Анастасия Вкусная
Прощай, моя любовь…
Глава 6. Искусство самообмана
Обещание не расстраиваться я себе дала, но вот как его выполнить не знала. Хандрила и тосковала абсолютно одна в четырех стенах. Ревность буквально разъедала меня. Раз за разом я живо представляла, как кто-то другой обнимает Глеба во время сумасшедшей по скорости поездки, кричит позади него от восторга, касается волос, вдыхает аромат парфюма вперемешку с техническими запахами байка. Стоило моей фантазии зайти чуть дальше, и перед глазами начинали плясать звездочки, настолько бурно я воспринимала саму возможность его поцелуев с кем-то еще. Глупо, наивно и очень эмоционально, но контролировать это было выше моих сил.
Девчонки не появлялись, да я и не хотела. Собираться куда-то, поддерживать разговоры, делать вид, что все нормально – от одной мысли обо всем этом, становилось тошно. Мне было плохо, и подруги знали почему. Их сочувствие не могло помочь или успокоить, только растревожило бы еще больше.
Все это время ждала, что Глеб позвонит, ведь днем я дома одна, и он знает об этом. Но звонков не было. Медленно приходило понимание, что насочиняла слишком многое, и теперь страдаю от столкновения собственных фантазий с объективной реальностью. Корила себя и за выдумки, и за неадекватные реакции на них. Но сердце болело все равно, и даже вдвойне – ведь в своих фантазиях я сердилась на Глеба и его неизвестную мне пассажирку, а в реальной жизни виновна была сама за всю эту нелепую ситуацию в целом.
Недели через полторы меня стало понемногу отпускать, рациональное перевесило эмоциональное, и я решила относиться ко всему так, как оно есть здесь и сейчас: Глеба не было, уверенности в его отношении ко мне – тоже, но было лето, солнце и столько свободного времени, что глупо проводить его взаперти и в одиночестве. За окном начался жаркий июль, ноющее сердце требовало приключений, а я, по большому счету, смирилась с тем, что за них мне придется заплатить слезами. Все лучше, чем продолжать и дальше жить книжными историями вместо собственных.
Для начала возобновила встречи с девочками. Сама позвонила Инне, сказала, что не хочу ничего обсуждать, и вообще не надо мне больше докладывать про Глеба. На вопрос, не задевает ли меня, что он так поступает, честно призналась, что никаких реальных поводов для моих обид нет. Откровенность далась мне не просто, но озвученная правда не только освободила меня от недомолвок, но и окончательно избавила от фантазий. С того момента мы действительно перестали упоминать Глеба в разговорах. Это было несколько нарочито, так что, видимо, подруги все же догадывались, что на самом деле я преувеличила свое безразличие.
А еще через неделю случилось то, что и должно было произойти рано или поздно, если мы продолжим общаться в общей компании. Тусовка вновь свела нас. Сегодня здесь было неспокойно. Друзья-приятели буквально гудели, как растревоженные пчелы. Совсем скоро в области стартует ежегодный музыкальный фестиваль. Все вокруг скидывались деньгами, искали транспорт до места, писали длинные списки продуктовых и прочих закупок, брали взаймы музыкальные инструменты и разучивали новые песни. Девчонок это общее безумие уже захватило, они бегали туда-сюда, с кем-то договариваясь и что-то обсуждая. Для меня поездка на фестиваль в то время была недостижимой мечтой, поэтому я просто тихо сидела на лавочке и наслаждалась вечерней прохладой. Город сегодня буквально пылал с самого утра, и было настоящим блаженством просто не чувствовать этой удушающей жары. На секунду даже зажмурилась от удовольствия и пропустила момент, когда рядом присел Глеб.
– Привет, – улыбнулся он мне чуть настороженно. – Куда пропала?
– Привет, – первый раз ответила на его приветствие, слишком отстраненно и холодно вышло. – Никуда. Дома была. Занималась. Слишком жарко, чтобы гулять.
– Может как-нибудь на озеро съездим? В воде не будет так жарко.
– А ты на фестиваль не собираешься?
