Анастасия Кильчевская
Убить нельзя простить!
«Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется».
Ф. Тютчев
Пролог
Было чудесное сентябрьское утро, когда легкая, бодрящая прохлада обещала по-летнему теплый и ласковый день. Солнечные лучи уже проникали сквозь резную листву старых, ветвистых кленов, много лет растущих в городском парке. Следователь Поляковский медленно брел по дорожке, наслаждаясь тишиной, любуясь неповторимой красотой природы и лениво думал обо всем и ни о чем конкретном. Рядом бодро трусил английский бульдог Черчилль, заинтересованно поглядывающий по сторонам на людей, собак и птиц. На встречу им, пружинистой походкой, двигался молодой высокий парень с наушниками в ушах и с немецкой овчаркой на поводке. По дорожке бежала женщина средних лет, в ярком спортивном костюме и белых кроссовках, она с опаской покосилась на бульдога, который отродясь не носил намордников и, на всякий случай, свернула с дорожки, чтобы его обогнуть. На душе у Юрия было хорошо и спокойно, но тишину безмятежного утра грубо прервал бесцеремонный и вызывающе громкий звонок телефона.
Выслушав собеседника и тяжело вздохнув, Юрий сухо ответил:
– Все понял, уже еду.
А затем посмотрел на Черчилля и грустно сказал:
– Ну почему некоторым людям неймется? Такой дивный день! Живи и радуйся! Так нет, надо убивать друг друга, даже сегодня. Не понимаю.
Он пристегнул поводок к ошейнику собаки, и они направились к дому, возле которого стояла их машина.
– Ну, что поделаешь? Придется нам с тобой ехать и разбираться. Похоже, больше некому, да, Черчилль?
Глава 1
Небольшой дачный поселок Союза художников располагался в живописном месте, вблизи от города. Участки находились в сосновом лесу, расстояние между домами было довольно большим. Соседи мало что могли сказать о жизни друг друга. И если человек жил один, не слушал музыку и не жег костры, то зачастую, окружающие не могли знать находится он, в данное время, на даче или нет. Можно, конечно, ориентироваться на свет в окнах, но художники народ творческий, рассеянный. Вот Михаил Васильев, например, из тринадцатого дома, когда уехал прошлым летом в отпуск, то светильники не выключил в нескольких комнатах и свет горел две недели и днем, и ночью. Таким образом, со свидетелями здесь будет не просто, это Поляковский понял с первого взгляда.
А приехали они с Черчиллем в дом художника Смольского. На двадцать седьмой даче был обнаружен труп его единственного сына Станислава.
Старый хозяин умер в клинике три месяца назад в результате болезни сердца.
Мать Смольского ушла из жизни более десяти лет назад.
Погибшему Станиславу было сорок семь лет, он заведовал кафедрой иностранных языков в университете. Мужчина несколько дней назад, при падении, растянул связки левой ноги и в данный момент находился на больничном. Труп пролежал в доме около суток. На работе его не разыскивали, а тревогу забила супруга и только на следующий день. Элеонора Смольская была на восьмом месяце беременности и за руль уже не садилась, но, когда муж перестал выходить на связь она вынуждена была поехать к нему на дачу. Ключей от дома у нее не было, но калитка и входная дверь оказались не заперты.
Женщина вошла в дом и в столовой увидела супруга, лежащим на полу в луже запекшейся крови. Элеоноре стало плохо, она обессиленно опустилась рядом с мужем, облокотившись спиной о стену, слегка отдышалась и только после этого вызвала милицию. Еще раз взглянув на окровавленное тело супруга, женщина потеряла сознание. Прибывшие в дом милиционеры решили, что трупа два и даже не пытались оказать ей помощь в первые минуты.
Но тут женщина зашевелилась и ей помогли выйти на воздух. Она умылась холодной водой, села на скамейку у крыльца, где и дожидалась приезда скорой помощи.
Глава 2
Поляковский появился на даче после приезда следственной бригады. Оставив Черчилля, возле плачущей вдовы, он пошел в дом, чтобы осмотреть место преступления.
