bannerbanner
Ана Хуан Разрушительная любовь
Разрушительная любовь
Разрушительная любовь

4

  • 0
  • 0
  • 0
Поделиться

Полная версия:

Ана Хуан Разрушительная любовь

  • + Увеличить шрифт
  • - Уменьшить шрифт

– Ты менябросаешь?

– Чтобы я мог тебя бросить, мы должны были встречаться. – Я кивнул в сторону мужчины, который пялился на ее задницу. – Похоже, конгрессмен заинтересовался. Может, пойдешь познакомишься?

Ее кремовая кожа порозовела.

– Я не проститутка, – прошипела Мадлен. – Ты не можешь швырнуть меня другому мужчине, закончив отношения. И мынезакончили. Пока я не сказала. Я чертова Мадлен Хосс.

– Тут ты ошибаешься. Все мы по-своему проститутки, – в моей улыбке не было ни капли тепла. – Сегодня я прощу тебе такое поведение, принимая во внимание нашу историю. Но больше меня не трогай, иначе не понаслышке узнаешь, как я получил репутацию безжалостного. Я не боюсь ломать жизнь женщинам.

Разговор был окончен.

Оставив разгневанную Мадлен за спиной, я направился дальше, раздраженный помехой и в ярости от зрелища, поджидающего меня посреди танцпола.

Ава и Колтон покачивались под живую музыку ансамбля, нанятого университетом для бала. Его руки лежали на ее бедрах, и с каждой секундой они становились все ближе.

Я подошел в тот момент, когда она рассмеялась над какой-то его шуткой. Ее смех звенел, как серебряные колокольчики, и пульсация в моей челюсти усилилась.

Он не заслуживал ее смеха.

– Что-то смешное? – вмешался я с равнодушным видом.

Когда Ава увидела меня, в ее глазах мелькнули удивление и тревога.

Хорошо.

Ей следует тревожиться. Ведь сейчас она должна сидеть дома, в безопасности, а не танцевать с бабником вроде Колтона, позволяя ему распускать руки.

– Я просто пошутил. – Колтон улыбнулся, но послал мне предупреждающий взгляд:приятель, зачем вмешиваешься?Ему повезло, что я просто вмешался. За прикосновение к ней мне хотелось сломать в его руке каждую кость. – Поговорим потом, ладно? Мы танцуем.

– Вообще-то сейчас моя очередь, – я пролез между ними и отодвинул его чуть сильнее необходимого. Колтон вздрогнул. – Тебе придется уйти пораньше. Дела.

Он поднял бровь.

– Я… – Он перевел взгляд с меня на Аву. На его лице отразилось понимание. Видимо, он оказался не таким уж медлительным. – А, ты прав. Прости, приятель. Я забыл.

– Надо будет пообедать, – сказал я. Я не сжигал мосты без необходимости.Семя. Дуб.– В «Вальгалле».

«Вальгалла» была самым эксклюзивным частным клубом в Вашингтоне. Количество членов ограничивалось сотней человек, и раз в квартал каждому позволялось привести одного гостя. Я только что подарил Колтону уникальный шанс.

Он сделал большие глаза.

– О, д-да, – пробормотал он, тщетно пытаясь скрыть восторг. – С удовольствием.

– Доброй ночи, – в прощании прозвучало предостережение.

Колтон поспешил прочь, и я переключил недовольство на Аву. Мы стояли достаточно близко, чтобы я видел в ее глазах отражение света люстр, словно крошечные звездочки в бесконечной ночи. Ее губы приоткрылись, сочные и влажные, и меня охватило безумное желание узнать, настолько ли они сладки на вкус, как на вид.

– Ты спугнул моего партнера, – сказала она, слегка запыхавшись, и мой член встал от одного звука ее голоса.

Сжав зубы, я вцепился в нее еще сильнее, пока она не ахнула.

– Колтон – не партнер по танцам. Он бабник и подонок, и в твоих интересах держаться от него подальше.

В ее интересах держаться подальше и от меня, с иронией подумал я.Если бы она только знала, что я делаю в Вашингтоне…

Но к черту, против лицемерия я не возражал. Оно не входит даже в десятку моих худших черт.

– Откуда тебе знать, что в моих интересах? – Звезды превратились в пламя, сверкающее от негодования. – Ты меня совсем не знаешь.

– Серьезно? – Я повел ее по танцполу, и по коже побежали мурашки от странного электрического напряжения в воздухе. Тысячи иголок пронзили мою кожу в поисках слабости. Трещинки. Отверстия, самого крошечного, сквозь которое можно проскочить и запустить мое давно погибшее, остывшее сердце.

