Анастасия Попова
Сказки ленивого бора. Сборник
– Моё мнение, что надо всех алкашей расстрелять, – глубокомысленно замечала коменда.
– Нет, необходимо всех перевоспитать. Нет такого безнадёжного человека, из которого нельзя было бы воспитать достойного члена общества, – отвечал Федя.
– Да они… Да ты хотя бы посмотри на наших студентов… – парировала коменда, и они с костеляншей начинали вспоминать, кто как и в чём провинился за все их два с половиной года деятельности.
В этот момент Феде по-хорошему следовало замолчать и поддакивать женщинам, но он начинал спорить. Весь секрет противоречивой натуры Феди был в том, что он спорил всегда. Когда студенты ругали руководство общежития, он защищал те принципы, с которыми, брызжа слюной, не соглашался с комендой.
Например, коменда и костелянша твердили:
– Если кого-то поймали в общежитии с пивом или сигаретами, его надо гать в три шеи.
Федя почти математически доказывал, что человеку надо дать шанс, и что каждый молодой человек должен пройти стадию развития «пьянки-гулянки» иначе в будущем из него не получится полноценный индивид.
В конце такого разговора коменда кричала:
– Ты у нас нелегал, вот я тебя и выселю!
И приносила Федю мне. Мой маленький человечек очень обижался на неё за эти слова.
– Не парься ты, – говорила я, – она всем так говорит, я даже слышала, как она отчитывала кота за то, что он нагадил в постирочной: «Я тебя выселю!»
Потом приходили друзья с бутылкой водки, и Федя начинал рассказывать, что за это всех следует немедленно выгнать из общежития, и он завтра всё расскажет коменде.
Тогда друзья накрывали Федю чёрной тряпкой, включали громко музыку, и он больше никому не мешал. Но Федя назавтра ничего никому не рассказывал, потому что понимал – нас тоже могут выгнать.
В конечном итоге коменда выполнила своё обещание и выселила меня за постоянные дебоши и Федю за компанию. Был пятый, последний курс. На дворе стоял январь. Зуб на зуб не попадал. Я думала, как смогу перевезти все свои вещи и, главное, Федю, чтобы он не замёрз, и не разбился его домик. С горем пополам я переехала, но через месяц мы рассорились с хозяйкой и она, не вернув плату за следующий месяц, выкинула нас на улицу. За вечер не имея ни копейки в кармане, я должна была найти угол.
Я сидела на сумках и плакала.
– Держи себя в руках, – посоветовал мне Федя.
– Меня больше никто не выгонит, я куплю свою квартиру, – ответила я.
Но это было невозможно: квартира стоила так дорого, что даже если получать нормальную зарплату, совсем ни на что не тратить и не есть, на квартиру всё равно не накопишь, потому что в год они дорожают в два раза.
– А ты вернись домой.
Я не хотела возвращаться и не потому, что мне осталось всего полмесяца учиться. Просто этот город больше, люди здесь прогрессивнее. Потому что там я уже чужая, хотя и здесь я пока не своя. Потому что не для того я училась пять лет здесь, чтобы вернуться и работать там продавщицей в каком-нибудь киоске.
Дальше мы пожили у друзей, и в итоге я нашла комнату с хорошей хозяйкой. Нашла и работу. В банке (это было не сложно с моей специальностью). Теперь у меня в друзьях самые богатые люди этого города. Даже сама Наталья Громова. Надо сказать, что эта женщина держит здесь сеть салонов красоты и супермаркетов (кстати, в её салоне красоты мы и познакомились). Ей также, как и Феде, 32.
– Мужик перевёлся, – однажды пожаловалась она мне, – теперь они либо геи, либо быдло. Одно другого не лучше. Как бы я хотела встретить Дон Кихота, который борется с ветряными мельницами или настоящего полковника в идеально отглаженных брюках…
Я рассказала Наталье Громовой о чудаке, который живёт у меня в бутылке и пытается приучить к порядку кота. Она засмеялась, но попросила показать ей Федю.
Я принесла ей его. Они завели разговор о колайдере, потом он перетёк в проблемы взаимоотношения полов…
Наталья стала чаще искать со мной встречи и просить, чтобы я дала ей поговорить с Федей. И вот однажды она предложила:
– Я хочу купить его у тебя.
