Анастасия Медведева
Девятая дочь великого Риши
© А. Медведева, 2023
© ООО «Издательство АСТ», 2023
Глава 1. Пора просыпаться
– Кириса! Пора просыпаться!
Нехотя открываю глаза и несколько секунд просто лежу, игнорируя хлопоты служанки.
– Кириса! Сегодня важный день! Нужно все успеть! – кричит та издалека и вдруг резко стягивает с меня одеяло. – Быстро умываться!
Первое мое желание – начать капризничать и жаловаться на свою судьбу, но я тут же вспоминаю обо всех планах на свое шестнадцатилетие и вскакиваю на ноги.
– Сейчас вернусь! – радостно обещаю я и бегу умываться.
Вернувшись, привычно сажусь на постель и отдаю себя в руки мастера.
– Как хорошо нынче волосы кудри подхватили от косы… – расплетая тугую култышку на моей макушке, бормочет служанка. – Осталось только подчесать – и лица совсем не видно будет! Настоящая грива!
Болтаю ногами, свесив их с кровати, и кошусь на приоткрытую дверь.
Он, разумеется, там. Как всегда. Мой страж. Или лучше сказать: мой надзиратель?
Смотрит своим злющим взглядом из-под капюшона. Понятия не имею, какое у него лицо, но я уверена – глаза страшные. Прямо чувствую каждой клеточкой тела, как он меня ненавидит! И этот его меч, вечно вытащенный из ножен для устрашения всех вокруг…
– Ай! – вырывается у меня, когда служанка, переусердствовав с расческой, едва не выдирает клок волос.
– Почти закончили, кириса, – почтительно отзывается та, чуть поумерив пыл.
– Больно!
– Вы же хотите доставить радость своим сестрам? – мягко напоминает служанка и достает из шкатулочки кусочек угля.
– Может, сегодня не надо?..
Я так давно не видела своего настоящего отражения в зеркалах…
Из моих покоев все убраны.
– Надо, моя хорошая, – поджимает губы прислужница, – это радует ваших сестер.
Послушно закрываю глаза и позволяю пачкать свое лицо. Я – девятая дочь великого Риши, мудреца и советника самого правителя Поднебесных Земель. Я должна быть такой, какой меня хотят видеть мои любимые сестры, ведь, кроме них, у меня никого нет. Мать живет в отдельном дворце и вся погружена в какие-то сложные игры, о которых мне не рассказывают. Не рассказывают даже, что за игры такие. И почему она играет в них, но не играет со мной…
Отца я вообще никогда не видела: он не покидает дворца правителя. Здесь, в летнем дворце рода Риши, я живу все свои пятнадцать – а с этого дня уже все шестнадцать – лет вместе со своими сестрами.
Нас называют кирисами. Это вежливое обращение к дочерям великого Риши. Его сыновей называют кьюри. Из них выберут следующего Риши, когда отец умрет. А дочерей отдадут замуж за знатных дворян, и это почему-то очень волнует моих сестер… как и должность Святой при дворе. Но со мной они своими переживаниями не делятся, что меня иногда задевает.
– Закатаем одну штанину… – продолжает хлопотать надо мной служанка, а затем отходит на несколько шагов назад и кланяется. – Кириса, мы закончили.
– Я могу идти к сестрам?! – радуюсь я.
– Можете, кириса, – не разгибаясь, отвечает она.
И я срываюсь с места! Мчусь через проходы и коридоры с бумажными стенами, смеясь от тихой ругани моего стража, едва поспевающего следом. Чуть ли не кубарем вкатываюсь в гостиную, где уже сидят на подушках мои сестры, и влетаю к ним в объятия.
– Милый звереныш… – мягко улыбается Фуа, моя самая любимая сестрица, погладив меня по волосам.
– Фуа! – Бросаюсь к ней на шею и трусь лбом.
– Дэй’Фуа, сестра! – поправляет меня строгая Руи. – Обращайся к ней как подобает! И не испачкай ее своей грязью!
– Брось, Руи, – с добротой в глазах глядя на меня, отзывается Фуа, – мы же дома. Она может позволить себе неофициальное обращение.
– Она и так много себе позволяет. Привыкнет называть нас упрощенным именем и вообще никогда не сможет выбраться из летнего дворца! – фыркает Руи.