– Да. Не знаю, что там рассказывает Джош – если он вообще обо мне рассказывает, – но я уверяю, ты даже не представляешь, чего я хочу и какие у меня интересы.

Я замер, и она по инерции уткнулась мне в грудь. Я взял ее за подбородок большим и указательным пальцами и заставил посмотреть на меня.

– А ты проверь.

Ава моргнула, прерывисто задышав.

– Мой любимый цвет.

– Желтый.

– Мой любимый вкус мороженого.

– Мятное с шоколадной крошкой.

Она задышала еще чаще.

– Любимое время года.

– Лето, из-за тепла, солнца и зелени. Но в глубине души тебя восхищает зима, – я опустил голову, пока мое дыхание не коснулось ее кожи, а ее притягательный запах не проник мне в ноздри. Мой голос охрип, стал порочной версией себя. – Она соприкасается с темнейшими уголками твоей души. Олицетворение твоих кошмаров. Все, чего ты боишься, и за это ты ее любишь. Потому что страх помогает тебе чувствовать себя живой.

Играла музыка, вокруг кружились и танцевали люди, но в нашем мирке царила тишина, не считая прерывистого дыхания.

Ава трепетала под моими прикосновениями.

– Откуда ты все это знаешь?

– Это моя работа. Я наблюдаю. Присматриваюсь. Помню. – Я поддался желанию – маленькому – и провел большим пальцем по ее губам. Нас охватила дрожь, абсолютно синхронно – наши тела отреагировали совершенно одинаково в одну и ту же секунду. Я убрал палец и сильнее сжал ее подбородок. – Но это поверхностные вопросы, солнце. Спроси что-нибудь весомое.

Она посмотрела мне в глаза.

– Чего я хочу?

Опасный, глубокий вопрос.

Люди хотят многого, но в каждом сердце бьется одно истинное желание. То, что определяет каждую мысль и действие.

Моим была месть. Коварная, жестокая, кровожадная. Она выросла из окровавленных трупов моей семьи, проникнув мне под кожу и в душу. Я и месть, две тени, бредущие по одной извилистой тропе.

Ава была другой. И я знал ее истинное желание с той секунды, как впервые увидел ее восемь лет назад, с сияющими глазами и теплой, приветливой улыбкой на губах.

– Любви, – слово проплыло между нами мягким потоком воздуха. – Глубокой, вечной, безусловной любви. Ты так о ней мечтаешь, что готова ради нее жить, – большинство людей считает, что самая великая жертва – ради чего-нибудь умереть. Они ошибаются. Самая великая жертва – ради чего-нибудь жить, позволить этому поглотить себя и превратиться в нового, неузнаваемого человека. Смерть – забытье, жизнь – реальность, самая жестокая правда из возможных. Ты так о ней мечтаешь, что готова на все. Поверить каждому. Еще одно одолжение, еще один добрый жест… И может быть, хотя бы может быть, они подарят тебе любовь, которой ты столь отчаянно жаждешь, что готова продаться.

Мой тон стал колючим; беседа сделала резкий разворот в сторону грубости и жестокости.

Больше всего меня восхищало в Аве именно то, что я в ней ненавидел. Тьма жаждет света так же сильно, как желает его уничтожить, и здесь, в этом зале, с Авой в руках и рвущимся наружу членом, я ощутил это особенно четко.

Меня бесило, как сильно я ее хотел, и бесило, что ей не хватало ума убежать от меня, пока есть возможность.

Хотя будем честны: было уже поздно.

Она была моей. Просто пока этого не знала.

Я сам не знал, пока не увидел ее в руках Колтона, и все мои инстинкты не потребовали ее забрать. Потребовать то, что принадлежало мне.

Я ожидал, что она разозлится, заплачет или убежит. Но она решительно посмотрела на меня и сказала самую невероятную вещь, что я слышал за долгое время:

– Ты говоришь обо мне или о себе?

Я чуть не рассмеялся от абсолютной нелепости услышанного.

– Солнце, похоже, ты меня с кем-то перепутала.

– Не думаю. – Ава встала на цыпочки и прошептала мне на ухо: – Тебе больше не обмануть меня, Алекс Волков. Я думала о том, как ты подметил все детали. Как согласился за мной присмотреть, хотя мог сказать «нет». Как остался смотреть со мной кино, подумав, что я расстроена, и позволил провести ночь в твоей постели, когда я заснула. И пришла к заключению. Ты хочешь, чтобы мир думал, будто у тебя нет сердца, хотя на самом деле у твоего сердца несколько слоев: золотое сердце прячется внутри ледяного. А знаешь, чем похожи все золотые сердца? Они жаждут любви.