Я покачала головой, но… Когда она назвала цену…
– …за три миллиона.
Три миллиона! Это хорошая двухкомнатная квартира и больше никто не сможет сказать мне: «уходи». Хорошая двухкомнатная против придурка, который встаёт в семь утра для того, чтобы разбудить кота, и даже это у него не получается.
В понедельник я передала Наталье Федю, а она мне три миллиона. Во вторник я переехала в новую квартиру.
В среду я поняла, что осталась совсем-совсем одна в огромном мегаполисе. Семья находится в городе, куда я приезжаю лишь раз в полгода, потому что нужно привезти или увезти зимние вещи.
Подруг нет. Нет, потому что три месяца назад мы закончили университет, и больше не встречаемся. На работе люди постоянно меняются – каждый ищет, где теплее и уходит туда. Я тоже собираюсь уйти. А главное, Федя. Я так к нему привыкла. Где бы я ни была, я чувствовала, что мы вдвоём, а вдвоём, всё-таки не так страшно, как одной. Я понимала, что не имею права продавать Федю, ведь он такой же человек, как я, только очень маленький. Одно дело, если бы он сам ушёл к Наталье, другое… Получается, что я отказала ему в привилегии называться человеком.
В четверг стало невыносимо, и я подумала, что надо купить другого такого маленького человечка. Но меня поразила мысль: другого такого нет. Федя один во всём огромном мире.
В выходные я по-прежнему просыпалась в семь, хотя маленький будильник давно уже не звенел. А вечером я приходила домой, чтобы поговорить, но… поговорить было не с кем. Я ловила себя на том, что моя рука пытается нащупать его бутылку, но бутылки уже нет. Как я могла… продать друга? Да, он был глупый и нелепый. Да, он боролся с попугаем и котом и попугай с котом его побеждали, да, он непонятно зачем одевал каждый день строгий костюм… Но он был мой. Мне его подарил дедушка, когда вернулся из плаванья. Это было утром 5 марта, когда за окном шёл снег.
В пятницу, как обычно, я пошла в ночной клуб. Я сидела за стойкой, когда наткнулась глазами на знакомое лицо. Это была Наталья Громова и… мужчина, похожий…
Мужчина подошёл ко мне, улыбнулся. Я всё ещё не могла его узнать.
– Здравствуй, моя принцесса, – сказал он и приобнял меня.
– Федя…
Это был высокий джентльмен в идеально отглаженных брюках и с густыми усами.
– Ты всех котов у Громовой победил? – съязвила я.
Он усмехнулся.
– Коты в прошлом. Наташа передала мне сеть супермаркетов, теперь я являюсь одним из богатейших людей этого города.
Подошла она, мой самый злейший враг, моя самая ненавистная соперница.
– Как ты меня… нас осчастливила! – воскликнула она и изобразила самую искреннюю улыбку, на которую была способна, – я думала, таких мужчин вообще не бывает! Он такой: ответственный, аккуратный, честный, как капитан в старых сказках.
Я всё ещё не могла понять, как это случилось. Как из человека, величиной с мышь, Федя стал настоящим полковником?
– Наташа говорила мне, что я особенный, она слушала, что я ей говорю, и… Я не знаю, как это, я ощутил, что ничем не хуже вас всех и… вырос.
Наташа с Федей пошли выбирать столик. Я смотрела в их спины и думала: «Если бы он у неё умер, как остальные девять человечков, так было бы лучше. Для кого? Для меня. А для него? А для него было бы лучше, если бы дедушка ещё тогда 5 марта в снегопад подарил его не мне, а ей».
Порча
В стареньком пятиэтажном доме жила старуха. Не осталось у нее ни мужа, ни детей, ни телевизора. Лишилась всего старуха в один страшный год. Муж помер, едва ему исполнилось пятьдесят. Его нашли в канаве у пивного ларька. Был он человек тихий, скромный, но последний год пил, не просыхая. Старшая дочь была красавицей длинноногой, черноокой. Любили ее все ребята. Да вот решила она, что за красоту хорошие деньги дают. Смерть настигла ее в полночь при мерцании свечей и тихой музыке моря. Средняя дочь с детишками погибла в пожаре. Младшая подалась на заработки в столицу и не вернулась. Вскоре сломался телевизор.
