Ана Сакру
Хочу свести тебя с ума
Глава 1.
Паулина
– Еще раз повторяю: последний срок для заселения был в понедельник. Нынче уже четверг, завтра первое сентября! О чем вы вообще думали? – театрально взмахнув руками, комендант общаги поворачивается ко мне пышным задом и продолжает как ни в чем не бывало наносить макияж.
Игнорируя меня, она демонстративно смотрит в зеркало над умывальником, пока переминаюсь на пороге ее крохотной каморки.
– И вообще! Я уже собиралась уходить, – женщина выразительно поглядывает на часы на запястье, а затем стреляет в меня взглядом сквозь зеркальное отражение, – у меня танцы. И конец рабочего дня!
– Регина Эдуардовна, ну неужели ничего нельзя сделать? – умоляю ее в сотый раз за эти несчастные пять минут. Нервно сжимаю ручку огромного чемодана, с которым приехала в Москву в свою новую студенческую жизнь. – Меня к вам Валентин Иванович отправил. Проректор по хозчасти. Сказал, что вы решите…
– Вот пусть вам Валентин Иванович и выделяет койко-место, раз такой умный. А у меня уже все забито вашим братом. Скоро общежитие по швам расползется, а он все шлёт и шлёт! Как душ починить на четвертом этаже, так сантехников прислать что-то не торопится ваш Валентин Иванович. Вот, если желаете, вас в душе и поселю, – громко щелкнув крышкой помады, женщина резко разворачивается ко мне и недовольно поджимает бордовые тонкие губы. – И я уже сказала – вы опоздали! Мест нет! Совсем! – разводит руки в стороны.
– Не могла я раньше, Регина Эдуардовна. Я на фестивале была, – чуть ли не хнычу.
Страшно! Куда мне теперь с этим чертовым чемоданом? Седьмой час вечера, я совсем одна в чужом огромном городе.
– Так и живите теперь на вашем фестивале. Я-то тут причем? – отмахивается комендантша, укладывая палетку теней в косметичку.
– Но Валентин Иванович сказал, что вам звонил и…
– Да что ж такое, а!? – фыркает женщина и снова бросает нетерпеливый взгляд на часы. Тяжко вздыхает и, пробормотав что-то себе под нос, идет к своему заваленному бумагами рабочему столу. Шумно листает блокнот с недовольным видом, ведет пальцем по какой-то ведомости. – Фамилия?! – рявкает.
– Зайцева, – отвечаю возбужденно, радуясь не большому, но все же успеху. – Зайцева Паулина. Валентин Иванович…
– Так, Зайцева, еще раз заикнетесь про Валентина Ивановича, и я вас точно отсюда выставлю. Вы меня поняли? – угрожающе хмурится коменда.
– Да, – в ответ энергично киваю я.
– Так… – женщина задумчиво водит взглядом по записям в блокноте. – Вот, да. Звонил он по поводу вас. Ну что ж… Пойдем. Только быстро! Опаздываю уже, – бормочет, захлопнув блокнот. Берет ключи из древней деревянной ячейки и, накинув шаль, выходит со мной из комнатушки.
– Поселю на втором этаже. В сто пятую. Там все девочки тоже новенькие, подружитесь. Переселить смогу только после сессии, когда первые оболтусы отсеются. До этого даже не подходи! У нас с этими ремонтами мест нет! До вашего этажа строители еще не добрались, но это вы благодарите вашего Валентина Ивановича. С душем аккуратней, лейки отлетают. Завтра подойдете и подпишите мне технику пожарной безопасности. Не забудь! Квитанции под роспись тоже у меня, – тараторит коменда, быстро отстукивая квадратными каблуками по потертому паркету.
Киваю на ее каждое слово, делая вид, что все усваиваю и понимаю, и с опаской озираюсь по сторонам, пока Регина Эдуардовна несется впереди меня к пожарной лестнице.
Объективно – здание…старое. И если снаружи оно очаровательно старинное, то внутри…просто мрак. Облупленные стены, обшарпанные полы, бесконечный тусклый коридор, почерневший от копоти времени потолок в пять метров, длинные лампы, вереница крашенных дверей по обе стороны, неработающий лифт.
Еще и пахнет заброшенной психбольницей.
