Анатоль Франс
Остров Пингвинов
Глава VII. СОБРАНИЕ В РАЮ (продолжение и конец)
Святая Екатерина отправилась в собрание, с головой, украшенной изумрудной короной, сапфирами и жемчугом, и одетой в платье из золотой простыни. Она несла в сторону пылающее колесо, похожее на ту, чьи осколки ударили ее преследователей.
Когда Господь пригласил её заговорить, она произнесла такие слова:
– Господи, чтобы решить ту проблему, которую вы соизволили мне представить, я не буду изучать нравы животных в целом, а также нравы птиц в частности. Я лишь хочу обратить внимание врачей, исповедников и понтификов, собравшихся в этом собрании, на то, что разделение между человеком и животным не является полным, осознанным и амбивалентным, так как есть монстры, которые происходят как от одного, так и от другого. Таковы химеры, половина нимфы и три четверти змей, три Горгоны, каприпеды, таковы сциллины и русалки, которые поют в море, приманивая свои жертвы. У них женский бюст и рыбий хвост. Таковы также кентавры, мужчины до пояса и лошади в остальном. Это раса благородных монстров. Один из них, вы его прекрасно знаете, направляясь прямой дорогой к вечному блаженству и руководствуясь только собственным интеллектом, достиг всего сам, и иногда вы видите, как на золотых облаках выгибается его героическая грудь. Кентавр Хирон земными трудами, добился всего сам, земными трудами, и заслужил место среди блаженных, чтобы потом заведовать образованием Ахилла, и этот молодой герой, выйдя из рук кентавра, прожил два года, одетый по образу молодой девы, среди дочерей царя Ликомеда. Он разделил их игры и ложе, не давая им ни на минуту заподозрить, что он не такая уж молодая дева, как они. Хирон, который воспитал его в таких добрых нравах, вместе с императором Траяном – единственный праведник, который стяжад небесную славу, соблюдая естественный закон. А ведь Хирон был всего лишь полукровка.
Я считаю, что этим примером я доказал, что для достижения вечного блаженства достаточно обладать некоторыми человеческими частями тела, при условии, что они благородны. И разве то, кентавр Хирон смог достичь, не будучи возвышенным крещением, крещёные пингвины не смогли бы достичь после крещения, если бы они стали наполовину пингвинами и половину людьми? Поэтому я умоляю Вас, Господь, дать пингвинам старика Маэля человеческую голову и бюст, чтобы они могли достойно восхвалять вас, и дать им бессмертную, но маленькую душу.
Так говорила Екатерина, и по толпе отцов церкви, докторов, исповедников, понтификов прокатился шёпот одобрения.
Но святой отшельник Антуан встал и, устремив к Его Высочеству две узловатые, красные руки, возопил:
– Не делай этого, Господи Боже ты мой! – воскликнул он, – Во имя нашего святого Параклета не делай этого!
Он говорил с такой яростью, что его длинная белая борода тряслась у него на подбородке, как пустая торба у уст голодного коня,
– Господи! Не делай этого! Птицы с человеческими головами уже существуют! Святая Екатерина могла бы выдумать что-нибудь получше!
– Воображение отбирает и сравнивает, само по себе оно никогда ничего не создаёт! – сухо ответила Святая Екатерина.
– …Эти твари уже существуют, – продолжал Сент-Антуан, который ничего не хотел слышать. Это называется гарпии, и они являются наиболее неконструктивными из всех животных со времён Творения. Однажды, в пустыне, я пригласил на ужин Святого Павла, настоятеля, и поставил стол на пороге моей хижины, под старой сикоморой. Гарпии сидели в ветвях, оглушая нас своими резкими криками, гадя во все блюда. Из-за того, что эти чудовища мешали мне слышать поучения Святого Павла, аббата, и мы ели птичий помёт с хлебом и салатом. Кто после этого захочет верить, что гарпии будут достойно восхвалят Вас, Господь?
Конечно, блудя в моих искушениях, я видел много гибридных существ, и не только женщин-змей и женщин-Рыб, но и существ, составленных с ещё большей непоследовательностью, таких как люди, чье тело было сделано из кастрюли, колокола, часов, буфета, наполненного едой и посудой, или даже дома с дверями и окнами, через которые были видны люди, занятые домашним трудом. Вечности не хватило бы, если бы мне пришлось описывать всех монстров, которые нападали на меня в моём затворничестве, от китов, созданных как корабли, до дождя красных тварей, которые превращали воду в моём фонтане в кровь. Но ни один из них не был таким отвратительным, как эти гарпии, которые лили свои фекалии на листья моей прекрасной сикоморы.