А жила старуха между двух колдовок. Рыжая, баба Маша, ей постоянно подкидывала под порог соль, черная, Галя, постоянно шептала себе что-то под нос.
– Мне ничего не надо, лишь бы у моих все было хорошо, – часто говорила соседкам старуха и, в подтверждение своих слов, крепко зажмуривала глаза.
Потом она перестала так говорить – глазливые были соседки. В этом городе колдовали все: от продавщиц в магазинах до водителей автобусов. Старуха даже стала бояться выйти на улицу, но, когда все уже было потеряно, собрала она все свои деньги и отправилась к цыганке, чтобы снять злосчастную порчу, которую на нее наслала какая-то из страшных колдовок этого города.
Цыганка эта была известная. Хранила она у себя под черным платком магический шар, несколько гадальных раскладов знала, могла и приворожить и порчу навести. Боялись ее люди, но выстраивались в очередь, коль нужно им было чего.
Вошла старуха в комнату, занавешенную красными и черными платками, села напротив цыганки. Скрестила за спиной пальцы. Эти гадалки, они же глазливые…
– Не надо на меня скрещивать пальцы, – сказала цыганка.
– Сними с меня порчу, добрая женщина, – елейным голоском пропела старуха.
Долго смотрела на нее вещунья раскосыми черными глазами, потом сказала: «Нет на тебе порчи».
– Как так? Двадцать лет назад померли у меня муж и дети в один год. А Маша мне постоянно соль сыплет. А Галя шепчет постоянно. Чтоб им неладно было, чтоб сами они и дети их попередыхали, как собаки.
– Нет на тебе порчи, – повторила цыганка и достала шар.
Увидела старуха четко, как по телевизору, Машу и Галю. Маша, как это часто с ней бывало, шла и соль разбрасывала, а Галя шептала.
– Ты чего это бубнишь? – спросила Маша.
– Я говорю, приду, надо позвонить Саше, потом Свете, потом постирать, потом в магазин сходить, потом… Забыла из-за тебя. Постирать… А! Потом в магазин сходить, потом сериал посмотреть.
– Так ты че, забываешь?
– Забываю, всегда забывала. А ты чего соль разбрасываешь?
– Это не соль, это от крыс…
Погас шар.
– Не верю я твоему шару. Кто же детей и мужа моего в один год в могилу свел?
Как в телевизоре, в шаре возник муж. Было ему еще лет тридцать. Пришел он пьяный, стал песни кричать. Она, еще молодая, бранить его начала. Муж сдуру как зарядил ей в глаз кулаком. Села она в углу:
– Да будь ты проклят. Сдохнешь, как собака, в канаве в пятьдесят алкашом старым. Снегом занесет тебя и будешь валяться никому не нужный.
И дальше. Через 20 лет. Муж в канаве лежит, занесенный снегом. Его пальцы еще шевелятся, а люди проходят мимо. Никто не хочет к нему, грязному, подходить…
– Он-то и не пил совсем, только в тот раз… – сказала цыганка и вздохнула.
– Так ты, ведьма, хочешь сказать, что я Ванечку со свету сжила?
– И не только Ванечку.
В шаре появилась старшая дочь. Ей тогда было пятнадцать. Прибежала она домой за полночь. Глаза горят. Встала у окна и смотрит.
– Где это ты шлялась? – крикнула ей мать.
– Где захотела, там и шлялась…
– Закрою тебя, будешь дома сидеть.
– А я через окно сбегу.
– Как ты с матерью разговариваешь?
Громкий удар полотенца.
– Ты мне не мать. Меня тетя Маша родила, а ты у нее украла. Убегу я от тебя.
– Беги, проституткой помрешь, будь ты проклята. Захочешь с мужика деньги получить, а он тебе нож в спину.
И дальше… В квартире без штор совсем нагая она требует с пьяного старика деньги. Он кричит, она оборачивается: «Сейчас пойду, с тобой разберутся». Он берет нож, которым ночью яблоки резали, втыкает ей в спину. Лежит старшая дочь на голубом атласном одеяле, истекает кровью, а спасти ее некому. Да и кто бы стал ее спасать?