Дача была старая, добротная, сложенная из массивных, потемневших от времени, бревен. Внутренняя отделка не шикарная, но качественная и солидная. На стенах, во множественном числе, висели картины, написанные маслом. Среди них были и натюрморты, и пейзажи, и несколько портретов очень красивой женщины, в разных нарядах и интерьерах, по всей видимости это была супруга художника и мать Станислава. Юрий, конечно, не был экспертом в области живописи, но полотна показались ему очень интересными и достойными внимания.
Поляковский медленно прошел в столовую, где находился труп и уже во всю работал эксперт-криминалист.
Мужчина лежал на спине, раскинув ноги, а руками он пытался прикрывать лицо, вокруг головы была лужа запекшейся крови. Ему нанесли один удар по лицу тяжелым, старинным, бронзовым подсвечником на три свечи, который валялся неподалеку от трупа, с пятнами бурового цвета на завитушках.
В комнате сохранился идеальный порядок, все шкафы закрыты, ничего не сдвинуто с места.
На убитом были швейцарские часы, перстень из белого золота с бриллиантом и обручальное кольцо. В прихожей на комоде лежала барсетка мужчины, с ключами от квартиры, дачи, машины и рабочего кабинета, а также документами. В портмоне находилась не малая сумма денег, в том числе и в иностранной валюте, банковские карточки также остались на месте.
На подсвечнике отпечатки пальцев не обнаружили. А в доме были найдены «пальчики» хозяина и еще двух, пока не установленных, людей.
На круглом обеденном столе, покрытом белой скатертью, с ручной вышивкой по краю, в виде васильков и ромашек, стояли две изящные голубые чашки с блюдцами и кофейной гущей на дне. На одной из чашек остались следы не яркой помады и несколько четких отпечатков пальцев. Также была открытая коробка датского печенья, серебряная сахарница с тростниковым кусковым сахаром и красивыми щипцами для него, один пустой бокал и початая бутылка армянского коньяка.
Возле окна в кресле-качалке лежала раскрытая книга Чарльза Диккенса «Большие надежды», на языке оригинала, которую перед смертью читал покойный.
– А убитый был сибаритом, – подумал Поляковский, оглядевшись по сторонам.
– Наверное перед смертью профессор принимал даму, и она была либо за рулем, либо беременна, так как бокал на столе один, – сделал он вывод, который, впрочем, был и так очевиден.
Приехавшие врачи осмотрели вдову и предложили ей госпитализацию, но женщина наотрез отказалась.
– Благодарю, но мне уже лучше, и я останусь пока на даче. Возможно, милиции нужна будет моя помощь, – пояснила она медикам.
Глава 3
Поляковский вышел из дома осмотрелся по сторонам и увидел на скамейке вдову хозяина, а рядом с ней Черчилля. Женщина плакала и тихонько рассказывала что-то, постоянно вытирая глаза, а пес сидел рядом и внимательно смотрел на нее. Юрий направился к ним.
– Здравствуйте Элеонора Николаевна. Как Вы себя чувствуете? «Мы сможем сейчас побеседовать или отложим все разговоры на завтра?» —спросил он, озабоченно глядя на ее большой живот.
– Спрашивайте, конечно, я все понимаю, – ответила женщина и вытерла глаза бумажным платком.
– Почему Ваш супруг был на даче один? Вы с ним поссорились? – спросил Поляковский.
– Нет. Мы с ним вообще никогда не конфликтовали. Муж тяжело перенес смерть своего папы, у них были замечательные отношения и ему хотелось побыть одному пару дней, – сказала вдова.
– Поживу в родительском доме, среди любимых вещей, картин, книг, пообщаюсь с ним, мысленно, вспомню папу, маму, нашу семью, – пояснил мне супруг перед отъездом.
– Я не возражала, понимала, что это ему необходимо. И звонками ему старалась не досаждать, думала он сам меня наберет, если захочет поговорить. А вообще, Станислав очень хороший человек и обо мне заботился, прямо как отец родной. Тем более он и был меня на много старше. У нас разница в двадцать лет, – рассказала Смольская.
