"Где я? Я умер?" – он посмотрел по сторонам. Палата, справа обшарпанная стена, слева койка. На ней человек с забинтованной головой, без сознания. "Понятно… я в больнице. Зачем я им нужен? Они несут шприц… Хотят накачать меня и разобрать на органы".
Он дёрнулся. Узел затянулся ещё крепче. "Нет уж. Так просто я не сдамся". Правый кулак сжался. Мышцы на бицепсе напряглись. Рука рванулась изо всех сил. Сработало! Ремень поддался. Осталось освободить вторую руку и ноги. И бежать.
Ему удалось, шатаясь, добежать до поста охраны. Охраннику не составило труда его уложить. Беглеца вернули на койку. Пришлось ввести галоперидол, чтобы он успокоился. На этот раз ремни закрепили надёжнее.
В коридоре послышались голоса. Ариан очнулся, но лежал с закрытыми глазами. Звук голосов был нечётким, напоминал гудение, от которого голова болела ещё сильнее. Ей и так, похоже, досталось…
В палату вошла молодая, хорошенькая медсестра. Она подошла к койке и стала менять капельницу, ворча себе под нос:
– Ох, ты ж, Господи! Голову разбил, бедняга… Видно, что был красавчик… Тоже мне, летуны. Много вас стало. Падают, а ты их спасай…
– Я не просил вас меня спасать. Мне жить не хочется.
– А мне не хочется менять утки под кроватью. Но кого волнует? Спасать жизни – наша работа. Радовался бы, дурак. Сейчас придет доктор, ему и расскажете про свою "невыносимую жизнь". А мне некогда. У меня и помимо Вас пациентов хватает. Вы здесь не единственный больной.
В палату вошёл врач. Настроение у него было, как ни странно, хорошее. Странно для Вавилона.
Врач подошёл к Ариану и быстро просмотрел папку с историей болезни.
– А ты счастливчик! Отделался черепно-мозговой травмой, гематомами на лице и несколькими выбитыми зубами. Соседу твоему повезло меньше. Нейрохирург полночи собирал ему мозги. Совести нет у этих суицидников! Отдохнуть не дают. А ты радуйся. Мог бы и на тот свет отправиться.
– Жаль, что это не так… Вы куда?
– Голубчик, лежите спокойно. Вам нужен покой. Сотрясение, как-никак… После такого крутого пике нужно отдохнуть, прежде чем вернёшься к выпивке и девочкам. Зато будет, что рассказать друзьям. Не так ли?
– Нет у меня друзей. Никого нет. Мне нужно выбраться.
– Зачем?
– Чтобы доделать то, что не получилось.
– Не глупи. Успеешь ещё. Ты ж молодой совсем. Развлекайся.
– Не хочу.
– Надоело?
– Смысла нет.
– Так выдумай его! Делов-то. Цени свою жизнь, пока она у тебя есть. Не раскисай ты из-за всякой ерунды.
Врач ушел. Ариан думал (а что ещё остаётся делать, когда ты лежишь головой в потолок, связанный по рукам и ногам, без возможности встать?): "что меня ждёт теперь? Психушка? Хотел бы я сойти с ума… Но нет. К сожалению, я до сих пор в здравом уме. Горе от ума. И без ума – горе. Наложить на себя руки… Страшно. Остаётся себя постепенно уничтожать. Любыми способами."
Спустя несколько дней его выписали, выставив счёт за капельницу. Насквозь коррумпированное государство требовало пять тысяч дублей за физраствор и предоставленную койку.
Ариан вышел из палаты, спустился на первый этаж, получил под роспись пакет, в котором были куртка и ботинки: всё, что остаётся от покойника. Он посмотрел в зеркало. Синяки и отёки сошли. Его лицо снова было красивым, как раньше. Как будто ничего и не случилось. На лбу осталась царапина, её можно закрыть длинной челкой. С зубами сложнее, но при желании их можно восстановить. Нужны деньги. Но где их взять? Если не будет выхода, кроме как пойти на завод – лучше сразу попрощаться с жизнью.
Двери больницы как по волшебству раскрылись, и Ариан оказался на улице. Он был совершенно свободен. Но это не та свобода, о которой он мечтал. Ему некуда было идти. Он бесцельно бродил по безлюдному пустырю, опустив голову. Он смотрел на свои следы, оставленные на снегу. Ветер тут же заметал их. «Оставлю ли я свой след? Кто вспомнит обо мне, когда меня не станет? Нужно сделать это… Нужно лезвие. Но где его взять? Может, у людей?»
