Анастасия Шерр
Не молчи
Пролог
Санкт-Петербург,
Декабрь 2015 года
Красивое сегодня было утро. Небо густое и белое, как молоко. Кажется, протянешь руку – и она нырнет в эту белизну. Опускаю глаза немного ниже, на линию горизонта – впереди парк из черных голых деревьев, стоящих отчужденным частоколом. Словно бы застывший, словно бы затаившийся.
А перед глазами, цепляя ресницы и клеясь к волосам, падают слипшиеся снежные хлопья. Падают на серый асфальт и тут же тают, превращаясь в жижу под ногами. И вроде бы на земле не было реагента, а они все равно растворялись, навсегда теряя свою белую чистоту, едва коснувшись земли…
Я совсем не склонна к поэзии и предпочитаю бессмысленному философствованию науку. В наше время ответы можно найти на все вопросы, а лекарства подобрать ко всем болезням. В руках обжигающий бумажный стаканчик с рафом, в сумке- зачитанный до дыр Эрик Бернс и его «Игры, в которые играют люди», от входа в центр меня отделяют пару метров, и я опять почти опаздываю, потому что вечно жду дурацкую маршрутку на остановке неприлично долго…
А мне хочется остановиться, еще раз посмотреть на это небо, на эти хлопья, потому что мне кажется, что это они, чистые души. Наивные, открытые, отчаянные, жаждущие любви, стремительно летящие по жизни и падающие на холодную, мокрую землю… Растворяющиеся в общей массе из грязи, химии, исходящего от подземных коммуникаций жара…
Я цепляю краем глаза одинокий кусок снежного наста на асфальте. Не знаю, каким чудом он уцелел и не растаял. Значит, так было нужно. Кому- то. На него тоже падают мокрые снежинки- и они удивительным образом не тают… Цепляются за него, как за спасительный плот, склеиваются друг с другом, и каким-то удивительным образом выживают в этом мраке черной жижи…
Так и в нашей жизни. Мы приходим в этот мир белыми хрупкими снежинками. Не всем суждено падать на опушке первозданного леса, где следы пугливого зайчика- самая большая напасть для огромных снежных сугробов зимой. Кого- то горькая судьба не щадит- и они летят на землю совсем в другом месте, обреченные на верную смерть, превращаются в черную жижу под ногами. И все-таки кому-то удается в миллиметре от неминуемого конца ухватиться за соседнюю снежинку… Их будет много, они-таки станут сугробом или его подобием – наступит весна- и он в итоге все равно растает, но в таком уходе уже не будет ничего драматичного и непоправимого. Девочки, которые ждут меня внутри – эти самые снежинки, сумевшие уцепиться за наст… И мы просто обязаны дать им надежду и веру в себя.
Я зашла в просторный зал с высокими кирпичными стенами. С улицы в четыре больших окна пробивал свет, но его было недостаточно, здесь все равно было темно.
Возможно, оно и хорошо. Иногда, чтобы начать говорить, лучше не смотреть в глаза, лучше не видеть в ответ интереса, отчуждения, сочувствия, понимания… Потому что в этот момент вовсе и не важно, что думают о тебе другие. Важно, что ты начинаешь думать о себе сам. Через что переступаешь, чтобы сказать то самое, первое, делящее твою жизнь на «до» и «после», «отрицание» и «принятие», «ложь» и «правду». То самое: «привет, меня зовут Аня, Маша, Катя, Таня. И «я пережила насилие от человека, которого любила»…
Сегодня группа новичков. Деликатно оглядела девочек. Их четверо, все совершенно разные. Объединяет их одно – глаза. Потухшие, смотрящие в пустоту бесконечности, уставшие…
Я точно знаю, что будет непросто. И пусть каждая из них уже успела пообщаться с одним из психологов центра, вот так, на групповом занятии – открыться непросто. Нужно, важно, но… непросто. И я надеюсь, что смогу им помочь.