– Вас это не смущало? – поинтересовался Юрий.
– Ой, нет. Нисколько. Муж был молодой, энергичный, спортивный. Многим парням мог сто очков фору дать. Мы с ним очень хорошо жили. Вот и ребеночка ждали, сына. Муж так гордился, что у него будет наследник. Каждый вечер Станислав строил грандиозные планы, в какие кружки и секции его запишет и чему обучать планирует, чуть ли не с первых дней после рождения. Если бы посторонний человек услышал, рассмеялся бы от его супер проектов. Суток не хватило, чтобы ребенок мог их все воплотить в жизнь. Но я не спорила, мне было приятно. Я сама из не слишком благополучной семьи и у нас над детьми крыльями не махали. Мы с братом росли, как сорняки за забором. Накормлены, одеты, обуты, школу не прогуливаем и Слава Богу! – с грустной улыбкой поведала Элеонора.
– А Ваши родители не были против брака со Смольским? – спросил следователь.
– Ой, ну что Вы! Они были рады, когда мы расписались. Я ведь уже была беременна, а мы все еще продолжали жить в гражданском браке. А каким родителям такое может понравится, а тем более живущим в провинции? – с грустной улыбкой пояснила она.
– Расскажите, где Вы были вчера весь день? – спросил следователь.
– Утром ходила в районную поликлинику, сдавала анализы. Потом сидели с подругой в кафе, в старом городе, ели мороженое с фруктами, пили сок, болтали часа два. Затем прогулялись по парку, и она проводила меня домой. Название кафе, фамилию и телефон подруги Вам сообщить?
– серьезно спросила Элеонора Смольская.
– Разумеется сообщите, – в тон ей ответил следователь.
– И последний вопрос на сегодня. Вы кого-нибудь подозреваете в убийстве? Возможно Вы
что-нибудь слышали от супруга о его конфликтах на работе или где либо еще? —спросил Юрий.
– Нет. Я ничего не знаю о каких-либо проблемах Станислава. У нас с мужем все было замечательно! – ответила женщина и разрыдалась. Последняя фраза ржавым гвоздем вонзилась ей в душу.
Юрий попрощался и подошел к Черчиллю. Он уже начал сердиться, что собственный хозяин обращает на него ноль внимания. Как будто он не самый лучший в мире пес!
Юрий погладил его, дал попить и попросил еще немного побегать. А сам решил внимательно осмотреть приусадебную территорию Смольских. Черчилль побежал перед ним и привел хозяина к зарослям декоративного красного ореха. Следователь обратил внимание, что на земле валяется много оторванных и скрученных листьев и земля утоптана, как будто здесь долго стоял какой-то человек. Поляковский позвал экспертов. Они сумели снять отпечаток обуви. Предположительно кроссовки сорокового размера.
– Это может быть, как высокая женщина, так и мужчина, с маленьким размером ноги, – задумчиво произнес Юрий.
– Ладно, мы с Черчиллем поехали домой, оставлю его, а затем сразу в Следственный комитет, мне здесь пока больше нечего делать. А вы забирайте труп в морг. Как только будут готовы результаты вскрытия, сразу сообщите, – велел он экспертам и направился к машине.
Пес быстро обогнал его и первый стал у задней левой двери, что бы, не дай Бог, его не забыли на чужой даче.
Юрий ехидно ухмыльнулся, открыл заднюю дверь машины и наблюдал, как Черчилль поставив передние лапы на сиденье, выжидательно смотрит и ждет от него помощи.
– Давай запрыгивай, толстяк, я тебя не обязан таскать на руках, – насмешливо произнес мужчина.
– А зачем мне такой хозяин? – укоризненно посмотрел на него пес.
– Тоже верно, – ответил Юрий на его немой укор, быстро затолкал толстый зад напарника на заднее сиденье, захлопнул дверцу и сыщики уехали в город..