– Я и не хочу никуда выбираться! – обняв Фуа за талию, весело отзываюсь я.
– Ну, когда-нибудь это надо будет сделать, – мягко произносит Фуа, а я поджимаю губы и прячу лицо в складках ее одежды.
Когда я выбралась из дворца в прошлый раз, все закончилось катастрофой. Я не хочу повторения.
– Дэй’Аи, – формально обращается ко мне старшая сестра, поднимаясь на ноги, – сегодня твой день рождения. Поэтому ты имеешь право на некоторые вольности… Мы надеемся, ты не будешь делать то, чего от тебя не ждут.
– Я не буду выбираться за пределы летней резиденции, старшая сестра, – произношу поникшим голосом, – я даю тебе слово.
Не понимаю, почему они мне не верят! Я не смертница! И не выйду туда, где меня все ненавидят!
– Ну-ну-ну! Зачем ты так давишь на нее, Суа? – Фуа вновь притягивает меня к себе и вынуждает поднять лицо. – Сегодня ты стала на год старше. Что ты хочешь получить в подарок от своих сестер?
Крепко задумываюсь.
– Мои волосы такие непослушные, – сцепив ладони между собой, произношу в итоге, – может, дорогие сестры подарят мне какую-нибудь заколку?
Ходить с тем хаосом, что начесывают мне каждый день, довольно сложно. Зачастую я вообще ничего не вижу из-за волос… А их прически так изящны! Налюбоваться не могу на эту красоту!
Заливистый смех вынуждает меня поднять голову и посмотреть на Фуа. Она крепко обнимает меня:
– Милый звереныш! Конечно, мы подарим тебе заколку! Самую красивую! Почему ты раньше не говорила, что хочешь прибрать волосы?
Растерянная, перевожу взгляд с одной сестры на другую и в итоге выдавливаю улыбку:
– Не догадалась…
– Святой дух, и как превратить это дитя в нормальную девушку? – качает головой Руи и первой выходит из гостиной.
– Ты пойдешь на могилы? – уточняет у меня Суа, следуя за Руи.
– Конечно! Давно там не была!
Старшая сестра лишь качает головой и уходит в сопровождении остальных.
– Фуа? – замечаю я любимую сестрицу, разворачиваясь к другому выходу.
– Ты пойдешь туда после обеда? – негромко спрашивает она, глянув в ту сторону, куда ушли сестры.
– Да.
Мои любимые няни ждут моего прихода, я в этом уверена. Поэтому обязательно прихвачу с собой что-нибудь вкусное!
– Прежде чем идти, зайди ко мне – я хочу подарить тебе подарок отдельно от остальных.
– Еще одну заколку?! – радостно вскрикиваю я.
– Все-то ты хочешь узнать! – Фуа треплет меня по голове и идет к выходу. – Буду ждать тебя в своих покоях.
– Я приду!
Смиренный вид Фуа, как и доброта в ее взгляде, всегда восхищал меня. Жаль, что я не могу подражать ей! Я должна поступать так, как хотят мои сестры. Никогда в истории ни у одного Риши не рождалось столько дочерей! И я должна быть счастлива, что не одинока здесь, в летнем дворце, в окружении родных людей… Даже представить страшно, что было бы со мной, родись я одна у своих отца и матери.
Наверное, я разговаривала бы только со служанкой…
Ловлю на себе взгляд стража, приставленного ко мне после пятого покушения, и резко срываюсь обратно в свои покои. Не хочу, чтобы он видел грусть на моем лице!
Хохоча, вваливаюсь в комнату за спальней и буквально падаю на колени перед низким столиком со свечкой.
– Быстро они вас нынче, – странно отзывается служанка, тут же придвигая ко мне книги.
Жму плечами и начинаю делать задание.
– Передам Чэну, чтоб никого не впускал, – добавляет она и выходит из комнатки, плотно прикрывая дверь.
Чэн – имя моего стража, но я никогда не обращаюсь к нему напрямую. Стараюсь вообще не замечать его.
Никто не должен знать, что я обучаюсь письму и чтению. Это было последним наставлением доброй Лули перед тем, как ее глаза навсегда закрылись.
