Анатолий Ильяхов
Знак Зевса
Об авторе
Анатолий Гаврилович Ильяхов, автор двух десятков научно-популярных и художественных произведений, родился в 1941 году в Сочи, в настоящее время живёт в Краснодаре.
До того, как получить признание в качестве популяризатора Античности, писатель, по его собственным словам, прожил «большую и интересную жизнь инженера-строителя». Успешный карьерный рост от мастера участка до руководителя крупного производственного объединения сам по себе говорит о многом. Так же как и ответственная работа по контракту в Монголии и Афганистане в сложные для СССР годы.
В юности, общаясь со сверстниками из греческой диаспоры в Сочи, Анатолий Ильяхов услышал, что их предки – переселенцы из Греции. Возникший после этого интерес к греческой истории побудил познакомиться с трудами Геродота, Страбона, других историков. Так будущий писатель узнал, что греки ещё в VIII веке до н. э. «открыли» Чёрное море для торговли с местными племенами, массово организовывали поселения-колонии. Греческие полисы появились на побережье современного Крыма и Северного Причерноморья, в том числе города-государства Херсонес Таврический и Боспор Киммерийский, сосуществуя со скифами, таврами и прочими аборигенами Киммерийского полуострова.
В школьные годы Анатолий Ильяхов услышал имя Александра Македонского, воодушевился его полководческими подвигами и решил, что обязательно напишет о нём роман. Юношеская задумка стать писателем осуществилась через сорок лет, когда автор вышел на пенсию, ведь именно тогда появилась возможность перечитать собранные за всю жизнь в домашней библиотеке книги по античной тематике, переосмыслить собственные «литературные зарисовки», что велись все годы. В итоге помимо прочих трудов Ильяхов создал целых три романа о жизни Александра Македонского, каждый из которых отличается уверенной энциклопедичностью и захватывающей исторической фактологией. Даже подготовленный читатель обнаруживает в них немало любопытных сведений.
Античный мир канул в прошлое и, казалось бы, навсегда отдалился от современного бытия, но для писателя Анатолия Ильяхова древние греки, эллины, остаются живыми людьми со своими особыми страстями. Эти люди были способны на крайнюю жестокость и на удивительные прекрасные свершения, отчего их поступки и достижения, как и ошибки, преподают нам бесценный урок. По мнению автора, греческий историк Фукидид верно сказал, что «все исторические явления будут повторяться всегда, пока природа людей будет оставаться той же».
Дополнительные сведения о писателе А. Г. Ильяхове можно найти на сайте ilyahov.ru
Изданные книги автора:
Этимологический словарь. Античные корни в русском языке. 2006.
Зевсу посвящённые. Тайны древних олимпиад. 2006.
Вакху посвящённые. Секреты античной кулинарии, застолья и виноделия. 2007.
Эросу посвящённые. Античные любовные истории. 2007.
Афине посвящённые. Античная мудрость. 2007.
Пир мудрецов. Притчи, изречения, размышления. 2009.
Античные корни в русском языке. Этимологический словарь. 2010.
Эллада и Кубань. Путешествие в прошлое. 2012.
Игры эллинов у подножия Олимпа. Три тысячи лет до 2014 (2012).
Знак Зевса – роман. 2013.
Уроки Аристотеля – роман. 2014.
Наедине с мудростью. Древняя Греция. 2015.
Закон и право. Словарь правоведа. 2015.
Человек и природа. Словарь эколога. 2015.
Экономика и финансы. Историко-этимологический словарь. 2016.
Наука и производство. Политехнический словарь. 2016.
Медицина. Историко-этимологический словарь. 2016.
Избранник Вечности – роман. 2016.
Философия разума. Словарь эрудита. 2017.
Античность в русском языке. Этимологический словарь. 2017.
Три чаши Диониса. Античный код современного виноделия. 2018.
Глава 1. Гонец из Македонии
Эпир (358 г. до н. э.)
Летняя ночь сошла на Эпир. Солнечный бог Аполлон увёл с небосвода уставших за день золотоволосых коней; город замер в ожидании Гекаты, Хозяйки Чёрного Света. Простому смертному богиню увидеть нельзя, но можно познать её силу через страх перед кромешной тьмой. Кажется, совсем недавно на небесных пастбищах бродили отары облаков, как вдруг они исчезли, уступив место мраку…
Небо продолжало оставаться темным, пока на нём не высветились блестки, которые, будто влюбленные светлячки, перемигивались холодным мерцанием. Это в жилищах обитателей Олимпа зажглись золотые лампадарии, ночные светильники; в их мерцающих отсветах боги устраивались на ложа в предвкушении пира с полными чашами нектара и амбросии, дающих бессмертие и вечную молодость.
