Анатолий Антонович Казьмин
Собственная Е.И.В. Кощея Канцелярия
А реальность продолжала грохотать и вонять едким пороховым дымом.
– И не надоест же им, а, Михалыч?
– Как дети малые, – закивал дед. – Дорвался Горох до игрушек.
– Ему игрушки, а шамаханов он поубивает по-настоящему.
– Да и их не особо жалко.
– Вот как? Они же вроде за нас, нет?
– За нас-то за нас, внучек, только дикие они, чисто звери. Хорошо Кощей-батюшка их в строгости держит, а то вмиг бы половину государства нашего разграбили и спалили.
– Так Кощею же того и надо?
– Зачем? – Михалыч посмотрел на меня с крайним изумлением. – Кощею надо, чтобы государство наше было сильным, большим, чтобы крестьяне богатели, купцы так туды-сюды и шныряли с товарами, ремесленники были завалены работой, а бояре заседали бы у Гороха с утра до вечера.
– Э-э-э… Что-то я запутался, деда. Разве Кощей не хочет всех ограбить, поубивать, а сам сеть в Лукошкино и Русью править?
Дед залился хохотом.
– Ой, внучек, ой, уморил! Ой, не могу больше!
– Ну чего ты, Михалыч? – слегка обиделся я. – Чего ты ржёшь, как та белая кобыла Гороха? Ты объясни лучше.
– Звиняй, внучек, – вытирая слёзы, кивнул дед. – Ить верно, ты же у нас недавно, всего и не понимаешь поди.
– Вот и объясни.
– Феденька, внучек, вот ты сам посмотри. Вот хотел бы Кощей Гороха скинуть, а сам на его место сесть и править, трудно бы ему это далось?
Я задумался, а потом покачал головой:
– А знаешь, Михалыч, а ведь совсем не трудно. Пока мы тут в Лукошкино были, у Кощея сто способов было переворот устроить. Тут же шамаханы, как у себя дома по городу ходят. А еще личины. Вон Калымдай на самом деле царя скинул, а разоблачили его, когда он сам это разоблачение подстроил. Ничего не понимаю…
– Вот! – дед поднял вверх палец. – А ты еще подумай, зачем Кощею-то это надо – править сидя тут?
– Ну, деньжат срубить, власть опять же.
– Ой, да не смеши, Федька! Что у батюшки нашего власти мало? Да он почитай всем нашим царством-государством правит. Только не как Горох, а скрытно, тайно.
– А так бы открыто правил.
– А оно ему надо? Сидеть днями на троне законы придумывать, ломать голову как бы налоги новые посчитать, чтобы и народ не прижать сильно и казне прибыток был? А вдруг война какая? Надо иттить на ворога, землю свою защищать. А засуха или потоп или, спаси господи, мор какой приключится? Это же обо всём ему, Кощеюшке придётся озаботитьси. О государстве, о подданных. А не будет заботиться, кто ему тогда налоги платить будет? Вот и получается, что в своем тайном царстве он куда как проще живёт. Да и богаче.
– Хм-м-м… Знаешь, дед, а я как-то с такой стороны и не смотрел на всё это.
– И Кощею и Гороху нужно сильное, богатое царство. Тут они соратниками становятся, ежели какой ворог на их землю позарится.
– Ну да, верно. А богатое население и грабить выгоднее, да и доля воровская к Кощею больше поступает.
– Верно, внучек. О, затихать вроде пальба стала, а?
Действительно, пушки уже замолчали, да и пищальные выстрелы становились всё реже. У ворот столпилась конница, а позади её уже выстраивались и пешие войска.
– Ага, внучек, сейчас на Орду бросятся. Тут-то и нам не зевать надобно, за ними и мы прошмыгнём.
– А ну пропусти! – заорал кто-то у ворот.
– Царя, царя пропусти! – поддержал другой голос.
И верно, на своей белой лошадке, матерясь и размахивая саблей, Горох пробивался в первый ряд. Бояре висли на нём, завывая, а он только отпихивал их ногами и вскоре, достигнув ворот, заорал:
– Открывай ворота! Открывай к ядрёне фене!
Ворота натужно заскрипели и конная рать начала выливаться из них на простор, а за конниками побежали и пешие воины, а за ними подхватились и мы с Михалычем.
– Ура-а-а!!! – орал Михалыч с подскакивающим мешком на спине.
– Бей шамахан, пособников империализма! – вторил я ему.
