Он думал, что если ему удастся напиться, голос затихнет. Но спасения не было. Ариан взял лежащий на земле кусок стекла от бутылки, оголил левую руку и надавил на неё стеклом. «Стой! Не делай этого!» – крикнули откуда-то сверху. Ариан поднял голову, но никого не увидел. Он встал и пошел куда глаза глядят. Дырявые ботинки промокали. От них не было толка, и Ариан снял ботинки, оставил их и пошел дальше, оставляя на белом снегу следы босых ног.
Кто-то это заметил и вызвал бригаду «скорой». В Вавилоне человек, который обладал умом, считался сумасшедшим. Лучше, если у тебя нет ума: по крайней мере, с него нельзя сойти. Ариан понимал, что его окружали безумцы. Правительство вычисляло тех, кто ещё умел думать, и изолировало их от общества. Думающий субъект был определённо опасен: он мог создать оппозиционную партию или религию. Он мог открыть людям глаза и показать им, что существует жизнь, в которой не нужно терпеть, унижаться и мучиться. Это, конечно, было им невыгодно. Когда миром правят безумцы, безопаснее всего сидеть в тюрьме или психушке. Целее будешь.
Яркий свет люминисцентных ламп резал глаза. Здесь свет горел круглосуточно. Ариан хотел надеть темные очки, но не смог их найти. Его провели в приемное отделение, выдали рубашку и приказали переодеться. Вещи забрали. Всё имущество, что у него осталось – потрёпанная куртка, рваный свитер и поношенные штаны. Ни средств связи, ни денег, ни техники не было.
С психами было весело. Они рассказывали интересные истории, поражающие своей необычностью. В соседней палате лежала злобная старушка-поджигательница: она одним взглядом разжигала огонь в пепельнице, которая стояла рядом с Арианом. Ариан не долго думая плюнул туда и погасил огонь. Старуха снова зажгла огонь. Ариан взял горящую банку, погасил огонь и выкинул в окно. У бабки случился приступ бешенства. Пришлось вызывать санитаров и колоть её успокоительными.
С другой стороны лежала инфантильная нимфоманка. Внешне она напоминала обезьяну: коренастое, волосатое существо, полностью покрытое шерстью, с широкими плечами и крупными чертами лица. Она напаивала мужчин токсичной жидкостью, под действием которой они видели её красивой девушкой. Но она не знала, что с Арианом этот трюк не пройдет. Жидкость на него не действовала, а женщины были ему не нужны.
Ещё один сосед по палате, как и Ариан, интересовался космосом и происхождением человека. Он был уверен, что неба и планет не существует. Всё вокруг – декорации. Луна – бумажный плоский круг, подвешенный к потолку. А мы на самом деле находимся не в больнице, а на сцене, и на нас смотрят люди.
В палату зашла уборщица. Один псих выхватил у нее швабру, выбежал в коридор, сел на швабру как на метлу и побежал. Остальные, радостно крича: «Полетели!», последовали за ним, выстроившись друг за другом и размахивая руками. Уборщица тоже поддалась общему безумию и присоединилась к психам.
Вреди психов Ариан чувствовал себя в своей тарелке: каждый занят своим бредом, никто не достаёт – и прекрасно.
Через три месяца Ариан вышел из психиатрической больницы. Свобода… Существует ли она? Стены палаты или стены Вавилона. Какая разница? Планета – такая же клетка, только побольше. Беда в том, что отсюда нельзя убежать. Бежать некуда. И стал он бродить по свету, очищать воду и исцелять людей, петь песни и рассказывать истории. Ходит он и сейчас, среди нас. Присмотритесь: если мимо прошел или рядом с Вами сел человек в потертой кожаной куртке и с лохматой головой, может быть, это и есть тот самый парень?