А вот средняя. Рассорилась с мужем, приехала к родителям вместе с двумя детишками. Дрались детишки, за волосы друг друга таскали. Однажды пришла старуха, а дети все вазы перебили, сидят на полу, орут. А дочь что-то на кухне делает и ей как будто все равно. Разняла детей старуха, надавала им подзатыльников, позвала старшую дочь.
– Что это вы мне здесь устроили?
Дочь вышла, смеется.
– Они как есть захотят, всегда дерутся, сейчас я их покормлю.
– А мои вазы?
– Мам, ну ты же понимаешь, у меня сейчас нет денег.
– Да ты знаешь, кто мне их подарил?
– Ты меня постоянно во всем упрекаешь. Что я виновата, что не сложилось?
– А я ведь тебе говорила, не выходи за него…
– А ты всегда говоришь… Лучше б молчала.
В это время внучка показала внуку дулю.
– Дура, – закричал он и дети снова вцепились друг в друга. Дочь кинулась их разнимать.
– Да что бы вы все сгорели, будьте вы прокляты, – крикнула старуха.
И тут же. Пожар. В нём мечется средняя дочь, её волосы горят. В её руках внучка, внук лежит на полу в соседней комнате.
Старуха встала.
– Колдовка! Да будь ты… – разозлилась она на цыганку.
– Стоп. Никогда я не наводила порчи на людей, а на тебя наведу.
Цыганка достала из кармана порошок и кинула в лицо старухе.
– Да чтоб ты так и не дождалась своего счастья!
Старуха вышла вся в слезах. Раньше она шла по своей улице и думала: «Колдовки! Сглазить меня хотите!», а людей не слышала. А теперь стала прислушиваться. Идёт, а за спиной шёпот:
– Ведьма! Помнишь, это она мне пожелала, чтобы я с работы вылетела. До сих пор летаю.
– А мне пожелала, чтобы я солнца больше не увидела. Как ни выйду на улицу – постоянно морось…
Старуха пришла домой и поняла, что главная колдовка на ихней улице – это она. И стало ей так плохо, что её старенький мозг стал бешено пульсировать, и какой-то дряхлый сосуд не выдержал, залил кровью мозг.
И тут в её обшарпанную дверь постучали. Первый раз за последние 20 лет. Там, за дверью стояла дама с пышными формами, тщедушным мужичком и маленьким рыжим пацанёнком.
– И чё мы не открываем… – весело сказала милая толстушка.
– А вдруг она… того, – сказал мужчина, что был с толстушкой, – ты её сколько, 20 лет не видела?
– Когда я уезжала, она сказала мне: «Да чтоб я больше тебя никогда не увидела!» Она не хотела, чтобы я ехала в столицу. Глупо, конечно, но эта обида долго сидела во мне. А потом, сам знаешь, нужно было устраиваться…
Мальчишка стал тарабанить в дверь:
– Бабушка, открывай, соседи сказали – ты дома. Мы к тебе из столицы! Мы тебе телевизор привезли!
Пропали хозяева
Это точно их огород. Я помню, здесь был маленький домик с круглой дыркой в полу и тряпкой вместо дверей. Туалет, кажется. Вот он. Там, на брёвнах мы ели. Ещё остался их запах. Почему запах есть, а их нет? Может, они пошли меня искать? Тогда надо сидеть здесь. Хочу домой, хочу на диван. Где они?
Я Альфа. Мне 2,5 года и я очень красивая. У меня ровный рыжий окрас и приплюснутая чёрная пасть. Я живу в семье, где есть мама, папа и Артём. Артёму семь лет, он скоро пойдёт в школу. Он мой лучший друг, потому что мы вместе играем и гуляем тоже вместе. Раньше я брала маму или папу, и мы забирали Артёма из садика. Теперь в школу он будет ходить сам.
Мама у нас хорошая. Она ходит на работу и приносит с работы мясо, …. ну, там ещё много чего, но главное, что приносит мясо. Мама варит для меня суп. Сами они тоже его едят.
Папа у нас самый главный. Он тоже ходит на работу, но ничего не приносит. Мы с Артёмом часто берём папу и идём гулять. Я учу его, как кидать мне палку, чтобы я её приносила и показываю ему, как надо ходить по турникам.
Ещё у нас дома есть попугай и рыбки. Они мне ничем не мешают.
