– Тогда с чего он Московский? – поразилась Лара, но быстро собралась и добавила: – Прошу простить мое невежество, но в вопросах военных я профан.
– Лариса Константиновна! Слава Всевышнему, вы живы! – выскочила из гостиной взволнованная Аня.
– Полно вам, не стоило беспокоиться, судьба моя была в надежных руках поручика Уварова, – отозвалась Лара, хотя предпочла бы сказать что-то вроде: «Какого черта вы меня не искали?! Я бы сдохла в сугробе!»
Холл был тускло освещен, Лара была уверена, что здесь и похоронит остатки своего отличного зрения. Хотя, с другой стороны, подобная темень помогала скрывать убогость убранства, что однозначно на руку семье Мишиных. Ведь один из самых видных женихов Архангельской губернии стоял прямо-таки посреди этого мрака.
– Георгий Михайлович! Какой приятный сюрприз! – На лестнице возник силуэт Маргариты Львовны.
– Мое почтение, дамы, – поклонился разгоряченный холодом офицер.
– Прошу вас, в знак нашей признательности позвольте угостить вас чаем.
Не то чтобы сильно, но все же сильно Лару зацепил тот факт, что она, Лариса Константиновна, давшая крышу над головой Ане, сшившая ей платьев на шестьсот рублей, была менее желанной гостьей, чем этот малолетний красавчик. Однажды Ларин друг, с которым Лара не хотела дружить, потому что он не хотел с ней встречаться, заявил, что истинная причина разлада в их платонических отношениях крылась в том, что у этого парня нет вагины. Тогда Лару еще обвинили в сексизме и неспособности нормально общаться с парнями. Что ж, теперь, стоя посреди потрепанного временем холла, Лара понимала, что именно тогда чувствовал Андрейка: Ларе были не рады в этом доме только лишь из-за наличия этого дивного полового органа.
– Любезная Маргарита Львовна, благодарю за ваше приглашение, но, боюсь, вынужден отклонить его. Весь день был в пути, но так еще и не добрался до отчего дома, – начал неспешную тираду поручик.
Лара не была уверена, что именно стояло бы на первом месте в топе бесячих вещей прошлого, возьмись она составлять такой список, но медленный темп речи и длинные обороты однозначно заняли бы призовое место. Здесь люди не спешили, а у Лары начинался нервный тик от тишины и неспешности. Она вздохнула и направила все свои моральные силы на восприятие беседы.
– Однако позвольте вас заверить, что завтра днем я намерен нанести вам визит, – заверил он. – Милая Анна, мы ведь не виделись с вами несколько лет, нам есть что вспомнить.
– Ох, Георгий Михайлович, это было бы так мило с вашей стороны, – обрадовалась Аня.
– Что ж, в таком случае не будем боле задерживать нашего гостя, – начала разгонять позднюю сходку в коридоре Маргарита Львовна.
– И снова благодарю вас за мое спасение, поручик, – кивнула Лара.
Она шла по длинному коридору в белом платье. То, что платье именно белое, казалось таким важным, что забыть про упоминание этого цвета – совершить величайшую ошибку. Лара осматривала стены коридора – ряд дверей. Но никак не могла выбрать, в какую из комнат войти. Решение казалось ответственным, точно от этого выбора зависела чья-то жизнь, даже если ничто об этом не говорило. Девушка замерла у одной из дверей и положила руку на золоченую ручку. Простое движение ощущалось пыткой, ей не хотелось входить, но и продолжать путь – тоже. Наконец Ларе удалось пересилить себя. Она едва толкнула дверь и очутилась в светлой комнате.
Девушка прошла через все помещение. Вокруг ничего. Пугающая белизна. Лара выглянула в окно: в саду цвела вишня и светило тусклое солнце. Она снова сделала усилие: села на подоконник, подобрав подол, перекинула ноги и очутилась на свободе. Ей почудилось, будто она обрела именно что свободу. Вероятно, вот об этом чувстве ей вечно говорил Кондраша.
– Это прекрасно, – прошептала она и, повернув голову, изумилась: – И вы здесь?
– Как я могу здесь не быть, коли же мне все это снится? – в свою очередь поразился Николай Павлович.
– Вот уж нет, коли это сон, то мой, а не ваш, а ежели сон мой, то вам здесь уж точно не место! – возмутилась Лара и отвернулась, но инженер тут же подошел к ней.
