Ана Гратесс
Крошка Мю
– Клавиши чего-то там пищат сами по себе, складываясь в мелодичную музыку. Даже ангельскую музыку. И хорошо сё. – Говорю я, наматывая на вилку красную пасту с креветками.
На столе передо мной стоит большое блюдо с большими и маленькими книжечками, и все нужно попробовать, о всех нужно сказать хоть слово! Беру первую книжку в руки, на ней игривыми буквами зеленеет: «О Семи Дворцах».
Открываю первый разворот и вижу чудное фукание, которое роет ямку цветастым растениям. Читаю первое предложение, что следует за иллюстрацией, на чьем лике изображена бездеятельная Безобравура: «Что за еретический туман окутывает наше бытие? Не пора бы с ним расставить точки над И?». Я хмыкаю.
Беру и разламываю корешок надвое, таким образом появляется еще одна книга. Теперь читаю первую строчку из второй книги, а там: «Над И не получилось и все сначала!»
Далее последовала еще одна иллюстрация из темы Безобравуры, но теперь там нет пустотных точек, теперь там алеет-чернеет довольная ухмылка. Выбрасываю обе книги на дощатый пол, по которому снуют чьи-то ноги.
Падает ко мне третья книжица, а она вся из себя розовощекая, призывно пульцует энергетическими матрицами. И я не могла не взять ее. Там вещалось о восхождении Супа над Упорядоченностью, о Хаосе и об Идеализме. Кто кого в этой, казалось бы, неравной схватке?
Все лавры забирает себе наша любимая всевозможность. Кладу сю книгу к себе в сумку, где всегда хранится все самое интересное. Для остальных трудов времени отмерено не было, потому я вылетела во внешние края космических лесов, и меня снова обдало мятной свежестью.
Психоделика крепкая на душу, прибирает весну с зимой, а лето с осенью оставляет нам – детям сознательных потоков.
Понятно изъясняться – для пресыщенных смыслами особ.
Мю + Я + Галактика = Мюгалая. Таково мое новое имя. Крошка навсегда распрощалась со странными стечениями обстоятельств, отдаваясь во власть звездных туманностей.
Часть четыре
Тьма или тема, вздор или порядочность – все это суть маховый шаг громадных часов, что блюдут погост пресловутой вечности. Писать или не писать, или красить перченные косточки: розовощекая книжица дает на все добро, мягко оплетая кисти рук. Или ног.
Мерцающая Мюгалая, бдя размеренный шаг на просторах вековечных сумрачных лесов, нашла в них однажды такие строчки:
«Снизошла чтобы остаться, чтобы поймать кривую птицу, чтобы размочить перья в соку лимонном, чтобы отправиться на свет, к сверкающим началам славной нужды. Эти и другие соцветия сизых дней многое могут распознавать из того, что мы вещаем как радио или механизмы с четко направленным вниманием. Наши слова не более чем отзвук достопамятных высот.
Ты соединяешься со словесностью подобно розовому взмаху крыла, а я как птица парю и дымлю бесподобностью. В моем чреве растет она, с каждым днем все более опаляя стылую землю вокруг. Дыхание, что однажды погрузится в вечный сон, станет подобным цветку или равнине на коже из светлого янтаря.
Он думает о дочерях, которых не стало теперь, о том, что было до и что будет после, но не является ли это ловушкой? Спроси себя! Зачем тревожить прошедшее, ведь в твоей реальности оно подобно ветерку весеннего солнцестояния.
Об этом говорено предостаточно, а посему моя выкладка будет иметь отпечаток взаправдашнего болеутоляющего. Просто не думай о вчера, о завтра, ибо сегодня – блюдет покой времени.
Взойди же вместе с ним на престол самозабвенный. Мы будем истинно радоваться восхождению, и память наша станет подобна фимиаму с самым благоухающим составом из всего резного, жемчужного и ароматного.
Со вкусом морковной жвачки и соком клубники раскрашиваются небесные просторы моего детства, я была так счастлива играть, резвиться, общаться с друзьями. Никого из них теперь уже нет в моей жизни, но небеса остались теми же, и тело мое помнит великолепную будущность.
Я плыву в небесах подобно бабочке с крыльями орла. Я – маленькая пташка семицветного мира. Моя душа похожа на небывалого вида остров, в котором развивается всевозможность суточных дней.
Это незабываемое цветение восполняет мою красоту юной кровью. И в свои 200 лет я выгляжу моложе, чем в земные свои 20. Это время забав, игрушечных прибауток и сверкающих драгоценностей.
Дом за домом, се́яние за сиянием – оно шествует за мной по пятам, вещая в рупор холодным металлом и красным золотом, изумрудом и всем таким, без чего невозможно представить человечество сейчас. Счастливое людское танцует на костях планеты, чья голубая кровь ниспадает в краски океанов забытья.
Улыбка ее похожа на нечто призрачное, но устойчивое. Я слышу гармонику песни и теперь Она здесь.
Устойчивость преодолевая и переложения сея, вопрос возникает: почему она и оно? Разве не достает им сумрачности суточной? Суток дней и годов, вместе с некоторой неотрывностью светового луча.
Думаешь о том, что пишешь. Неосмысленное то бытие, но разменивает монету, скрупулезно вытирая пыль запрелых каменных плит о лица неверующих. Просто вкус испортился у человеческих особей, смешали их с земноводной пустошью и чего тут гадать теперь.
– Но я не могу подойти ближе, а хотел бы прибавить шагу к стометровой дороге.
– И не надо того свершать, друже, просто будь и все. Теперь твоя ноша забрана другим.
Спокойствие со мной рядышком уже навсегда. И будет оно вылизывать апельсиновые корки разумения, остатками оседающие в темницах привычных деяний. Некоторая неповоротливость проглядывается за минусом погодных условий – они не смотрят в душечное дышло, предпочитая звездных и проворных созданий Севера.
Не дыши так часто, а то накликаешь на себя их внимание! И думы не уйдут без призового фонда в период бдений. Они беспорядочно овевают сновидящего полупрозрачными крылами вееров.
– А теперь ты можешь подойти ближе к сотне световых дней? Не жмет ли тебе теперь твой посеребренный шлем?
– Нет уж, я стану настоящим космонавтом и дни свои буду считать не от рождества Цветка, а от создания Нас.
Мы пришли сюда томными, сверкающими существами, морской звездой да пятикнижием расхваливая собственные кровяные тельца. Золотое то время и будет еще, обещаю!
Они поймут, что обладают настоящими сокровищами здесь и сейчас. Я покажу им, как начертать магические круги, входить в асаны и делать изысканные Па вместе с числовым Пи. Забытое превосходство восторжествует на этом кубошаре-шарокубе. И все тут и пойдет оно колесом бесконечным. В Бесконечность!
– Ход – все что у нас есть, а не лучше ли будет поберечь себя и свою плоть для дел насущных?
– Нет уж, хватит нас этого и того, пора превращаться в ангельские лики! Просто гнуть, гениальность сыпать в раны. Ишь!»