Я сжал ее сильнее, взбешенный и вместе с тем возбужденный ее глупой, упрямойдобротой.

– Я же говорил: не романтизируй меня.

Я хотел ее, но вовсе не нежно и ласково.

Это было грязное, уродливое желание, отравленное кровью на моих руках, – желание утащить ее с солнечного света в мою тьму.

– Я не романтизирую, я говорю правду.

С моих губ сорвался стон. Я позволил себе подержать ее еще секунду, а потом оттолкнул.

– Ава, иди домой. Тебе здесь не место.

– Я пойду домой, когда захочу.

– Не усложняй.

– Не будь подонком.

– Я думал, у меня золотое сердце, – поддразнил я. – Выбери сторону и ее придерживайся, солнце.

– Даже золото тускнеет, если за ним не ухаживать. – Ава сделала шаг назад, и я поборол глупое желание следовать за ней. – Я заплатила за билет, и я останусь, пока сама не захочу уйти. Спасибо за танец.

Она ушла, оставив меня в сердитом молчании.

* * *

Я упорно старался не замечать Аву весь остаток вечера, хотя постоянно видел ее боковым зрением, словно золотую искру. К счастью для каждого мужчины в комнате, она больше ни с кем не танцевала и проводила большую часть времени, болтая и смеясь с выпускниками.

Я тем временем собирал информацию о конгрессменах, необходимую для расширения «Арчер Груп» в конгломерат, пикантные подробности о конкурентах, любопытные сплетни о друзьях и врагах.

Я закончил обнадеживающий разговор с директором крупной консалтинговой компании – и потерял Аву из вида. Минуту назад она стояла там, а потом вдруг исчезла. Двадцать минут спустя она так и не появилась – слишком долго для похода в уборную.

Было уже довольно поздно – возможно, она ушла. Мы расстались не на лучшей ноте, но следовало проверить, добралась ли она домой. На всякий случай.

Я уже шел к выходу, когда услышал шум из маленькой комнаты возле зала, служившей гардеробной.

– Отпустименя!

Я замер, и в жилах застыла кровь. Открыл дверь, и лед превратился в жгучее пламя.

В ближайшем будущем покойный бывший Авы, Лиам, прижал ее к стене, подняв запястья над головой. Они были столь сосредоточены друг на друге, что даже не заметили меня.

– Ты сказала, у тебя никого нет, – прошипел Лиам. – Но я видел, как ты танцевала с ним и как на него смотрела. Ты меня обманула, Ава. Почему ты наврала?

– Ты чокнутый, – даже издалека я видел молнии в ее глазах. – Отпусти. Серьезно. Или хочешь повторения прошлой недели?

Прошлой недели?Какого дьяволаслучилось на прошлой неделе?

– Но я люблю тебя, – захныкал он. – Почему ты меня не любишь? Детка, всего одна ошибка, – он прижался к ней, не давая двигаться. Моя кровь вскипела, и я приблизился, бесшумно ступая по ковру. – Ты меня по-прежнему любишь. Я знаю.

– Даю тебе три секунды, и если ты не отпустишь, я за себя не отвечаю. – Я почувствовал гордость, услышав твердый тон Авы.Умница. – Один… Два… Три…

Я подошел, когда она ударила его головой. Лиам ахнул и сделал шаг назад, сжимая нос, из которого пошла кровь.

– Ты сломала мне нос! – процедил он. – Шлюха, сама напросилась.

Он бросился к ней, но на полпути я схватил его за рубашку и дернул обратно.

Только в этот момент меня заметила Ава.

– Алекс. Что…

– Могу я присоединиться к веселью? – Я взял Лиама за воротник, ухмыляясь при виде влажных глаз и кровоточащего носа, и ударил его в живот. – Это за то, что назвал ее шлюхой. – Еще один удар, в челюсть. – Это за то, что удерживал ее против воли. – Третий, в уже покалеченный нос. – А это за измену.

Я продолжал его избивать, поддавшись охватившему меня пламени, пока Лиам не потерял сознание и меня не оттащила Ава.

– Алекс, хватит. Ты его убьешь!

Я поправил рукава рубашки, тяжело дыша.

– Думаешь, это меня напугает?