Сегодня мы встали очень рано. Мама и папа взяли большие сумки. Я тогда подумала: зачем мы идём гулять с сумками и зачем нам мама? Но мы шли не гулять. Мы долго стояли рядом с дорогой, а потом зашли в какой-то дом. Кажется, называется, автобус.
Там было очень-очень много людей. Какая-то тётка крикнула:
– Уберите свою собаку. Я её боюсь!
Меня загнали в самый угол. А я всё думала: почему она меня боится? Неужели она думает, что я отберу у неё курицу, которую она несёт в сумке? Мне это не надо – я хорошо воспитана и знаю, что нельзя брать чужое мясо.
В этом доме было очень жарко, хотя снизу поддувало. Я решила сказать маме, что больше не хочу здесь находиться, и стала выть. Папа сказал:
– Ну-ка замолчи.
Мама погладила меня по голове и сказала:
– Потерпи, скоро приедем.
А Артём засмеялся:
– Ты прыгни в окно!
Я подумала, что он пошутил, и не стала прыгать в окно.
Когда мы вышли, мы оказались совсем в другом месте. Видимо, этот дом, который называется «автобус» был волшебным. Здесь пахло не так. Здесь было много деревьев и не было больших домов. Здесь кошки собирались стаями и сидели пять штук на дороге. Я хотела прогнать кошек, но папа сказал:
– Фу!
И дёрнул поводок.
И вот мы пришли на огород. Папа отметил, что хорошо, что мы его купили, а Артём взял палку и сказал, что он пещерный человек. Я устала от автобуса и легла в тенёк. Сейчас конец мая. Иногда из-за ветра очень холодно, а иногда на солнце жарко так, что кружится голова. Я долго лежала на своём месте и всё размышляла… Я думала, что мы в какой-то другой стране, где всё по-другому и, возможно, мы здесь будем жить всегда. Но я не хотела здесь жить, потому что здесь нет дома, если не считать штуковины, которую назвали, кажется, туалет. Но там даже мы с Артёмом едва поместимся и там вообще не получиться лечь.
Меня позвали есть. Мой суп был слегка тёплый, а вместо миски была посудина из-под майонеза. Я поела и пошла дальше лежать.
Потом Артём подбежал ко мне, стал дёргать меня за уши и звать с собой. Мама крикнула:
– Только не долго, после восьми автобусы уже не ходят.
– Хорошо, – крикнул Артём, и мы пошли.
Мы спустились к реке. Артём сказал, что надо сделать мост и перейти на ту сторону. Он стал собирать палки, а я ходила за ним. Потом я подошла к воде.
– Не подходи близко к реке. Тебя унесёт течением, и ты умрёшь, – предупредил Артём и стал оттаскивать меня за ошейник.
Потом я увидела какого-то странного зверька. Он вылез из-под земли, пробежал и под землю. Я захотела поймать его, и пошла на его запах. Артём в это время побежал вниз по реке, но я не волновалась – мы могли видеть друг друга.
Я заходила всё дальше и дальше в лес, а запахов зверьков было больше и больше. Когда стало темнеть, я пошла к реке, но Артёма там уже не было. Я вернулась на огород.
Это точно их огород. Я помню, здесь был маленький домик с круглой дыркой в полу и тряпкой вместо дверей. Туалет, кажется. Вот он. Там, на брёвнах мы ели. Ещё остался их запах. Почему запах есть, а их нет? Может, они пошли меня искать? Тогда надо сидеть здесь. Хочу домой, хочу на диван. Где они?
Уже темно, уже ночь. Их нет. Может быть, они нашли небольшой домик и остановились там? Надо поискать их. Вот какой-то дом. Дверь на огород открыта. Они, наверняка здесь. Я их нашла.
Во двор выходит какая-то толстая тётка. Она берёт палку и кричит:
– Пошёл вон!
И замахнулась на меня. Я убежала. Я бежала и увидела Артёма. Куртка, как у него, штаны, как у него, буцы, как у него.
– Артём, это я! – с лаем бросилась я к нему.
Мальчик стоял у дороги и ковырял землю палкой. Когда он услышал, что я к нему бегу, он повернулся и закричал. Выбежал мужчина, который стал кидать в меня камни. Я не хотела убегать. Артём, скажи ему, что это я, скажи, чтобы не кидался! Один камень попал мне по лапе. Я взвыла от боли и увидела, что побежала кровь. Я остановилась и разглядела мальчика. Это был не Артем.