– Гарпии, – заметил святой Лактаций, – женские монстры в птичьем теле! У них голова и грудь женщины! Их неискренность, наглость и непристойность исходят из их женской природы, как продемонстрировал поэт Вергилий в своей «Энеиде». Они сопричастны к проклятию Евы.
– Не будем больше говорить о проклятии Евы! – сказал Господь, – Вторая Ева искупила грехи Первой!
Пол Ороз, автор «Всеобщей Истории», которой в дальнейшем будет подражать Бюссе, встал и принялся умолять Господа:
– Господи, услышь мою молитву и молитву Антония! Прекратите выдумывать монстров, таких, как кентавры, русалки и фавны, дорогие грекам – любителям всяких побасенок! Они никому не нравятся! Эти виды монстров имеют языческие склонности, и в силу их двойной природы не имеют к чистоте нравов никакого отношения!
Сладкоголосый Лактанций ответил такими словами:
– Тот, кто только что говорил, безусловно, лучший историк в Раю, поскольку Геродот, Фукидид, Полибий, Тит-Ливий, Веллий Патеркул, Корнелиус Непос, Светоний, Манефон, Диодор Сицилийский, Дион Кассий, Ламприд, лишены божественного лицезренияа Тацит страдает в аду, преданный мукам за богохульство. Но Павел Ороз не так хорошо знает небо, как землю. Ибо он не узрел, что ангелы, которые происходят от человека и птицы – это сама чистота.
– Не стоит так заблуждаться! – сказал Господь, – Что здесь делают эти кентавры, гарпии и ангелы? Это всего лишь пингвины!
– Вы сказали, Господь, что это пингвины, – крикнул декан пятидесяти докторов, поставленных в тупик Богородицей Александрийской, – и я осмеливаюсь выразить это мнение, что для того, чтобы положить конец скандалу, который бушует на небесах, необходимо, как предлагает Святая Екатерина, которая нас смутила, дать пингвинам старика Маэля наполовину человеческое тело, с вечной душой, соразмерной этой половине.
При этих словах в собрании поднялся большой шум и начались всякие разборки и учёные диспуты. Греческие отцы яростно сцепились с латинянами о сущности, природе и размерах душ, которые должны были быть у пингвинов!
– Исповедники и понтифики, – воскликнул Господь, – не подражайте Конклавам и Синодам земным! И не носите в торжествующую Церковь то насилие, которое распаляет Церковь воинствующую! Потому что это слишком верно: во всех соборах, проводимых под вдохновением Моего Духа, в Европе, Азии, Африке святые отцы всегда драли бороды и вырывали глаза отцам церкви. Однако они были непогрешимы, ибо я был с ними, ибо было так!
Восстановив порядок, старик Гермий встал и важно признёс:
– Я возношу тебе хвалу, Господь Великий, за то, что ты родил Сапфиру, мою мать, и поселил её среди твоего народа, в дни, когда роса с неба освежала землю в ожидании своего Спасителя. И я восхваляю Тебя, Господь, за то, что ты дал мне увидеть моими смертными очами апостолов твоего божественного сына. И я не буду молчать в этом прославленном собрании, потому что вы хотели, чтобы истина вышла из смиренных уст, и я скажу: превратите этих пингвинов в людей! Это единственное решение, подходящее для вашей справедливости и милосердия.
Несколько докторов просили слово, другие брали его сами, толкаясь у трибуны. Никто не слушал, и все исповедники шумно размахивали кулаками и венками.
Господь, жестом правой руки, утихомирил споры своих избранных чад. И рёк:
– Давайте больше не будем об этом, – сказал он, – Точка зрения, провозглашённая нежным стариком Гермасом, – единственная, которая всецело соответствует моим извечным замыслам. Истинно говорю вам! Эти птицы будут превращены в людей! Я предвижу в этом деле несколько проблем! Многие из этих людей будут страдать, ибо не будут больше пингвинами! Конечно, их судьба в результате этого изменения будет гораздо менее завидна, чем без этого крещения и включения в славную семью Авраама, Моисея и Иуды. Но мое предощущение не должно касаться их свободной воли! Я не должен запрещать им свободного выбора! Чтобы не ущемлять человеческую свободу, я не буду показывать никому, что я знаю, я занавешу свои всевидящие глаза плотной пеленой, гораздо более плотной, чем та, которую я когда-то пробил сам, моя слепая прозорливость теперь будет удивляться тому, что я некогда напланировал!
