Ана Хуан Разрушительная любовь

Алекс

Железные ворота открылись, и за ними показалась длинная аллея красных дубов с голыми коричневыми ветками и большой кирпичный особняк вдали.

Дом моего дяди – и мой, пока я не переехал в Вашингтон, – напоминал настоящую крепость на окраинах Филадельфии, и это ему очень нравилось.

Я не хотел так скоро уезжать от Авы после отвратительного спектакля с Майклом, но и без того слишком долго откладывал встречу с дядей.

Я обнаружил его в кабинете – он курил и смотрел русский сериал на висящем в углу телевизоре с плоским экраном. Никогда не понимал, зачем он смотрит здесь телевизор, когда у него есть прекрасная комната отдыха.

– Алекс, – он выдохнул кольцо дыма. Перед ним стояла полупустая чашка зеленого чая. Дядя был буквально одержим этим напитком с тех пор, как прочитал, что он помогает сбросить вес. – Чем обязан такому сюрпризу?

– Ты знаешь, зачем я пришел.

Я опустился в чрезмерно мягкое кресло напротив Ивана и взял с его стола уродливое золотое пресс-папье. Оно напоминало деформированную обезьяну.

– Ах да. Я слышал. Шах и мат, – дядя улыбнулся. – Поздравляю. Хотя должен признать, я немного разочарован. Я ожидал от твоего финального хода куда большего… размаха.

Моя челюсть сжалась.

– Ситуация изменилась, и мне пришлось адаптироваться.

Во взгляде Ивана появилось понимание.

– И как же изменилась ситуация?

Я молчал.

Я разрабатывал план мести больше десяти лет, передвигая и переворачивая каждый кусочек, пока все они не оказались на своих местах.Никогда не торопись.

Но даже я был вынужден признать, что… отвлекся в последние несколько месяцев. Ава ступила в мою жизнь, словно рассвет после ночного мрака, и пробудила в моей душе существ, которых я считал давно погибшими: чувство вины. Совесть. Раскаяние.

Заставляя меня задаться вопросом, оправдывает ли цель средства.

Рядом с Авой моя жажда мести угасала, и я почти – почти – от нее отказался, чтобы делать вид, будто я тот мужчина, которым она меня считала.У тебя многослойное сердце, Алекс. Золотое сердце прячется внутри ледяного.

Острые края пресс-папье вонзились в ладонь.

Ава знала, я совершил немало неприглядных поступков для «Арчер Груп», но это бизнес. Она их не оправдывала и не одобряла, но и наивной не была. Несмотря на романтическое восприятие жизни и мягкое сердце, она выросла рядом со змеиным клубком Вашингтона и понимала, что в определенных ситуациях – будь то бизнес или политика – либо ешь ты, либо съедают тебя.

Но если бы она узнала, на что я пошел ради нанесения ущерба людям, виновным в гибели моей семьи – и неважно, насколько они это заслужили, – она бы никогда меня не простила.

Некоторые линии пересекать нельзя.

На руке проступила крошечная капелька крови. Я отпустил пресс-папье, вытер кровь о штаны – к счастью, темные – и поставил его обратно на стол.

– Не беспокойся, дядя.

Я старался сохранять расслабленный вид. Я не хотел, чтобы он понял, насколько глубоко Ава проникла в мое сердце.

Мой дядя никогда не был влюблен, никогда не женился и не имел собственных детей – он не смог бы понять моей дилеммы. Для него были важны исключительно богатство, власть и статус.

– Но я все-таки беспокоюсь, – Иван закурил сигарету, слегка нахмурившись. Он зачесал волосы назад, надел костюм и даже галстук, хотя торчал один в кабинете и смотрел дурацкую драму о шпионах времен холодной войны. Он всегда следил за собственной внешностью, даже если рядом никого не было. В следующей части нашего разговора он переключился с английского на украинский. – Ты словно сам не свой. Отвлекаешься. Не сосредоточен. Каролина сказала, ты являешься в офис лишь несколько дней в неделю и всегда уходишь до семи.

Я подавил вспыхнувшее раздражение.

– Моя ассистентка не должна обсуждать мое расписание с другими людьми.

– Я генеральный директор, у нее не было особого выбора, – Иван потушил сигарету и наклонился вперед, пристально глядя мне в глаза. – Расскажи мне про Аву.

При звуке ее имени на его губах по моему позвоночнику пробежало напряжение. Я даже не собирался спрашивать, откуда он про нее узнал, – не только у меня были повсюду шпионы.