Наступление ночи заставило жителей Эпира отложить незаконченные дела. С улиц исчезли прохожие. На город быстро сошла тишина, прерываемая звучными руладами цикад, скрывающихся в священных кипарисовых рощах.
У городских ворот несли охрану трое молодых воинов – пельтастов (от пельты – небольшого деревянного щита полукруглой формы, обтянутого кожей) во главе с пилартом, «запирающим ворота», боевым командиром, о чём свидетельствовал шрам на суровом бородатом лице. У воинов короткие копья и обоюдоострые бронзовые мечи в кожаных чехлах, перекинутых через правое плечо, более похожие на большие ножи, удобные для ближнего боя.
За полночь в глубокой тишине издалека послышался лёгкий перестук копыт. Дозорный у ворот, самый чуткий, вытянул шею, словно встревоженный гусак, в ту сторону. Когда звуки проявились явственнее, воин слегка толкнул плечом задремавшего от безделья пиларта. Тот настороженно прислушался, удивляясь – эпиряне знают время, когда запираются ворота, не рискнут задерживаться вне города. Это может быть только припозднившийся в дороге чужестранец…
Стук копыт стал настойчивей, громче, и вскоре с той стороны послышались возгласы; в нетерпении били копьём так, что дубовые плахи отозвались глухим стоном.
– Кого демоны несут в позднюю пору? – проворчал пиларт. Грозно откашлявшись, стараясь придать осиплому горлу необходимую силу, прокричал в небольшую прорезь: – Кто?
– Гонец из Македонии от царя Филиппа к царю Аррибе! – донесся сильный, уверенный голос.
Убедившись, что опасаться нечего – всадников двое, по команде пиларта стражники с натугой отодвинули огромное дубовое бревно, служащее надёжным засовом. В свете факелов воротная створка нехотя приоткрылась. Появился молодой человек, судя по золочёным латам и шлему, знатный воин. За ним на коротком поводу следовал конь, роняющий клочки пены; он устало кивал головой. Пиларт заметил, что конь породистый, по всем статьям очень дорогой. Вслед первому воину показался другой – по одежде, оруженосец, потому что на плече он нёс копье и бронзовый гипасп – щит полукруглой формы. На голове примятая кавсия – широкополая крестьянская шляпа; к тому же в отличие от первого всадника, обутого в котурны – сапоги из плетённых до колен кожаных ремней, на ногах у второго были грубые прочные ботинки-крепиды. Оруженосец вёл за собой низкорослого с густой чёрной гривой коня, нагруженного дорожной поклажей.
Царь Арриба
Царь Эпира Арриба лежал в супружеской постели, погружённый в невесёлые размышления. Ему пятьдесят лет – возраст, когда пора оглянуться на прожитые годы. Не так давно он женился на двадцатилетней Троаде, дочери старшего брата, Неоптолема. С супружескими обязанностями пока справляется, но чувствует, как теряет остатки акмэ – бодрого состояния мужчины в расцвете физических и духовных сил. Если послушать придворного врача, причина – пристрастие к вину и обильной пище…
Молодая супруга сейчас беззаботно смотрит незамысловатые сны, тихонечко сопит под боком, а он, смежив усталые веки, никак не отвлечётся от дневных забот. Завтра он собирает ближайших советников, чтобы послушать и решить, кого следует опасаться Эпиру в ближайшее время. Повсюду в Греции неспокойно: эллины конфликтуют между собой по любому поводу, убивают друг друга – из-за клочка пахотной земли, морской гавани или горных недр, объединяются в союзы, чтобы навязать волю тем, кто проиграет войну. Нет, в такой ситуации Эпиру не отсидеться в стороне…
Сейчас Эпир слаб, эпиряне с трудом противостоят враждебным иллирийским племенам, протоптавшим дорогу на земли эпирские. И фракийцы, как голодные волки, в любой момент готовы напасть на царство, пограбить и пожечь селения. Афины обещали Фракии поддержку деньгами и войском взамен уступки им земли для устройства афинских поселений. Вот и разберись теперь, кто Эпиру друг, а кто – враг!
С досады Арриба резко повернулся на постели, потревожив супругу. Троада произнесла что-то недовольным голосом и вновь затихла. Он постарался успокоиться, время шло, но сон всё не приходил. В голову лезли мысли, одна мрачней другой:
…Спарта, Афины, Фивы – каждый город претендует на гегемонию в Греции, но Эпиру нужно выбрать, с кем удобнее будет ему, безопаснее?