– Собираюсь. Мы сорок минут выступаем всего.
– А как же тусовка?
– Ну что тусовка? Денется куда-то что ли? – он еще раз улыбнулся, немного заискивающе. – Ну же, Алиска! Поехали!
Глеб подсел ко мне совсем близко, поддел плечом. Я сдержанно улыбнулась на его заигрывания, но ему и этого хватило, чтобы окончательно расслабиться. Обнял за плечи, в нос тут же ударил его, такой мужской, запах. Все вокруг исчезло, кроме разрастающейся изнутри радости. День уже не казался столь изматывающе жарким, а окружающий нас гул – раздражающим. Увядшие было бабочки снова расправляли свои невесомые крылышки для очередного волшебного полета. Даже губы заныли в предчувствии поцелуев.
– Хорошо. Когда? – внимательно посмотрела в его обалденные серо-зеленые глаза.
– Давай завтра. Я заеду за тобой утром, часов в 10. Доедем по холодочку.
Оперативность Глеба меня то ли порадовала, то ли удивила, но виду я не показала.
– Ладно. Мне что-нибудь взять с собой? Приготовить?
– Я все организую. Возьми купальник и полотенце.
Он рассмеялся моей внезапно обнаружившейся хозяйственности и поцеловал в нос. Я шутливо нахмурилась, и Глеб тут же исправился – поцеловал уже по-настоящему.
Мы действительно съездили тогда на озеро и потом еще не один раз. Иногда вдвоем, иногда с компанией. При друзьях Глеб никогда не вел себя так, будто между нами что-то большее или меньшее, чем есть на самом деле. Недели шли, а мы по-прежнему не созванивались, и наше общение ограничивалось лишь прогулками и поцелуями. Стоило ему уехать из города, как находились желающие рассказать мне о том, где, когда и с кем его видели. И хотя я всегда реагировала одинаково холодно, на самом деле не обращая внимания на эти сплетни, доброхотов стремящихся раскрыть мне глаза меньше не становилось. Именно в тот период я узнала подробности его романа и болезненного расставания с матерью сына. Говорили, что и она позволяла ему многое и закрывала глаза на отлучки и других женщин; в итоге осталась одна с ребенком на руках, потому что просто надоела. Упорно не желала верить во все это, ведь Глеб буквально обожал сына. Правда я никогда не спрашивала, в чем еще выражается его любовь к ребенку кроме восторженных рассказов.
Частенько ко мне подходили разные девушки и достаточно прозрачно намекали, что их с Глебом связывают куда более близкие отношения, чем со мной. Они, конечно, не могли знать, о том, что я все еще не одна из них, поэтому были настроены исключительно агрессивно. Никогда не говорила Глебу об этом, но, видимо, кто-то говорил, потому что почти каждую нашу встречу он интересовался – не обижают ли меня в тусовке. В ответ мотала головой, мне не хотелось тратить время на разговоры, которые ни к чему не приведут и ничего не прояснят. Да и вообще не собираюсь во все это лезть, его интимная жизнь меня пока не касается. Что буду делать, когда это станет и моим делом тоже? Тогда не думала об этом, не желая забегать вперед. Да и Глеб не давал никаких оснований считать, будто я интересую его в этом плане. Поцелуи поцелуями, но мы оба взрослые люди, и пока наше общение было не слишком похоже на серьезные отношения.
В этом-то и была проблема. Огромная. С каждой встречей она становилась все больше, душила меня и разрывала своей противоречивостью и непонятностью. Это было сложнее и тяжелее, чем все сплетники и завистники вместе взятые, редкие и нерегулярные наши встречи и отсутствие понимания намерений Глеба. Время шло, а я по-прежнему не была для него женщиной. Милой симпатичной девочкой, которую приятно катать на мотоцикле, обнимать и целовать, но не более того. Я была неопытна в плане близкого общения с мужчинами, но все равно прекрасно отдавала себе отчет в происходящем. Мое тело требовало большего, буквально кричало об этом, мне же оставалось только плакать в подушку. К середине августа от наших платонических свиданий я была на таком взводе, что если бы он только позвал, моментально побежала бы за ним. И меня не удержали бы ни самоконтроль, ни хорошее воспитание, ни мамины нотации на эту тему вместе с личными представлениями о том, что и как должно быть между мужчиной и женщиной, особенно если это впервые. Но Глеб не звал.