Поставила недопитый кофе на стол, сорвала с шеи шарф, стянула куртку.
– Привет, девушки! Меня зовут Оля. И сегодня мы будем с вами знакомиться. Вы должны знать: если вам станет вдруг некомфортно или тревожно – вы можете покинуть эту терапию в любой момент. Если что-то беспокоит, всегда можно спросить и уточнить. Здесь все для вас, а не вы для кого-то. Если больно, некомфортно, тяжело или не готовы, сразу дайте знать. И главное, помните- вы не на пути к спасению, вы уже спасены, как только начинаете говорить- с собой или с другими… Потому что именно этот путь самый непростой и самый длинный- от закрытого переживания кошмара происходящего до признания того, что в вашей жизни что-то не так. Вас обязательно услышат, даже если это будет только шепот… Сам факт того, что вы здесь – это уже половина дела. Вы на пути к свету. И скоро, совсем скоро тьма рассеется. Верьте мне.
Верить им, конечно же, хотелось. Пожалуй, это самое нужное из чувств. Безопасность. Чувствовать себя в безопасности необходимо всем и каждому. Иначе будни превращаются в кошмар наяву.
Страх лишает жертву всего. Не просто ухудшается качество жизни, нет. Ты чувствуешь, как по венам расползается ужас, он поглощает все твои мечты, улыбки, надежду. Он растекается, словно яд, и контролировать себя жертве очень непросто. Ты летишь в пропасть, во мрак, в кромешную темноту, где остаёшься со своими страшными снами наедине. Это продолжается до тех пор, пока вы не сроднитесь – ты и Он. Твой страх.
Но однажды ты понимаешь, что больше нет сил терпеть. Нужно разорвать эту петлю, обвитую вокруг шеи. Нужно вернуть надежду. Она одна поможет справиться. И ты делаешь первый шаг. Ты обязана его сделать.
Я отпила кофе, давая понять им, что со мной можно расслабиться. Не обязательно сжимать пальцы в кулаки и кусать губы, в ужасе представляя, что придётся открыться. Никакого насилия больше. Ничего из того, что им может не понравиться или испугать.
Она заговорила неожиданно для меня и, кажется, даже для себя самой. Взгляд направлен в пол. Невидящий, влажный…
– Меня зовут Вика…
Её рассказ начался осторожно, словно девочка шла по минному полю. Да, именно девочка, хоть ею уже не была. Количество и тяжесть пережитого читались в больших, безумно красивых, но печальных глазах. В остальном она действительно была похожа на подростка. Маленькая, худенькая, даже слишком. Красавица, хоть и выглядела уставшей. Невольно в голову пришла мысль, что такая молодая и милая девочка не должна быть уставшей. Это не норма.
По старым окнам ударил сильный порыв ветра и Вика вздрогнула, бросив затравленный взгляд в их сторону. Верный признак расшатанных нервов- боязнь любых резких звуков и движений посторонних. Я преднамеренно не читала до встречи их досье, таков был мой подход-составить мнение по человеку из субъективного восприятия первой встречи, а уже потом изучать личное дело. Смотрела на нее и пыталась заранее понять- с каким уродливым проявлением насилия пришлось столкнуться ей, девочке в модных кожаных сапожках до колен на большом каблуке, красивом кашемировом свитере и брендовом, в тон, палантине. Ее светлые длинные волосы были собраны в аккуратный пучок, а изящные ушки украшали переливающиеся на фоне тусклого света помещения бриллианты-гвоздики. Боль, страх и жестокость не делят людей по классам и достатку. Там, в пропасти, одинаково страшно-и неважно, ты богат или беден. Вика была богата. Богата от рождения. Только это не сделало ее счастливее. Равно как и более защищенной…
Глава 1
Вика родилась, как сейчас модно говорить, с серебряной ложкой во рту. Единственный ребенок, поздний, с детства обласканный и ни в чем не нуждавшийся. У отца-крупный строительный бизнес в Питере. Мать- хранительница их уютного очага, всю себя посвятила воспитанию дочери, в которую, казалось, решила вложить все то, что не вложили в нее. В появившейся, после многих годов хождений по врачам и святым местам дочери она видела ту, кто проживет ту жизнь, о которой всегда мечтала сама.