– Вы ведь не от меня из Петербурга бежали, ведь так? – внезапно спросил собеседник.
Лара подняла на него взгляд. В свободной рубашке он казался куда более открытым, чем в броне мундира. Если она продолжит смотреть ему в глаза, наверняка совершит глупость.
– Вы совершенно правы! – солгала Лара. – Как, собственно, и всегда!
– Лара, ответь лишь на один вопрос: что именно вызывает в тебе эти эмоции? – Под вишней сидела психолог Лолита.
Мягкая женщина с короткими седыми волосами и мягкими чертами лица. Почему-то Лара не удивилась ее появлению и тут же ответила:
– Это же очевидно! Он меня злит! Что ему от меня нужно?!
– Позвольте, – холодно отозвался Николай Павлович, – лично мне от вас особенно ничего не нужно, вы сами все время кричите и от меня убегаете, Лариса Константиновна. – Он покачал головой. – Уж впору мне вам жаловаться, любезная Лолита. Быть может, это вы подскажете, отчего я так обеспокоен графиней?
– Вы мной обеспокоены?! Еще скажите, что я вам интересна! – перебила девушка, сказав именно то, что хотела от него услышать.
– Лара, это групповой сеанс, позволь высказаться Николаю, – прервала вспышку гнева Лолита, которая никогда никого не прерывала.
Лара внезапно осознала, что уже не стоит, а сидит в кресле, что позади нее не окно, а тот самый родной кабинет на Фонтанке. Только передней стены нет, она словно в кукольном домике.
– Вот именно! – неожиданно эмоционально подтвердил Николай Павлович. – Я все пытаюсь проявить к вам снисхождение, а вы позволяете себе невесть что.
– Я позволяю себе невесть что?! – ахнула Лара. – Да мы с вами едва ли знакомы, а вы уже приперлись в мой сон и переманиваете моего психолога на свою сторону!
– Лариса Константиновна, прошу вас не кричать. Я не понимаю добрую половину из того, что вы говорите, в чем обвиняете и где именно мы находимся, – осадил ее инженер. – Вам не кажется, что ваши манеры оставляют желать лучшего? И вообще, с чего вы взяли, что это ваш сон?
– Это мой психолог, а значит и сон мой! – топнула ногой Лара, когда слова закончились.
– Я даже не знаю, кто такой психолог и что здесь делает эта женщина, – он махнул в сторону Лолиты, которая внимательно все записывала, – но это я сейчас сплю. Поэтому буду вынужден просить вас проявить уважение и дать мне отдохнуть.
– Ой, ну давайте поссоримся из-за того, кто у кого в голове! – фыркнула Лара, вскакивая на ноги и быстрым шагом направляясь куда-то вдаль.
Поддавшись внезапному порыву, скорее от того, что Николай Павлович осознавал, что спит, он также встал и протянул руку. Сильным движением остановил девушку. Он ничего не чувствовал, но знал, что плоть, сжимаемая его пальцами, теплая. Лара, как попугай, пойманный за хвост, застыла на месте. Она резко развернулась, вырвав руку, и оказалась лицом к лицу с ним. Мгновение она колебалась. Сердце отбивало бешеный ритм. Ларе казалось, что она участница игры «Поцелуй или пощечина».
– Вы мне противны! – воскликнула она, приподнялась на носочки и практически поцеловала.
Николай Павлович резко выпрямился, вырвавшись из объятий нелепого сна. Инженер встряхнул головой и спустил ноги на холодный пол. Николай решился писать Ларисе Константиновне, возможно, требовать встречи и извинений. Ему было жизненно необходимо избавиться от подобных навязчивых идей раз и навсегда. В конце концов, разум его всегда был ясен, и терпеть в нем навязчивое присутствие этой грубиянки Николаю Павловичу совершенно не хотелось.
Лара проснулась со страшной головной болью и осознанием того, что треклятого инженера ей даже не кинуть в чс. Она тяжело вздохнула, перевернулась и постаралась уснуть. Однако Морфей решил больше не заглядывать в ее будуар.
Лара тяжело вздохнула: хотелось домой, причем без разницы в какой из, главное, дальше от этой деревни. Наряженная в одно из занавесочных платьев, она выгрузилась из саней перед поместьем Вейцманов, куда ее пригласили на именины Натали. Хотелось ли ей туда идти? Конечно нет. Ларе вообще не нравилось, что после применения навыков педиатра на ее плечи свалилось чрезмерное внимание общественности. Поймите правильно, громкая фамилия позволяла Ларе получать многое со скидкой или бесплатно, но, главное, публиковаться. Ларису Константиновну нельзя было назвать алчной, но, согласитесь, жить на широкую ногу куда веселее.