Я, конечно, в психушке в реальности не была, но другие сравнения мой мозг отказывается подбирать.
Нервно сглатываю, чувствуя, как противно влажнеют ладони. Никогда не считала себя принцессой, но… после уютной, обустроенной трешки родителей в самом центре Новосибирска все это похоже на жуткий сон.
Ладно, прорвемся!
Подружусь с девчонками, куплю веселые занавески, расставлю милые вещицы… Глубоко вдохнув, натягиваю на губы улыбку, пытаясь хотя бы так себя взбодрить. И пыхтя тащу тяжеленный чемодан вверх на второй этаж по щербатым ступеням.
Преодолев лестницу, попадаем в точно такой же бесконечный коридор. Только стены здесь не желтые, а бледно-салатовые.
– Вот душ и туалеты – мужской и женский. Кухня в другом конце коридора. Прачечная в подвале, но лучше в химчистку сдавать, если знакомых местных нет. На все пять этажей, понятное дело, места в прачечной не хватает, – продолжает стрелять в меня пулеметной очередью слов Регина Эдуардовна, торопливо вышагивая по гулкому коридору.
– А душ? Тоже мужской и женский? – в легком ужасе уточняю я, сообразив, что все гигиенические удобства тут одни на целый этаж. А череде дверей, мимо которых мы проходим, конца и края не видно.
– А душ тут по четным и нечетным. По нечетным – для девочек, – невозмутимо сообщает мне коменда и резко тормозит около окрашенной коричневой двери с номером «105».
Стучит и сразу открывает, не дождавшись ответа, а я делаю над собой усилие, чтобы прошмыгнуть вслед за ней в комнату, а не развернуться и сбежать.
Переступив порог комнаты, я замираю с открытым ртом. Колесики чемодана глухо стукаются о линолеум, пока я заторможенно моргаю и медленно верчу головой в попытке принять окружающую меня реальность.
Понятно, что в комнате я буду проживать не одна, но к четырем двухъярусным кроватям, занимающим все пространство у заклеенных линялыми обоями стен, все-таки была не готова.
– Девушки, принимайте еще одну соседку! Полина, – звонко хлопает в ладоши Регина Эдуардовна, пока я жмусь на пороге, не желая заходить.
– Паулина, – поправляю женщину севшим голосом, наблюдая, как с узких кроватей лениво приподнимаются незнакомые девочки.
Смотрят враждебно. Как на врага. И я их прекрасно понимаю, ведь и без меня их тут семеро!
Я лихорадочно озираюсь, осматривая комнату: длинная, узкая, старые тяжелые занавески, двухъярусные кровати разделены тумбочками, шкафов нет. Их просто ставить здесь негде. У окна два больших стола по обе стороны с настольными лампами.
Это на всех?! А где расположить комп и другую оргтехнику?
Я веду блог и собираюсь учиться на журналиста, мне нормальный письменный стол жизненно необходим.
С больно бьющимся сердцем заканчиваю досмотр, заметив у входа по левую руку старинный рычащий, как раненый медведь, холодильник, а по правую – кухонный буфет времен моей прабабушки.
Ну не-е-ет… Нет!
– Ну что стоишь!? – поторапливает меня коменда. – Проходи, располагайся, а мне уже пора, – хватает меня за локоть и силком пытается затащить в эту жуткую казарму.
Упираюсь, стрельнув глазами в соседок, которые продолжают молча и без особого интереса за нами наблюдать.
– Регина Эдуардовна, мне не подходит. Может, есть еще какие-то варианты?! Я вас очень прошу! – шиплю тихо, отцепляя ее пальцы от своей руки.
У женщины округляются глаза.
– Девочка моя! Ты глуховата или туповата?! За хорошими местами надо было приезжать хотя бы неделю назад! Хотя бы! – трясет указательным пальцем у моего носа. – А сейчас ничем помочь не могу! Либо здесь, либо на улицу! Так что бери ключи и не выделывайся. Старшая по комнате – Василина, она все тебе покажет-расскажет, а я уже ушла. Жду завтра у себя после линейки, в документах распишешься. Все.
На этой громкой ноте Регина Эдуардовна огибает меня и мой чемодан и, махнув рукой на прощание, исчезает в дверном проеме.
Растерянно смотрю ей вслед. Не верю, что все это происходит со мной.