На шум выбежала какая-то женщина.
– Что такое? – спросила она.
Мальчик заплакал и уткнулся ей в юбку.
– Бешенное животное. Хотел покусать Сережу, – ответил мужчина.
Просто это были пещерные люди, которые никогда не видели собак. С чего это мне кусать ихнего Серёжу, он же не кошка!
Тогда я подумала, что надо пойти туда, где есть автобусы. Зайти в какой-нибудь и оказаться там, где мы были. От туда я уж дойду до дома.
Я шла-шла. Я оказалась возле дороги. Там было много машин и ни одного автобуса. Я легла. Я поняла, что очень-очень хочу есть. Они ушли и даже не оставили посудину из-под майонеза. Я бы её облизала. А вдруг… Нет этого не может быть… А вдруг? Я им надоела, они обманом притащили меня сюда и оставили навсегда?
Мне стало страшно. Даже если это получилось случайно, вдруг я не найду их, а они не найдут меня, и мне всю жизнь придётся находиться в этой странной стране? Нет, лучше умереть! Я не знала, что хочу больше: поесть или умереть. Наверное, поесть хочу всё-таки больше. И тут, передо мной открылась дверь одной машины. Я раньше думала, что эти машины, они ну, как деревья… есть и всё тут. А оказалось, что это маленькие автобусы.
Так вот, передо мной открылась дверь машины. Из неё вышла девочка. Я встала и, пока дверь оставалась открытой, просунула туда голову. Девушка, которая пыталась вылезти, закричала:
– А! Тут собака!
Я испугалась и отошла. Я почувствовала, что у девушки в сумке рыба. Рыбу я люблю меньше, чем мясо, но сегодня готова съесть и её. Я пошла за ними. Сначала они шли медленно. Потом девочка оглянулась.
– Она идёт за нами, – скала девочка.
Они пошли быстрее, и я пошла быстрее. Девушка оглянулась:
– Она нас преследует.
Они шли-шли и резко остановились. Я подошла к ним и уткнулась носом в сумку, намекая на то, что хочу рыбу.
Девушка отодвинула сумку от меня, достала из неё рыбу и кинула мне. Я съела и пошла за ними дальше, потому что хотела получить ещё. Они оглядывались на меня и шли, шли…
Они открыли дверь в заборе и вошли, а меня не впустили.
– Тебе сюда нельзя, – сказала девушка.
Я подумала: раз я поела, теперь надо умереть, и пошла к реке. Я встала близко-близко к воде, чтобы меня унесло течением.
Там сидел какой-то мужик. В его руке была длинная пластмассовая палка. Рядом с ним лежала рыба. Как я уже говорила, я люблю мясо, но, когда голодная, и рыба сойдёт. Мужик заметил меня:
– Есть захотел, да?
Он дал мне рыбину. Я съела. Дал ещё, я ещё съела. Если бы он дал мне целое ведро, я бы не отказалась. Но он не дал. Я села рядом с ним. Он погладил меня по голове.
– Ты чей? – спросил мужик и потеребил мой ошейник.
Мужик встал, собрал вещи и пошёл.
– Потерялся, наверное, – сказал он, скорее себе, чем мне, а потом добавил, – пошли, я тебе ещё дам.
Я пошла. Я подумала, что могу найти своих завтра, а этот мужик меня накормит.
Нас вышла встречать та самая тётка, которая прогоняла меня палкой.
– И зачем мне здесь эта уличная псина, – закричала она.
– Он не уличный. Он, наверное, потерялся. Завтра надо развесить объявления, что найдена собака.
– Тьфу! – сказала женщина и пошла в дом.
– Да ладно, может они вознаграждение заплатят.
Мужик обманул меня и ничего не дал. Мало того, его пещерная жена меня ненавидит, а ночую я на улице так же, как ночевала бы, если бы не пошла за ним. Я хотела выбраться, но дверь была заперта. Когда выходила тётка, я попыталась проникнуть в дом, но она ударила меня по голове.
