Анастасия Попова
Стать последней
– С днём варенья, Юлька, – крикнула с противоположенного конца стойки уже «хорошая» Галя и подняла бокал.
– У-у-у, – поддержали её все, и каждый поднял в воздух ту тару, которой в данную минуту располагал.
Оставалось десять минут этого дня. Мобильник, болтающийся в области сердца, завибрировал:
– Юля, ты? Это Денис звонит. Привет, я уже заждался.
– Ну, ещё так рано…
– Я не могу тебя ждать всю ночь: у меня был тяжёлый день, я хочу спать. Да и вообще, тут холодно, а в клубе я светиться не хочу…
«А вот и приличный парень», – Юля вспомнила свои планы на ближайшее будущее.
– Подожди десять минут, я сейчас не могу.
– Жду пять минут и ухожу.
«Вот чёрт, если он уйдёт, меня некому будет проводить, а смыться отсюда раньше двенадцати – огромный риск. Хотя… До дома топать добрых полчаса, а пока со мной этот мальчик, ничего не случиться. Надеюсь, маньяк не бисексуал…» – от этой мысли ей стало смешно, так как в голове прорисовалась достаточно неприличная картина. За этим непристойным занятием застала её телефонная вибрация. «Идти или нет… Жалко, монетки нет по близости…»
– Алё.
– Я пошёл.
– Подожди…
Отсюда было видно часть дороги такой искрящейся и непостоянной. Вокруг было даже много народу, на часах – почти двенадцать. Ну вот, уже ровно. Пять минут первого. Ура! Она выжила.
– Не подскажите, сколько время, – заплетающимся голосом спросили две девчонки тинейджерского возраста.
– Пять минут первого, – ответила Юля.
– Без пятнадцати, – поправил её Денис, – я часы каждый день по радио проверяю. А вообще, шли бы вы домой, здесь маньяк бродит. Таких вот малолеток, как вы ищет…
Девочки сделали круглые глаза и зашептались. Юля тоже сделала круглые глаза. Они вышли в безлюдное пространство.
В 11. 59 душа Юли покинула тело.
Сказать, что это было страшно… Сказать, что это было мерзко… Сказать, что это было неожиданно… Невозможно сказать, как это было… Галя билась в истерике часов пять. С Викой случился обморок. Ксения не сразу смогла вспомнить, как зовут сестру…
– У меня есть знакомая бабка-ведьма. Заплачу, сколько угодно, только чтобы сгноила это чудовище. Пусть наведёт на него порчу, проклянёт, что угодно… – кричала Галя, она ещё вчера желала подруге долгой жизни.
– Она была сама не своя. Она знала про это. Он её предупредил! – шептала Вика.
– Моя бабка его проклянет. Пусть сдохнет тварь.
Денис насторожился. В колдуний он, конечно, не верил, он вообще не верил, что есть душа и есть силы, неподвластные нам, но слова Гали его зацепили.
– Какая бабка? Что ты несёшь?
– А что?
– Глупости всё это.
– Баба Клава. Она действительно может. Был случай… – у Гали появился азарт и загорелся огонёк в глазах. Она не любила, когда с ней спорят.
Галя, не стесняясь в выражениях, стала описывать Денису, как знакомая вещунья расправляется со злодеями. Нет, она не была рекламным агентом бабы Клавы, ей просто захотелось отвлечься от того, что случилось, хотя бы на несколько минут.
– Как можно было так искромсать такое красивое лицо? Как вспомню, аж мурашки по коже. Неделю, наверное, спать не буду, – прорезала повествование Гали тихая, как вздох, и пронзительная, как скрип железа по стеклу, реплика Ксении.
Галя вспомнила, какой видела подругу в последний раз и горячая волна подбежала к горлу.
Глава 4
«Её любимую подругу жестоко убили. Но она не станет проводить собственное расследование обстоятельств преступления, как в дешёвых американских детективах, она даже не захочет задушить «этого мерзавца» своими руками. Она просто пойдёт, шепнёт какой-то бабе Клаве, которая, скорее всего, обычная шарлатанка, мол, сживи со света маньяка. Та пообещает выполнить просьбу и возьмёт в качестве вознаграждения мятый полтинник. Душа спокойна. Полтинник за успокоение. Типичный способ решения проблем женщиной: сделать нечто абсурдное и вообразить, что сделала это не просто так, а с умыслом. А если дать ей шанс отомстить: прийти и сказать: «Вот он я, тот маньяк, если сможешь, отомсти, если нет – умри». Сможет? Сомневаюсь…» – размышлял Денис. Дверь в комнату распахнулась. Вошла Ирина жарко пылая раскрасневшимися щеками:
– Я знаю, это ты…
– Что я?
– Не придуривайся. Ты убил… эту девочку? – Ирине было непросто произносить такие слова.
– А если не я.
– Ты.
– Да, это был я. И что?
– Я сдам тебя милиции.