Я приду к ней сегодня и отчитаюсь о том, что узнала за те несколько лет, что живу без нее. Расскажу ей, и что моя новая, на этот раз безымянная, служанка согласилась приносить мне книги по завету покойной. К чему такая секретность, я не понимала, но любила Лули всем сердцем, потому передала ее предсмертное желание своей новой служанке, а та решила следовать плану старой няни.
Так и начала я потихоньку учиться. Втайне от сестер. Втайне ото всех…
И сейчас у меня есть пара часов покорпеть над учебниками, а потом уже и на обед пора будет! Завтрак я традиционно пропускаю из-за сбитого режима. И засыпаю позже всех. Сестры сетуют на мои ночные бдения, но я вижу, что в глубине души их все устраивает. А ворчат они чисто ради приличия. Я вообще научилась замечать, когда они действительно недовольны, а когда притворяются.
Поэтому жить мне стало намного легче: я просто делаю то, что им нравится.
– Кириса, обед, – напоминает служанка через пару часов, и я поднимаюсь, начиная растирать отсиженные ноги.
За столом слушаю пожелания прислуги, чинно подносящей мне все новые и новые блюда. Затем слушаю наставления сестер. Ничего нового, но я киваю с серьезным видом, вынуждая их то и дело тихо прыскать в ладошки. Люблю их веселить.
После обеда собираю самое вкусное в короб для еды, оформленный под вместительную шкатулку, и иду к Фуа за своим подарком. Подарок сестер уже красуется у меня на голове, позволяя видеть все, что находится перед глазами.
Эту заколку с разноцветными камнями вдела мне в волосы сама Руи, поэтому я уверена, что выгляжу прекрасно!
Смешки прислуги немного настораживают, но я списываю это на грязь, которую служанка старательно втерла мне в лицо. Теперь эта грязь видна всем… и, возможно, веселит не только моих сестер. Ну ничего! Это даже к лучшему!
Я несу всем хорошее настроение!
– Фуа? – Постучав, я вхожу в покои и ловлю на себе строгий взгляд личной служанки любимой сестры.
– Аи, входи, – мягко произносит сестрица, стоя рядом со столом, полным резных шкатулок и пудрениц.
– Люблю твою комнату. Она такая… как ты…
Скромно улыбнувшись, я кладу свой короб на пол. А затем убираю руки за спину, словно боясь что-то запачкать. Я всегда начинаю стесняться, когда захожу к Фуа.
– Я хочу подарить тебе вещицу, которая досталась мне от отца. – Сестра достает из шкатулки подвеску: простую, в форме капельки, с голубым камушком в центре.
– Зачем тебе дарить мне такую ценность? – напряженно спрашиваю, разглядывая это сокровище.
– Когда я родилась, родители были уверены, что я стану Святой рода. И что я буду последней дочерью. Но потом появились Мая, Коя, Аос, Руи, Ули и ты. – Фуа улыбается нежной улыбкой и застегивает подвеску на моей шее. – Я рада, что у меня так много сестер. Но я уже совершенно точно не последняя. А вот ты – да…
– Мать уже не в том возрасте, чтобы зачать.
– Это так. Поэтому я хочу, чтобы ты носила эту подвеску.
– Но разве это не дар от великого Риши, говорящий об ожидании?..
Этим подарком отец дал понять, что ждет, когда у Фуа проснутся духовные силы, так и не проснувшиеся у старших. И я знаю, что у моей любимой сестры они есть, пусть и не проявлены очевидно.
А если дар проснулся-таки, она действительно может стать Святой при правителе!
– Помнишь ту птичку? – совсем тихо спрашивает Фуа.
Опускаю голову и молчу.
Я помню то милое создание, что прилетело к нам умирать. Тогда я впервые увидела боль в глазах живого существа.
– Я не уверена, что именно я дала ей жизненные силы… – едва слышно признается Фуа.
– Кириса, вам пора! – неожиданно резко подает голос служанка, а затем недовольно смотрит на меня. – Разве не понимаешь, что отвлекаешь ее?!
Отступаю на шаг.
– Я…
– О чем ты говоришь? Я сама позвала ее, – мягко останавливает свою заступницу Фуа и нежно треплет меня по волосам. – Иди, милый звереныш. Твои няни ждут тебя.