В холле девушек встречала мадам Вейцман – блистательная вдова, филантроп, патронесса всего сущего и безумно вредная женщина преклонных лет. Ладно, про преклонные года это уж перебор, на деле ей было чуть за сорок, но смерть двух сыновей с разницей в год, похороны нелюбимого, но уважаемого мужа – все это состарило некогда привлекательную даму. Теперь о ее неземной красоте свидетельствовал разве что огромный портрет в салоне, где несколькими днями ранее Лара спасла жизнь единственной внучке вдовы.
– Лариса Константиновна, – приветствовала ее госпожа Вейцман.
– Мадам, – поклонилась Лара.
– Екатерина Андреевна, какое счастье быть здесь! – в восторге воскликнула Аня, которая до приезда Лары была тем еще аутсайдером местной тусовки.
– Анна Матвеевна, – наконец все закончили называть друг друга по именам, что, по мнению Лары, было страшной глупостью.
Теперь Ларе предстояла истинная пытка культурным досугом, впрочем, не так много вариантов досуга предполагалось в эти суровые времена. Самое распространенное развлечение, конечно, театр, но местный репертуар Лару вообще не радовал: опера да балет, она же любила мюзиклы. Девушка еще раз вздохнула и в сопровождении Ани возникла в бальной зале. Здесь Лара сразу оценила, где расположены основные светильники. Как уже говорили, балов она не любила. Но не любила она их по очень простой причине – свечной воск в волосах и на плечах не был ее любимой частью танцевальных вечеров: БДСМ она не практиковала.
Найдя зону, свободную от воска, Лара умостилась у окна и начала ждать, когда кто-нибудь интересный составит ей компанию. В Петербурге, как правило, молодую графиню сопровождали Трубецкие, Сергей Петрович Лару недолюбливал, зато жена его, Екатерина Ивановна, души в девушке не чаяла. Дама эта была не особенно красива, но обладала невероятным обаянием. Про Лару, по мнению самой Лары, можно было сказать примерно то же самое. Поэтому (вероятно, здесь речь идет о некой женской солидарности) дворянки понимали друг друга.
Лара оказалась в чужом краю, история которого являлась для Лары такой же загадкой, как, положим, история племени ацтеков, хотя и об их быте Лариса Константиновна могла бы припомнить занятный факт. Так или иначе, но на балах Лара предпочитала милую беседу, а не танцы. Поэтому просила представлять ее офицерам, исключительно не снявшим шпаги.
– Лариса Константиновна, вы пришли? – Георгий Михайлович осторожно поцеловал автоматически протянутую руку. – Анна Матвеевна.
– Милостивый Георгий Михайлович, имела ли я сие моральное право отклонить подобное занятное предложение? – Лара снисходительно улыбнулась.
Молодой офицер ей, конечно, нравился, но не более милого ребенка. Парнишке едва ли исполнилось восемнадцать. Как хорошо, что в армию шли с пеленок. Так или иначе, но горячность поручика напоминала Ларе поведение Д’Артаньяна из советского мюзикла.
– Лариса Константиновна, могу ли я надеяться на первый танец? – В его глазах читалась уверенность юности, не знавшей отказа.
– Боюсь вас огорчить, поручик, – вздохнула Лара, – но я не танцую. – Она подумала и добавила, кивнув в сторону Ани: – Пригласите мою милую подругу, партнерша она куда лучше меня.
– Позвольте, Лариса Константиновна… – не унимался офицер. – Позвольте мне иметь надежду.
– Надежда – это отлично! – благосклонно откликнулась Лара. – Но если девушка говорит «нет», это значит «нет». – Она вздохнула и, видя отчаяние в голубых глазах, все же добавила: – Впрочем, я обязана вам жизнью, готова отдать один вальс.
Девушка видела, как чуть поодаль, в компании каких-то незнакомых дам, стоит улыбчивая Аня, то и дело бросающая печальные взгляды на предмет воздыхания. До конца не ясно, что именно побудило Лару так безжалостно согласиться танцевать. Вероятно, главная причина этого предательства крылась в злости Лары на Николая Павловича, на то, что у нее отношения вечно не складываются, а может, она просто не подумала о последствиях.
