Ана Хуан Разрушительная любовь

Ава

Подруги отреагировали на новый статус наших с Алексом отношений по-разному. Джулс пришла в восторг, воскликнула, чтозналао чувствах Алекса ко мне, и потребовала рассказать, каков он в постели. Я отказалась, но густо покраснела, и другого ответа ей уже не требовалось. Наверное, Джулс бы умерла от разочарования, если бы Алекс оказался не столь хорош в постели, как обещала его сногсшибательная внешность.

Стелла же, наоборот, встревожилась. Обрадовалась за меня, но встревожилась. Она предупредила меня не спешить и не влюбляться слишком сильно и быстро. Я не решилась признаться ей, что поезд давным-давно ушел. Ну, не считая слова «быстро» – Алекс Волков похищал мое сердце все эти годы, кусочек за кусочком, когда я даже не подозревала, что он мне нравится. Но «слишком сильно»?Сердце, познакомься со свободным падением.

Бриджит отреагировала нейтрально. Видимо, дипломатия у принцесс в крови – она сказала, что если я счастлива, она тоже счастлива.

На горизонте замаячил призрак Джоша – я жутко нервничала во время последнего созвона, и он потребовал рассказать, что стряслось. Я сказала, у меня болит живот из-за месячных, и он сразу заткнулся. Месячные отстой, но с их помощью очень удобно пресекать мужские расспросы.

Но сегодня моя голова была занята другим членом семьи.

Я попрощалась с Бриджит и Бутом, которые довезли меня до дома отца – полтора часа от Хазелбурга, – чтобы мне не пришлось ехать на поезде или автобусе, и открыла входную дверь. В доме пахло хвойным освежителем воздуха, и мои кроссовки скрипели о полированный пол, пока я искала отца.

Во вторник у него был день рождения. Но из-за учебы, работы и назначенной на тот день фотосессии я решила сделать ему сюрприз сегодня и привезти его любимый торт.

Я услышала какие-то звуки из комнаты отдыха, отправилась туда и обнаружила папу за заваленным бумагами столом в углу.

– Привет, пап, – я сбросила с плеча лямку кожаной сумки и позволила ей упасть к ногам.

Он поднял взгляд и посмотрел на меня с большим удивлением.

– Ава. Не знал, что ты приедешь на этих выходных.

Майкла Чена нельзя было назвать красавцем в привычном смысле этого слова, но мне он всегда казался привлекательным – все маленькие девочки считают своих пап красивыми. Черные волосы с сединой на висках, широкие плечи и легкая щетина на подбородке. На нем было полосатое поло и джинсы – обычная для него одежда, а на переносице виднелись тонкие проволочные очки.

– Я и не планирую. Ну, не на все выходные, – я смущенно улыбнулась. – Просто решила заскочить и поздравить тебя с наступающим днем рождения, – я опустила на стол коробку с тортом. – Прости, что мы с Джошем не сможем приехать на сам день рождения, но вот твой любимый чизкейк.

– Ой. Спасибо.

Он посмотрел на коробку, но к ней не прикоснулся.

Я в неловком молчании переминалась с ноги на ногу.

Мы никогда не умели друг с другом говорить. К счастью, у нас был Джош, который заполнял пустоту болтовней об учебе на медицинском, спорте и его последнем адреналиновом приключении. Скайдайвинг, банджи-джампинг, зиплайн – он пробовал все.

Но сейчас Джош был в Центральной Америке, и я осознала, как мало у нас с папой общих тем. Когда мы в последний раз разговаривали наедине по душам?

Возможно, когда мне было четырнадцать, и он рассказывал мне, что случилось с мамой.

–Не понимаю, – нахмурилась я. – Ты же говорил, мама умерла из-за проблем с сердцем.

Я не помнила маму. Я вообще ничего не помнила из раннего детства – лишь мимолетные мгновения, возникающие в голове в самые неожиданные моменты, – отрывок колыбельной, плеск воды, крики и смех, поцарапанная после падения с велосипеда коленка. Но фрагменты прошлого были слишком короткими и обрывочными.