Метров сто мы так бежали за ратниками, а потом стали задыхаться и остановились.
Едва переведя дух, я закинул руку Михалыча себе на шею и потащил его в сторону леса.
– Не умирай, дед! Только не умирай! – орал я во всё горло. – Сейчас до леса добежим, я тебе подорожников нарву, рану прикрою! Держись! Ты только держись, а то твоя бабка и меня тогда прибьёт!
– Да ну тебя, Федька! – хрипел Михалыч. – Не смеши, паразит! Мне же рожу страдальческую крючить надо!
* * *
Короче, улизнули мы из города. Никому до нас дела не было, все Орду воевали. Орде воевать было явно не с руки и шамаханы развернувшись, рванули от Лукошкино в родные свои степи. А мы зашагали на встречу с Горынычем.
Помните, я рассказывал, как по буеракам с поляны добирался? Ну, так и обратный путь, на поляну был не лучше. Нет, живая природа это все-таки не моё.
Змея на поляне не было, а были только тучи комаров и черный круг выжженной травы от того памятного костра, когда Калымдай давал спектакль затаившемуся в кустах участковому. Пока дед мазал меня вонючей мазью от комаров, я вдруг подумал, что этот вот костер он же всего пару-тройку дней назад был, а кажется, будто давным-давно. Столько всего произойти успело за эти дни…
С неба вдруг кто-то сказал «Гав». Нет, не так, вот так: «ГАВ!!!».
Я подпрыгнул на метр в высоту не меньше, а Михалыч вскочил, держась за сердце:
– Горыныч, твою чешуйчатую маму! Ну, какого ты подкрадываешься, нечисть трёхглавая?!
Крайне довольный собой, Змей плавно и совершенно беззвучно опустился на поляну и уставился на нас всеми тремя парами глазищ:
– Хорошо получилось, а? Мы три дня тренировался так подкрадываться.
– Тьфу! – только и сказал дед.
– О, прошёл зуб? – я вдруг заметил, что у средней головы исчезла повязка, а сама она просто светилась от счастья.
– Ага! – средняя распахнула пасть и потыкала когтём в большую дырку от зуба. – Во! Шмотри!
– Ну, куда ты грязной лапой-то! Занесешь инфекцию, полчелюсти потом вырубать придётся.
Средняя испуганно отдёрнула лапу, а крайние головы неодобрительно покосились на неё.
– А где наша Марселина? – пробасила правая.
– В городе осталась на важном задании. Попозже вернется.
– Это хорошо! – закивала правая. – Мы ее потом одну отвезу.
– Ага, давай дерзай, – хмыкнул я. – Ну, полетели?
– Залезайте, – Горыныч опять втянул костяные гребни на спине и мы с Михалычем полезли занимать посадочные места и укладывать багаж.
– Держитесь покрепче, – предупредила левая. – Рванём сейчас резко вверх за облака, а то куда ни плюнь везде всадники, стрельцы, народу сегодня жуть сколько. А Кощей велел скрытно летать. Ну, готовы?
– От винта! – скомандовал я и Горыныч рванул.
Ой, мама, роди меня обратно! Змей стрелой понесся в небо, я еле успел ухватиться за чешуйки, а уж перегрузочки были… Не пойду я в космонавты. Хотя в детстве и мечтал.
Всего за несколько секунд Горыныч пробил облака и теперь под нами простилалось белое пушистое одеяло из пара, полностью загородившее землю.
– А как же вы с зубом-то вопрос решили? – спросил я, заводя беседу с целью скрасить долгую дорогу.
Правая голова басом хохотнула, а левая развернувшись ко мне, заговорила фальцетом:
– А мы в Иерусалим летал.
– Понятно. Израильские врачи и в моём мире считаются лучшими.
– Лекари? Ни одного не видели.
– А зачем тогда летал?
– А там опять рыцари в очередной поход пошли гроб господень отвоёвывать, вот нас сарацины и позвали на подмогу за мешок золота.
– И десять баранов! – добавила правая и облизнулась.
– Где те бараны? – вздохнула средняя. – Ни одного мне не перепало.
– Зубы надо регулярно чистить! – рявкнула правая.
– С сарацинами всё понятно, – кивнул я, – а с зубом-то что?
– Об рыцаря сломал, – хихикнула левая. – Куснул со злости, а зуб хрясь! и нет его.
– А чё он гад кулаком меня в глаз тыкал?! – возмутилась средняя. – А кулак, между прочим, тоже железный!