Глава 4
Это было тридцать один год назад. Лариса Фисун, задыхаясь, бежала по школьному коридору, а за ней гналась разгоряченная толпа одноклассников.
– Лариска-крыса, крыса, крыса! – истошно вопили они и кидали в девочку скомканными бумажками. А один из преследователей бросил в нее мокрой, грязной тряпкой, которой вытирали доску, и заорал:
– Лови дохлую крысу!
Тряпка коснулась ее шеи, девочка испугалась и упала. Правое колено разбилось до крови, юбка школьного платья задралась почти на голову. Она лежала на полу и рыдала от страха и унижения. Толпа обступила ее и продолжала кричать и, казалось, что этому не будет конца и края… Неожиданно смолкли не только крики, но и все разговоры, и наступила гробовая тишина. Сильные руки подняли Ларису и поставили на пол. Ее взору предстал настоящий красавец, как будто сошедший с экрана кинотеатра. Высокий, спортивный старшеклассник, с темными, каштановыми волосами и ярко-синими глазами, в которых мелькали озорные, веселые чертики, сочувственно посмотрел на рыдающую девчонку.
– Не плачь. Не обращай внимания на этих придурков. А крысы очень милые и, к тому же, умные животные.
Вот так-то, Крыска , – ласково произнес он, улыбнулся, помахал ей рукой на прощанье и пошел по своим делам.
Преследователи мгновенно исчезли, а Ларису с того дня перестали дразнить. И лишь красавец-Станислав, при встрече, иной раз, называл ее Крыской-Лариской. Но девочке было совершенно не обидно, а даже лестно.
Она училась в этой школе первый год и только сейчас узнала от одноклассников, что Станислав Смольский – неформальный лидер и гордость школы. Он – отличник и спортсмен, эрудит и заводила, мечта всех девчонок и образец для подражания пацанов.
Ларисе было всего одиннадцать лет, но она влюбилась в парня без памяти. Девочка радовалась при встрече с ним, выспрашивала у всех подробности его жизни, часто караулила Стаса у подъезда, чтобы просто, тихонечко, пройти за ним следом до школы или спортивной секции, которую парень регулярно посещал. А уж когда он при всех с ней здоровался, улыбался, говорил пару слов, то радости Ларисы не было придела и она целый день ходила с блаженной улыбкой на лице.
Глава 5
Поляковский открыл дверь своего кабинета, аккуратно повесил на вешалку плащ и включил электрический чайник. Затем деловито насыпал в большую кружку с изображением морды английского бульдога в цилиндре и с бабочкой две ложки кофе и четыре сахара, залил кипятком эту смесь и сел за стол, с удовольствием прихлебывая «божественный напиток». Так язвительно называла его супруга Катя, эту, по ее мнению, сладкую гадость.
– Так, с чего мы начнем? – произнес он вслух.
– Родители Смольского умерли, других родственников нет. Значит выясняем все о жене, любовнице (если таковая имеется), коллегах и обиженных студентах. Еще надо попытаться поговорить с соседями. Камер видеонаблюдения на участках не было, дачи старые, дома не слишком богатые, но, наверняка, кто-то должен был видеть хоть что-нибудь. По крайней мере я на это надеюсь. Да, еще надо выяснить, был ли он раньше женат. Мужику сорок семь лет, вряд ли он жил один все эти годы, – рассуждал Юрий, чиркая на листочке ручкой и выводя какие-то витиеватые узоры.
Поляковский, как всегда, позвонил Петюне Храпову. Он отвечал в Следственном Комитете за высокие технологии: геолокацию телефонов, восстановление удаленной переписки, взлом паролей и т.д. Сотрудники старшего поколения наивно полагали, что Петюня, как заправский маг и волшебник, может все и даже больше… И очень бывали разочарованы, если вдруг у лейтенанта что-то не получалось определить по их настойчивой просьбе. В этом случае они считали, что молодой коллега просто ленится и не хочет помогать в расследовании.
– Ну, что, молодое дарование, в стрелялки играешь? А работать за тебя кто будет, Билл Гейтс? – ехидно поинтересовался Юрий Иванович.