…Персы могут вновь объявиться на греческой земле. Они не могут простить грекам своё поражение при Марафоне и Саламине, не успокоятся! Эпир окажется на пути персидской армии, и тогда Аррибе придётся выбирать – идти ему с персами на единоверцев, эллинов по крови, или воевать против персов вместе с Грецией. Нужно подумать – персидские цари всегда щедро платили за измену…
…Нет, у персов сейчас большие проблемы с престолонаследием. Скорее всего, война случится между Афинами и Македонией. Но если победа будет за афинянами, что выиграет Эпир? Или проиграет? Да, проиграет, потому что Фракия при поддержке Афин обязательно устремится на эпирскую территорию. Тогда Эпиру выгоден союз с Македонией…
Определившись, Арриба немного успокоился и попытался оказаться в спасительных объятиях Гипноса. Он решительно прижался к привлекательному изгибу спины безмятежно спящей Троады; подсунул руку ей под грудь, другой начал гладить упругую плоть живота, призывая в помощь Эроса. Троада во сне отозвалась, шевельнулась телом. И тут Арриба некстати припомнил Мирталу, младшую сестру Троады, свою племянницу. Он отвлёкся на неё и снова расстроился – разве сравнить Троаду с Мирталой? Кроткую овечку со зловредной лисицей? Миртала совсем не похожа на покорную обитательницу гинекея – женской половины семейного дома. В глазах у неё всегда угольки тлеют – характер вздорный, непредсказуемый. Скрытная, мстительная, обиды не прощает. Лучше отдалить её от дворца, куда-нибудь в горное селение – и пусть там тешит гордыню свою, пока женихи не объявятся. А там – прощай, Миртала…
Мысли о дерзкой племяннице окончательно расстроили Аррибу. Он вспомнил своего брата Неоптолема. Эпиряне хвалят его до сих пор, при нём Эпир процветал. Ещё он был отменным грубияном, пьяницей – об этом все знали. Арриба был младше Неоптолема, немало унижений натерпелся от него, и никогда не стал бы царём, да случай помог. Ушел Неоптолем с войском на иллирийцев, и в первом сражении сложил голову. Совет старейшин назначил Аррибу опекуном малолетнего сына царя, наследника престола Александра, заодно и его сестер – Троады и Мирталы, они были старше Александра. Арриба недолго таил желание видеть себя первым человеком в царстве. Заручившись поддержкой жрецов, влиятельных эпирских князей и военачальников, он женился на Троаде. Вскоре она родила сына, которого Арриба назвал Эакидом – «Происходящим от Эака», поскольку род молоссов, откуда были Неоптолем и Арриба, происходил от легендарного героя Троянской войны Ахилла, внука Эака. После рождения сына Арриба пренебрёг законными правами Александра на престол и объявил себя царем Эпира, а Эакида – наследником. Троада, супруга Аррибы, не возражала против его действий, но Миртала затаилась…
Наконец, тяжкие мысли начали оставлять Аррибу. Ему показалось, будто он медленно погружается в ванну с теплой водой и лепестками роз… Где-то вдали приятно запела свирель… Веки склеивались, голова тяжелела – это Морфей, добрейший сын Гипноса, сжалился над царем, опустив над ним два чёрных крыла…
Ночной визит
В дверь супружеской спальни несмело постучали, будто мыши поскреблись. Тревожить царя глубокой ночью мог позволить только один человек – постельничий, да и то по самым безотлагательным делам. Арриба, недовольно кряхтя и сопя, встал, накинул легкий хитон. У двери спросил негромко:
– Кто? – Хотя был уверен, кто нарушитель его сна. Услышав знакомый голос, откинул металлическую щеколду – он всегда запирался на ночь.
В полутёмную комнату бесшумно проскользнул человек в короткой тунике – Завкр, надежный слуга, верный пёс. Склонив голову, он прошептал:
– Мой царь, прибыл гонец из Македонии. Утверждает, что с важным посланием от царя Филиппа.
Арриба приподнял густые брови, отчего лицо с крупным носом выразило нескрываемое изумление. Усмехнулся про себя: «Надо же, вспоминал македонян, а они уже здесь!» Вслух сказал:
– Проводи в зал приёма. Пусть ожидает.