Мечтала ли? Сейчас, сидя на своей шикарной кухне в загородном доме в семьсот квадратов в элитном пригороде северной столицы, ей казалось, что мечтала… О карьере спортсменки-гимнастки, о постоянном движении, профессиональной востребованности, приятном чувстве усталости в конце трудного рабочего дня… Думать о том, что стояло за такой жизнью, что бы она чувствовала, пойдя таким путем, а не выйди замуж за одноклассника в восемнадцать лет, она, понятное дело, не хотела. Что хорошего в этих ранних браках? Это когда-то они были одинаково молодыми и красивыми. А теперь она видела в зеркале стареющую тетку, зато муж… Мужу повезло- начатый в далекие девяностые рискованный бизнес хорошо разросся. Он оброс солидными партнерами и связями. Укрепил репутацию в деловых кругах. И теперь «стареющим мужиком» называть его не поворачивался язык даже у неё, казалось бы, знающей все его тайны. Она знала, что в его жизни были другие женщины- помоложе, повеселее. И молчала. Терпела и молчала. Он все равно никогда от нее не уйдет, потому что благодарный и все-таки любит. А еще теперь есть Вика- и она особенный ребенок. Талантливый и тонкий. Их общая задача- не упустить ее дар, развивать, помогать… Ее ждет великое будущее, не иначе. И всё у нее получится, нужно только упорно трудиться… «Не будь, как своя мать», – часто слышала девочка, когда силы покидали в многочасовых пробках с одного факультативного занятия на другой.
В таком ритме, определяемом матерью, Вика жила до пятнадцати лет. А потом, одним днем, матери не стало… Нелепая автокатастрофа в паре километров от дома. Был сильный гололед- и женщина просто не справилась с управлением, возвращаясь из магазина вечером. Всего пара мгновений- и нет человека. Нет целой жизни. Мира целого нет. Это трудно осознать. А потом еще труднее принять…
Страшная потеря, казалось, высосала из пятнадцатилетней девочки всю энергию. Походы по психотерапевтам давали какой-то результат, но это всё было временно и ненадолго.
Вика забросила занятия спортом. Начались проблемы с учебой в школе, а ведь впереди были самые важные годы учебы- выпускные- определяющее время для будущего любого подростка… Неизбежно начались проблемы в общении с отцом, который причину изменившегося поведения дочери видел не в страданиях по безвременно ушедшей матери, а в трудном возрасте и «разбалованности», как он сам это называл. Девушка всё чаще сбегала из дома, чтобы побыть с друзьями, отвлечься от дурных мыслей и тяжелой атмосферы в доме, опустевшем после ухода матери. Так ей оказалось легче сносить всю ту боль, что таилась где-то за грудной клеткой и временами не позволяла дышать. Душила и истязала, лишала радости, но все время подавлялась, сжималась тисками условностей общества, правилами приличия и прочих формальностей.
Он был старше неё. На десять лет. Уже состоявшийся, взрослый мужчина. Вика в свои восемнадцать выглядела очень юной и ранимой. С первых её слов о Нём я поняла из-за кого эти большие, прекрасные глаза то и дело наполняются слезами.
Алекс Коршунов уже занимался бизнесом, когда она ещё была школьницей. Часто видела его в гостях, Константин Коршунов, отец Алекса, был партнером и другом отца Вики, а его младший брат-Максим- учился с ней в одной школе, всего на пару классов постарше, всегда, что называется, опекал и приглядывал за дочкой друга отца. Вика знала их с детства, и была влюблена в Алекса, кажется, всю свою сознательную жизнь.
