Анастасия Благодарова
Кресты у дороги
Сжимая ворот куртки до скрипа, Глеб подступился к месту ДТП сбоку. К сожалению, даже в дымке слабого света видно всё. Водитель – звезда анатомического театра. Капот Газели и багажник Тойоты срослись в единое целое. Если раздавленный инерцией мужик вместился в «мясорубку», пространства для спящей девушки не осталось. Её просто больше нет.
Рваная сталь протекала. Похититель хотел, чтобы это был бензин. А чтобы так вышло – не хотел. Он ведь как гепатит – ласковый убийца. Заканчивает щадяще быстро – ножом в сердце. К удушению прибегает вынужденно, когда приходится по-тихому. Оно совершенно уродливо, нелепо и долго. Воистину безжалостен тот, кто кидает удавку на шею. Глеб был уверен, что жизнь не придумала хуже казни. Был уверен ровно того момента, когда судьба наглядно показала, как можно по-другому. Как умеет она. Со стороны теперь не кажется, будто смерть во сне – лучше прочих.
Пошатываясь, он подошёл к детям, и те инстинктивно отступили. Хрипнул:
– Телефон есть?
Переглянулись. Глеб едва руками не всплеснул. Из леса вышли. Какой телефон? Об Инстаграме, поди, из чёрно-белого телевизора узнали. В луче фонаря сверкнули белоснежные виниры.
– И у меня нет, – картинно похлопал по карманам. Не соврал. – Старику, в общем, не помочь. Там… всё.
Аксинья, для которой требуется разжёвывать, поняла с первого раза. Ахнула, прикрыв рот кулачками. Стоп-сигналы раскуроченного грузовика алыми искрами зарябили в слезах. Солидарно склонив голову, Глеб исподлобья покосился на мальчика. Нельзя было утверждать наверняка, что тот лишился дара речи, ведь за всё время не произнёс ни слова. Однако вид у него был именно такой. Немо седел.
– Ну, чего застыли? Пойдёмте!
Двое даже не моргнули.
– Хотите остаться здесь?
Аксинья закряхтела:
– А… а, может, дождёмся помощи?
– Какой помощи?! – выпалил Глеб, и лишь потом подумал. Если ночью в глухих местах проехала одна машина, не исключено, что проедет другая. Пусть второй такой даром не надо.
– А… мы можем узнать! Ярик, Ярик, прочитай… – девушка замялась, а, когда неизвестный, наконец, назвался, закончила –… прочитай Дениса.
Недавно – Глеб, отныне – Денис, зыркнул на «чтеца». Тот не вынес внимания. Ему нельзя часто читать Аксинью. Слабые на голову не выдерживают. Случается помутнение рассудка, им дурно делается. И самому Ярику внезапно поплохело. Затошнило.
– Нет. Перенервничал. Не смогу. Не могу, – замотал головой, как капризный ребёнок. Жестом намеревался не столько убедить, сколько сбросить оцепенение.
Денис неотрывно смотрел на нервного. На его няньку, глянувшую через плечо в никуда. Отметил – подобралась. Точно ждёт её там какое чудовище. Не там.
Денис поспешил разрядить обстановку:
– Мне нужен телефон. Или крыша над головой. Тут больше делать нечего. Идём уже.
Вышел вперёд. Не услышав шороха за спиной, обернулся. Протянул руку.
– Не бойтесь. Вы же со мной.
Секунда, другая, и на ладонь робко легли прохладные пальчики. С чужой помощью Аксинья вышла на дорогу. Ярик взошёл самостоятельно. Фонарик, мельтешащий на периферии зрения, действовал Денису на нервы. Вспыхнуло спонтанное желание столкнуть в канаву третьего лишнего.
Незачем. Вернее обратиться к старой доброй сублимации. Тоже своего рода «либидо». Вместо желания вспыхнула зажигалка. Качнул полупустую пачку туда-сюда, молча предлагая. Что интересно, мальчишка, явно оскорблённый сомнительной компанией, не приткнулся к идущей справа, а зашагал слева. Окружили. Аксинья отказалась от угощения. Ярик в силу возраста опешил. Денис закурил. Коробочка в руке завибрировала. Хозяин порадовался, протянул навстречу. Ногтём царапнул колёсико.
– Аксинья, ты чего? – предостерегли из темноты.
Убийце польстило, что, видимо, в этом он стал для красавицы первым. Затянулась, закашлялась. Поглощённая тяжёлыми думами, пробубнила:
– Дрянь какая, – и зажала сигарету губами.
Денис провёл языком по зубам, дегустируя новое имя. Уникальное, как у неё. В основном попадаются Насти, Кати и, что странно, Евы. Аксинья – никогда. Хотя, кто их знает? Может, они были такие же вруши, ему подстать? А Ярик… Ярик не понимает, от чего отказывается. Такой повод! В конце концов, последний шанс попробовать.
Деревенский парнишка в принципе с первых минут представился персонажем мутным. Тактика всех тихонь, но человек в розыске не привык размениваться очевидным. Стиснув челюсти, Денис проигнорировал стелющееся касание. Ярик осторожно, нагло дотронулся до чужой ладони. Несведущий списал на сантименты. Можно понять. Такой повод.
Ярик «окунулся». Как «нырнул», напряг мышцы шеи, чтобы голова не запрокидывалась. Опознал чужие руки, как свои. Они держали бумажный лист. Не успел прочитать текст – статичный кадр сменился динамичным. Захватил дух, пристыдил. Соседские ребята рассказывали о чем-то таком. Правда жизни, однако, заткнула детские фантазии за пояс. Действо должно было быть в удовольствие. Таким оно и казалось, пока пальцы, гладя белое женское тело, не сдавили горло. Пока жаркое дыхание не оборвалось писком.