И тотчас же, призвав Архангела Рафаэля, он повелел:
– Иди и найди, – сказал он, – святого человека Маэля, предупреди его о его прискорбной ошибке, какая произошла по моему произволению и скажи ему, чтобы вооружившись моим именем, он поспешил превратить этих пингвинов в людей.
Глава VIII.
МЕТАМОРФОЗА ПИНГВИНОВ
Архангел, спустившись на Пингвиний Остров, обнаружил, что святой человек спит в дупле скалы среди своих новых учеников. Он положил руку ему на плечо и, разбудив его, сказал тихим голосом:
– Маэль, не спи! Маэль, не бойся!
И святой, ослеплённый ярким светом, опьяненный восхитительным запахом, узнал Ангела Господня и простерся пред ним по земле, попирая лбом землю.
И Ангел снова рёк:
– Маэль, знай свою ошибку: полагая, что ты крестил детей Адама, ты крестил птиц, и вот теперь твои пингвины вошли в церковь Божью…
При этих словах старик совершенно ошалел и только бессмысленно хлопал глазами.
И Ангел продолжил дозволенные речи:
– Встань, Маэль, вооружись могущественным Именем Господним и скажи этим птицам:
«Птицы! Будьте людьми!»
И святой Маэль, плача и молясь, вооружился могущественным именем Господа и сказал птицам:
– Будьте!
И тотчас же раздалось лёгкое жужжание, шум и треск. Сразу же, прямо на глазах пингвины были преобразованы и трансформированы. Их лбы расширились, а головы округлились, как купол храма, как Ротонда Святой Марии в Риме. Их овальные глаза расширились и стали различать Вселенную, мясистый нос теперь покрывал две щели их ноздрей, их клювы превратились в рот, и из этого рта вылетело первое слово, их шеи вытянулись и стали шире, их крылья превратились в руки, а ноги остались ногами, в их груди теперь обитала взволнованная, ищущая собственное амбивалентное «Я» трепетная и пытливая душа.
Тем не менее, они все еще имели некоторые следы своего первого воплощения. Они были склонны смотреть в сторону, и были весьма косоглазы, они покачивались из стороны в сторону на слишком коротких бёдрах, их тела по-прежнему были покрыты лёгким пухом.
И Маэль поблагодарил Господа за то, что он включил этих пингвинов в дружную семью Авраама.
Но он опечалился при мысли о том, что скоро он покинет этот Остров, чтобы вернуться и что, возможно, вдалеке от него короткая вера пингвинов погибнет из-за отсутствия заботы, как растение, слишком молодое и слишком нежное для пребывания в такой кислотной среде. И он задумал идею транспортировки их острова поближе к побережью Арморики.
«Я не знаю замыслов вечной мудрости! – сказал он себе, – Но если Бог захочет, чтобы остров был транспортирован, кто бы мог помешать ему?
И святой муж нашёл нить сволей епитрахили и сплёл из неё очень тонкую верёвку длиной сорок футов. Он привязал один конец этой веревки вокруг скалы, которая торчала посреди пляжа, и, держа в руке другой конец веревки, вошел в каменную ступу.
Корыто скользило по морю и стало буксировать остров Пингвинов, и после девяти дней плавания с островом на буксире оно вышло к бретонским берегам.
Книга II. ДРЕВНИЕ ВРЕМЕНА
Глава Первая. ПЕРВЫЕ ПАРУСА
В тот день Святой Маэль сел на берегу океана на камень и почувствовал задним местом, что камень весьма горяч. Он подумал, что Солнце нагрело его, и возблагодарил за то Создателя Мира, не зная, что Дьявол только что отдыхал там.
Апостол ждал монахов из Иверна, которым было поручено привести ткани и шкуры, чтобы одеть жителей острова Альки.
Вскоре он увидел священника по имени Магис, который нёс сундук на спине. Святость Магиса была вне всяких подозрений и в качестве святого он пользовался большой популярностью.
Когда Магис поровнялся со стариком, он сбросил сундук на землю и сказал, вытирая лоб лацканом:
– Ну, отец, вы хотите одеть этих пингвинов?