– Простите… У Вас есть ножик? Стойте, я не псих! – Человек ускорил шаг. Ариан присел на поребрик. – Плохо дело… От меня уже шарахаются.
Вдруг он почувствовал, как по его ноге ползет что-то скользкое и противное. Он одернул ногу и машинально пнул неизвестное существо в сторону. Существо замерло. Ариан пригляделся. Это была одна из Ползучих тварей, мошенников. Странно… Они обычно не выползают за пределы своего этажа. Тем более, на улицу.
Ползучая приподнялась на руках. Она ещё не совсем привыкла к возможности передвигаться вертикально. Она увидела молодого человека, который ее пнул, и попросила:
– Добей меня. Пожалуйста.
– Постой… Что случилось?
– Мне незачем жить. Я никому не нужна. Я – бесполезный кусок дерьма.
– Допустим… Что с того? Займись чем-нибудь.
– Ты не понимаешь… Я сделала людям много плохого. Убей меня, чтобы я никому больше не причинила вреда.
– А знаешь, у нас много общего. Я тоже разрушаю жизни и приношу боль. Пожалуй, я заслуживаю смерти больше тебя.
– Не может быть. Я – очень плохой человек. Если меня вообще можно назвать человеком. Я – подлая тварь. А ты… Ты хороший. Добрый. Ты похож на ангела. Ты должен жить.
– Вовсе нет. Такие, как я, не выживают. И я далеко не ангел. Не ужился я с ними… Я слишком грешен.
– Как тебя зовут?
– Ариан. А тебя?
– Аэлирен.
Ползучая приподнялась и села на поребрик рядом с Арианом. Ей хотелось выговориться. И она, наконец, нашла того, кто ее выслушает.
– Всю жизнь меня учили обманывать людей. Входить в доверие. Управлять сознанием. Давить на болевые точки. Лишь затем, чтобы вытащить деньги. Меня учили, что люди – это ресурс. Во мне уничтожали чувство жалости. Меня ломали. Но мне всё равно было невыносимо тяжело. Во мне есть что-то, что мешает позволить очередной бабушке перевести все сбережения на счет мошенников. Я – белая ворона в своей стае. Это какой-то дефект… Я просто знала, что так быть не должно. Откуда? Я не могу объяснить. Откуда-то извне. У нас не было окон, но мне всегда было интересно, что там, за стенами Вавилона. Есть ли вообще что-нибудь кроме узкого пространства между этажами? Я не смогла работать. Не смогла продолжать обманывать. Знаю, это бессмысленно. Если это не сделаю я, мою работу сделает кто-то другой. И меня выкинули…
Аэлирен осторожно прикоснулась к руке Ариана. Грубая, обветренная кожа. Не такая, как у неё. Он одернул руку. Ему было явно неприятно прикосновение девушки. Она смотрела на его отросшую щетину. Хотелось дотронуться. Её привлекал его запах.
Ариан достал из кармана дезодорант и использовал его, как газовый баллончик. Он брызнул девушке в лицо.
– Прости. Я не хотела тебе сделать ничего плохого. Не бойся, я бросила это занятие. Тем более, с тебя нечего взять. Я сама готова отдать тебе всё. Включая свою душу. Кажется, она уже у тебя. Веришь ли ты в существование души? Я верю. Не просто верю, а знаю, что она есть. Потому что я ее чувствую. Душа – это именно то, что мешает тебе совершать подлые поступки и позволяет любить. Я не могу ненавидеть. Не могу даже представить ситуацию, в которой это было бы возможно. И это плохо.
Ариан обхватил её обеими руками и прижал к себе. Он почувствовал, что у нее сзади, на спине, выпирает нечто острое.
– Что у тебя там?
– Не скажу. Это ужасно. Уродство…
– Покажи.
– Ни за что.
Он дёрнул пальто вниз. На лопатках были такие же крылья, как у него, точь-в-точь. Он шепотом сказал:
– Не может быть…
– Я пойму, если ты от меня отвернешься…
Ариан встал, повернулся спиной в Аэлирен и скинул куртку. Она поняла, в чем было дело.
– Полетели вместе на юг! Согласна?
– Конечно. Я всегда хотела посмотреть мир. Но… я не смогу летать. Я рождена ползать.
– Сможешь! Давай мне руку.
Аэлирен неуверенно взяла протянутую руку Ариана.