Разумеется, еще были мои кошмары, но о них я старалась думать лишь в кабинете у психотерапевта, и то вынужденно. Фиби, мой доктор, считала кошмары ключом к подавленным воспоминаниям. У меня не было психологического образования, но иногда мне хотелось огрызнуться, что, возможно, я бы предпочла вообще не вспоминать. Мозг избавился от воспоминаний по какой-то причине, и не стоило возвращать те ужасы к жизни.

Но иногда мне хотелось самостоятельно раскопать в своем запутанном разуме ключ и раскрыть правду, раз и навсегда.

Отец положил руки на колени и наклонился вперед с пугающим напряжением.

–Это не совсем так, – проговорил он своим низким голосом. – Мы так сказали, чтобы тебя не травмировать, но я посоветовался с Фиби, и мы решили: теперь ты достаточно взрослая и можешь узнать правду.

Сердце предостерегающе заколотилось. Оно знало. Приближался ураган, готовый перевернуть всю мою жизнь.

–К-какую правду?

–Твоя мать умерла от передозировки. Она… приняла слишком много таблеток, и у нее остановилось сердце.

Забавно. Мое сердце сделало то же самое. Всего на пару мгновений – недостаточно, чтобы меня убить. Впрочем, мама тоже умерла не от этого.

Потому что «остановилось сердце» – эвфемизм для слова «умерла», а «приняла слишком много таблеток» – эвфемизм для «совершила самоубийство».

У меня задрожала нижняя губа. Я вонзила ногти в бедро, пока на теле не отпечатались полумесяцы.

–Зачем она это сделала?

Зачем бросила нас с Джошем? Она нас не любила? Нас было мало?

Родители должны быть рядом с детьми, но она выбрала легкий путь и свалила.

Я понимала: я рассуждаю несправедливо и даже не представляю, через что ей пришлось пройти. Но все равно злилась. У меня не было не только мамы, но даже воспоминаний о ней.

Если бы она осталась жива, мы создали бы новые воспоминания, и отсутствие старых было бы не столь важно.

Отец провел рукой по лицу.

–Она не оставила записки.

Разумеется, нет, с горечью подумала я.

–Но, думаю, она чувствовала себя… виноватой.

–Из-за чего?

Он вздрогнул.

–Из-за чего, папа?

Я повысила голос. В ушах так шумела кровь, что я едва расслышала его ответ.

Едва.

Но все же расслышала, и когда я осознала его слова, вкусила яд их правды, в груди чуть не разорвалось сердце.

–Из-за того, что случилось на пруду, когда тебе было пять. Когда ты чуть не утонула. Когда она толкнула тебя.

Я сделала глубокий вдох, отчаянно нуждаясь в кислороде.

В тот вечер в спальне папа разрушил мой мир. Именно поэтому я была так счастлива уехать в колледж. Я ненавидела вспоминать тот разговор и то, как его слова впитались в стены. Я слышала их шепот каждый раз, когда шла по коридорам, они терзали меня, искажали прошлое, создавая новую правду.

Твоя мать тебя не любила. Твоя мать пыталась тебя убить.

Я сморгнула внезапные слезы и натянула улыбку. Улыбки помогали мне пережить самые тяжелые времена. Как я читала, просто физический акт улыбки – даже если ты несчастен – может поднять настроение, заставляя мозг вырабатывать гормоны счастья. Поэтому подростком я постоянно улыбалась, и меня, наверное, считали сумасшедшей, но это было лучше погружения в глубокую тьму, из которой можно никогда не вылезти.

А когда улыбаться просто так становилось слишком сложно, я начинала искать другие причины быть «счастливой» – красота радуги после дождя, сладкий вкус идеально приготовленного печенья или роскошные фотографии сверкающих городов и великолепные пейзажи со всего мира. Это работало… чаще всего.

– …торта?

Голос отца вырвал меня из погружения в воспоминания.

Я моргнула.

– Прости, что?

Он поднял бровь.

– Хочешь кусочек торта? – повторил он.

– А, да, конечно.

Он взял коробку, и мы молча пошли на кухню, где молча отрезали себе по куску и принялись молча жевать.

Неловко с большой буквы Н.

