Анастасия Якушева
Метаморфоза
Я лежала, скрючившись, в грязном мусорном баке и пыталась вспомнить хоть что-то о том, кто я такая. Но ничего, кроме тех двух с половиной лет, что я выживаю в этих трущобах, не откликалось в голове. Моя жизнь стартовала с раздирающей белой вспышки и адской, всепоглощающей боли, которая рвала меня, кажется, целую вечность, а потом – пустота.
И ощущение своего тела.
Податливого.
Послушного.
Текучего, как вода, и мягкого, словно слизень.
Тела, которое я раз за разом собираю в человекоподобную конструкцию.
И со временем у меня это получается все лучше. Но вот глаза и речь – они никак мне не даются. Я только мычу и пялю бесцветные бельма. И наблюдаю, как ужасаются при виде меня остальные.
Я успокоила рыдания, и теперь просто лежала в баке, заставляя тело вспомнить привычную форму. И когда в нескольких шагах послышались голоса, я не обратила на это внимания, поглощенная безрадостными мыслями.
Но мысли мои были самым наглым образом прерваны: чьи-то сильные руки бесцеремонно перевернули бак и вытряхнули меня на щербатую мостовую. Я еще не вполне очнулась от голодного гона, и потому тело тоже не до конца вошло в форму. И когда хозяева улицы, которых я и разглядеть толком не успела, поняли, кто перед ними, с воплями отвращения и злобы они набросились на меня и погнали обратно в трущобы.
Кто палками, кто камнями.
Они кидали в меня всякий мусор, стараясь выбирать что потяжелее, но не решаясь при этом приблизиться и ударить по-настоящему.
Так, под градом ударов, я добежала до трущоб, подволакивая непослушные ноги и для чего-то прикрывая голову, которую к тому времени успела восстановить. В трущобах к банде присоединились местные, которые тоже никогда не упускали случая шугануть меня. И все вместе, позабыв непримиримую ненависть друг к другу, погнали меня дальше, улюлюкая и сквернословя, когда удавалось особенно метко запустить камень.
Светлые волосы, которые я почему-то всегда с особенной тщательностью воссоздавала, покрылись густыми подтеками от ссадин на голове. Округлые, бархатные на ощупь щеки (откуда я это помнила?) изодрались. Пухлые улыбчивые губы (почему я это знаю? У меня не было повода улыбаться) оказались разбиты чьим-то метким броском, и обломки зубов острыми краями царапали язык.
Вот очередной камень ткнулся в лопатку и сбил меня с ног. Я покатилась, обдирая голые плечи и колени, а вслед мне полетели победные выкрики и удвоенный град камней. Я вскочила и рванула вперед, но непослушные ноги разъехались, и я с размаху грохнулась лицом прямо в камни, сминая свой милый курносый носик и остренький подбородок. За спиной снова загоготало, а меня по инерции перекатило по мостовой и впечатало в хлипкую жестяную конструкцию.
Уже не пытаясь придать себе нормальный вид и не тратя силы на восстановление, я отпустила свое бесформенное тело и, не ограничиваясь более мутными недоделанными глазами, обозрела разом все – и эту самую улицу, и около десятка, а может больше, преследователей разной степени разложения, и невысокий жестяной заборчик, который непонятно зачем растянули поперек улицы. Оглядела и, не останавливаясь, выпластала побольше конечностей; зацепилась за стену; перемахнула заборчик и плюхнулась на мостовую. Не останавливаясь, сжалась в тугой ком и новой волной выплеснулась дальше по улице. Еще прыжок. Приземлилась. Прыжок. Разбитое подвальное окно. Вытянулась. Влилась между острыми стеклами.