– Буду ждать, Лариса Константиновна! – воскликнул он.
Лара была плоха в намеках, но что-то ей подсказывало: офицер имеет на нее весьма однозначные планы, которые никак не вписывались в Ларино расписание на ближайшее светлое будущее. В эти планы входили успешная карьера писателя, открытие типографии, доходный дом и, возможно, но только возможно, и не очень точно, брак с Николаем Павловичем. Впрочем, стоя у стеночки, Лара, как от мухи, отмахнулась от назойливого образа: в конце концов, она даже не в Петербурге.
– Лариса Константиновна, душенька, как я рада вас здесь видеть!
– Натали, какое дивное совпадение, все здесь рады меня видеть! – едва удержалась от передразнивания Лара. – Быть приглашенной в ваш дом для меня большая честь. Спешу поздравить вас с именинами.
– Полно вам, душенька, вы самая-пресамая желанная гостья матушки! – Натали говорила с придыханием и так по-детски, что Лару тошнило.
– Но позвольте осведомиться, как здоровье вашей дочери, – пыталась вытерпеть пытку общением Лара.
– Ох, так любезно с вашей стороны справиться о ее здоровье! Спешу вас заверить, что с Катюшенькой все чудесно!
– Какой восторг! – не сдержалась и все же передразнила Лара.
– Лариса Константиновна, но позвольте пригласить вас присесть. – Она указала на два свободных кресла.
– С превеликим удовольствием, душенька! – Лара никак не могла взять себя в руки и начать говорить серьезно.
Шурша юбками, она умостилась на краешек стула и приложила усилия, дабы не скрючить спину.
– Позвольте узнать, мне, право, неловко, но коли мы теперь подруги…
Лара вздохнула: и тупому было очевидно, что спрашивать будут о ее личной жизни или о личной жизни Максимки. Других же тем быть не может.
– Разумеется, душа моя Натали, – наконец улыбнулась Лара.
– Мне все же неловко, но позвольте узнать о вашем брате… В Петербурге и разговоров только что о нем, но говорят все такие различные вещи…
Вести беседу с Натали было сложно, отлично знала она лишь французский, Лара же хоть как-то говорить на нем начала месяцем ранее. Тогда очень пригодились вузовские конспекты по второму языку, завалявшиеся в сумке.
– О… – протянула Лара. – Мой брат есть величайшая загадка человечества. Порой мне кажется, что он и вовсе плод чьего-то воображения… – Лара помедлила. – Позвольте, вас интересует что-то конкретное?
Натали вспыхнула, давая понять, что интересует ее и правда весьма конкретное.
– Максим Константинович свободен, как ветер, но боюсь, что мы с ним солидарны во мнении о переоцененности брачного союза, – пожала она плечами.
Играла громкая и задорная музыка – танцевали мазурку.
– Как можно? – искренне поразилась Натали.
– Вы мне сейчас расскажете о невероятно важной роли женщины в современном обществе? – усмехнулась Лара.
– Нет, что вы, я вовсе не это имею в виду! В первую очередь женщина должна быть хранительницей очага… Но я хотела сказать совсем об ином, разве вы не обручены с князем… – Натали замялась, пытаясь вспомнить фамилию мифического князя.
– Полно вам, душенька, – всплеснула руками Лара, – какое обручение?
– Лариса Константиновна, – чуть ли не возмутилась Натали, – чем больше я слушаю, тем больше мне кажется, что все, что судачат о вас, ложь!
– Как грубо, Натали, – покачала головой Лара, завидев на горизонте Георгия Михайловича. – Вам ли не знать, как опасны сплетни… – Лара намекнула на слух о том, что Катюшенька не совсем дочь супруга Натали. – Но хочу вам сказать, что большая их часть правда, забава в том, чтобы разобраться, что правда, а что нет. – Ларе хотелось разобраться, за кого ее там уже просватали, но это терпело. – А теперь, прошу простить, но меня ждут танцевать вальс.
Она игриво подмигнула и пошла рвать танцпол, ведь вальс – единственный танец, который она танцевала отменно.