Киваю и выбегаю из ее покоев, едва не столкнувшись со своим стражем. Короб с едой прижимаю к груди и стараюсь смотреть вперед не замутненным слезами взглядом.
Я знаю, что прислуга не любит меня. И догадываюсь за что.
Но лучше не думать об этом.
Добежав до самого края внутреннего двора своего личного дворцового крыла, я останавливаюсь и осторожно опускаю короб на землю.
Здесь, в тени высокой изгороди, отделяющей летний дворец от улицы, и невысокого забора, отделяющего мое крыло от крыла старшей сестрицы, расположены два захоронения: моей доброй Лули и Жунг – няни, что была до нее. Моя первая няня погибла от заражения крови после того, как ее отхлестали розгами. Это было наказание за то, что она не уследила за мной и позволила убежать за пределы дворца. Я корила себя за ее смерть. Потому что она могла бы выжить, не попроси я ее, наказанную и с окровавленной спиной, сидеть подле меня, когда все меня оставили… Мне было восемь лет. И я была страшно напугана. Я просто не могла предугадать, какой будет реакция на мою безобидную вылазку! А там, за пределами дворца, было так интересно! Столько людей вокруг, и все мне умилялись, называя милым созданием! И даже посланницей небес, когда я по глупости начала представляться всем подряд девятой дочерью великого Риши! Как были недовольны сестры, даже вспоминать не хочется… На несколько дней меня заперли в покоях, оставив без еды и воды. На второй день няня Жунг не проснулась, и я еще несколько часов смотрела на ее остывающее тело подле моей кровати. Потом ее унесли. Затем произошло первое покушение на мою жизнь… После него мне долго объясняли, как я была неправа, когда вышла к людям. И что все за стенами дворца меня возненавидели сразу, только увидев! Что они лгали, когда улыбались мне в лицо. Что они хотят моей смерти. И что теперь на моей совести не только смерть няни, но и смерть служанки, принявшей удар на себя. Я была настолько запугана, что даже почти не запомнила поездку в материнский дворец. Помню, шла как в тумане, среди вельмож, к постаменту, где стояло кресло жены великого Риши… Помню, что она лишь отвела от меня разочарованный взгляд, так ничего и не сказав… Помню, как вельможи шептались за моей спиной по пути обратно, что я вовсе не так хороша, как меня описывали. Тогда-то из моих покоев и убрали все зеркала. Я стала бояться своего отражения, потому что перестала узнавать саму себя… Темные круги под глазами, бледная кожа с синими венами, обескровленный рот и обильно выпадающие волосы.
Я пугала саму себя и всех вокруг.
В то время появилась Лули. Она научила меня принимать обстоятельства. «Если не можешь ничего изменить, – говорила она, – измени свое отношение к происходящему». Она начала выводить меня к сестрам – потихоньку, не спеша; прививала мне привычку здороваться со всеми во дворце, даже если со мной никто не здоровался. Она сделала меня добрым и приятным ребенком. Мой вид больше никого не пугал, да и волосы выпадали все реже, а затем и вовсе перестали. Казалось, я вернулась к себе прежней! Но сестры все равно не спешили принимать меня. И спокойной жизни не довелось узнать… Служанки вокруг меня продолжали умирать.
Тогда Лули придумала игру.
«Как думаешь, что может обрадовать их или развеселить?»
Помню, как она спросила меня об этом, а потом начесала мои длинные волосы, измазала лицо кусочком уголька и предложила пойти напугать старших. Я подчинилась. Криков тогда было много. Ругани тоже. Меня отчитывали так долго, что я успела трижды расплакаться. Но неожиданно заметила, что после первой бурной реакции взгляды сестер изменились, стали задумчивыми. Они сами предложили мне напугать их еще раз… Потом – еще. Это превратилось в ежедневную игру. А потом я привыкла, что мое утро начинается не с прихорашивания у зеркала, как раньше, а напротив… с превращения в любимого всеми зверька.
Няня Лули все сильнее грустила, глядя на меня, но постоянно повторяла: «Зато все живы и здоровы».
Покушений становилось все меньше.
Когда ко мне приставили Чэна, они вовсе прекратились. И я поняла, что за стеной обо мне забыли.
Страж сразу невзлюбил меня: первое время он даже не мог на меня смотреть. Поэтому мы с Лули решили не обращать на него внимания.