– Твое место у холодоса на втором ярусе, – говорит лениво одна из девчонок. – И на тумбочку замок купи, чтобы нам потом не предъявляла. Хозтовары тут через два дома.
– Ага, – невнятно бормочу, подхватываю чемодан и разворачиваюсь к выходу из комнаты.
– Что, поплакать сначала пошла? – девчонки за спиной ржут.
– Типа того, да, – захлопываю за собой дверь.
В коридоре, кроме стен и полов, ничего нет, и я не придумываю ничего лучше, как усесться прямо на ступеньки на лестнице. Мимо шныряют студенты вверх и вниз, но всем на меня абсолютно плевать.
Смахиваю блокировку с экрана телефона и зависаю, пытаясь придумать, как поступить.
Мне нужна помощь, но просить ее у родителей совсем не хочется. Они были против моего переезда в Москву. Особенно отец. Он предлагал остаться учиться в Новосибирске. Приехать в столицу – мое личное решение, и на тот момент оно казалось мне очень крутым и взрослым. Я поступила на бюджет сама. Сама подала заявку на общежитие и попросила родителей не присылать мне денег, убедив их в том, что вполне способна прожить на рекламе со своей странички.
И что теперь? Признать поражение в первый же день?
Денег на съемную квартиру у меня нет. Точнее есть, но тогда мне стоит отказаться от еды на ближайший месяц.
Поехать в гостиницу? А потом что? Да и во сколько мне обойдется номер в отеле в Москве?!
Вернуться в комнату и смириться?
Вот черт, я и правда не представляю, как буду жить в таких условиях: без компа, без шкафа, с душем через день и замком от соседок на тумбочке.
Это провал.
Сделав пару глубоких вдохов, решаюсь позвонить предкам, мысленно готовясь выслушать папино «я же говорил».
Повлажневшими пальцами выбираю нужный контакт.
Гудки…
– Пашка, привет! Ну ты как? Уже обустроилась? Всей семьей ждем видео – как там наша юная блогерша! Мать даже пирог испекла.
– Пап… – вздыхаю, жмурясь и растирая лоб от досады, – тут такое дело… Мне комнату дали на восемь человек, даже стола своего нет, туалет один на этаж, я… – всхлипываю от жалости к самой себе. Мысленно съеживаюсь, ожидая от отца моральной порки, которую я, конечно же, заслужила, потому что действительно надо было серьезней подойти к вопросу собственного жилья. Но вместо подробного объяснения, какая я безответственная, папа неожиданно бросает в трубку «понял, сейчас», а через минуту мне смской прилетает адрес моего очень дальнего родственника, которого я видела всего-то один раз лет пять назад, и приписка, что он с радостью готов меня разместить.
Глава 2.
Павел
Бля-я-я…
Отжимаю кнопку на рукоятке перфоратора.
Прислушиваюсь.
Настойчивый звонок в дверь сообщает, что мне не показалось.
Блять. Соседи.
Мне осталось снять всего-то один ряд старого кафеля в санузле. Думал, прокатит и доделаю сегодня.
Не успел до семи вечера.
Эта плитка еще от застройщика. Ей чуть меньше полувека, потому был уверен, что стоит чихнуть – и отвалится. Хрен там. Перфоратор едва вывозит.
Под трезвонящий дверной звонок опускаю инструмент на бетонный пол, сбрасываю с рук строительные перчатки. Отираю вспотевшие ладони о грязные рабочие спортивки, на жопе которых дыра – неудачно зацепился за саморез, торчащий из дверной коробки.
Вчера снес на хрен дверь в туалет. Теперь как в поле. Сядешь…и видать из всех комнат.
Переступая через кучу строительного мусора и инструмента, матерюсь, когда мизинцем задеваю выставленное у входной двери ведро со сколом.
Бля-ять!
Шиплю, стиснув зубы, и тянусь к дверному замку.
Проворачиваю и толкаю дверь, предупреждая нервных соседей сразу на берегу:
– Я уже заканчиваю. Прошу проще… – не договариваю, глядя сверху вниз на незнакомую тощую девку.
Всех тревожных соседей за время ремонта я знаю, а эту впервые вижу.
Цепляюсь взглядом за огромный розовый чемодан за спиной незнакомки, и этот пластиковый монстр сбивает меня с толку окончательно.