Я размышляла, когда у нас все пошло не так. Отец всегда без проблем разговаривал и смеялся с Джошем. Почему он так странно вел себя со мной? Он же мойпапа, но я никогда не могла полностью перед ним раскрыться.

Отец оплачивал мои счета, и я жила в его доме до поступления в колледж, но все эти годы моей истинной опорой всегда оставался Джош, и именно к нему я обращалась, когда хотела обсудить прошедший день или если возникали проблемы – со школой, друзьями или, к его большому отвращению, с мальчиками.

И причина заключалась не только в том, что отец был авторитетной фигурой, а Джош – ближе ко мне по возрасту. У меня не возникало проблем в общении с преподавателями или родителями друзей.

Было нечто еще. Я не могла сформулировать.

Наверное, это особенность азиатских родителей определенного поколения. В нашей культуре не принято выражать привязанность открыто. Мы не говорили «я тебя люблю» и не обнимались, как в семье Стеллы. Китайские родители выражают любовь действиями, а не словами – тяжело работают, чтобы обеспечить детей, готовят еду, ухаживают во время болезни.

Я росла в достатке и благополучии, и отец полностью оплатил мне недешевую учебу в Тайере. Конечно, он не одобрял мой выбор карьеры, и оборудование приходилось покупать самостоятельно. И да, Джош явно был его любимчиком, возможно из-за традиционного для Китая предпочтительного отношения к сыновьям. Но, по большому счету, мне повезло. Нужно быть благодарной.

Правда, все равно хотелось бы иметь возможность нормально поговорить с собственным отцом, не погружаясь в неловкое молчание.

Я ела торт, задаваясь вопросом, можно ли придумать еще более жалкий сюрприз накануне дня рождения, когда по коже побежали мурашки.

Я подняла взгляд и похолодела.

Оно.

Возможно, именно поэтому я никогда не открывалась перед папой – иногда он смотрел на меня таким взглядом.

Словно он меня не знал.

Словно он меня ненавидел.

Словно он меня боялся.

Ава

– Это небезопасно.

Бриджит выпрямилась во весь рост и бросила ледяной взгляд на темноволосого мужчину, сердито глядящего на нее в ответ. Дерзость, если учесть, что она принцесса, а он – ее телохранитель, но Рис Ларсен не был похож на Бута. Это стало предельно ясно за неделю, прошедшую с тех пор, как он приехал в Хазелбург, чтобы взять на себя обязанности по охране.

Мы устроили в честь Бута большую прощальную вечеринку в «Крипте» и молились, чтобы новый телохранитель Бриджит оказался таким же крутым.

Но наши молитвы не услышали.

Рис оказался неприветливым, угрюмым и заносчивым. Он сводил Бриджит с ума, что говорило о многом, поскольку она никогда не выходила из себя. Но за последнюю неделю я несколько раз видела ее на грани крика. И чуть не роняла камеру от удивления.

– Осенний фестиваль – ежегодная традиция, – царственно заявила она. – Я посещаю его последние три года и не собираюсь останавливаться.

Серые глаза Риса засверкали. Он был немного моложе Бута – лет тридцати, с густыми черными волосами, глазами цвета стали и крепкой мускулистой фигурой, которая возвышалась над длинноногой и грациозной Бриджит, даже когда та носила каблуки. Его подбородок покрывала темная щетина, а левую бровь пересекал маленький неровный шрам. Без шрама он был бы обезоруживающе красив; со шрамом он был по-прежнему обезоруживающе красив, но казался опасным. Более угрожающим.

Хорошее качество для телохранителя, подумала я.

– Могут возникнуть проблемы с толпой.

Его голос пророкотал по машине, низкий и властный, хотя формально он был подчиненным Бриджит.

– Слишком много людей, слишком тесные помещения.

Стелла, Джулс и я предусмотрительно молчали, пока Бриджит бросала на него уничтожающие взгляды.

– Это мероприятие колледжа. Разумеется, там толпа, и раньше у меня никогда не возникало проблем. Половина людей даже не знает, кто я.

– Достаточно одного человека и одного раза, – ровным тоном парировал Рис. – Я с первого взгляда вижу: фестиваль переполнен.