Я уснула, как только легла. Видимо, здесь какой-то волшебный воздух. Мне снилось, что я умерла и попала в собачий ад. За что, зачем? В этом собачьем аду жили пещерные люди, там не было диванов, домов, Артёма, мамы, папы и мяса. Там приходилось бегать по помойкам, там все старались кинуть в меня камень. Что я сделала, чтобы попасть в это место? Я хорошая собака, я умею бегать за палкой и встречать Артёма из садика. Я не заслужила собачьего ада.
Утром я проснулась от того, что скрипнула дверь, и мужик ушёл с кипой тетрадных листочков. Я поняла: в лесу я незаметно умерла и попала в собачий ад, и теперь много-много лет буду жить среди пещерных людей. Я заскулила. Выбежала тётка, закричала:
– Она ещё скулит!
Она постояла надо мной, взяла палку.
– Замолчи.
Я не замолчала.
– Замолчи или получишь.
Мне было уже всё равно, получу я или не получу. Она замахнулась на меня и…
Дверь отворилась, вбежали папа и Артём.
– Нашлась! – закричал Артём и бросился мне на шею.
Скоро мы уже были дома. Мама обрадовалась мне и дала поесть. Я крутилась на кухне у её ног. Она смеялась.
– Тебе хватит, – говорила она.
А я крутилась не потому, что хотела есть. Я хотела спросить: почему они уехали без меня? Ведь мы одна семья, и я никогда не уехала бы без Артёма, папы или мамы…
Дорога во Владивосток
Мне очень надо было во Владивосток. Я не помню, как я оказалась в Находке, но в субботу вечером я должна была быть во Владивостоке. Для чего не знаю, но моя жизнь кончилась бы, если бы я не попала во Владивосток в субботу.
В четверг я узнала, что какие-то хулиганы разломали рельсы, поэтому электричку смогли бы пустить только в воскресенье. А мне надо было попасть во Владивосток в субботу, ни днём позже. Автовокзал не работал до понедельника в связи с забастовкой водителей по случаю мирового экономического кризиса. Как так? Всё против меня! Мне надо непременно быть во Владивостоке в субботу. Для чего – не знаю. Поэтому я пошла пешком. У меня за плечами был рюкзак, в котором хранилось три бутерброда и три бутылки холодного чая. А также 300 рублей. Еды мне хватило бы на один день.
Полчаса я шла нормально. Потом на моём пути возникла огромная яма. Передо мной встал выбор:
1. Перепрыгнуть яму.
2. Обойти яму.
3. Положить старую лестницу, которая лежала рядом с ямой, и осторожно пройти по ней.
Естественно, я решила перепрыгнуть яму. Перепрыгнула, свалилась. Нашла какую-то бутылку, в которой лежала розовая карточка и была надпись: «Покажи эту бумагу Лидии Семёновне, она живёт на Тёщином языке, улица Пушкинская, дом 3 (красный). Она пустит тебя переночевать». Выбраться я не смогла. Поэтому просидела в яме до субботнего вечера. Итог: во Владивосток я не попала.
…Я посмотрела на дно ямы. И подумала – если сейчас перепрыгну её, упаду и не смогу выбраться. Я так живо это представила. Решила обойти. Пошла. Меня задрал медведь.
Итог: во Владивосток я не попала.
… Я открыла глаза и подумала: если я попытаюсь перепрыгнуть яму, я упаду, не смогу выбраться и не попаду во Владивосток. Если я попытаюсь обойти яму, меня задерёт медведь, и я не попаду во Владивосток. Поэтому я положила старую лестницу и пошла по ней. Я с детства боюсь высоты, боюсь всё зыбкое и шатающееся. В эту секунду я прокляла всё на свете. На середине пути я посмотрела вниз. Моя голова закружилась, и я рухнула в яму. Как же было больно! Через секунду меня ударило по голове лестницей. Я заплакала. Подумала, что мне отсюда никогда не выбраться. Чтобы как-то успокоиться, съела бутерброд и выпила чай. Настроение улучшилось. Я нащупала рукой какой-предмет. Это была бутылка, я её разбила о камень. В ней лежала розовая карточка и записка: «Покажи эту бумагу Лидии Семёновне, она живёт на Тёщином языке, улица Пушкинская, дом 3 (красный). Она пустит тебя переночевать». Я взяла её. Поставила лестницу и выбралась по ней из ямы. О боже! Я была вся в глине и земле!