– Ничего больше не нужно, сын мой, – ответил старик, – С тех пор, как они вошли в семью Авраама, эти пингвины участвуют в проклятии Евы, и они знают, что они голые, чего они раньше не знали. И пришло время одеть их, потому что они вот-вот потеряют пух, оставшийся у них после их метаморфозы.
– Это правда, – сказала Магис, прогуливаясь по берегу, где виднелись пингвины, занятые ловлей креветок, сбором мидий, пением или сном, – они голые! Но разве вы не верите, отец, что лучше было бы оставить их голыми? Зачем их одевать? Когда они будут носить одежду и подчиняться нравственному закону, они получат в придачу к одежде гордыню, низкое лицемерие и излишнюю жестокость.
– Вполне вероятно, сын мой, – вздохнул старик, – что вы так плохо понимаете последствия нравственного закона, которому подчиняются даже сами язычники!
– Нравственный закон, – возразил Магис, – заставляет людей, которые по сути своей являются зверьми, жить иначе, чем звери, что, несомненно, их раздражает, но одновременно и льстит им, и успокаивает их, и, поскольку они горды, низкопоклонны и жадны к удовольствиям, они охотно подчиняются ограничениям, из которых они получают тщеславие, на которых они самоутверждается и их нынешняя безопасность и надежда на их будущее блаженство. Это принцип любой морали… Но мы не заблуждаемся. Мои спутники выгружают на этот остров свой груз тканей и шкур. Подумайте об этом, отец, пока еще есть время! Это чревато! Облачение пингвинов чревато большими последствиями! Теперь, когда пингвин хочет пингвиниху, он точно знает, чего хочет, и его похоть ограничена точным знанием желанного предмета. Прямо сейчас, на пляже, две или три пары пингвинов занимаются любовью на солнцепёке. Посмотрите, с какой простотой и непосредственностью они это делают?! Никого это не интересует, и те, кто это делает, не производят впечатление слишком утомлённых моральными императивамит! Но когда пингвинихи будут завуалированы драпировками, они перестанет понимать, что привлекает к ним самца. их неопределенные желания будут распространяться во всевозможные сны и иллюзии; наконец, отец мой, они будут испытывать любовь и его безумные фантомные боли. И, кончится это тем, что пингвиниха, опустив глаза и поджав губы, будет делать вид. что у неё под покровами содержится невероятное сокровище!… Какая жалость! Зло будет ещё как-то терпимо до тех пор, пока эти народы останутся грубыми и бедными! Но подождите какую-нибудь тысячу лет, и вы увидите, какое страшное оружие вы дали, отец мой, неразумным дочерям Альки. Если вы позволите, я могу дать вам предсказать заранее. Давайте поэкспериментируем! У меня в ящике есть кое-какое шмотьё! Давайте случайно возьмём пингвинку, одну из тех, кому пингвины не уделяют сейчас почти совсем никакого внимания, и попытаемся её принарядить получше! Посмотрим, что из этого получится!
Вот одна из них ковыляет к нам. Она не красивее и не уродливее, чем другие, она молода. Никто на неё не смотрит! Она неуверенно тащится по скале, палец в носу и чешет спину под хвостом. Она не должна ускользнуть от нас, отец мой, у нее узкие плечи, тяжелая грудь, большой и желтый живот, короткие ноги. Её коленки красны, и когда она идёт, то кажется, что на коленях ` гримасничают обезьянки. Её сильные растопыренные ступни цепляются к скалам четырьмя крючковатыми пальцами, а большие пальцы ног поднимаются в движении, как головы двух змей, привставших в тревоге. Она увлечена ходьбой, все её мышцы задействованы в этой работе, и из того, что мы видим, как они работают, мы делаем вывод, что это просто великолепная машина для хотьбы, и речь тут пока идёт о хотьбе, но не о сексе, хотя потенциально она возможно, содержит возможности для развития обоих механизмов. Итак, почтенный апостол, посмотрите, что я сейчас сделаю…
К этим словам монах Магис тремя прыжками настиг пингвинскую женщину, схватил её, засунул подмышку, и, волоча за волосы, бросил ее, пребывающую в ужасе к ногам святого Маэля.
И когда она плачет и умоляет его не причинять ей вреда, он вытаскивает из своего сундука пару сандалий и приказывает ей надеть их.