– Понятно. Только ты всё равно несколько дней пополоскай ромашкой, там, или шалфеем, а то заразу запросто подцепишь.
– Понятно?! – зарычала правая, косясь на среднюю.
– Да понятно, понятно…
– А ты, значит, и наёмничеством пробавляешься? – спросил я.
– А что делать? – вздохнула правая.
– Жить-то надо, – подтвердила левая.
– Хотя и лень, – зевнула средняя.
– Ну и не воевал бы. Мало тебе в лесах кабанов да лосей? С голоду бы уж не помер.
– А денежки, золотишко? – удивилась правая.
– А зачем тебе деньги? На базар ходить?
– Нравится, – лаконично ответила левая.
– Мы на старость коплю, – пояснила средняя. – Выйдем на пенсию, буду валяться на горе золота и бока об него чесать. Знаешь, как здорово?!
– Не знаю.
– А ты попробуй!
– Обязательно. Выйду на пенсию, сразу пойду чесаться.
– Мы бы давно уже гору накопил, – вздохнула левая. – Да делиться золотом приходится.
– С Кощеем?
– Кощей небольшую долю берет, справедливую. – Голова помолчала немного, а потом со вздохом добавила: – Другому Змею мзду непосильную отдаём.
– Гад! – рявкнула правая.
– Собака сутулая с крыльями! – поддержала средняя.
– Немчура поганая! – подвела итог левая.
– Не понял… Еще один Змей Горыныч существует что ли?
Головы зарычали и одновременно сплюнули огненными шарами.
– Повадился тут один на нашу голову на Русь залётывать, а потом и вообще гнездо себе тут свил на горе, – пожаловалась левая.
– Да ещё, скотина блохастая и нашим именем прикрывается! – возмутилась правая.
– Сожрет кого или девицу умыкнет, а царь на нас стрельцов натравливает, – пыхнула дымом средняя. – А мы тут и ни причём вовсе.
– Так вы бы ему рога обломали бы!
– Обломаешь ему… – вздохнула левая.
– Здоровый гад, – подтвердила правая.
– А Кощею не жаловались?
– Говорит, терпи, мол. Время придёт, найдём и на него управу.
– Да дела… – посочувствовал я, удивляясь сложностям змеиных разборок.
– А мы что? Мы терплю…
– А чего еще делать остаётся?
Голоса отдалялись, становились тише, глазоньки мои слиплись и я заснул.
А снилось мне, будто стою я на мостике звездолета «Энтерпрайз», бороздящего просторы вселенной, кручу самый настоящий штурвал как на древних парусниках и курю трубку. Рядом подпрыгивает от нетерпения Дизель и просит тоненьким голоском «Дай покрутить! Ну, дай!». В капитанском кресле сидит Маша и, изредка отрываясь от книги, командует:
– Право руля, мон шер! Так держать!
Дым из трубки заволакивает мостик, но тут распахивается окошко, натуральное такое резное как в избах, в него просовывается голова Горыныча и говорит басом:
– Подлетаем!
Ну вот. Разбудил. А звёзды там были красивые.
Горыныч прошёл густое облако и я увидел внизу свой дом – Лысую гору. Ну да, дом. А другого у меня и нет теперь.
Я попрощался с Горынычем, опять строго-настрого наказав средней голове полоскать зубы и развернулся к входу во дворец. Уже стемнело и я не сразу увидел, что меня тут, оказывается, встречают.
Мой бесовский спецназ всем своим составом из двадцати человек, тьфу ты, бесов, в две шеренги стоял на коленях, опустив головы и выставив рога. Посередине так же на коленях стоял Аристофан с самым жалобным выражением на поросячьей морде.
Я опешил. Утро стрелецкой казни, блин.
– Ты чего, Аристофан?
– Не вели казнить, батюшка Статс-секретарь! – Заголосил он, читая по бумажке заранее заготовленную речь. – Не виноватые мы, господин генерал-пор… порну… блин, неразборчиво… поручик! Не своею волею пошли мы на это злодеяние, а токмо по приказу царя нашего Кощея Ужасного!
– А так и вы к поломке компьютера лапы приложили?
– Не, босс, – Аристофан помялся. – Мы и близко к нему в натуре не подходили.
– Ну а чего тогда спектакль тут разыгрываете? Встали и марш в казарму!