– Так Вы же с Черчиллем всех преступников уже переловили, мне можно и поиграть, – ответил парень.
–Ты давай не зубоскаль, а займись Станиславом Смольским и его контактами. А вечером мне доложишь, – строго приказал майор Поляковский.
– Ок, – кратко ответил Храпов и отключился.
– Во народ! – покачал головой Юрий.
Он позвонил капитану Лапицкому и велел проверить алиби супруги убитого и вообще попытаться выяснить о ней что-либо у соседей, одногруппников и коллег по работе.
А сам Юрий допил кофе и отправился в университет на кафедру иностранных языков, которую, до вчерашнего дня, возглавлял профессор Смольский.
Глава 6
Поляковский потянул на себя тяжелую, массивную дверь, с красивой ручкой, отполированной сотнями тысяч рук, и медленно вошел в здание университета. Невольно ощутил легкий холодок в груди и приятное волнение, вспомнил свои студенческие годы и с покровительственной улыбкой посмотрел на молодежь, благополучно забыв при этом, что он не на много их старше.
На кафедре присутствовали почти все преподаватели, за исключением двоих. Оксана Винтегрин находилась в декретном отпуске, а у Елены Ковтяк сегодня не было занятий по расписанию.
Юрию Ивановичу открыли свободный кабинет, чтобы он мог спокойно и без помех со всеми побеседовать.
Большая часть преподавателей кафедры иностранных языков принадлежали к прекрасному полу, лишь двое мужчин вбивали в головы студентов знания в этой области.
Доцент Грибовский – преподаватель немецкого языка, был маленьким, сухоньким, интеллигентным старичком.
– Я уже давно на пенсии, но супруга умерла шесть лет назад, дети взрослые и живут в другой стране. А мне скучно сидеть дома и я готов работать, пока будут держать, – не дожидаясь вопроса поведал он следователю.
Ничего интересного он не сообщил, его интересы за пределы работы не выходили.
Второй преподаватель был молодым, симпатичным мужчиной, среднего роста. Валерий Иванович Борисенок – совершенно не спортивный, слегка сутулый, блондин с густыми курчавыми волосами и голубыми глазами, за стильными очками, в тонкой, металлической оправе. Доцент Борисенок имел ученую степень кандидата наук и явно не собирался останавливаться на достигнутом.
– Расскажите все, что знаете о Вашем руководителе, – попросил Поляковский.
– Я о нем ничего не знаю, – как-то уклончиво ответил мужчина.
– Что значит ничего не знаете? Вы же работали вместе, причем, не один год, – возмущенно сказал следователь.
– Ну я не в том смысле. Работали вместе мы восемь лет, но помимо работы нас ничего не связывало, – дал задний ход доцент Борисенок.
– Расскажите, какой он был начальник? – спросил уже с нажимом Юрий.
– Нормальный начальник, такой как все, – сухо ответил мужчина.
– Ясно, говорить не хотите. Придется встретиться у меня в кабинете, – пообещал ему следователь.
– Да, ладно Вам. Зачем сразу пугать? Ну пользовался он мной, как бесплатной рабочей силой. Ставил себе часы, а потом меня просил проводить занятия. Я ведь тоже английский язык преподавал, как и он. Смольский, всякий раз объяснял, что у него неожиданно возникли срочные дела, чаще всего ссылался на вызов к ректору или проректору, иной раз в министерство. Но я так не думаю, просто, он прекрасно понимал, что конфликтовать с ним я не буду. Все же начальник, как-никак. Но такое бывает сплошь и рядом, за это убивать никто не будет. Иначе, каждый день, подчиненные избавлялись бы от своих руководителей, – с усмешкой произнес Валерий Иванович.
Поляковский почувствовал, что мужчина не все рассказал, но решил на сегодня ограничиться полученной информацией и отпустил его на занятия. А то студенты уже раз пять заглядывали в кабинет, изображая необычайную заинтересованность в получении знаний, причем, непременно сегодня и особенно по английскому языку.
