Анастасия Муравьева
Платок
На улице совсем стемнело, и, выглянув в иллюминатор, он увидел, что нищенка по-прежнему стоит с кульком в руках, и ему почудилось, что она укачивает младенца.
– Ну что стоишь, заходи, раз пришла! – крикнул он.
Хотя нищенка стояла далеко и лица ее не было видно, матросу показалось, что она таращится на него, ухмыляясь. Не выдержав, он спрыгнул с палубы на берег, взял ее за под локоть и зло сказал: «Пошли».
Нищенка послушно засеменила за ним.
– Садись, – сказал он, заведя ее в каюту и накрывая на стол, чего не делал для вокзальных девиц. Он постелил газету, поставил два стакана, банку тушенки, кирпичик хлеба. Нищенка размотала свои тряпки и села напротив, сцепив руки на коленях. Сверток она бережно положила рядом с собой.
– Платок, платок, – шелестела она.
Матрос нарезал хлеб, плеснул водки, исподлобья взглянул на ее лицо. Оно оказалось не таким уж неприятным, даже молодым. Нищенка была бледная, с тонкой кожей, как у ощипанных птиц, и белесыми густыми ресницами. Она шевелила обветренными губами, словно простояла на морозе целый день, а не на пристани летним вечером. Говорила она еле слышно, так что матросу приходилось наклоняться к самому ее лицу, чтобы расслышать слова.
От водки она отказалась, а хлеб начала отщипывать по кусочку, катать мякиш, быстро отправляя крошки в рот.
– Нет у меня твоего платка, – матрос развел руками, стукнувшись о стены каюты, – не помню куды дел. Выбросил, наверное.
– Там деньги были, – прошептала нищенка, опустив глаза. – Деньги верни. В платке были.
– Не было там ничего! – матрос вскочил, ударившись макушкой о потолок. – Не ври, паскуда! Я не ворье какое-нибудь чужие деньги брать!
Он стукнул кулаком по столу, раскрошенный хлеб подскочил. Нищенка отпрянула, закрыла лицо руками.
– Был твой платок да сплыл, сама видишь, пусто! – матрос показал ей заскорузлые ладони. – Никаких денег там не было, ни копейки, ничего!
Нищенка воззрилась на его ладони, как будто видела их впервые, а ведь сколько она перевидала рук, милостиво бросавших ей мелочь, и забилась в угол, растрепанная, похожа на больную птицу. Ей не нужны были его руки, – огромные, мужицкие, размером с ковш, такими только добро черпать или жар загребать. Ей нужен был ее платок, а он забрал его ненароком, как ветер. От ветра она ждала всякой беды, он надувал и лихорадку, и нежеланных детей, а теперь сдул с ее плеч платок.