Я мог продолжать всю ночь, пока ублюдок не превратился бы в кучу окровавленной плоти и сломанных костей. Глаза заволокло кровью, и костяшки болели от силы моих ударов.

В голове возникла картина, как он прижимал Аву к стене, и моя злоба вскипела заново.

– Давай просто уйдем. Он получил урок, а если кто-нибудь тебя увидит, ты влипнешь в неприятности, – лицо у Авы побелело, словно фарфор. – Прошу.

– Он не посмеет ничего рассказать.

Тем не менее я поддался, потому что она ужасно дрожала. Несмотря на отважную реакцию, случившееся потрясло Аву. Кроме того, она была права: нам повезло остаться незамеченными. Меня это волновало мало, но и без того неприятный вечер мог затянуться.

– Нужно позвонить в «Скорую», – она с беспокойством глянула на Лиама. – Вдруг он серьезно ранен?

Разумеется, она волновалась о его благополучии даже после гребаного нападения. Я не знал, рассмеяться мне или встряхнуть ее.

– Он не умрет, – я контролировал силу ударов. – Очнется с расквашенным лицом и парой сломанных ребер, но выживет.

К сожалению.

Но Ава не унималась:

– Нужно позвонить в 911.

Какого черта.

– Я сделаю анонимный вызов из машины.

В бардачке лежал одноразовый телефон.

Я успокаивающе положил ей на талию руку, и мы вышли из отеля. К счастью, по дороге нам не встретился никто, кроме швейцара.

– А теперь, – я мрачно глянул на Аву, – расскажи, какогочертаслучилось между вами на прошлой неделе.

Глава 14

Ава

Он пришел в ярость.

Она переполняла его, пульсировала. Одной рукой он стискивал руль до побелевших костяшек, а другая лежала на рычаге переключения передач, сжимаясь и разжимаясь, словно он хотел кого-то задушить. Фонари освещали его красивое лицо, пока мы мчались по темным улицам, и я видела напряженно поджатые губы и нахмуренные брови.

Когда я рассказала о происшествии с Лиамом возле «Крипты», его ярость чуть не разнесла меня на кусочки.

– Я в порядке, – заверила я, обхватив себя руками. Мой голос прозвучал слабо и неуверенно. – Правда.

Он только сильнее разозлился.

– Если бы ты ходила на крав-мага, как я просил, он бы не смог так тебя схватить, – голос Алекса звучал мягко. И смертоносно. Я вспомнила его лицо, когда он избивал Лиама, и по спине пробежал холодок. Я не боялась, что Алекс навредит мне, но зрелище рвущейся наружу силы вызывало тревогу. – Ты должна научиться самообороне. Если бы с тобой что-нибудь случилось…

– Я смогла себя защитить.

Я поджала губы. Я не видела Лиама на балу, но там было столько народу, что неудивительно. Бриджит раздобыла мне приглашение на бал, и я встретила там знакомых выпускников. Мы замечательно пообщались, но я устала от разговоров с другими гостями и уже собиралась уходить, когда Лиам настиг меня в гардеробной.

Сегодня он опять был под наркотиками. Я поняла по увеличенным зрачкам и маниакальной энергии. Когда мы были вместе, он никогда такого не делал – во всяком случае, насколько мне известно. Принятое вещество ввергало его то в ярость, то в печаль.

Несмотря на сделанное и сказанное, я испытывала к нему жалость.

– На этот раз, – подчеркнул Алекс. – Кто знает, как все может обернуться в другой?

Я открыла рот, чтобы ответить, но прежде, чем слова вырвались наружу, в мою голову хлынули образы и звуки, заставляя молчать.

Я бросила в пруд камень и захихикала, увидев на гладкой поверхности круги.

Пруд был моим любимым местом на заднем дворе. У нас были мостки, выходящие прямо на середину, и летом Джош любил с них прыгать, пока папа рыбачил, мама читала журналы, а я бросала камни. Джош вечно дразнил, что я не умею плавать, а тем болеепрыгать.

Но я собиралась. Мама записала меня на уроки плавания, и я собиралась стать лучшим в мире пловцом. Лучше, чем Джош, который возомнил, будто превосходит меня во всем.

Я ему покажу.

Я нахмурилась. Ведь совместных летних дней на пруду больше не будет. С тех пор, как папа переехал и забрал Джоша.

Я по ним скучала. Иногда бывало одиноко, особенно когда мама перестала играть со мной, как раньше. Теперь она только кричала в трубку и плакала. А иногда сидела на кухне и просто пялилась в пустоту.