«Придурки. Вообще-то я нормальный. Романтик» – уверял закадровый голос. Так естественно и непоколебимо, что не согласиться невозможно.
И снова лист. Ветер унёс его с розовыми лепестками. Смахнул каштановую прядь с порозовевшего от плача лица. Волосы змеями обвили стираемые ремнями запястья.
«Воля моя. Я выбираю. Мне!»
Это листовки. Объявления о пропаже людей. Везде, и на фотографиях, и в жестоких руках – молодые девушки. Все кареглазые шатенки. Стройные, симпатичные. Такие, как Аксинья.
Ярик пьяно отшатнулся. Сестра выкинула сигарету. Забеспокоилась:
– Что такое? Что случилось?
Фонарь выстрелил столпом света прямо в лицо Дениса. Не сощурился. Широко улыбнулся. Голубые глаза проницают. Насаживают на кол. Будто видит насквозь. То-то гость в больной голове переквалифицировался из ведущего в ведомого. Впервые. Впервые Ярик усомнился в своём мастерстве. В своей духовной неуязвимости. Впервые попросил Господа о помощи.
Он мог сказать, здесь и сейчас. Не сказал. Как ни в чём не бывало, пошли дальше. И Аксинья, и он, маленький, хилый, под боком у настоящего монстра. Деревенский чудак стал даже несколько забавлять затейника. Как держится особняком, как уши навострил. А стоит громко топнуть – рванёт, и ищи-свищи по всему полю. Детская бестолковость хотя бы отвлекала самого Дениса от навязчивых мыслей. Такое даже в анекдоте будет пошло – глупейшая авария! Кому расскажи – не поверят. Следовательно, произошедшее – убийство. Вероятно, спонтанное, побуждённое «беличьими» голосами в голове старого дурака. Иначе его поступок не объясняется.
«Надо… надо бы помянуть, что ли?» – поразился Денис собственной идее. – «Как её звали? Бедолагу».
Для того, кто ступает по тонкому льду и ходит по лезвию ножа, подобные случайности калят пуще полицейской фуражки. Выдумщик пребывал в стойком убеждении, что шуток от судьбы не заслужил. Уязвлённому невдомёк – опытный водитель, изведённый полудрёмой, не заметил ни брата с сестрой, ни Тойоты. Никого, кроме человека «из ниоткуда». Уткнувшись в бампер, фантом растаял в свете фар. Но руль уже пошёл вилять, педали перепутались. Некто в белом убил, по нелепой случайности, лишь одного.
Денис грубо вырвал руку.
– Пацан, ты шибко тактильный! В чём дело?
Втихую щупать ребятёнок горазд, а отвечать – так последний. И овечья пустота во взгляде, когда якобы нечего говорить. Изведённый необъяснимым и утаенным, Денис всем своим видом дал понять – с места не сдвинется, пока ему не ответят.
Сестрёнка «выручила». Поспешила поделиться:
– Ах, всё в порядке! Ярик так читает людей.
Названный и бровью не повёл. В родной деревне все свои, а за её пределами распространяться о подобном, по-хорошему, не следует. Язык без костей довёл бы и до Киева. Да и после видений Ярик засомневался, что вернётся домой.
– В смысле? – Денис переключился на общительную. «Божья простота» рада стараться.
– По ладони можно узнать судьбу, знаете? Прошлое и настоящее. Братик умеет. Лучше всех! Только не обижайтесь. Он не нарочно. Оно само.
Лучше бы Денис промолчал. Но он глянул с плеча, уточнил:
– Ясновидящий? – и расхохотался. Надрывно, до щёлканья позвонков.
Всепрощающая Аксинья оскорбилась:
– Не верите?
– Ой, Ксюнь, ты даже не представляешь, во что я готов поверить.
Денис, сама невозмутимость, молча повёл за собой. Ярика перекосило от сокращения имени. Очутившись позади, он этим воспользовался. Луч очертил то, что в полумраке лишь мерещилось. Невысокий рост, узкие плечи. Горделивая осанка, грация жестов. Неоспоримая маскулинность вкупе с лёгкой, нарочной манерностью. Куртка из кожи, модная стрижка. Даже мужской прозрачный маникюр. Чистые руки по локоть в крови. Он – собрание сотен сочинений о самых разных персонажах. Понабрал. Не разобрать, где изъян, где козырь.
«Аксинья, не выделяй его. Не облегчай ему задачу».
Телепатии не существует. Она не слышит. Улыбается всем одинаково бесхитростно, искренно. Следует за чужим. В направлении, верном лишь по его заверению.
В кинокартинах полевую ночь зачастую рисуют светлой. Даром что не белой. Звёзды гирляндами и луна софитом. Если по сюжету набегают тучи, то дымчатое сияние стелется по земле. Мол, соль воздуха искрится. Оно и понятно. Затруднительно иначе показать происходящее. Никто не хочет быть незрячим. Никому не интересна кротовья участь.
Можно сказать – здоровый человек постепенно сам собой избавляется от временной куриной слепоты. Прозревает достаточно, чтобы различать окружение. Но Ярик и Аксинья, вполне здоровые, впервые столкнулись с настоящей кромешной тьмой. Ладно город, переливчатый, мигающий – спящая деревня тоже никогда не оставалась без огонька. Без лампочки под козырьком курятника. Без огарка на подоконнике соседки, бессонной в безутешной печали. Без фонаря у магазина, наконец! Оно правильно. Правильно робеют люди. Ночь страшна. Бескрайна. Умом доходишь, что никуда не делись ни небо, ни деревья, ни трава. Только что этот самый ум, пользуясь случаем, подкидывает пугающие образы и одарённым, и бездарностям.