– Это просто смешно. Там не зона боевых действий, и народу меньше, чем на спортивном матче. Мне никогда не запрещали на них присутствовать.

– Меры безопасности и планировка на спортивных мероприятиях…

– Хватит, – Бриджит подняла руку. – Я отказываюсь сидеть дома, как запертая в башне принцесса. Я на последнем курсе университета. Я пошла, а ты можешь остаться в машине или отправиться со мной.

Она открыла дверцу и вышла, не оборачиваясь.

Рис возмущенно раздул ноздри, но мгновение спустя последовал за ней. Его внимательный взгляд постоянно блуждал в поисках опасности.

Джулс, Стелла и я поспешили следом.

Осенний фестиваль был одним из самых ожидаемых событий учебного года. Местные предприниматели устанавливали киоски с сезонной едой и делали скидки для студентов – горячий шоколад и пончики с яблочным сидром, тыквенные пироги и сэндвичи со свининой. Проводились классические конкурсы и развлечения – ловля яблок в воде, гадание на Таро, – и, поскольку дело было в колледже, продавался алкоголь, которым вволю напивались местные выпускники и студенты.

Рис оказался прав – людей пришло больше, чем ожидалось, но по сравнению с вечеринками по случаю весенних каникул, на которых нам приходилось бывать, это казалось ерундой. Я понимала причину его беспокойства, но при этом была согласна с Бриджит: он немного преувеличивал.

Бриджит полностью его игнорировала, пока мы наслаждались едой и развлечениями. Осенний фестиваль помогал снять стресс между промежуточными и выпускными экзаменами, и мы прекрасно проводили время – по большей части.

– Он сводит меня с ума, – тихо призналась мне Бриджит чуть позже. Она угрюмо потягивала горячий шоколад. – Я скучаю по Буту.

Я обернулась и бросила взгляд на Риса, который невозмутимо следовал за нами. Он либо не слышал нас, либо был мировым чемпионом по бесстрастному виду.

Я ставила на второе. По моим ощущениям, Рис Ларсен видел, слышал и замечал абсолютно все.

– Это его первая неделя, – Стелла сфотографировала напиток, прежде чем его попробовать. – Бут провел с тобой много лет. Вполне естественно, что Рис опекает тебя сильнее. Дай ему время.

– Наверное, – вздохнула Бриджит. – Не знаю, как Ник это выносит. У него в два раза больше охраны, чем у меня, ведь он наследный принц, и на его плечах такая ответственность, – она покачала головой. – Я рада, что вторая в очереди на трон.

– Хотите сказать, вы не желаете править, ваше величество? – поддразнила я. – А могли бы стать королевой и увидеть собственное лицо на почтовой марке.

Бриджит рассмеялась.

– Нет, спасибо. Сколь ни заманчива почтовая марка с моим лицом, я бы предпочла немного свободы, – она бросила мрачный взгляд в сторону Риса. – Если только у моего телохранителя нет других планов.

– Он суров, но зато горяч, – театральным шепотом сказала Джулс. – Не в обиду Буту, просто ух! – Она обмахнулась рукой.

– Ты думаешь только об этом? – спросила Бриджит, разрываясь между раздражением и смехом.

По лицу Джулс проскользнула тень, но сразу исчезла.

– Большую часть времени. Люблю думать о приятных вещах. Кстати, об этом… – она повернулась ко мне. – Где герой-любовник?

Я закатила глаза, и по моим щекам разлилась краска.

– Не называй его так, и он занят управлением компанией. У него нет времени на студенческие фестивали.

– Уверена? – Стелла дернула подбородком в сторону чего-то у меня спиной.

Я обернулась, и сердце подпрыгнуло в груди: позади меня стоял Алекс. В кашемировом синем свитере и джинсах, он выделялся своей изысканностью среди толп пьяных студентов и потрепанных профессоров.

Я не сдержалась и бросилась к нему в объятия.

– Я думала, у тебя работа!

– Закончил пораньше, – он поцеловал меня в губы, и я вздохнула от наслаждения. – Я скучаю по Осеннему фестивалю.