– Рассказывать нечего. Она хорошая давалка, – произнесенные слова были на вкус как яд. – Вот и все.

– Хмм, – дядя посмотрел на меня скептически. – Итак, твоя месть. Вот и все?

Он так резко менял темы, что для ответа мне потребовалось на полсекунды больше обычного.

– Нет, – я еще не закончил с человеком, которого уничтожу. Пока нет. – Будет еще.

В рукаве оставался еще один козырь.

Я хотел забрать все у человека, который забрал все у меня. Его бизнес, его семью,его жизнь.

И я планировал это сделать.

Но стоило ли оно того?

– Хорошо. А то я подумал, ты размяк, – Иван со вздохом посмотрел на фотографию в рамке, стоявшую у него на столе. Он и мой отец, совсем молодые. Только переехали в США, оба в дешевых костюмах и одинаковых шляпах. Но если дядя выглядел суровым и серьезным, то глаза моего отца светились, словно он открыл великую тайну, о которой больше никто не знал. От увиденного у меня сжалось горло. – Никогда не забывай, что случилось с твоими родителями и бедной малышкой Ниной. Они заслуживают всей справедливости мира.

Словно я когда-нибудь смогу забыть. Даже если бы у меня не было гипертимезии, эта сцена осталась бы в моей памяти навсегда.

–Не жульничать! – крикнул я через плечо по дороге в ванную. За утро я выпил два яблочных сока, и казалось, вот-вот лопну. – Я узнаю.

–Ты все равно проигрываешь! – закричала в ответ моя младшая сестренка Нина, вызвав смешки родителей.

Я показал ей язык и захлопнул за собой дверь. Меня раздражало, что я никогда не мог победить Нину в детский Скраббл, хотя она была на два года младше меня, а я, по словам родителей и учителей, обладал IQ гения. Она всегда отлично управлялась со словами. Мама говорила: возможно, она станет писательницей.

Я сходил в туалет и вымыл руки.

Тем летом меня отправили в специальный лагерь для одаренных детей, но лагерь казался мне жутко скучным. Все задания были слишком простыми. Единственное, что мне нравилось, – шахматы, но в них можно играть где угодно. Я пожаловался родителям, и вчера они приехали за мной и забрали домой.

Я вытирал руки, когда вдалеке раздался громкий хлопок, а потом крики.

Я побежал в гостиную и увидел, что родители ведут Нину к потайному ходу за камином. Я очень любил за это наш дом – он был полон потайных проходов и секретных местечек. Мы с Ниной провели бесчисленные часы, исследуя каждый укромный уголок, – игры в прятки становились куда увлекательнее.

–Алекс, сюда. Скорее! – Мамино лицо исказилось от паники. Она схватила меня за руку сильнее, чем когда-либо прежде, и толкнула в темноту.

–Что происходит? Кто здесь?

Сердце забилось в бешеном ритме. Я слышал странные голоса, и они приближались.

Нина съежилась в тоннеле, прижимая к груди любимого кота Пятнистика. Мы однажды наткнулись на него во время семейного пикника в парке, и Нина так плакала и умоляла, что родители позволили ей оставить его себе в качестве домашнего питомца.

–Все будет хорошо, – у папы в руке был пистолет. Он всегда держал его дома, но я никогда не видел, чтобы он им пользовался. От блеска черного металла под светом ламп в моих жилах похолодела кровь. – Сидите там с сестрой и матерью и не издавайте ни звука. Все будет хорошо… Люси, что ты делаешь?

Мама захлопнула вход в тоннель, пока мы с Ниной смотрели на них, испуганно вытаращив глаза.

–Я не оставлю тебя одного, – яростно произнесла она.

–Черт подери, Люси. Ты должна…

Звук разбившейся об пол вазы оборвал папу и напугал Пятнистика, который заорал и вырвался у Нины из рук. Он проскользнул в щель между стеной и закрывающейся дверью.

–Пятнистик! – завопила Нина и поползла следом.

Я попытался схватить ее, но она вырвалась и бросилась за котом.

–Нина, нет, – отчаянно прошептал я, но было слишком поздно. Она ушла, и дверь захлопнулась, погрузив меня во тьму. Я сидел, и в ушах шумела кровь, пока глаза пытались привыкнуть к темноте.

Мама и папа посадили меня сюда не просто так, и я не хотел тревожить их своим выходом. Но еще нужно было узнать, что происходит, хотя интуиция кричала мне отвернуться, закрыть глаза и спрятаться.

Я спрятался, но глаза закрывать не стал.