– Не сдашь. – Денис никогда не кидался словами, он всегда был уверен в каждой букве, которую произносит, чего нельзя было сказать об Ирине.
– Сдам.
– А все твои соседки и подружки будут показывать на тебя пальцем, мол, у неё сын маньяк, а ведь у некоторых из них пропали девчонки. Ты же сама жить не сможешь. Ты не бросишь свою распрекрасную работу на вахте. Ты никогда не переедешь не то что бы в другой город, даже в другой район. Ты… Ты никогда в своей жизни ничего не сделала… Недоучилась, недолюбила, не осуществила ни одной сокровенной мечты и фантазии. Ты даже не смогла вырастить нормального сына.
«Как я нескончаемо прав», – говорило лицо Дениса.
– Мерзавец, – представила последний аргумент мать, – я тебя воспитала, вырастила, последние копейки на тебя тратила. Ты должен быть мне благодарен!
– А я не благодарен, – спокойным тоном сказал Денис и направился в свою комнату, – кстати, не плохо было бы квартиру разменять. Не хочу больше с вами жить…
«Я тебе не благодарен. Я вообще никому не благодарен, – он продолжал в голове разговор с матерью, – А за что? Кстати, надо будет снять комнату и вообще жить на свои – не маленький уже. Она говорила, что тратит на меня тысячу в месяц. Мне исполнилось восемнадцать три месяца назад. Три тысячи. Небольшой долг». Денис ясно представил такую картину: живёт он где-нибудь в другом городе, купил машину, почти накопил на квартиру, снимает гостинку вместе с Катькой. И тут появляется бабка (почему бабка, Денис сам ответить затруднился бы, наверное, потому что бабка считала, что он больше доверяет ей, чем матери, хотя он не доверял обеим). Он, как обычно, подвозит до дома с работы Катю и его начальника Сергея Петровича.
Надо оговориться, что в настоящий момент Катя не знала Сергея Петровича. А вообще, Денис давно мечтал попасть в подчинённые к этому человеку, так как он был очень отзывчивый и добрый, но у Дениса пока не доставало опыта.
Так вот, сидит Денис такой весь в кожаном пиджаке за рулём, рядом любимая девушка, на заднем сиденье его шеф и бабка. Бабка говорит:
– Ты, внучёк, нам совсем не помогаешь.
– А я вам чего-то должен? Ах да.
– Он останавливает машину и достаёт из багажника доллары.
– Три тысячи, это… Сто баксов, держи. Теперь я вам ничего не должен.
– И всё?
– Когда я стал совершеннолетним, я прожил с вами три месяца. Мать говорила, что тратила на меня тысячу в месяц. Пришло время рассчитаться.
– Да как ты можешь? Разве можно измерить всю ту теплоту, что мы тебе дарили все те годы?
– Какую теплоту? Которой не было? Она меня никогда не любила (и я её, кстати, тоже). Она постоянно делала вид, что я ей в тягость. Я, конечно, понимаю, по молодости, по глупости залетела, но я то в этом не виноват. Если я ей не был нужен, делала бы аборт. Я никогда не был её сыном – я был её ошибкой молодости…
– Да, а то, что потратили тебе на еду и одежду за 18 лет, ты не посчитал?
– Нет, я тогда не был взрослым человеком. Это всё равно, что с попугаев требовать вернуть деньги за питание.
– Ну, ладно, ты мать ненавидишь, а меня?
– За что тебя любить? Ты всегда была её подтявкивалкой (классное слово, надо бы запомнить). Она говорит, а ты поддакиваешь.
– Да есть ли в тебе что-то святое. Ты же никого не любишь.
– Я люблю, и любил только Катю. А что касается родственников… Говорят, в семье не без урода. В нашей семье уродом был я. Да, я помню, как на праздники собирались все родственники, сначала друг друга поздравляли, а потом напивались и накидывались на меня с упрёками. Любыми. Начиная с того, что пол на кухне не помыл, заканчивая тем, что вчера четыре по математике получил. А что касается других… В принципе, теплее всего я отношусь к училке по физике. Она была действительно сильная, много мне дала и относилась ко мне хорошо. Другие тоже относились хорошо, но это вполне понятно, я ведь всегда готовился. Если бы они относились ко мне плохо – были бы полнейшими мерзавками. А вообще, в школе мне нравилось. А вот универ… Нет, я учился нормально… Но мне всё это давалось с таким скрипом… Большинство преподш начинали лекции с монологов о том, какие мы подлецы: постоянно пропускаем занятия, не хотим учиться и вообще из нас ничего не выйдет. А я никогда просто так пары не пропускал и первые курса два действительно хотел что-то узнать. Такой вот дебильчик, интересно мне было. Только Эльвира Ивановна мне реально чем-то помогла. Да, ей я, что уж греха таить, благодарен. Отличная была старушка. Мы сначала потешались над ней и её именем, а она прониклась ко мне, помогла устроиться на практику, а я потом сам как-то…
К слову, Эльвиры Ивановны не существовало и вообще, первая практика только должна была быть через год.