– Ага. Уверена, именно понемуты и скучаешь, – поддразнила Джулс.

Подруги смотрели на нас с восхищением, и я поняла, что они впервые видят нас в качестве… пары? Я не знала, как называть наши отношения. «Пара» звучало слишком скучно, но, видимо, мы были именно ею.

Мы ходили на свидания, болтали по ночам и занимались диким, горячим сексом. Мы с Алексом Волковым были парой.

Бабочки в животе затрепетали от восторга.

Алекс пробыл с нами до конца фестиваля. Он отказывался играть в большинство фестивальных игр, но мы уговорили его сфотографироваться в тыквенной фотобудке.

– Ты понимаешь, что это наши первые совместные фотографии? – Я триумфально помахала снимками. – Если ты не повесишь их в гостиной, я обижусь.

– Даже не знаю. Ты не слишком вписываешься в интерьер, – мягко ответил он.

Я шлепнула его по руке, заслужив редкий смешок. Стелла чуть не поперхнулась какао от изумления.

День прошел идеально: отличная еда, отличная погода, отличная компания. Единственная неприятность случилась, когда Алекс порезался обо что-то острое в одной из палаток. Порез оказался настолько глубоким, что по пальцу потекла кровь.

– Ерунда, – сказал он. – Просто царапина.

– У тебя идет кровь, – я положила руки на бедра. – Нужно промыть и перевязать рану. Пошли.

Мой тон не допускал возражений.

Я не позволю ему расхаживать с кровоточащей раной на руке. А вдруг попадет инфекция?

Уголки губ Алекса поползли вверх.

– Да, мэм.

Я только фыркнула – онистекал кровью– и потащила его в поликлинику кампуса, где скучающая студентка-стажер выдала нам марлевый тампон и пластырь.

Промыв порез под проточной водой в ванной, я промокнула его марлей.

– Не двигайся.

Я выбросила марлю в мусорку и открыла пластырь.

– Надо быть осторожнее, – проворчала я. – Повезло, что ранение несерьезное. О чем ты вообще думал?

Я подняла взгляд и увидела, что Алекс смотрит на меня с легкой улыбкой.

– Что?

– Ты такая милая, когда волнуешься.

Я поджала губы, изо всех сил сдерживая улыбку.

– Не подлизывайся, неприятностей тебе все равно не избежать.

– У меня неприятности? – протянул он. Захлопнул ногой дверь и запер ее свободной рукой.

У меня ускорился пульс.

– Да.

– Считаешь, я подлизываюсь?

Я слегка кивнула.

Алекс посадил меня на раковину.

– Нужно это срочно исправить, не думаешь?

Я прикусила нижнюю губу, когда он задрал мне платье и провел зубами по соскам сквозь тонкое кружево белья.

– Алекс, мы в университетской поликлинике, – пропищала я, желая, чтобы он остановился и продолжал, одновременно. Все отправились на фестиваль, так что народу почти не было, но сотрудница приемной сидела в нескольких метрах от двери, а дверь и тонкие стены прекрасно пропускали звуки.

– Я в курсе, – он зубами сдвинул бюстгальтер в сторону и сосредоточил внимание на моей груди, одновременно нащупывая здоровой рукой нужную точку у меня между ног. Я вся намокла, и бедра стали скользкими от соков, пока он сводил меня с ума ртом и пальцами. Его член упирался мне в ногу, толстый и твердый, как стальной стержень, но когда я потянулась к нему, Алекс оттолкнул мою руку.

– Надеюсь, это не твое любимое белье, – сказал он.

Я нахмурилась.

– Что…

Звук рвущейся ткани ответил на незаконченный вопрос.

При виде моего шока губы Алекса изогнулись в кривой ухмылке.

– Поскольку мы выяснили, что ты любишь поорать, – сказал он, – открывай рот.

Мои бастионы пали.

Я открыла рот, и он затолкал туда трусики, заглушившие мой стон. Я задрожала, почувствовав вкус собственного возбуждения.

Внутри все запульсировало, и в глазах потемнело. Было нечто невероятно сексуальное в том, что нас могли поймать в любую минуту.