Бесы поспешно и, как мне показалось, радостно вскочили и умчались вниз по проходу, а Аристофан поднялся, но остался со мной, переминаясь с ноги на ногу.
– Ты это, босс… Мы и правда, тут ни при чем. Кощей, он знаешь, какой конкретно страшный бывает? Зашугал нас в момент. Ну, мы и…
– Ладно, разберемся. Пошли, посмотрим, что вы там с компом натворили.
– Не трогали мы ничего, босс, отвечаю. Только Дизеля подержали за руки всё.
– А Дизель тут при чем? – я махнул рукой, обогнул почти квадратного Аристофана и быстро пошел вниз по проходу с виртуальными кошмариками.
Это у Кощея на входе страшилка такая стоит для гостей, а больше – для собственного удовольствия. Вылезают из стен всякие монстры, скелеты, а начнешь пугаться, их еще больше лезет, а уж если о каком-то особом страшилище подумаешь, то и оно появляется. Ментальное считывание образов и их последующая проекция. Круто конечно. Я первое время сюда каждый день приходил, всяких монстров голливудских вспоминал, а потом прикалывался, как они завывают. Только надоело быстро.
Коридор заканчивался воротами с защитой от дураков. Почему? Да кому надо, тот всё равно пройдёт, а случайных посетителей появляющиеся змеи по всей ажурной решетке ворот да зубки как у Горыныча, вырастающие из той же решетки, отпугивали идеально. Да и гостям неуютно было. А служащие проходили, конечно, без проблем. Вот и я, пройдя автоматически открывшиеся ворота, зашагал к себе в Канцелярию.
Перед поворотом в мой коридорчик стояла целая толпа скелетов, с полсотни, наверное. Они переминались с ноги на ногу, шуршали, постукивали костяшками и в целом вид у них был встревоженный. Два беса из Аристофановой банды преграждали им дорогу, угрожающе помахивая саблями.
– Чего это а, Михалыч? – удивлённо спросил я.
– Не ведаю, внучек. Ить только не спокойно мне что-то на душе.
Кое-как продравшись сквозь костлявую толпу, мы свернули в наш коридор. Тут было тихо, спокойно и невероятно чисто. Похоже, что проштрафившийся Аристофан заставил свою команду вылизать тут всё к нашему приходу. И думаю буквально.
– Это, босс… – Аристофан остановился у входа в свою казарму. – Я же не нужен пока? Я тогда пойду, да? Если что, только свистни, я уж без базара тут как тут.
Он отворил дверь, а из неё шмыгнули бесенята Михалыча и радостно вереща, повисли на штанинах деда. Тишка на левой, а Гришка на правой. А может и наоборот, я их пока плохо различаю. Михалыч опустил мешок на пол и почесал бесенят между рожек:
– Ишь соскучились, поросята, – растроганно протянул он. – Ну, хватит ужо, хватит. Пошли домой.
Он снова взвалил мешок на плечо и зашагал по коридору, а бесенята так и остались висеть на дедовых штанах, раскачиваясь и повизгивая.
Хорошо когда тебя вот так встречают. Вот сейчас и я Дизелю между ушей почешу.
А в Канцелярии нас ждал Кощей. Он с задумчивым видом, раскачиваясь с носка на пятку, стоял около моего стола, но тут же обернулся на шум открывающейся двери:
– А, Федор Васильевич! Явился, не запылился? – Он указал рукой на компьютер. – Ну вот. Сломался чего-то.
– Здрасте, Ваше Величество. Лезть не надо, он и ломаться не будет.
– Да оно само как-то, – Кощей виновато развёл руками. – Я и не трогал ничего.
Ага, ну конечно. Компьютеры обычно так и ломаются сами по себе и никто ничего не трогал, не тыкал, не включал. Знакомая песня.
– Ладно, Ваше Величество, будем посмотреть. Сейчас только включим. Дизель! Дизель?.. Дизель!!!
А мой верный Дизель лежал у стены горкой косточек, поверх которых был водружён череп.
– Охти ж мне… – протянул почему-то шепотом Михалыч за спиной.
Я развернулся к Кощею:
– Это что?!
– Чего? – он оторвался от созерцания компа и повернулся. – А, этот… Мешался тут, заноза такая, не пускал меня к компьютеру.
– И вы его убили за это?!
– Ну. И что? – он непонимающе уставился на меня.
– Это же Дизель был! – заорал я.
– Да возьми себе нового, хоть десяток, чего орать-то?