И сейчас я до конца не понимаю, почему между нами тогда ничего не случилось. Подобное многим покажется странным, но в то время длительные ухаживания и романтика еще считались абсолютно нормальным делом. Девушки встречались с мужчинами, ходили на свидания, общались, но потом выходили замуж невинными за того единственного. Глеб тем самым становиться, очевидно, не собирался. Возможно, именно в этом было дело. А, может, и нет. Мы никогда это не обсуждали. Сначала мне гордость и воспитание не позволяли задавать столь неприличные вопросы, а когда я, наконец, набралась смелости, оказалось, что уже слишком поздно.
В любом случае то лето так и осталось для меня временем тяжелой сладости внизу живота, первых неуверенных желаний, которые не нашли выхода, и огромного счастья от возможности тактильного контакта с объектом моей страсти. Каждый раз я задыхалась от наших поцелуев, сгорала в его руках и была готова к любым безумствам, которые были идеальными, потому как существовали только в моей голове. Зарекшись забегать вперед, чего только не напридумывала тогда – лепестки роз на шелковых простынях, кофе в постель, предложение руки и сердца на утро и, конечно же, неземные наслаждения в процессе. В общем, все клише и штампы в лучшем виде. Не смотря на разнообразные фантазии, мне и в голову не приходило, что можно просто заявить напрямую о своих желаниях или попытаться без слов дать понять это Глебу. Неопытность моя простиралась так далеко, что на этом пути я была исключительно ведомым, и обмен ролями вряд ли бы вышел даже при огромном моем желании на то. Впрочем, уверена – объект моей страсти был в курсе, не мог не быть. Понимала это каждую нашу встречу, от чего было и стыдно, и сладко, и так хотелось большего.
Хорошо помню ту встречу, которую можно назвать последним свиданием. Мы снова приехали на карьер. В середине августа в наших широтах уже слишком холодно для купания, поэтому пляж на противоположном берегу был пуст. Глеб что-то очень быстро рассказывал, что-то о группе, о гастролях, о клубах. Я слушала и не слушала одновременно – к тому моменту научилась отделять свое влечение к музыканту от моей любви к музыке. Металлом так и не прониклась, не смотря на все попытки сблизиться с Глебом на этой почве. Напротив, полюбила классику, особенно оперу, а на моей книжной полке появились мировые шедевры в жанрах хоррор и мистика.
Ветер уныло гонял желтеющую листву, было сыро и по-осеннему промозгло. Я слушала и не слушала и все яснее понимала, что закончится лето, а с ним и наши встречи. За все это время так и не начала бегать за Глебом по полной программе – вызванивать, назначать встречи, поджидать где-нибудь, дарить безделушки. Так и не стала полноценной фанаткой. А он так и не стал полноценным парнем – никаких ухаживаний, обещаний, уверений в чувствах. Никто из нас за это время не сделал ничего, чтобы что-то выстроить, хотя бы попытаться. Поэтому очевидно – как только пропадут благоприятные для наших редких встреч условия, все развалится само собой. В сентябре я начну учиться, а Глеб выступать, и между нами не останется совсем ничего общего, кроме ежемесячных концертов.
Думать об этом было неприятно, это свербело где-то в районе солнечного сплетения, не давая дышать. В какой-то момент я так глубо упала в грустные мысли, что почти заплакала. Сморгнула влагу, но Глеб все же заметил.
– Все в порядке?
– Пока не знаю. Учебный год скоро начинается. А у тебя какие планы на осень?
Он посмотрел на меня так, будто последний час только об этом и говорил. Наверное, так оно и было. Только вот я давно хотела с ним вовсе не разговоров, но это навсегда осталось невысказанным.