Это меня расстраивало. Я пыталась ее развеселитьрисовала ей картинки и даже дала ей поиграть с Беттани, моей самой-пресамой лучшей и красивой куклой, но бесполезно. Она все равно плакала.

Правда, сегодня было полегче. Мы впервые играли у пруда с тех пор, как уехал папа, – может, ей стало лучше. Она ушла в дом за кремом от солнцаона всегда переживала из-за веснушек и подобных вещей, – но когда вернется, я планировала попросить ее поиграть со мной, как раньше.

Я подняла еще один камень. Гладкий и плоский, идеально подходящий для кругов. Я замахнулась, чтобы его бросить, но почувствовала цветочный ароматмамины духии отвлеклась.

Я промахнулась, и камень упал на землю, но мне было все равно. Мамочка вернулась! Теперь мы могли поиграть.

Я повернулась с широкой, беззубой улыбкойна прошлой неделе у меня выпал передний зуб, и я нашла под подушкой пять долларов от зубной феи, что было суперкруто, – но внезапно она меня толкнула. Я полетела вперед, упала с мостков, и мой крик поглотила вода, хлынувшая в лицо.

Реальность резко затянула меня обратно. Я согнулась пополам, тяжело дыша, и по лицу струились слезы.Когда я начала плакать?

Неважно. Главное, яплакаласейчас. Рыдала так отчаянно, что заложило нос и разболелся живот. Соленые потоки бежали по щекам и капали с подбородка на пол.

Возможно, я наконец сломалась, раскололась перед миром на куски. Я всегда знала о собственной ненормальности – забытое детство, невнятные кошмары, – но мне удавалось прятать ее за улыбками и смехом. До нынешнего момента.

Обычно кошмары пробирались ко мне во время сна. И никогда не поглощали наяву.

Возможно, всплеск адреналина из-за происшествия с Лиамом активизировал в мозгу какой-то триггер. Если мне придется волноваться не только ночью, но и днем…

Я прижала ладони к глазам. Я проигрывала.

Прохладная сильная рука легла на мое плечо.

Я подскочила, внезапно вспомнив, что не одна. Что у моего внезапного унизительного срыва есть свидетель. Я даже не заметила, как Алекс съехал на обочину.

Если раньше он был в ярости, то теперь словно сошел с ума. Но не психовал от злости – если только совсем чуть-чуть, – а скорее впал в панику. Безумный взгляд, мускул на подбородке дергается так быстро, словно живет собственной жизнью. Я никогда не видела его таким. Рассерженным – да. Раздраженным – определенно. Но нетаким. Словно при виде моей боли он хотел сжечь целый мир.

Мое наивное сердце запело, прорубая тропку надежды сквозь охватившую меня панику. Потому что люди не смотрят таким взглядом, если им все равно, а я поняла: я хочу, чтобы Алексу Волкову было не все равно. Очень хочу.

Я хотела, чтобы ему было не все равно из-заменя,а не из-за данного моему брату обещания.

Ужасное время для подобных осознаний. Я в полном безумии, а он недавно чуть не убил моего бывшего.

Я прерывисто вздохнула и вытерла с лица слезы.

– Я его уничтожу, – слова Алекса разрезали воздух, словно смертоносные ледяные лезвия. У меня на коже выступили мурашки, и я задрожала, стуча зубами от холода. – Все, к чему он прикасался, всех, кого он любил. Я уничтожу их, пока они не превратятся в горстку пепла у твоих ног.

Едва сдерживаемая жестокость должна была меня ужаснуть, но я странным образом чувствовала себя в безопасности. Рядом с ним я всегда чувствовала себя в безопасности.

– Я плачу не из-за Лиама, – я глубоко вздохнула. – Хватит о нем, ладно? Давай спасем остаток вечера. Прошу.

Мне нужно было отвлечься от событий сегодняшнего дня – я чувствовала, что иначе вот-вот заору.

Через несколько мгновений плечи Алекса расслабились, хотя лицо оставалось напряженным.

– Что ты задумала?

– Хорошо бы поесть, – на балу я слишком нервничала и не могла есть, а теперь умирала с голоду. – Что-нибудь жирное и ужасное. Ты ведь не из поборников здоровья, верно?

У него было такое рельефное тело, словно он питался исключительно протеином и зелеными смузи.

В его взгляде промелькнуло удивление, и он издал короткий смешок.

– Нет, солнце. Я не из поборников здоровья.

Десять минут спустя мы остановились перед закусочной, где, судя по виду, подавалиисключительновредную еду.