* * *
Посланник Филиппа в сопровождении Завкра оказался в просторном зале, где царь обычно принимал чужестранные делегации. Гонец присел на клисмос – стул с изогнутыми ножками и высокой спинкой, – со вниманием огляделся. От двух настенных светильников-лихнионов, которые, видимо, только что зажгли, пахло прогорклым маслом, и света было недостаточно. Углы зала тёмные, не проглядывались. Судя по воздуху, какой встречается в непроветриваемом помещении, здесь давно не было приёмов.
Мимо македонянина тенью проскользнул человек. Используя заострённый крючок на длинной палке, ловко снял с фитилей нагар. Стены, покрытые алебастровой штукатуркой, посветлели, обнаружив места с росписью сцен охоты на кабана и медведя. На торцовой стене виден старый дождевой подтёк от прохудившейся кровли. По внешнему виду зала и мебели ночной гость отметил, что эпирский царь к роскоши не стремится.
Дверь, через которую его проводили сюда, выглядела, судя по закоптелым дубовым доскам, очень древней; едва заметно проглядывала незатейливая резьба. Дверь, что напротив, выглядела парадно, за счёт инкрустации слоновой костью и золоченых медальонов. Видимо, она служила для выхода царя к послам. Часть «царской» стены занимала большая картина, изображавшая легендарный эпизод из жизни богов. Поверх каменных плит пола лежали два шерстяных ковра с меандром – дорогим для каждого эллина орнаментом из простых геометрических линий. Возможно, в летнюю пору ковры смотрелись не совсем уместно, а в зимнюю непогоду они приходились кстати. Арриба ценил домашний уют, и по этой причине ковры имелись почти в каждом дворцовом помещении, все больших размеров.
Продолжая осмотр, посланец царя Филиппа отметил вниманием старинное оружие, развешенное позади царского троноса: три медных круглых щита, два копья и огромный лук со спущенной тетивой – священные реликвии царей Эпира. По углам на низких постаментах покоились большие вазы светлого мрамора. Они вносили приятное разнообразие в мрачноватую обстановку помещения.
Молодой человек начал скучать, как «царская» дверь открылась. Появился Арриба. Македонянин поднялся, с аристократическим достоинством кивнул головой, приветствуя царя. В Греции низкопоклонство не было принято.
Арриба прошёл к возвышению с креслом-троносом, удобно расположился и стал разглядывать посланника македонского царя. Тот оказался вызывающе молод, если судить по небольшой, хорошо ухоженной курчавой бородке; роста он был невысокого, голова опрятная с длинными вьющимися тёмными волосами. Бледное узкое лицо.
Царь внимательно посмотрел на грудной панцирь македонянина: из бронзы, с большой серебряной эмблемой – знаком родовитости; доспехи закреплены на плечах скобками, на животе широкий пояс с серебряной бахромой. Кожаные нарукавники, набедренники и наколенники плотно, упруго облегали руки и ноги. Шлем с позолотой и фалерами – накладными фигурными украшениями; для сбережения щёк от ударов с обеих сторон шлема имелись кожаные продолжения, обложенные чешуйками из металла. На груди ещё одна круглая фалера, большая, которую македонские цари обычно дают военачальникам за отличие в сражениях.
Посланец держался уверенно, обнаруживая знатное происхождение, что было и так понятно – Филипп не мог доверить личное послание человеку не из своего окружения. Наконец, царь Арриба спросил, сохраняя в голосе безразличный тон:
– С кем имею дело? И какая спешность у твоего дела для царя Эпира в столь поздний час?
– Моё имя Леоннат, я из Пеллы, рода древних македонских князей. – Гонец заговорил уверенно, словно зная цену своему визиту. – Мой царь поручил передать тебе, царь Арриба, личное письмо. Просил дать скорый ответ. Вот почему я осмелился потревожить твой покой и отправлюсь сразу, как дашь ответ царю Филиппу.
Арриба протянул руку. Леоннат извлёк из кожаной дорожной сумки круглую тубу, открыл крышку и достал папирус. Передал, сделав несколько шагов. Арриба снял со свёрнутого в трубку листа шерстяную нитку красного цвета с восковой печатью. Собираясь развернуть лист, сказал Леоннату:
– Тебя отведут в комнату для гостей. Тебе пришлют молодую служанку – смой дорожную пыль, поешь, выпей хорошего вина. Отдыхай, у тебя была трудная дорога. А я ознакомлюсь с посланием твоего царя. Будет надобность, дам ответ. Ступай.
Арриба вяло хлопнул в ладоши. Словно тень из подземного мира, явился Завкр. Пригласил македонянина следовать.