В тоннеле за камином было окошко, замаскированное под глаза в картине над каминной полкой. Я чуть-чуть до него не дотягивался, но, если встать на цыпочки и как следует потянуться, можно было выглянуть в гостиную.

И от увиденного в моих жилах застыла кровь.

В гостиной было два чужака. У них были лыжные маски и пистолеты – крупнее, чем папин, который теперь лежал возле его ног. Один из пистолетов был направлен на папу, другой – на маму и Нину. Мама закрывала собой Нину, а сестренка рыдала, крепко обнимая Пятнистика, Кот был в ужасе и орал изо всех сил.

–Заткните проклятую тварь, – прорычал один из мужчин. – Или я сделаю это сам.

Нина зарыдала сильнее.

–Забирайте что хотите, – сказал побледневший папа. – Только не трогайте мою семью.

–О, мы заберем все, что захотим, – заявил второй. – А вот второго, к сожалению, гарантировать не могу. Но давайте поторопимся, верно? Нет смысла оттягивать неизбежное. У нас, знаете ли, не почасовая оплата.

Прозвучал выстрел. Где-то завопили мама и Нина. Я тоже должен был завопить, но не стал. И мог только смотреть широкими, остекленевшими глазами, пока ноги горели от долгого стояния на цыпочках, как у папы на груди расплывается ярко-красное пятно. Он пошатнулся и задвигал губами, но не смог произнести ни слова. Возможно, он смог бы пережить один выстрел, но потом прозвучал второй, и еще, и еще, пока большое сильное тело папы не повалилось на пол. Оно лежало, затихшее и недвижимое.

«Оно», нет, «он». Потому что труп не был моим папой – папино лицо, папины волосы, папина кожа, но не сам папа. Я видел, как он уходил, как в его глазах потух свет.

–Нет! – завопила мама. Она бросилась к папе, но преодолела лишь полпути. Ее тело обмякло, рот раскрылся. Она тоже упала, и ее кровь хлынула на пол.

–Черт, ну зачем? – возмутился первый. – Я хотел с ней сначала развлечься.

–Сучка действовала мне на нервы. Не выношу воя, и мы пришли сюда делать работу, а не ублажать твой член, – прорычал второй.

Первый скривился, но спорить не стал.

Мужчины уставились на Нину, которая так рыдала, что ее лицо залилось ярко-красной краской, а тело вздрагивало от всхлипов. Пятнистик шипел, глазенки на крошечной мордочке светились от ярости. Он был лишь котенком, но в тот момент превратился в льва.

–Слишком маленькая, – с отвращением сказал первый.

Второй его проигнорировал.

–Прости, малышка, – обратился он к Нине. – Ничего личного. Тебе просто не повезло родиться в этой семье.

Рев в ушах становился все громче. По запястью потекла какая-то жидкость, и я понял: я так сильно вонзил ногти в ладони, что пошла кровь.

Кап. Кап. Кап.

Каждая капля гремела в темноте узкого тоннеля, как сверхзвуковой хлопок. Они могли услышать? Могли услышать меня, сидящего за камином, словно трус, пока они убивали мою семью?

Я хотел выбежать. Хотел броситься на мужчин, пинаться и царапаться. Хотел разбить их головы тяжелой скульптурой с каминной полки и сдирать с их костей мясо, кусок за куском, пока они не начнут молить о смерти.

У меня впервые возникли столь жестокие мысли. Мама была нежной и любящей, а папа – жестким, но справедливым. Человеком чести. И нас с Ниной растили такими же.

Но увидев деяния этих людей, я захотел их пытать, медленно. И бесконечно.

Только не мог. Если бы я вышел, они застрелили бы и меня, и не осталось бы шанса на возмездие. На справедливость.

Кап. Кап. Капкапкап.

Кровь пошла быстрее. Я не смог отвести взгляда, когда второй человек снова поднял оружие и выстрелил.

Один выстрел. Этого оказалось достаточно.

Пятнистик словно взбесился. Он налетел на мужчин, шипя и царапаясь. Один из них выругался и попытался его пнуть, но кот вовремя увернулся.

–Плюнь на проклятого кота, – выпалил второй. – Давай закончим дело и скорее свалим.

–Ненавижу животных, – с отвращением пробормотал первый. – Слушай, разве он не говорил про еще одного ребенка? Где мелкий засранец?

–Не здесь, – его партнер огляделся: его взгляд мазнул по камину и остановился на маленькой изящной нефритовой статуэтке на журнальном столике. – В лагере или типа того.

–Черт, а я никогда не был в лагере. Ты был? Я всегда хотел…

–Заткнись.