Старушка няня говорила мне, что его, скорее всего, заставили следить за мной, понизив таким образом в должности, – оттого он и злится. Но я, будучи ребенком, не понимала такого абсолютно незаслуженного отношения к себе. И все чаще делала вид, что стража у меня вообще нет.
Потом была поездка к матери перед моим тринадцатилетием… День, который я никогда не забуду.
Потому что Лули отравили.
Она имела привычку проверять мою еду перед тем, как я ее попробую. И умерла за завтраком, залив пеной изо рта пол вокруг.
* * *
– Я помню, как ты хотела сделать меня красавицей для поездки во дворец матери. – Мягко улыбаясь, кладу ладонь на землю, под которой покоится тело моей няни. – Помню, как чесала мои волосы, отмывая их от грязи… Помню, как принесла белила, чтобы сделать светлой мою кожу… Кому ты помешала, любимая?
Прикрыв глаза, я тихо плачу. Затем достаю из короба еду и раскладываю ее на небольшом столике рядом. Обе мои нянечки живут глубоко в моем сердце. Никогда не пожалею, что попросила похоронить обеих на территории своего крыла – чтобы я всегда могла посещать их, когда мне становится грустно. Сестры не противились, хотя и были обескуражены желанием иметь двух покойниц под боком.
Завязываю верхнюю юбку над шароварами в узел, чтобы не волочилась по земле, и начинаю полоть сорняки. Этим летом обязательно посажу здесь много цветов! Я даже присмотрела пару вариантов в личном саду старшей сестры Суа. Выкрасть бы пару побегов, пока та спит…
Неожиданно замечаю, что верхний слой земли явно был раскопан и снова засыпан. Нахмурившись, поднимаю этот пласт с травой и корнями и с удивлением нахожу небольшую деревянную табличку. Плоскую и с какими-то нечитаемыми письменами. Рассматриваю внимательно, но так и не нахожу ответа на вопрос, что это.
В итоге, осмотревшись по сторонам, перекидываю ее через забор – прямо в угол владений старшей сестрицы Ули. Она больше всех демонстрирует неприязнь ко мне и старается вообще не заговаривать, если есть такая возможность. Вот пусть и разбирается с этой дощечкой! Хотя, думаю, сестрица ни разу не ходила так далеко от своего крыла по саду и вряд ли вообще обнаружит находку…
Озираясь вновь, ловлю на себе взгляд Чэна и показываю ему язык. А затем возвращаю все свое внимание к могилами.
Он не выдаст меня, я это знаю. Как бы он меня ни ненавидел, себе не изменит, а главное качество моего стража – молчаливость.
По-моему, никто и никогда не слышал его голоса.
И не видел его лица.
Он ходит с низко опущенным капюшоном столько, сколько я себя помню. Его выдают только черный плащ и рукоять диковинного меча, который отправляется в ножны разве что поздней ночью, когда воин спит. По этой рукояти Чэна и можно узнать среди сотни мужчин в подобных плащах: оружие у него особенное. Меч даже на вид тяжелый. Кажется, двуручный. Больше я ни у кого такого не замечала, хотя несколько раз бывала во дворце матери и видела других военных…
Но что я все о нем думаю? Ведь я пришла навестить своих нянечек. Закончив с землей, быстро перекусываю в память о них и, усталая, ложусь как есть на траву рядом. До ужина еще пара часов – у меня есть время просто полежать вдали от суеты и необходимости все время притворяться…
Когда просыпаюсь, начинает смеркаться. Вокруг вовсю стрекочут цикады; горят огни летнего дворца. Но просыпаюсь я не от этих звуков и не от этого света.
Меня будит крик. Где-то совсем близко. И шипение. Странное какое-то, хриплое. Приподнимаюсь на локтях, смотрю по сторонам: в моем крыле все спокойно. Выходит, кричат в соседнем. Поднимаюсь, и, не найдя Чэна взглядом, решаю выяснить сама, что там происходит.
Не удивлена, что его нет рядом, когда действительно нужен.
Крик переходит в отрывистый плач. Слышны и другие голоса. Иду к забору, отделяющему мое крыло от крыла сестры Ули. Подтягиваюсь на руках, заглядываю на ту сторону… и застываю.