А меня уже понесло:
– Вы что, не понимаете?! Это же Дизель! Он же наш был, как Маша, как Михалыч! Вы теперь вот так спокойно всех нас перебьёте?! На фиг такую службу с таким добреньким начальством! Да я лучше в Лукошкино к участковому подамся! Они друг за друга там горой стоят!
– Но-но! Не забывай, с кем говоришь, смерд!
– Да сами вы смерд, блин!
– Что-о-о?!
Глаза Кощея загорелись красным, он вдруг схватил меня за горло и приподнял над полом:
– Совсем страх потерял, Феденька? Я же вот пальцем шевельну и нет больше Статс-секретаря Федора Васильевича, а?
В кабинете раздался треск. Михалыч, деловито отломав ручку швабры, шёл на Кощея, половчее перехватывая деревяшку:
– Я тебе сейчас шевельну, – протянул он с тихой угрозой. – Я тебе, задохлику костлявому так шевельну, что ты у меня, паразит, десять лет прощение вымаливать будешь!
– Ты чё, Михалыч? – недоумённо повернулся к нему Кощей, не разжимая хватки, а я так и болтался у него в руке, поворачиваясь вместе с ним.
Дышать уже не получалось и я тихо хрипел стараясь вдохнуть хоть крошечный глоточек воздуха.
– А ну положь! – заорал мой дед. – Положь Федьку, сявка ты беспризорная! Волк позорный! Ты на кого батон крошишь, козёл безрогий!
Кощей разжал пальцы и я рухнул на пол, жадно хватая воздух ртом.
– Забыл, паскудник, как я тебя уму-разуму учил?! – надрывался дед. – Ужо я тебе мозги быстро-то вправлю, баклан синюшный!
– Ну, ты дед не загоняйся-то… – строгим голосом начал Кощей, но тут же взвыл, получив шваброй по черепу. Корона слетела и покатилась за диван.
– На Канцелярию…
Трах!
– На святое…
Трах!
– На Федю…
Трах!
– Руку поднял!
Трах!
– Уймись, Михалыч! – заорал Кощей, тщетно стараясь увернуться от мелькавшей в воздухе швабры.
– Я тебе уймусь, чёрт ты лапотный! Мало, ох мало я тебя лупил, когда ты науку у меня постигал! А вот тебе! А вот еще да от души! Да от всего сердца!
Палка не выдержала и разломалась. Михалыч повертел обломок в руке, отшвырнул в сторону и набычившись посмотрел на Кощея:
– Ну?
– Чего «ну»?
– Ага, значит, не понял, худенький ты мой, чего? Так я тебе еще раз сейчас объясню, – дед заозирался в поисках подходящего разъяснительного инструмента.
– Понял-понял, дедушка, дорогой ты мой Михалыч! – Кощей выставил перед собой руки. – Всё понял.
Он обернулся ко мне и протянул костлявую руку, помогая встать:
– Федор Васильевич. Был не прав. Вспылил. Прошу простить и не гневаться. Премиальные, медаль и ящик коньяка гарантирую.
– Проехали, Ваше Величество, – прохрипел я, растирая горло. – Только Дизеля вы всё равно оживите-то.
– Не могу, Федь, – Кощей развел руками. – Не умею я такого.
– А ты, Кощей-батюшка, Лиховида попытай, – раздался тихий, уважительный голос деда, будто и не он только что в ярости лупил этого батюшку. – Ить вредный он, но зело башковитый.
Кощей поморщился, принял из лапок бесенят корону, которую они достали из под дивана, задрал голову кверху и заорал:
– Лиховид Ростиславович! Зайди на минутку!
Через несколько секунд из стены высунулась голова с взлохмаченными волосами:
– Чавой-та? Звали штоль?
Я уже встречался с этим древним, еще с дохристианских времён колдуном, прозябающем теперь в призрачном обличии.
Лиховид Ростиславович был вреден, склочен, крайне обидчив, и являлся всем эдаким голубоватым облачком, в котором отчетливо прорисовывалась старческая фигура с длинной чуть ли не до пола развивающейся бородой. Существуя в виде духа, Лиховид растерял свою колдовскую мощь, но громадный багаж знаний остался при нём.
К нам в Канцелярию он заявился в первый же день, но покрутившись немного, ничего не понял в компьютерном жаргоне и, заскучав, исчез. И слава всем богам. Михалыч хихикая, рассказывал, что старый колдун своим занудством и нескончаемыми байками о старых временах, доводил Кощея просто до невменяемости.