Они пошарились по гостиной, забрали самые ценные предметы и облапали своими грязными руками все наши вещи, а потом наконец ушли, и наступила тишина.

Было слышно только мое дыхание. Я ждал и ждал. Когда я убедился, что они не вернутся, я открыл тяжелую дверь, покраснев от усилий, и, пошатываясь, направился к телам в гостиной.

Мама. Папа. Нина.

Следовало вызвать полицию. Я знал, место преступления трогать нельзя, но это была моя семья. Мой последний шанс к ним прикоснуться.

Я так и сделал.

Мое дыхание замедлилось, разум очистился.

Я должен был чувствовать злость.

Чувствовать грусть.

Чувствовать хоть что-нибудь.

Но нет. Я вообще ничего не чувствовал.

Невидимые когти усилили хватку на моем горле. Я не смог их защитить. Людей, которых любил больше всего на свете. Я оказался бесполезен. Беспомощен. Трус.

Я мог мстить сколько угодно, но не мог изменить того факта, что их больше нет, а я есть. Я, самый чокнутый. Если в мире существует доказательство нездорового чувства юмора у Вселенной, то это оно.

– Мне пора, – сказал дядя, расправляя рукой галстук. – Надо встретиться со старым другом. Останешься на выходные?

Я моргнул, отгоняя воспоминания, и кивнул.

– Отлично. Поиграем в шахматы, когда я вернусь?

Мой дядя был единственным человеком, способным противостоять мне в шахматах.

– Конечно, – я погладил большим пальцем рану на руке. – Жду с нетерпением.

После ухода дяди я провел целый час в домашнем спортзале, пытаясь избавиться от тревоги, но что-то не давало мне покоя.

Сказанная Иваном фраза.

Я генеральный директор, у нее не было особого выбора.

Какого черта дядя за мной следит и зачем ему так понадобилось мое расписание, что он угрожал Каролине? Она была надежной ассистенткой и не стала бы разглашать информацию без крайней необходимости.

Я выключил душ и вытерся, перебирая в уме возможные варианты. Я не смог бы добиться столь многого, если бы не прислушивался к собственным инстинктам, поэтому я оделся, натянул кожаные перчатки и вернулся в кабинет дяди. Он установил там скрытые камеры, но купленный на черном рынке первоклассный глушитель позаботился о них в мгновение ока.

Я не знал, что именно я ищу, но спустя час обыска – включая потайные ящики и секретные отделения – я это не нашел. Как и в спальне.

Возможно, ядействительнопараноик.

Желудок заурчал, напомнив, что моей последней едой были кофе и рогалик на завтрак. Солнце уже клонилось к закату.

Я оставил в покое комнаты дяди и отправился на кухню. Иван нанял домработницу, которая приходила убираться дважды в неделю, но больше персонала у него не было – он тоже до паранойи боялся корпоративных шпионов, которые, по его словам, могли появиться в любой момент.

Никому не доверяй, Алекс. Удары в спину всегда наносят те, от кого меньше всего ожидаешь.

В последний момент я свернул в библиотеку, любимую комнату дяди. Двухэтажная, с высоким потолком, она была словно из английской усадьбы – витражные лампы «Тиффани» и полки из красного дерева, стонущие под грузом томов в кожаных переплетах. Мягкие восточные ковры заглушали мои шаги, когда я прохаживался по комнате, разглядывая ряды книг. Я надеялся, искомое спрятано не в поддельной книге – их здесь были тысячи.

Но, зная дядю, я был уверен – он бы не стал хватать первый попавшийся том. Он выбрал бы нечто значимое. Я проверил разделы с его любимыми авторами. Федор Достоевский, Тарас Шевченко, Лев Толстой, Александр Довженко… Иван питал слабость к русской и украинской классике. Говорил, она возвращает его к корням.

Но нет, все книги были настоящими.

Я обвел взглядом библиотеку и обратил внимание на эксклюзивный набор шахмат в углу. Фигуры стояли нетронутыми с нашей последней игры.

Разглядывая набор и область вокруг в поисках подтверждения собственных подозрений, я случайно задел стол, и на пол скатилась пешка.

Я выругался себе под нос и наклонился ее поднять. И обратил внимание на розетку под столом. Простая, самая обычная розетка, только…

Я перевел взгляд левее.

Еще одна розетка, всего в тридцати сантиметрах. Согласно национальному электротехническому кодексу США, розетки должны быть не менее чем в двух метрах друг от друга по линии пола, и две розетки, расположенные так близко, встречаются крайне редко.