Служанка, до этого кричавшая, а теперь ревущая навзрыд, стоит, прижавшись к тонкому деревцу, и со страхом смотрит на что-то внизу, под забором. Опускаю голову и едва успеваю прикрыть нос ладонью, защищаясь от жуткого смрада.
Полуразвалившийся труп кошки – бывшей питомицы Ули, умершей несколько месяцев назад, – стоит на четырех лапах на свежевзрытой земле и шипит, глядя на служанку пустыми провалами глаз.
– Умертвие?.. – удивленно спрашиваю непонятно у кого, а затем замечаю других служанок, толпящихся у стены строения и не решающихся подойти ближе.
Среди них и Ули, смотрящая на свою мертвую кошку огромными от ужаса глазами.
Тем временем труп выгибает спину, явно показывая, что собирается нападать, и вновь шипит.
– Сделайте что-нибудь! – умоляет Ули, растерянно глядя на своих слуг, но те боятся подойти к мертвому тельцу, неожиданно получившему возможность вернуться в этот мир.
Кошка вдруг резко припадает на лапы, делает рывок и… валится на землю с перерубленной шеей. На этот раз шума еще больше – и теперь визжат все, даже те служанки, что толком ничего и не видели. А я сижу на заборе и во все глаза смотрю на Чэна, успевшего перемахнуть через ограду и отрубить умертвию голову.
Не спеша, страж осмотрел труп кошки, затем перешел к свежевырытой земле, откуда та, очевидно, появилась…
Я и не знала, что Ули захоронила свою любимицу здесь, так близко к человеческим могилам.
Не успеваю я понять, что думаю по этому поводу, как взгляд привлекает сталь, сверкнувшая в свете огней. Это Чэн острием меча осторожно перевернул деревянную табличку, которую я пару часов назад выбросила из своего крыла в это.
– Табличка с проклятием?! – испуганно спрашивает Ули, сделав несколько шагов вперед. – Но кому понадобилось?..
Интуитивно отстраняюсь и едва не слетаю с забора, в последний момент успев зацепиться руками. Встречаюсь взглядом с Чэном.
– Кириса, идем!
Впервые слышу его голос. Спускаюсь в свое крыло, когда он перепрыгивает через забор.
– Я… я не специально… – выдавливаю, чувствуя, как по щекам текут непрошеные слезы.
Они же не обвинят меня в том, что я специально забросила Ули ту табличку?.. Я же случайно нашла ее…
Неожиданно страж крепко хватает меня за руку, не пуская в покои, куда сам вошел секундой раньше.
– Уходим! – бросает он мне, увлекая к изгороди, отделяющей мое крыло от внешней стороны летнего дворца.
– Но куда? – растерянно спрашиваю я.
А затем замечаю на полу покоев руку своей служанки.
Она упала?
Но почему мы ей не помогаем?!
– Не задавайте вопросов! – чеканит этот голос, такой незнакомый.
Меня толкают в сторону изгороди. Страж ненадолго отлучается обратно в покои, откуда возвращается с моей уличной накидкой.
– Наденьте и прикройте волосы! – приказывает он, и я с перепугу подчиняюсь.
Затем меня подхватывают и, словно какого-то прыткого зверька, перекидывают на спину, вынуждая обнять чужое тело руками и ногами.
За несколько минут он нарушил сотню правил.
– Я не… – пытаюсь воскликнуть, но меня вновь перебивают:
– Держитесь крепко!
Чэн перепрыгивает через изгородь.
Мы на улице! Где столько врагов, желающих убить меня!
Не осознавая этого, начинаю кричать. Бьюсь в истерике, стремясь вернуться, но Чэн быстро спускает меня со спины и прижимает к стене, зажав рот.
– Успокойтесь. Здесь нет опасности. А там есть, – короткими фразами чеканит он, глядя в глаза.
Вот только я его глаз не вижу: мешает капюшон. И сгущающиеся сумерки.
– Они хотят убить меня! И вы тоже хотите убить меня! – заплетающимся языком делюсь своими страхами.
Конечно, я имею в виду всех тех людей за стеной, что подсылали ко мне убийц и травили моих служанок.
Чэна утомляет моя истерика. Взяв меня за плечи, он цедит:
– Как они могут желать вашей смерти, если даже ни разу не видели вас?