Вот и сейчас, Кощей с преувеличенным уважением обратился к нему:
– По добру ли по здорову, Лиховид Ростиславович? – И не дав ему ответить, быстро продолжил: – На тебя только и надежда, мудрец. Подскажи, кудесник, как вернуть вон того скелета осыпавшегося? Дело зело важное, срочное, уж не откажи, помоги нам сирым да убогим.
Колдун спустился к Дизелю, облетел его пару раз, уже открыл рот, но взглянув на нас, отчего-то горестно махнул рукой и скрылся в стене.
– Придушил бы старого маразматика, – проворчал Кощей, – да польза от него бывает немереная.
Лиховид вернулся быстро, держа под мышкой здоровенный, но такой же призрачный, как и сам, фолиант. Зависнув в воздухе, он полистал страницы и сунул книгу под нос Кощею:
– Поворотись к костям и читай здеся.
Кощей затянул заунывным голосом нечто совершенно неразборчивое не похожее ни на один язык. Повышая голос, он на последних строках, вскинул руки в направлении Дизеля и, сорвавшееся с них зеленое облако окутало скорбные останки моего верного помощника.
Не успело оно рассеяться, как из него поскрипывая, стал подниматься мой Дизель! Целёхонек!
Он распрямился, оглядел кабинет, поклонился мне, Михалычу, немного поколебавшись и Кощею. Дисциплина, однако.
Я схватил Дизеля за руку, потряс, гремя костями, его, конечно, не моими, а потом и обнял, переполненный радостью от возвращения своего коллеги. Да что там! Почти друга, можно сказать!
– Ладно, – Кощей отряхнул руки, будто сбивая остатки древней магии с них. – Всё?
– Всё, Ваше Величество, спасибо. Сейчас за ремонт возьмусь.
– Чего еще надо от меня?
– Тишины и покоя. Я сам сообщу, как будет готово.
– Совсем ты, Федор оборзел, – начал было Кощей, но покосившись на Михалыча, осёкся и шагнул к двери. – Лиховид Ростиславович, пошли не будем мешать. Заодно расскажешь мне, какая трава была зеленая в твои времена да брага сладкая.
– Ваше Величество, – остановил я его, когда он уже шагнул за порог.
– А?
– Ящик коньяка.
– Чего?
– Обещали же. Мне контакты чем-то протирать надо? Надо. И три коробки сигар.
– Тоже для контактов?
– Нет, злых духов дымом отгонять, пока я буду вокруг компьютера с бубном скакать.
Кощей хотел было что-то сказать, но махнул рукой и вышел.
А через полчаса, красный от натуги и злости Гюнтер, притащил мне ящик коньяка и три коробки сигар.
Дизель жестами отпросился на минутку, как я понимаю, побежал успокоить своих дизелепочитателей в коридоре, а я за героизм решил его отметить как-нибудь. Немного поразмыслив, я красным фломастером прямо на его голом черепе нарисовал значок радиационной опасности. Ну не медаль же ему давать? Я далеко не художник, но красный кружок с тремя расходящимися от него лепестками-излучениями вполне осилил. Дизель был вне себя от радости.
Пора было наконец-то посмотреть, что же тут случилось с компьютером. Дождавшись Дизеля, я загнал его на рабочее место, и он с нескрываемым удовольствием взялся за рукоять генератора. Только перед этим он опять же жестами, выклянчил у деда зеркало, повесил его в своей генераторной перед собой и закрутил рукоять, не отрывая взгляда от своего нового украшения.
Я прошелся от дизельной до компьютера, потом обратно. Так, питание подается, всё в порядке. Только вот до компа оно не доходит. Я нагнулся, присмотрелся, а, вот и оно! Всё было элементарно. Дизель, похоже, возмущенный вторжением Кощея, стал вращать рукоять с большой скоростью и напряжение повысилось, ну и сработал предохранитель на сетевом фильтре. Я щелкнул кнопкой, возвращая предохранитель в рабочее состояние и на мониторе загорелась лампочка. Нажал пуск на системнике и он, пискнув, стал загружаться в стандартном режиме. Вот и починили. Только Кощею я об этом не скажу, а буду заниматься «ремонтом» еще дня три.
Я выключил комп, продублировав еще и выключателем на задней стороне системника. Теперь ни один местный «специалист» если и полезет, то не догадается, как включить.
