений в год!
А тут случись такое лихо:
Рвануло гулко, как фугас.
В одно мгновенье стало тихо.
И бур заглох, и свет погас.
Лишь луч фонарика над каской.
Он слаб.
Он немощен.
Он мал.
Глядят товарищи с опаской.
– Там не иначе, как завал?
Мужская, трудная работа.
Обвалы, выбросы, вода.
Рубашка, мокрая от пота,
Еще не худшая беда.
И в темноте проходчик Федя,
Не молвил, выдохнул во мрак:
– В тайге с дубинкой на медведя,
Пожалуй, легче, чем вот так…
– В тайге?.. Ну, что ж, вполне
возможно, —
Сказал спокойно бригадир.
– А здесь без спешки, осторожно,
Чтоб друг за другом, выходи…
Ох, тяжела земная толща.
Как будто на плечах она.
Идут без разговоров, молча.
Вдруг, стоп! Дороги нет. Стена!
Но не до верха. Право, нет!
Там, над стеной, вверху просвет.
Скользя по валунам, по грязи,
Наверх, к просвету. Смотрят:
– Ба!
Вода фонтаном бьет в экстазе,
Как будто лопнула труба.
И о себе не беспокоясь,
Стараясь перекрыть «трубу»,
Спасатели, в воде по пояс,
Отчаянно ведут борьбу.
И луч из глубины тоннеля.
И крик: – Держись! Несу раствор!
– Давай балласт!
– Крепи панели!
– Ах, мать! Когда б ноге упор…
И мокрых брезентушек спины,
Их сверху разглядел Андрей,
В воде мелькают как дельфины.
– Скорей! Скорей! Еще скорей!
Откуда силушка берется?!
– Ребята! Разбирай завал!
Пускай вода в забой ворвется,
Чтоб уровень ее упал…
– Скорей!.. Сюда!.. Эй, кто там
с ломом?
Поддай отсюда! Не тяни!..
Андрей и сам еще не понял,
Что он командует людьми.
– Эй, справа! Быстро! Не возиться!..
Кто б спорить стал в такой момент.
Пробили щель, все изменилось.
Как будто бы открыли кран.
Вода, свирепо набирая силу,
Стремительно пошла в проран.
И встали на ноги фигуры.
Балласт фонтану поперек.
И вот, струя уже в натуре
И не струя, а ручеек.
А ведь могло быть все иначе.
– Скажи, братуха. Повезло!
– Ну, что ж! С удачей, так с удачей!
Как в песне: «Всем смертям назло»…
Идут на выход из тоннеля,
Идут как будто по реке.
Вот свет забрезжил, еле-еле…
Вот он уже невдалеке…
И солнце, вдруг, в глаза как брызнет.
Ты встал под золотым дождем,
Не чем-нибудь, а счастьем жизни
За испытанье награжден.
И мир огромный, голубой,
Как откровенье пред тобой…
Тут Федя хлопнул по плечу.
– Ты что молчишь?
– Да так! Молчу…