Собираюсь спросить, какого хера ей надо на пороге моей квартиры, но не успеваю.
– Хм… – фыркает она, при этом совершенно не стесняясь ощупывать мой голый грязный торс своими наглыми глазами. Ее взгляд проезжается по моему обнаженному животу, подвисает на пару секунд на резинке трусов, торчащей над спущенными на бедра трениками. Закусив губу, мелкая заметно розовеет, а потом резко вскидывает глаза к моему охреневшему от такой беспардонности лицу, – а ты, смотрю, времени даром не терял. Дрожжами закидывался? Приветик! – лучезарно улыбнувшись, пытается шагнуть в мою хату прямо со своим трехэтажным чемоданом.
– Э-эй! Але, куда намылилась?! – преграждаю путь ей и ее чемодану.
– В смысле – куда? – натурально оскорбляется она. – Я Паулина! – сообщает так, будто это все объясняет.
– Мм-м…пиздато, рад за тебя, – равнодушно бросаю. Глаза девчонки округляются. Не спорю, сейчас я не самый милый собеседник. Моему состоянию, в котором нахожусь последнюю неделю, есть точное определение – я заебаный. И голодный. Я хочу жрать. И спать. – Это все? – демонстративно хватаюсь за дверную ручку с целью ее захлопнуть.
– Да что такое-то?! – в этот момент между ребром двери и откосом девчонка умудряется ловко впихнуть свой охрененно огромный чемодан. – Я Паулина, разве тебя не предупреждали обо мне? Папа сказал, что ты меня ждешь!
Она смотрит на меня так, будто мы и правда должны быть знакомы. Но это какой-то бред. Она явно не в себе, а у меня нет сил даже память напрячь, чтобы что-то там вспомнить.
Невежливо вытолкнув ее розовый чемодан обратно в подъезд, тяну дверь на себя и попутно сообщаю:
– Слушай, кажется, ты что-то путаешь. Я тебя не знаю, а разговаривать с незнакомцами мне не разрешают.
– Что? – успеваю услышать, прежде чем захлопнуть дверь.
Ковыляя обратно вглубь квартиры, чувствую, как тянет мизинец.
Меня бесит все. Оттого здоровой ногой пинаю мусорный пакет в тот момент, когда из распотрошенной ванной доносится рев моего телефона.
Отыскиваю его рядом с унитазом – единственное, что функционирует в санузле.
На экране Аленка, сестра*.
– Я звоню тебе уже два часа! Ты почему трубку не берешь? – обрушивается на меня шквал претензий, когда отвечаю на звонок.
– Взял же…– отвожу руку с телефоном от уха, чтобы не оглохнуть от громкого возбужденного дыхания старшей сестры. От нее всегда несет сногсшибающей экспрессией.
– Через два часа, – притыкает она.
– Дай мне, даа-ааай…! – даже на расстоянии от трубки мои перепонки взрываются от душераздирающего визжания крошки Кэт, моей четырехлетней племяшки.
– Тихо ты, – шикает на нее сестра. – Иди спать!
– Даа-ааай! – орет Кэт. – Пася! Пася-яяя!
– Господи, на! Успокойся только! – слышу бурчание сестры и какое-то копошение в трубке. – Поздоровайся и быстро спать!
– Пася, пивет! – ангельский тонкий голосок Кэтти заставляет меня улыбнуться. Будто не она сейчас верещала как сам дьявол.
– Привет, малышка. Почему не спишь?
Разница с Новосибом, где живет сестра с семьей, четыре часа. Там уже первый час ночи.
– Уома не дает, – ябедничает племяшка. – Мама гаваит, у него животик фсе уемя боит. Но он так оёт, так оёт! – жалуется Кэт. – Пася, у нас дом тлясился от его кыика, – доверительно шепчет она.
Голос Кэт приземляет. Успокаивает. Она единственная женщина, кому я добровольно вручил возможность вить из меня веревки. Четыре месяца назад у Алены и Вани родился пацан. Я больше всех этому радовался. Просто еще одну такую Кэт я не потяну. Своего племяша Романа я видел в июле, когда приезжал в Новосиб в гости к родне. Ему было всего три месяца, но он уже тогда был похож на Ивана. Может, у них с сестрой так задумано, но от нашей, Волковской, породы там ни хрена… Даже обидно.