– Они… они…
– Позвольте спасти вам жизнь! – на этот раз основательно встряхнув меня, рявкает страж, и я испуганно киваю.
Не знаю, почему соглашаюсь на его помощь. Не понимаю, почему вообще доверяюсь ему. Но здесь, за стеной дворца, он единственный, кого я знаю…
– Отлично. Тогда опустите голову и идите за мной! – отпустив мои плечи, командует Чэн и быстро направляется в сторону узкого переулка.
Мы плутаем по городу около пятнадцати минут, а затем входим в здание вроде тех, которые я видела на картинках в книге с детскими страшилками, – такое оно обшарпанное и грязное. Там Чэн платит, как он выражается, «за ночлег», и мы, скрипя ступенями, поднимаемся на второй этаж. Я вновь впадаю в истерику – на этот раз из-за страха провалиться.
– Здесь есть лохань с водой. Попрошу разогреть для вас, – бегло осмотрев место, которое я даже комнатой-то не могу назвать, произносит Чэн.
– Не уходите! – Подбегаю к нему и хватаю за руку. – Прошу вас! Они могут прийти в любой момент!
– Кто? – неожиданно сухо спрашивает мой страж.
– Люди, которые ненавидят меня! – шепчу я, стараясь не трястись от страха.
– Кириса, вас никто не ненавидит за стеной. О вашем существовании уже вообще не помнят, – пряча взгляд, отвечает Чэн.
– Нет, помнят! Сестры постоянно говорят мне об этом! Они строго-настрого запретили мне покидать дворец!
Вдруг Чэн выходит из себя:
– Ваши сестры устроили на вас очередное покушение в день вашего рождения!
Отскакиваю от него, как от прокаженного:
– Что вы такое говорите?! Сестры любят меня!
– Любят?! Они заставляют вас передвигаться по дворцу едва ли не на четвереньках!
– Это мой выбор! Я сама так захотела! – закрывая уши, кричу я.
– А эти нечесаные волосы, словно солома? А эта сажа на лице? Это тоже было вашим желанием?!
– Им это нравится! Я рада, что могу дарить им улыбки!
– Вы себя-то послушайте! – вновь встряхнув меня, цедит страж. – Разрешили превратить себя в дворцового шута, в дикого зверька на потеху своим дорогим сестрицам и еще их защищаете!
Я по-прежнему закрываю уши, но слышу все, что он говорит.
– Вас казнят! Вы оскорбляете честь кирис! Ваша голова полетит с плеч!
– Не раньше, чем ваши драгоценные сестры убьют вас, когда из-за ваших криков обнаружат нас на этом постоялом дворе! – шипит Чэн.
Он стоит так близко, что я могу отчетливо рассмотреть его подбородок и губы.
– Они никогда не поднимут на меня руку! – бросаю ему в лицо.
– Только руку заказного убийцы! – зло хмыкает мой разговорившийся страж. – Тешьте себя надеждами, что все это большое совпадение: все покушения на вас, все запреты покидать дворец! Если вам хочется быть жертвой – не буду мешать и верну вас обратно завтра утром. А сейчас я хочу поспать: я не спал уже несколько дней, останавливая целую волну покушений на любимого всеми дворцового зверька.
– Зачем вы врете? – Я слышу, как дрожит мой голос. – Все покушения закончились несколько лет назад!
– Ну, вам-то виднее. Вы же знаете своих сестер так хорошо, – недобро усмехается Чэн. – Пора уже проснуться, кириса! – бросает он через плечо и выходит из комнаты.
А меня прорывает.
Скорчившись и прижавшись лбом к коленям, я рыдаю и не могу остановиться. Где-то в глубине души я знала, что все это неправильно, что все это нездоро́во – мое поведение и реакция на это сестер. Но мы привыкли так жить. И я не видела в этом ничего плохого. Другое дело – обвинения Чэна… Он сказал, что это сестры устраивали покушения. В летнем дворце столько охраны, что мне сложно поверить, будто все те случаи с отравлениями моих служанок провернул кто-то из-за стены. А если метили в меня…
– За что вы так со мной?.. – шепчу, глотая слезы, и так и засыпаю в углу, обессилевшая и заплаканная, все еще не осознавшая своего положения до конца…
