Анъе Фо
Беспросветная духовность. Шпринц и Пьянцесса
Я вспомнил, как она любит музыку, живет только ей одной. Если бы не я, музыка была бы ее единственной страстью. Нет, она не собирает пластинки и компакт-диски, и не хранит тонны песен на жестком диске своего компьютера. Не дает концертов и не выкладывает каверы на своем канале аудио хостинга. Она, кажется, просто дышит ей. Да, да! Вдыхает кислород, а выдыхает мелодии. Все, что ей приходит в голову она записывает в своей домашней студии и будто ведьма в огромном котле, перемешивает и приправляет сэмплами из звуков окружающего мира. Прекрасней музыки я никогда еще не слышал, хотя, конечно, в данном случае не могу быть объективным. Жаль, что вы никогда не узнаете, как она слышит закат в июле, тишину январской морозной ночи, биение моего сердца, когда мы вместе. Даже натужный рокот раздолбанного дизеля автобуса в час пик в ее исполнении похож на мечтательную сюиту, сочиненную кем-то из ангелов. Да чего там, наверное, даже ангелы бы позавидовали ее таланту, если бы существовали, конечно. Но как я уже сказал: вы никогда не услышите сочиненной ею музыки. Все от того, что никто кроме меня не достоин ее таланта. Вот такая вот она, любовь всей моей жизни. Надо отметить, что до встречи с ней я был совершенно заурядным: с планами, перспективами и амбициями. Она ворвалась в мою жизнь как ураган, и мир правильных формулировок и последовательных умозаключений разбился вдребезги. Остались лишь отдельные слова. После, слова перемешались и стали стихами. А стихи самой жизнью, смыслом существования. Объективный мир утратил свою власть и превратился в иллюзию. Мы могли быть вечно, сиять на подмостках, звучать громогласно, но наши встречи всегда вспышка, комета сгорающая еще на подлете к земле. Может, все дело в том, что нам больше ничего не нужно. И когда неизбежный быт, будто родители, заглядывающие в комнату в самый неподходящий момент, проникает в наши отношения, все рушится.
Все еще не прекращая беспощадно, пожирать друг друга, мы просачиваемся в подъезд. Словно сиамские близнецы сросшиеся лицами, спотыкаясь, крадемся по лестнице до третьего этажа. Открыть древние замки на допотопной двери в доставшуюся от мертвой бабушки квартиру, целая история и в нормальном положении. Мы пыхтим, кряхтим, извиваемся, но все же одолеваем и это препятствие. Из пустынной, лишенной даже зеркала, прихожей, по стенам заползаем, в одну из комнат. Там, на вечно разложенном раритетном диване, почти не раздеваясь, оголив лишь самые необходимые участки тел, завершаем нашу историю.
Очень похоже на хэппи-энд. Не так ли? Только я про «жили долго и счастливо» сказки не жалую, так что погнали дальше!
После всех наших дел в передней перебираемся в кухню. Она вечно говорит, что курение непременно навредит ее голосу, и от никотина кожа на лице быстрее состарится, но упорно продолжает дымить. Вот и сейчас, зажав оранжевый фильтр своими обветренными губами, она чиркает колесиком дешевой прозрачной зажигалки. Обожаю целоваться, когда у нее во рту привкус никотина. Не успел об этом подумать, как лезу с нежностями. Она отвечает. Потом отстраняется, чтобы докурить сигарету. Я забираюсь голой жопой на прохладный кухонный стол, смотрю на ее обнаженный силуэт, стоящий на фоне допотопных бабушкины занавесок. В голову лезут всякие слова, но в строки они не складываются. И тут у меня заурчало в животе. Ну, правильно, я же от волнения сегодня с самого утра не ел. Спрыгиваю со стола. Она хихикает, увидев, как смешно при этом встряхнулись мои причиндалы. В холодильнике стоящем в кухне, скорее как экспонат из нормальной жизни, царят лишь неутолимая вечная пустота и застойный запах. Блин, он даже не подключен.