Поначалу первая любовь на грани одержимости доставляла много боли. Алекс её не замечал. Рядом с ним постоянно отирались какие-то девчонки, глядя на которых Вика считала себя малолетней дурнушкой. Они были взрослые и красивые, а у неё брекеты на зубах и маленький рост. Да и вообще, Алекс с братом, как и в детстве, продолжали называть ее «Малой». Для них она, казалось, так и застыло в дурацком возрасте подрастающего «гадкого утёнка». Так она всегда сама себя оценивала, не видя никаких достоинств во внешности.
Тем не менее, мальчишки не давали ей проходу с самой школы. Все считали её симпатичной и даже красивой. Только вот разве о таком думаешь, когда сердце словно бы замирает и останавливается, стоит только кому-то произнести одно его имя. Что ей все, когда есть Он. Единственный и неповторимый. Такого не заменить суррогатом. Даже если у суррогата его глаза…
Вика отклоняла любые ухаживания. Даже на пушечный выстрел никого не подпускала к себе. Ведь для неё существовал Он один. О нем она робко мечтала, лежа в кровати перед сном. С ним строила в фантазиях красивую, счастливую семейную жизнь с большой красивой кухней и несколькими детишками, весело бегающими по дому. И не было в этом идеальном мире, о котором знала только она, места ни для спортивной карьеры, ни для тяжкого труда. Вика была готова с радостью посвятить себя одному-единственному. Стать для него мощным тылом. Женой. И в этом видела свое предназначение и смысл жизни.
А потом Это случилось. Как раз в ночь, когда ей стукнуло восемнадцать…
Глава 2
Был зябкий ноябрь, обрушивающийся на Питер промозглым холодом, облетевшей листвой и заиндевевшими лужами на рассвете. Прохожие кутаются в свои пальто, задирая горловины водолазок, или как здесь принято говорить, бадлонов, выше подбородка. Вика ненавидела позднюю осень. А еще она ненавидела свой день рождения, когда все внимание на ней… И столько пожеланий и напутствий… И все желают одного-успехов, энергии, красоты… А ей просто хотелось бы, чтобы ей пожелали быть собой…
Вика не хотела шумного торжества, хоть отец и настаивал. И все равно, когда в обед она вернулась из парикмахерской, куда ездила подровнять челку, увидела накрытый в гостиной стол.
–Так бы хотела твоя мать,– сказал отец, увидев немой вопрос, смешанный с укором в ее взгляде.
К счастью, никого лишнего и чужого в дом не позвали. На застолье были самые близкие. Константин Петрович с женой, Макс и… Спустя час после того, как гости расселись и приступили к торжественному обеду, на улице залаяла собака, а в окна брызнул свет фар внедорожника… Сердце Вики забилось, когда она услышала недовольно-наигранный голос Коршунова-старшего, души не чаявшего в старшем отпрыске.
–Его высочество пожаловал. С очередной свой… -хмыкнул, подбирая слово помягче, потому что в этот момент жена ударила его каблуком под столом и цыкнула смущенно: «Ну, Кость…»,– пассией…
А сердце ее упало… Прямо на мраморный пол. Разбилось на тысячи осколков, разлетелось мелкими блестящими каплями по глянцево-холодной поверхности… В висках вибрировало только одно «пассия, пассия, пассия»… И этот факт заглушил дикую вспышку радости и надежды, когда она интуитивно почувствовала, что тот самый запоздалый гость, нарушивший покой их немца Грея на улице, когда заезжал на территорию, – это Он…
Застолье, выпивка, шум, смех и шутки. Она почти не пила, стеснялась отца. Время от времени косилась на девицу с пухлыми губами и пышными кудрявыми волосами, сидевшую от Алекса по правую руку. И ей даже казалось, что Алекс с ней пренебрежителен… Но его рука все равно лежала у нее на талии. А в один момент она с холодящим ужасом осознала, что он под столом трогает ее за коленку и ведет всё выше и выше по ноге…
Родители ребят вместе с отцом Вики удалились в кабинет- выкурить сигару и поговорить о взрослом. А Алекс, казалось, встрепенулся. Стал усилено куда-то названивать и отходить наружу, чтобы поговорить, договариваться о чем-то. Засуетилась и девица. Они явно, что называется, были на низком старте. Вечер переставал быть томным. Скучное семейное застолье, на котором нужно было поприсутствовать дежурно, близилось к завершению. Это-то так и воодушевило парочку. Максим как-то совсем потерялся, а вернее, рядом с ним потерялась Вика. В голове так гудело, что она просто не слышала друга, хоть он и пытался изо всех сил поддерживать милую беседу.