Идеально.

Когда мы зашли, в нашу сторону повернулись все головы. И их сложно было винить. Не каждый день в закусочные заходят парочки в вечерних нарядах. Я попыталась хоть как-то привести себя в порядок, прежде чем выходить из машины, но косметики с собой у меня не было.

Меня окутало что-то теплое и шелковистое, и я поняла, что Алекс снял и накинул мне на плечи свой пиджак.

– Холодно, – ответил он на мой вопросительный взгляд. Он сердито глянул на компанию парней, разглядывающих меня – вернее, мою грудь – с соседнего столика.

Я не стала спорить. Былодействительнохолодно, а мое платье почти ничего не прикрывало.

Я не стала спорить и когда Алекс повел нас в глубину заведения и посадил меня лицом к стене, подальше от посторонних взглядов.

Мы сделали заказы, и я неловко заерзала под тяжестью его взгляда.

– Расскажи о случившемся в машине, – на этот раз он говорил мягко, без приказного тона. – Если не из-за Лиама, то почему ты…

– Впала в истерику? – Я крутила на пальце прядь волос. Я не рассказывала о потерянных воспоминаниях и кошмарных снах никому, кроме семьи и близких друзей, но чувствовала странное желание выложить правду Алексу.

– Меня посетило… внезапное воспоминание. Из детства.

Все эти годы я убеждала себя, будто вижу вымышленные кошмары, а не фрагменты воспоминаний, но больше себя обманывать не получалось.

Тяжело сглотнув, я коротко рассказала Алексу о прошлом – то, что могла вспомнить. Получился вовсе не тот легкий разговор, который я представляла, предлагая «спасти остаток вечера», но закончив, я почувствовала себя в десять раз лучше.

– Мне сказали, это мама. У родителей тяжело проходил развод, и вроде как у мамы случилось нечто вроде нервного срыва, и она столкнула меня в озеро, зная, что я не умею плавать. Я бы утонула, если бы в тот момент не заехал за какими-то документами отец и не увидел случившееся. Он меня спас, а маме становилось все хуже, и в итоге она себя убила. Говорят, мне повезло остаться в живых, но… – я судорожно вздохнула, – иногда мне так не кажется.

Алекс терпеливо меня слушал, но на последнем предложении его глаза опасно вспыхнули.

– Не говори так.

– Знаю. И сама не хочу себя жалеть. Но помнишь, что ты сказал на балу? Насчет моей жажды любви? Ты прав, – у меня задрожал подбородок. Возможно, я сумасшедшая, но сейчас, в укромном углу какой-то закусочной, сидя напротив мужчины, о чьей симпатии я догадалась лишь несколько часов назад, мне захотелось поделиться самыми сокровенными мыслями. – Моя мама пыталась меня убить. Папа едва обращает на меня внимание. Родители должны дарить детям больше всего любви, но… – по моей щеке потекла слеза, а голос сорвался. – Я не знаю, что сделала не так. Может, недостаточно старалась быть хорошей дочерью…

– Нет, – Алекс взял меня за руку. – Не вини себя за идиотские поступки других людей.

– Я пытаюсь, но… – еще один судорожный вздох. – Именно поэтому меня так задела измена Лиама. Я была не слишком в него влюблена, и это не разбило мне сердце, но он – очередной человек, который не смог меня любить.

В груди болело. Если проблема не во мне, почему так постоянно происходит? Я пыталась быть хорошим человеком. Хорошей дочерью, хорошей девушкой… Но как бы ни старалась, все заканчивалось болью.

У меня был Джош, были подруги, но есть разница между платонической любовью и глубокой связью человека с родителями и второй половинкой. Во всяком случае, так считается.

– Лиам – идиот и засранец, – заявил Алекс. – Если ты позволишь дрянным людям определять твою ценность, то никогда не поднимешься выше их скудного воображения. – Он наклонился вперед, пристально глядя мне в глаза. – Не нужно лезть из кожи вон, чтобы тебя любили, Ава. Любовь не зарабатывают, ее дарят.

У меня заколотилось сердце.

– Я думала, ты не веришь в любовь.

– Лично я? Нет. Но любовь – как деньги. Ее ценность определяется теми, кто в нее верит. А ты явно веришь.

Очень циничный подход, в стиле Алекса, но я ценила его прямоту.

– Спасибо. Что выслушал меня и… За все.

Он отпустил мою руку, и я сжала ее в кулак, пытаясь сберечь его тепло.

1...56789...19
ВходРегистрация
Забыли пароль