Я замер, прислушиваясь к любым звукам – урчанию «Мерседеса» дяди возле дома, стуку его шагов по паркету.

Ничего.

Я нашел на рабочем столе большую скрепку и залез под шахматный столик, разгибая скрепку, пока она не выпрямилась. Пошевелил отмычкой в розетке, чувствуя себя крайне глупо, но инстинкты громко требовали продолжать. И ровно в тот момент, когда я уже собрался сдаваться, розетка распахнулась, открыв моему взгляду тайник с бумагами.

Фальшивая розетка. Разумеется.

Сердце бешено заколотилось, и я потянулся к бумагам, но ровно в этот момент вдалеке заревел мотор.

Дядя вернулся.

Я развернул документы – письма, написанные знакомым почерком.

Проглядев их, я не поверил собственным глазам.

Я ожидал увидеть корпоративную политику. Грубые игры в совете директоров. Я бы не удивился, если бы дядя попытался удержать место генерального директора, которое вскоре планировал занять я. Но такое? Я даже представить не мог.

Кусочки головоломки в мозгу встали на свои места, и во мне забурлил странный коктейль из предательства, ярости и облегчения. Предательство и ярость из-за разоблачения, облегчение из-за…

Открылась входная дверь. Послышались шаги.

Я запихнул письма обратно в тайник, сложив их так, как они лежали, и захлопнул розетку. А потом вылез из-под стола, поставил пешку в прежнее положение и засунул в карман скрепку и перчатки – достаточно тонкие, чтобы не выпирать из штанов.

По дороге к двери я прихватил с полки «Графа Монте-Кристо» Александра Дюма – одну из моих любимых книг.

– Алекс, – сказал дядя, увидев меня в коридоре. А потом усмехнулся. – Опять Дюма? Ты готов читать эту книгу бесконечно.

Я улыбнулся.

– Да, точно.

Все это время в моих жилах вскипала кровь.

Ава

Он опаздывал.

Я стучала пальцами по столу, стараясь не проверять время на телефоне.

Опять.

Мы с Алексом договорились встретиться в итальянском ресторане возле кампуса в семь часов вечера. Было уже половина восьмого, а все мои сообщения и звонки оставались без ответа.

Полчаса – не слишком много, особенно если учесть пробки в час пик, но Алекс никогда не опаздывал. И всегда, абсолютно всегда отвечал на мои сообщения.

Я позвонила ему в офис, но ассистентка сказала, он ушел час назад, а значит, по идее, уже должен быть здесь.

В животе поселилось беспокойство, оно съедало меня изнутри.

Может, с ним что-нибудь случилось? А вдруг он попал в аварию?

Алекс производил впечатление непобедимого человека, но истекал кровью и болел, как и все остальные.

Еще десять минут.Я дам ему еще десять минут, а потом… Черт, не знаю. Отправлю чертову Национальную гвардию. Если он ранен, я не должна сидеть здесь и ничего не делать.

– Милая, вам что-нибудь принести? – ко мне снова подошла официантка. – Кроме воды, – многозначительно добавила она.

Кончики моих ушей покраснели.

– Спасибо, не надо. Я, гм, все еще жду своего друга.

Это казалось чуть менее жалким, чем признание, что я жду своего парня.

Чуть-чуть.

Она обиженно вздохнула и направилась к пожилой паре за соседним столиком.

Мне было неловко занимать столик в пятницу вечером, но за последнюю неделю я почти не виделась с Алексом и очень по нему скучала. Мы спали в одной постели каждую ночь и по-прежнему занимались столь же горячим сексом, но днем он казался каким-то отстраненным.

Отвлеченным.

– Ава?

Я резко подняла голову, но сразу поникла, поняв, что это не Алекс.

– Помнишь меня? – улыбнулся парень. Вполне симпатичный: очки в черной оправе, длинные каштановые волосы. – Я Эллиот. Мы познакомились прошлой весной, на дне рождения Лиама.

– А, точно, – услышав имя Лиама, я немного сжалась. Я ничего о нем не слышала с благотворительного бала, но Джулс – она всегда в курсе всех сплетен – сообщила, что он потерял работу и уехал к родителям в Вирджинию. Не могу сказать, что мне его жаль. – Рада снова тебя увидеть.

– Я тоже, – Эллиот смущенно провел рукой по волосам. – Эй, сочувствую насчет истории с Лиамом. Мы с ним не поддерживали связь после выпуска, но я слышал о вашем разрыве и… о случившемся. Он повел себя как полный придурок.