Месяц вдали от Петербурга помог Ларе влюбиться в этот город с новой страстью. Оказаться дома графиня страждала не только потому, что сельская жизнь пришлась ей не по вкусу, но и потому, что Аня затаила на девушку страшную обиду: Георгий Михайлович был очарован сильным характером и буйным нравом Ларисы Константиновны куда крепче, нежели прелестным личиком Анны Матвеевны. Лара хоть взаимностью ему и не отвечала, но тем самым лишь будила в молодом офицере азарт. Впрочем, сказать, что подобные знаки внимания Ларе неприятны, можно было, только сильно покривив душой: как ни крути, в современном мире за ней ухаживали реже и не с таким размахом. Здесь же в ход шли цветы и письма.
С другой стороны, согласись она выйти за именитого помещика, и жизнь ее стала бы куда проще. В конечном счете тянуть дом на одной только публицистике – задача не из легких. Женить на себе Георгия Михайловича и отпустить с миром: пусть спит, с кем хочет, живет, как хочет, только пусть содержит ее нормально. Да даже за поместьем следить не нужно, Лара во всем сама разберется! Впрочем, перед подругой Ларе было также неловко: в конце концов, о чувствах Ани графине было известно все. Но пока Аня сама не заявит о том, что их лодка сожительства дала течь, Лара решила все пустить на самотек.
– Федя! – крикнула Лара с порога.
– Лариса Константиновна! Вы вернулись? – обрадовался мальчишка, выбегая из гостиной.
– Ну что, как хозяйство? Цветы полил? – Она потрепала белобрысую голову мальчишки, пока разнорабочие, занимавшиеся ремонтом, затаскивали вещи в дом.
В отсутствие хозяйки дом преобразился. Если Лара умела зарабатывать деньги и работать на репутацию, какой бы эта репутация ни была, то едва ли ее можно было отнести к славным домоправительницам. И тут в жизни графини появилась Пелагея Дубовая. Появилась она в доме совершенно случайно, как, собственно, и все обитатели дома на набережной. Пелагея оказалась женщиной смышленой, а главное, самостоятельной. Лара такое ценила, поэтому, отправляясь в поездку, распорядилась начать нормальный ремонт. Вариант того, что малознакомая женщина может просто присвоить деньги и исчезнуть, не рассматривался.
– Кондратий Федорович спрашивались о вашем приезде, – начал отчитываться Федя, которому новая жизнь в доме страшно нравилась. – Еще один богатый барин все у вашего дома мялся.
– Аня, напиши Рылееву, что я вернулась, и если ему что-то угодно, пусть приходит завтра к обеду, – начала командовать Лара.
Рабочий процесс нужно было запускать немедля, поездка влетела Ларисе Константиновне в копеечку.
– А что за барин? – уточнила Лара, за последнюю неделю всерьез задумавшаяся о браке по расчету.
– Такой миловидный и длиннющий, – сообщила Пелагея, спешившая накрыть на стол.
– Вот как? Оставлял ли он что-то? Письмо, например?
– Нет, барыня, только под окнами ходил пару раз, – крикнула из столовой Пелагея.
– А нашей Ларисе Константиновне все мало! – фыркнула Аня, одарила Федю недовольным взглядом и деловито вошла в кабинет.
Новые обитатели дома ей не нравились. Сомнительное происхождение обоих бросало тень и на нее саму. И если Пелагея Дубовая впечатлительную Аню пугала, то Федя, сиротка с улицы, просто раздражал. Сначала он бегал по мелким поручениям Ларисы Константиновны, но в конечном итоге, словно бездомный щенок, пробрался под крышу барского жилья.
– Я понять не могу, а что у нас все такие болтливые стали?! – возмутилась Лара, проводив девушку взглядом. – Собрались здесь такие умные со своим мнением! – Она подмигнула напрягшемуся Феде, показывая, что в целом ничего плохого в своем мнении нет. – Аня!
Лара любила детей, наверное, поэтому так долго преподавала им английский. Появление Феди, его веселый смех – все это заставляло Лару чувствовать спокойствие. Шум в доме заглушал навязчивые мысли. Весь шум, кроме Аниного голоса:
– Что еще?! – не соизволила выйти из кабинета девушка.
«Нет, ну это уже ни в какие ворота! – подумала Лара: – Была у меня приятная помощница, а стал какой-то подросток в тяжелом пубертате, вообще не дело!»
– Напиши княгине Трубецкой, что мы можем возобновить походы в храм с грядущего воскресенья. – Лара сама вошла в комнату, хотя это казалось непедагогичным. – И, душа моя, прошу не учиться у меня дурному. С каких пор твоя вульгарная подруга выражается культурнее тебя?