– Ну что, Михалыч, продегустируем коньячок Кощеевский?
– А можно! – оживился дед. – Зря мы, что ль страдали? Только с закуской сейчас сообразим что-нить.
– А пошли сразу на кухню, деда? Посидим с Иван Палычем, поболтаем.
– А ить не поздно, внучек?
– Да кухня круглосуточно пашет. Бери своих голопузых и пошли.
– Голопузые – не голопопые! – парировал дед, который недавно пошил своим бесенятам короткие штаны на лямках крест-накрест.
– Дизель, ты с нами? Хватит тогда вертеться у зеркала, пошли.
А через час Тишка да Гришка валялись на большом разделочном столе, выпятив раздутые розовые брюшки и нагло дрыхли. Михалыч с видом истинного ценителя дымил сигарой, а Дизель протыкал пальцем колечки, которые дед выпускал изо рта. Ну а мы с Жан-Полем де Бацом, как обычно окунулись в кулинарную беседу.
– Майонез, Иван Палыч, это совсем просто, но притом вкусно, часто незаменимо и многоцелево… многоцельно… короче, его куда угодно впихнуть можно. Нет, Михалыч, не надо уточнять куда именно.
– И что же в состав сего соуса входит? – с некоторым сомнением расспрашивал шеф-повар кухни Кощея.
Разговаривал Иван Павлович на чистейшем русском без малейшего акцента. Это его Кощей так колданул при приёме на работу. Иван Павлович был высок, худ, носил тонкие черные усики, аккуратную бородку клинышком и шикарный поварской колпак. По крайней мере, я его ни разу без колпака не видел и образ шеф-повара у меня закрепился именно такой.
– Записывайте: желток от яиц вкрутую, сметана, горчица, соль и растительное масло, ну и дальше варианты от черного перца до сока лимона. Тут главное – пропорции соблюсти, но это вам поэкспериментировать надо. И можно заправлять оливье.
– О, оливье? Снова французское блюдо?
– Блюдо русское, название французское. Сейчас расскажу. Дизель, наливай!
* * *
Утром разбудил меня Дизель.
Ну, естественно. Шесть утра – начало рабочего дня по расписанию Кощея.
Хорошо мы вчера не перебрали. Ну, я не перебрал, по крайней мере, а вот Михалыча домой волок Дизель, а дед всё норовил пойти вприсядку. А бесенята лежали у меня на плечах и всё так же дрыхли.
Нет, хорошо посидели, ничего не скажу.
– Дизель, да выруби ты эту свою шарманку!
Ух… хорошо. Теперь водички глотнуть и можно еще поспать.
В десять меня разбудил Кощей, явившийся проверить, как идет ремонт. Идет-идет, полным ходом идет.
– Ваше Величество! – возмущался я, натягивая майку. – Да я и лёг-то пару часов назад, всю ночь бился с последствиями.
– А что ж там было-то? – проснулся в Кощее великий ученый.
– Во флеш-памяти все данные удалились, когда в процессоре двадцать первое прерывание сработало и по дата-каналу замкнуло контроллер на ЛПТ-плате, – выдал я скороговоркой какую-то белиберду. – А всё оттого, что некоторые…
– Понял-понял, – перебил Кощей. – А когда починишь?
– В идеале – завтра, но вероятнее всего – послезавтра. И еще, Ваше Величество, прикажите уже наконец Дизелю, не запускать каждое утро генератор.
Кощей только ухмыльнулся и вышел из Канцелярии.
Гад.
Я сходил в ванную, умылся, привел себя в порядок. Да, это вам не дождевая вода в бадейке с ковшиком на улице. Цивилизация! А когда вернулся в кабинет, Михалыч при помощи своих бесенят уже накрывал на стол.
– Выспался, внучек? От и славно, от и хорошо. Садись от, откушай. Тебе от Иван Палыча привет, он тебе басурманской еды твоей, о чем вы давеча говорили, приготовил.
– Да ну? – я скинул полотенце с фарфоровой глубокой миски. – О, оливье!
– Точно, так французик наш и обозвал мешанину енту.
На самом деле это был не оливье в классическом нашем понимании. Зеленого горошка не было вообще, надо будет попросить Иван Палыча закрутить пару банок к Новому году, вместо колбасы – курятина, но это вполне подходящая замена, а вот майонез был не очень. Надо будет посидеть на кухне, потренироваться. А так, вполне салатик. А тут еще и дед, не доверяя никому, притащил из своей комнаты оладики. Оладики у него просто чудо! Он в своей комнате поставил плиту на дровах, вывел трубу в соседний коридор, на радость проходящим там слугам и теперь откармливал меня своей стряпнёй. Не знаю, какой из него был медвежатник, но кулинар отличный!