– Ой, ну начинается. Все, ябеда, иди и ложись спать, – в трубке возникает Алена быстрее, чем успеваю посочувствовать своей любимке-племяшке. – Паш, я че звоню-то. Там к тебе Паша должна приехать. Ты, будь добр, девочку…
– Ален, повтори? – перебиваю сестру. – Я не понял. Кто ко мне должен приехать?
Смутно-тревожное предчувствие подкатывает к горлу. Интуитивно оборачиваюсь и кошусь на входную дверь.
– Ну Паша. Паулина. Забыл, что ли? Дочка Ванькиного брата. Ой, ну Паш, серьезно не помнишь?
Перед глазами всплывает образ худой угловатой девчонки с сеном вместо волос на башке, черными жирными стрелками на пол-лица и наглыми серыми глазами.
– Ну помню…была там какая-то…мелкая…– отвечаю размыто.
– Это когда было?! Ей уже восемнадцать, Паш. Она в Москву поступила. Сама. Умница такая. Хорошая девочка. Так вот, приехала в общежитие, а там какая-то проблема. Я толком сама не поняла. У нас время позднее, сам знаешь, завтра все нормально у Ваньки узнаю. А ты, Паш, приюти девочку, пока с общагой не разберется…
– Ален, ты серьезно? – вскипаю я, снова перебивая сестру. – У меня ремонт! Я куда ее класть буду? В чугунную ванну?
Которой и того нет. Алкашам косарь дал, чтобы ее вытащили из дома. Они ее на цветмет сдали.
– В смысле ремонт? Ты же мне пару дней назад сказал, что все закончил, – железобетонно аргументирует Алена.
И не поспоришь, блть.
Потому что…говорил, да. Напиздел точнее.
Я бы закончил пару дней назад, если бы не сам его делал, а как планировал – нанял бригаду. А у меня тачка, блять, полетела. Все, что должен был ремонтникам заплатить, вбухал в ремонт своего субарика.
Аленке не сказал. Эта же сразу деньги начнет совать, суетиться. Пришлось врать.
– Ну там…по-мелочи осталось, – откашливаюсь и обвожу хату взглядом.
Ну да. По-мелочи.
Всего-то гостиная и совмещенный санузел. Полквартиры в хлам.
– Тем более, – тут же воодушевляется сестренка, – вот и отдай девочке мою комнату. Родственники как-никак.
Прикусываю себе язык, чтобы не ляпнуть, что в ее комнате сейчас живу я. Она хотя бы четыре года назад после учиненного мною пожара ремонтировалась, а моя комната последний раз ремонт видела в своих снах.
– Ой, Паш, – охает сестра раньше, чем успеваю придумать, как отмазаться, – Ромка плачет. Короче, там к тебе Пашка приехать должна. Ваня дал ей твой адрес. Все, побежала. Давай, – отключается до того, как собираюсь протестовать матом.
Ну спасибо, зятек, удружил.
Пялюсь на погасший экран. А потом на дверь, решая, что теперь делать со свалившейся мне на голову родственницей. И от внезапно промелькнувшей мысли весь покрываюсь холодным потом.
Блять.
Если эта наглая мелочь потеряется вместе со своим чемоданом, сестра за нее мне оба яйца оторвет.
*Алена Волкова – главная героиня романа «Хочу от вас ребенка, доктор Зайцев»
Глава 3.
Павел
Распахиваю входную дверь, искренне надеясь, что нежданная гостья не свалила.
Не свалила.
Сидит. На своем чемодане и пялится в экран телефона, демонстративно игнорируя мое появление.
Страх за родную мошонку немного отпускает, но тут же накатывает глухое раздражение из-за будущих неудобств.
Дядя Вася не мог снять ей квартиру, что ли? Вроде не побираются…
Новоявленная «родственница» молча косится на меня, бросает короткие взгляды исподлобья, обещающие мне плевки в утренний кофе.
Складываю руки на груди и, пока молчит, осматриваю ее, снова убеждаясь в том, что эта версия и та, которую смутно помню, ничего не имеют общего между собой. Кроме карликового роста, серых наглых глаз и ядовитого языка. И… да, сисек как не было, так и не появилось. Но в целом…она ничего такая, даже несмотря на унылую гладь в районе груди. Острый носик, шоколадная густая копна до лопаток, губы капризным бантиком, немного раскосые хитрые глаза, тонкие черты лица… Как хищный зверек.