– Лариса Константиновна, вы оказались так жестоки! – дрожащим голосом заявила перманентно обиженная Аня.
– Возможно, я жестока, – спокойно согласилась Лара, – но у меня нет чувств к твоему Георгию. – Она прислонилась к письменному столу, дабы не видеть лица подопечной.
– Так зачем вы его мучаете?! – воскликнула Аня.
– Он сам выбрал мучиться, – пожала плечами Лара. – Я его не заставляю дарить мне цветы, делать подарки. Он свободен. Хочешь, забирай себе! Но что-то он не спешит броситься в твои объятия.
Лара не любила этот кабинет – слишком мрачным он казался. Большую часть времени в нем сидела Аня. Лара же предпочитала творить, сидя на полу в гостиной или спальне.
– Да как вы можете!
Лара слышала, как Аня расплакалась, но не посмела посмотреть ей в глаза.
– Как говорят там, откуда я родом, «ничего личного, просто бизнес», – с тяжелым сердцем произнесла Лара.
Лара знала, что их разговор подслушивают Пелагея с Федей, но это ее не сильно смущало. Все, кого выбирала в приближенные Лара, отличались верностью ей. Но что, если Аня больше не хранит эту верность?
– Не знаю, читала ли ты сказку «Русалочка», не знаю, выпущена она уже или нет, но это самая лучшая история про безответную любовь… Мораль которой в том, что ты можешь отдать голос, бросить семью, испытывать муки при ходьбе, но, как бы ты ни старалась, если твой принц тебя не любит, то сделать с этим ничего нельзя. Ты ему не нужна. – Лара постаралась сдержать слезы, вспомнив, как часто объясняла эти же истины себе, рыдая под одеялом.
– Я вас ненавижу! – вырвалось у Ани.
– Ты и не должна меня любить, – слова девчонки больно резанули по сердцу, – я плачу не за любовь, а за работу. Будь добра, рассказывай о том какая я гадина Пелагее, прочим своим подругам, но со мной держи себя в руках. А если я тебе совсем противна, возвращайся к матери, на улицу, куда хочешь. Но для начала, будь так любезна, допиши письма и отправь их.
Лариса Константиновна выпрямилась и вышла из комнаты. Она не хотела обижать Аню, понимала, что наговорила лишнего, но ничего с собой поделать не могла. Ларе казалось, что все больше становится похожей на злодейку из исторического российского сериала – расчетливую стерву, не дающую житья доброй простушке.
Лара мучилась этим ночь. Вспомнила, что дуэль Онегина и Ленского случилась из-за похожей глупости, и на правах старшей и более мудрой начала писать Георгию.
Любезный друг, Георгий Михайлович!
С невыносимым чувством принимаюсь я за это письмо. Не могу выразить Вам на словах состояние моей души, но могу сказать только, что я страдаю…
Лара внимательно посмотрела в собственноручно созданный сборник убогих шаблонов для писем. Учиться девушка не любила, но делать это умела, поэтому завела себе тетрадь, куда заносила наиболее удачные Анины письма. Сейчас Лара списывала образец, посвященный гибели щенка какой-то подруги Анны Матвеевны.
Причина этого – наша с Вами невинная дружба. Мне безгранично больно, что я не могу более принимать знаков Вашего внимания, хоть, признаю, мне они доставляют невероятное удовольствие, впрочем, как и любой иной девушке, оказавшейся на моем месте. Однако волей случая я боле не имею права обманывать Ваших надежд и принимать Ваши ухаживания. Мое сердце принадлежит другому… Как я однажды Вам говорила, надежда – прекрасное чувство, но я не чувствую за собой права продолжать морочить Вам голову. Надеюсь, что мое признание никак не скажется на нашей с Вами дружбе, я по-прежнему жду Вашего визита в следующий вторник, но уже в качестве доброго друга, а не страстного влюбленного.
Искренне надеюсь на понимание,
Л. К.
Сказать, что Георгий Михайлович удивился, прочтя сию записку, – ничего не сказать. Остановило ли это его душевные порывы? Конечно же нет. Он вознамерился вызвать на дуэль того подлеца, который посмел увести у него из-под носа красавицу Ларису Константиновну. И все же первое письмо, написанное ее прелестной рукой, он сохранил.