–Да, Толян! Заметано! Ща, минут пять- с предками попрощаемся и стартуем! Столик нам держите только! -услышала она край разговора Алекса.
В глазах защипало…
Быстро сорвалась с места на кухню. Типа убрать посуду, а у самой внутри все клокочет.
–Викусь, чай родителям в библиотеку не отнесешь?-услышала голос помощницы по хозяйству сзади. Мария Александровн была с ними уже много лет. После кончины матери она стала единственной, с кем Вика все еще могла быть собой… Она часто спускалась в цоколь, на кухню, и просто сидела с Марией Александровной, заряжаясь ее женским теплом, которого теперь так не хватало.
Не хотела, чтобы та сейчас видела ее глаза. Вдохнула поглубже, мотнула головой и молча взяла поднос со стола.
Вика зашла бесшумно. На ногах ведь были домашние тапочки. Знала бы она, что Алекс нагрянет-таки сегодня, наверняка бы нарядилась иначе, впрочем… Разве это имело теперь какое-то значение…
–Каков засранец, а?-эмоционально вещал Константин Петрович,– специально притащил эту дуреху с собой… Очередную прошмандовку… Сколько уже их было, а?
–Кость, успокойся,– примирительно вещала жена.
–Ну а что успокойся, Люд?! Это ж он мне назло. Я говорю ему- присмотрись, какая девочка хорошая, из семьи правильной, как бы всем удобно было… Породнились бы с тобой, Егорыч… А он…
Вика кашлянула… Это они сейчас о ней? Оказывается, еще и сватать ее за спиной пытаются… А он не хочет… И приехал сюда нарочно с этой кикиморой… Господи…
Поставила поднос на стол, резко развернулась и побежала на выход. Не было больше сил это терпеть… Нисколько…
Ей бы скорее прошмыгнуть наверх в свою комнату, запереться, а там наплакаться вдоволь… Больно… Обидно…
–Вик, что с тобой?-натыкается в коридоре на озабоченный взгляд Макса,– все в порядке?
–В порядке…– говорит почти срывающимся голосом. Невыносимо сейчас вести этот разговор. Не сейчас. Только не сейчас.
–Мы тут с Алексом с Дианой в клуб собрались. Давай с нами, а?-огорошил он её.
–В клуб?-голос снова дрогнул,– ну и езжайте в свой клуб… Я-то при чем здесь?!-получилось чрезмерно резко. Наверное, даже обидно.– Ну правда, Дим,– добавила, чтобы немного смягчить.
–Не придумывай, Вик. Что значит, при чем ты здесь. Ты наша подруга! У тебя день рождения! Поехали!
Единственным желанием было только одно- отмазаться и убежать, спрятаться… Но перед глазами, как назло, снова всплыла эта самая наглая Диана с пухлыми губами и дико красивый и равнодушный Алекс… Так сильно захотелось отчаянно закричать им в лицо- мне на вас плевать! Я тоже могу веселиться! Я тоже взрослая!
–Дай мне пять минут, Макс… Пойду, переоденусь.
Глотая обиду на возлюбленного, она побежала наверх- переодеваться. Что это было, Вика так и не поняла. Попытка доказать Алексу, что ей плевать. Или же ещё один способ сделать себе больно. Упорная мазохистка, что тут скажешь.