Зайцева. Ну эта – точно не пугливая зайка, скорее какая-нибудь куница. Или ласка. Мелкая, интересная, но кусачая, зараза.
– Че? – вскидывает голову она и награждает меня убийственным взглядом.
– Паулина, значит…– хмыкаю я, на что «родственница» картинно закатывает глаза.
– Проехали…– вызывающе-обиженно фыркает.
– А-а, ну если так, то отлично. Я уговаривать тебя не собираюсь. Захочешь, придешь, – раздраженно бросаю, прежде чем зайти в хату и с размаху захлопнуть за собой дверь.
Бесит.
Выделывается еще.
У меня бабские обиды в кишках сидят. Сониных выебонов хватает.
Иду в ванную. Бурча невнятные маты под нос, собираю инвентарь. С ремонтом на сегодня в любом случае покончено. Время позднее, строительные работы уже проводить нельзя, а все мысли – за дверью с мелкой грызуньей.
Если уж не ушла до этого, и сейчас никуда не денется – придет, и мне даже интересно – насколько хватит ее оскорбленной гордости?! Мысленно ставлю на полчаса, покосившись на экран телефона и засекая время.
И все же…нет. Максимум пять минут – и прибежит с поджатым хвостом. Куда она рванет ночью с чемоданом?
Начинаю про себя отсчет, представляя, какую скорбную моську состроит эта бешеная ласка, когда заскребется в мою дверь. Готовлюсь быть великодушным и не сильно ее унижать. Только, чтобы знала, кто в доме хозяин. В мире дикой природы по-другому нельзя.
А она гордая… До сих пор характер показывает – не звонит в дверь. Ну окей, я тоже упертый. И пока сражаемся в упрямстве, я открываю холодильник с мыслью – что бы такого сожрать: майонез, пять яиц и два огромных кабачка, занесенных соседкой. Не густо.
Мой желудок жалобно ворчит, а мозг лихорадочно подсчитывает, есть ли лишние деньги на пиццу.
Интересно, эта гордячка умеет готовить?
Нахожу в морозилке пельмени – отлично! Ставлю воду. Пока смотрю, как закипает, засовываю руки в задние карманы треников и раздраженно матерюсь, нащупав сзади забытую дырку в тот момент, когда раздается дверной звонок.
Бля-я-я…
Растерянно верчу головой, раздумывая куда идти – сразу к входной двери или сначала в спальню, чтобы переодеться. Побеждает желание не выглядеть лохом с дырой на заднице. Стартую в комнату под нескончаемую трель звонка. Будто в общество глухих пытается достучаться.
Стянув треники, я буквально запрыгиваю в валяющиеся на кровати джинсы, хватаю со стула первую попавшуюся футболку. Напяливаю ее, уже подходя к двери.
Выдыхаю. Делаю максимально суровое лицо – не помешает в данных обстоятельствах.
Проворачиваю замок, и трель звонка тут же обрывается. Воцаряется тревожная тишина. Нажимаю на дверную ручку, начинаю открывать дверь и…бля…ширинка.
Я резко дергаю собачку молнии вверх, пока «родственница» не успела показаться в дверном проеме, и сгибаюсь пополам, чувствуя, что только что, похоже, сам себе сделал обрезание.
Твою ма-а-ать! Это не просто больно…Это…Мммм…
Дыхание спирает, лицо багровеет, из глаз брызжут слезы, застилая мир вокруг плотной пеленой, сквозь которую вижу мелкий женский силуэт, шагающий в мою квартиру и тянущий за собой чемодан.
– Э-эй, ты что? Плачешь? – озадаченно охает Паулина. – Из-за меня?! Да не переживай ты так. Я только переночую и завтра свалю, – взмахивает пакетом, из которого тянет чем-то аппетитным.
– Класс, – скуля, показываю девчонке большой палец вверх и с трудом разгибаюсь.
Херовый знак. Я, конечно, не суеверный, но с этой бешеной лаской надо быть поаккуратнее, чтобы в самом деле ничего мне не прищемила при совместном проживании.