Денис вдруг понял, что весь этот вздор, гепотетически слушает Сергей Петрович. Очевидно, у него испортилось мнение о нём. Но Денису хотелось бы, чтобы человек, которого он уважает и человек, которого он любит, услышали его сокровенные мысли и обиды. Ему хотелось бы, что бы отличный дядька Сергей Петрович сказал: «Ты перспективный молодой человек, у тебя всё получится, а то, что прошло оставь прошлому, ты ведь не виноват, что тебе не повезло с родителями», а Катя бы добавила: «Зато мне повезло с тобой и нашим детям повезёт».
Глава 5
Галя опустилась на кровать и уткнулась носом в подушку. Юля была классной: живой, лёгкой и честной. У них было так много планов: завести романы с преподавателями, устроиться на работу по объявлению, смотаться автостопом в Москву…
– Зачем тебе в Москву, – ответил на её мысли кто-то, – через три дня тебя не станет.
– Что? – Галя возможно испугалась бы, но пугаться было уже нечем.
– Твоя подруга 16 – я жертва маньяка. Ты можешь стать последней.
– Я не хочу.
Демон ждал этого ответа и поэтому заранее подготовил речь:
– Видишь ли, та, которая согласится попасть в когти чудовища станет последней. До тебя шестнадцать девушек, после тебя, кто знает, сотни… Ты можешь добровольно прервать список.
– Зачем? – воспалённый мозг Гали не имел возможности воспринимать достаточно ясно получаемую им информацию.
Демона было смутить трудно, но у неё это получилось.
– Разве тебе не жаль их молодые жизни?
– Мне себя жаль.
– 200-300 сколько их будет? Один человек, если захочет, может мир перевернуть, а 300… Ты, быть может, спасёшь ту, которая откроет лекарство от рака или сделает Владивосток самым богатым городом мира… Неужели чужая жизнь для тебя ничего не значит?
Что за бред? Я её только что видела… У неё были выколоты глаза, её всю истыкали ножом… Это же дикая боль! Если можно избежать её, я сделаю всё для этого…
– Ты тоже оставляешь себе шанс?
– Почему тоже? Юля … ты ей сказал… Почему она просила прощенья?
– Она знала, что следующей будешь ты, но… Человек слаб.
– Слабачка, дура, – прорычала Галя, но обвинять кого-либо сейчас было глупо.
– После тебя будут Ксения и Вика, – демон задумался, – Ни одна из шестнадцати не сказала «да». Я даже не жду такого ответа от тебя.
Боль. Это слово билось в виски венозной пульсирующей кровью. Однажды Галя столкнулась с болью. Тогда это было страшно, а теперь?
– У тебя есть иголка? – спросила она демона. Тот удивился, но кивнул.
Уколи мне палец.
Длинные пальцы девушки легли в тёплое облако, которое служило этому чёрному рыцарю смерти рукой. Длинная синяя игла с бусинкой на конце резко вонзилась в палец. Красная капля закатилась под ноготь.
– Ай- ай. Нет. Если несколько клеток ТАК реагируют, представляю, как будет беситься всё тело.
А как бесится всё тело при чрезмерном механическом воздействии, Галя ещё не забыла. В принципе, она была достаточно изнеженным существом, она даже не боялась смерти (так как это понятие было для неё слишком абстрактным) когда-то она не боялась и боли, пока не пришлось столкнуться с ней лицом к лицу. Это произошло, когда ей было двенадцать. В августе. Они всей семьёй приехали на дачу. Бабушка поставила чай. Чайнику отдали место на шкафу, чтобы кот Гриша, который лазает везде, а шкафа почему-то боится, не обжёгся. Чай закипел. Галя встала на небольшую, слегка неустойчивую табуретку и… В кухню влетел Гришка. Из его рта торчала большая рыба, послышались вопли бабушки. Галя потеряла равновесие и вместе с горячим чайником полетела на пол. Дальше вспоминать не хочется…
Разве может быть что-то непереносимее боли? Вряд ли… А можно ли к ней привыкнуть? Может быть, за десятилетия и можно, а за три дня? Галя взяла в руки иглу. Слёзы побежали из глаз, обжигая щёки.
Живущая по соседству Ксения, для которой этот мир, как ни странно, ещё существовал, обнаружила, что кончилась соль.
– Галя, у тебя есть… Оба-на, – Ксения не ожидала увидеть Галю в образе приведения. Она будто бы стала прозрачней, её покрасневшие глаза упирались в пол, по ногтям стекала кровь. – Что у тебя с пальцами?
– Привыкаю к боли.
– С ума сошла…
– Ксюша, правда, лучше наглотаться таблеток, чем быть так жёстко истерзанной.
– У тебя крыша едет… – Ксения даже была возмущена. На неё в своё время свалилось столько всего и что? Ксения живёт и здравствует. А эта девочка, комнатная кошечка… Нет, конечно то, что произошло, ужасно, но почему-то никто не сломался, все живут, а она видите ли…