Михалыч накидал в тарелку горку оладиков, плеснул туда же варенья и поставил тарелку под стол. Оттуда сразу же раздалось чавканье и возня – Тишка да Гришка завтракают-с.
– А чем сегодня займёмся, внучек?
Я задумался. А дел особых никаких и не было, да и не хотелось ничего делать. Устал я после приключений в Лукошкино и больше морально, чем физически. Хотелось день-два просто тупо побездельничать.
– Да вроде никаких планов, Михалыч. Если я ничего не забыл.
– Ротмистру нашему бравому надо бы постучать по булавочке да узнать как там дела, да и с Машулей связаться тож.
– Ага, точно. Деда, а ты не свяжешься с ними сам?
– Отдыхай, внучек, отдыхай, сейчас и поговорю.
Я растянулся на диване, надо же дать завтраку спокойно перевариться? Поставил блюдечко вместо пепельницы на пузо и закурил вытребованную у Кощея-батюшки сигару. Красота. Ну, на самом деле сигара была жутко крепкой и вонючей, но сигарет тут не только не продают, но даже еще и не придумали. Не то чтобы я был заядлым курильщиком, нет, но изредка побаловаться любил.
Бесята только пристроились по моему примеру в компьютерном кресле отдохнуть после еды, как Михалыч, треснув их для порядка полотенцем, погнал мыть посуду и нести её на кухню, а сам завозился с булавкой.
Я с интересом прислушивался к его разговору с Калымдаем, только ничего не понял.
– Ага… угу… Да ты что? А они?.. А потом?.. Вот заразы… Ну бывай, ротмистр.
Вы поняли? Я – нет.
– Ну что там, Михалыч?
– Калымдай наш говорит мол, по блошиной связи слыхал, как купцы в милицию ажно с самого утречка заявление принесли о краже.
– И что? Удивили. У нас каждый день крадут, не так разве?
– Так да не так, Феденька. А спёрли-то у купцов прям со склада ихнего чёрную материю подчистую. Всю как есть и ситец и бархат и даже кожу.
– Хм-м-м…
– Вот тебе и хым, внучек. Аккурат в ночь как мы с Лукошкино дёру дали, купцов-то и ограбили.
– А кто, как – ничего не известно?
Дед хмыкнул:
– Менты они завсегда в своей масти. Заявление приняли, а сами и не чешутся. Только орясину своего Митьку заслали по лавкам пройтись порасспрашивать народ.
– А чего там расспрашивать? У кого спёрли те сами пришли.
– Отож. Совсем менты уже мух не ловят, даже на склад только завтра собираются.
– Да и фиг с ними. Нам-то что с их методов ведения следствия?
– Внучек, а ты главного-то не упустил?
– Не упустил, дед, если ты про черную материю.
– И что думаешь?
– Ты как на экзамене, дед! Что думаю… Думаю, что пастора это рук дело. Он еще Шмулинсону или как там его, грозил, что никому материи не достанется, если не продаст.
– Знамо пастора, – кивнул Михалыч. – А только ты глубже копни. Пастора мы с тобой видали, когда он с евреем лаялся, так?
– Ну.
– Гну! Ты мне, внучек теперь скажи, вот веришь ли ты, чтобы этот дохляк-пастор самолично мог всё это дело с материей обстряпать? И продумать всё и спереть и утащить? И всё сам? Да еще так чисто, что и следов никаких и никто не видел, не слышал ничего, а?
– Это вряд ли…
– Да точно не смог бы! Это я тебе как знающий человек говорю!
– А тогда как же?
– Помог пастору ктой-то, внучек. Чую я, не обошлось тут без колдовства тёмного, адского.
– О как. Кто-то из демонов пастору помогает?
– Выше бери. Уже не помогает ить, а командует пастором ентим. А тот как куколка Петрушка ужо ничего не соображает, а только волю господина своего тёмного выполняет.
– Загнул ты, дед что-то…
– Как загнул, так и разогну! А ить завтра сходят наконец-то менты на склад, вынюхают всё, а ротмистр нам через блоху всё и обрисует и вот увидишь, внучек, прав я.