– Затянутые в шерстяные завязки, – заметил старик, – её ноги станут визуально меньше. Подошвы, высотой в два пальца, изящно вытянут её ноги, и её осанка станет величавой.
Завязывая обувь, пингвинка бросила на открытый сундук любопытный взгляд, и, увидев, что он полон драгоценностей и украшений, улыбнулась сквозь слёзы.
Монах скрутил ей волосы на затылке узлом и короновал их цветочной шляпой. Он обвил ее запястья золотыми браслетами и, заставив ее встать, продел под грудью и на животе широкую льняную повязку, утверждая, что грудь будет более горделивой и что таким образом бёдра станут более выразительными.
С помощью булавок, которые он вытягивал один за другим из рта, он регулировал эту повязку.
– Можно ещё подтянуть! – попросила пингвинка.
Когда он, с большим тщанием и вниманием, подправил мягкие части бюста, он одел всё тело в розовую тунику, которая мягко подчёркивала все его линии.
– Она хорошо ниспадает? – спросила пингвинка.
И, согнув талию и повернув голову в сторону, расположив подбородок на плече, она внимательно наблюдала за тем, как её одевают.
Магис спросил ее, уверена ли она в то, что платье немного не длинновато, но она уверенно ответила, что нет, что она будет подтыкать его.
Тотчас, сзади вытянув левой рукой юбку, она косо прижала ее к икрам, стараясь показать выглядывающие каблуки. Затем она отступила на шаг, покачивая бедрами.
И пошла, не поворачивала головы, но, проходя мимо ручья, остановилась, скосившись на своё отражение уголками глаз.
Пингвин, который шёл ей навстречу, удивленно остановился и, отступив на мгновение, в следующее мгновение пошел за ней вслед. Когда она шла вдоль берега, к ней подошли пингвины, возвращавшиеся с рыбалки, и, созерцая её, пошли по следу. Лежавшие на песке встали и присоединились к остальным. Не переставая увеличиваться в количестве, мчались по горным тропам, выходили из расщелин скал, выходили из глубины вод, всё новые пингвины, увеличивая её кортеж. И все, зрелые мужчины с крепкими плечами, с волосатой грудью, гибкие подростки, старики, морща многочисленные складки их розовой плоти с белой щетиной на теле, едва держащиеся на ногах, или тащась вслед на ещё более тощих и сухих ножках, чем палка можжевельника, которая служила им третьей ногой, спешили, задыхаясь, извергая едкий запах и хриплое сопение. Однако она шла спокойно и, казалось, ничего не замечала.
– Отец мой, – воскликнула Магис, – полюбуйтесь, как все они по-детски прикреплены к сферическому центру этой молодой особы, теперь, когда этот центр завуалирован розовой тряпочкой. Сфера вообще всегда вдохновляла на размышления философов и естествоиспытателей, и я думаю, когда эта форма извлекается из живой природы, она приобретает новые качества. И чтобы интерес к этой фигуре столь умножился в пингвинах, им пришлось, перестав видеть её отчетливо своими глазами, представить её образно! Я вижу, как сам начинаю потихоньку превращаться в такого пингвина! Это потому, что её юбка сделала её задницу желанной, и что, великолепно скрывая её детали, она только подчеркнула её синтетический и общий характер, и теперь позволяет ей казаться только чистой амбивалентной идеей, божественным принципом, не уверен, но мне кажется, что, если бы я поцеловал ее, я бы держал в руках целый чертог человеческих сладострастий. Несомненно, скромность придает женщинам непобедимую привлекательность. Мое вожделение таково, что я тщетно пытаюсь скрыть это.
Сказав это, он бросился вслед пингвинам, раскидывая, толкая, и обгоняя их, пока не, достиг дочери Альки, схватил её руками за розовые шары, на которых сосредотачивались все вожделеющие взоры пингвинов, и сгорая от вожделения и похоти, исчез вместе с пингвинкой на руках в прибрежной пещере.
Тогда пингвины поняли, что только что погасло Солнце. И святому Маэлю вдруг открылось, что это дьявол принял черты монаха Магиса, чтобы всучить развратные одежды дочерям Альки. Плотское искушение владело и старцем, и его душа была печальна. Вернувшись в свой Эрмитаж, он увидел маленьких пингвинок, шестилеток или семилеток, плоскогрудых и тонконогих, которые делали себе пояса из водорослей и ракушек и бродили по пляжу, подсматривая, не следят ли за ними мужики.