Оставшись один, царь развернул послание. Обратил внимание, что папирусный лист был высокого качества, египетский, потому что цвета закатного солнца, плотный и пластичный, с гладкой поверхностью. Письмо написано меланом – особыми чернилами; заглавная буква выделена пурпурной краской, принятой у царей. Арриба поднес свиток к глазам. Показалось, что света было недостаточно. Громко хлопнул в ладоши. Появился слуга. Царь махнул рукой в сторону лампадария.
Двое слуг с заметным усилием внесли напольный канделябр, состоявший из высокой бронзовой стойки на четырёх ножках, изображавших мощные лапы льва; на золочёных цепях висели четыре глубокие чаши с оливковым маслом, которое подавалось из небольших емкостей произвольно, без участия человека. В зале сразу намного посветлело, будто сюда ненароком заглянули солнечные лучи.
Когда за слугами закрылась дверь, царь начал медленно читать, вслух – в Античности не знали, как можно читать «про себя». Осилив письмо, задумался. Хлопнул три раза в ладоши. Немедленно появившийся Завкр услышал:
– Зови Каллиппа!
Советник Каллипп
Каллипп по годам своим был самым пожилым из придворных советников; возможно, поэтому царь доверял ему больше всех. Эти обстоятельства позволяли Каллиппу чаще других приближённых встречаться с Аррибой, давать советы, многие из которых принимались без возражений. Хотя у царя были ещё основания.
Во-первых, Каллипп – не эпирянин, а уроженец Аргоса, древнейшего города пеласгов на Пелопоннесе. Достаток отца, торговца пшеницей, позволил ему получить в юности хорошее образование. С домашними учителями он усвоил естественные и математические науки, философию, полюбил греческую литературу, поэзию. Но когда отец потребовал стать его компаньоном, сбежал. Подался в Афины, где вступил в наёмное войско, как многие молодые люди в Греции, отказавшиеся от семейных традиций. Физически сильный, крепкий здоровьем, Каллипп воевал за интересы своих нанимателей, благо заносчивые афиняне одновременно враждовали, чуть ли не со всей Грецией. Побывал в нескольких сражениях, где вёл себя храбро, но был ранен в ногу, после чего оставил надежды на военную карьеру. Но это печальное обстоятельство позволило ему осуществить давнишнюю мечту – путешествовать, чтобы увидеть мир людей, определить своё место в обществе. Он побывал в Египте, Вавилонии, Финикии, где в этих центрах древнейших знаний впитал в себя, как податливая морская губка, тайные и явные науки, которыми с подозрительной осторожностью делились с ним жрецы, маги и божественные провидцы. Каллиппа как бывшего воина не страшили расстояния и препятствия на пути, поэтому хождение по миру дало его пытливому уму необыкновенную возможность познать чужие языки, а через них древние культуры, своеобразные религиозные верования, оригинальные нравы и обычаи чужих народов, которых греки по своему убеждению называли язычниками, варварами.
Боги уберегли Каллиппа от многих злоключений, не позволили сгинуть на чужбине. Волей богов однажды он оказался в Эпире. Страна небогатая, вокруг нагромождение скал и ущелий, народ скрытный, недружелюбный. Но эпиряне имели всегреческое святилище в Додонах с оракулом Зевса и священным дубом. Это обстоятельство давало жителям Эпира возможность считать себя частью великой эллинской нации, хотя большинство греков воспринимали эпирян полуварварами, как их соседей-македонян. Ручей, истекавший из-под корней дуба Зевса, в любую жару не иссякал, а вода в закрытой посудине не портилась годами, имела чудотворную силу: исцеляла безнадёжно больных. Сюда стремился попасть каждый грек, и Каллипп после странствий по миру подался сюда, чтобы услышать оракул со своей судьбой. Когда узнал, что остаток дней проведёт на этой земле, удивился.
В тот день у священного дуба оказался и Арриба; тогда ещё он не был царём. Арриба обратил внимание на пожилого незнакомца, выделявшегося среди паломников благородной внешностью, а когда разговорился с ним, прочувствовал мудрость в речах. Арриба спросил Каллиппа, есть ли у него, брата царя Неоптолема, надежда на престол. Услышал ободряющие слова:
– Всякому плоду время вызревать – твоё время скоро придёт.
А потом оракул сказал Аррибе то же самое:
– Терпи и жди!
Вскоре Неоптолем погиб, его брат Арриба стал у власти, правда, пока опекуном детей убитого царя. Тогда он и вспомнил о провидце-аргосце, велел разыскать. С тех пор царь Арриба не примет важного решения без его подсказки. Но главный советник при этом никогда не злоупотреблял доверием царя.
