Амест Петунц
Седа
И вот почти, потеряв надежду,
Он постучался в один дом.
Там дверь ему открыл портной,
Увидев бедные одежды
Дырявую обувку и взгляд,
Как ни странно, богатого человека.
Портной сказал: – Входи!
Ашот вошёл и всё молчал.
Портной уселся за свой столик.
Спросил: – Что привело тебя сюда?
Ашот молчал и всё смотрел.
Тот сказал: – Ах, голоден, наверно!
Поставил на стол сыр и зелень,
А ещё лаваш и соленый баклажан.
Ашот угостился, он был голоден.
Портной не выпуская свою иглу,
Тоже вкушал вместе с ним.
Ашот смотрел на него и улыбался -
Того, кого искал нашел.
Портной всё больше удивлялся,
А Ашот сказал спокойно:
– Мой брат, большое тебе спасибо,
Я рад был побыть с тобой,-
С этими словами он ушёл.
А портной не понимал в чем дело,
Вышел вслед за ним и долго-долго
В след глядел.
Затем, сев за свой столик,
Песеню вдруг запел:
Как нелегка, сложна жизнь,
Простого ремесленника-трудяги.
С восходом встаёт он каждый день,
Чтобы у других в жизни не было печали.
Ах, руки мои усталые сегодня
С утра шьют кому-то одёжку,
Кому-то очень-очень надо,
Быть по моде одетым сегодня.
Шей, игла моя, повеселей,
Чтобы кто-то был согрет
Прохладным днём или зимой,
В трудной жизни этой не простой.
Ах, руки мои усталые сегодня
С утра шьют кому-то одёжку,
Кому-то очень-очень надо,
Быть по моде одетым сегодня.
Вот закончу работу свою,
Домой к любимой я пойду.
Будет стол накрытый у меня,
Будет сытой вся моя семья.
Ах, руки мои усталые сегодня
С утра шьют кому-то одёжку,
Кому-то очень-очень надо,
Быть по моде одетым сегодня.
И в этот вечер Ашот охрип.
Голос его был еле слышен,
Но он был этому очень рад.
Для себя Ашот уже решил,
Что будет делать игрушки для малышей.
Он научиться работать по дереву
И сделает лошадок, и осликов,
И солдатиков, и даже верблюдов –
Всё, что может принести радость.
Их, малышей, радовать нужно,
Неизвестно, что им в жизни суждено.
Его будут любить дети
И хриплый голос не при чём.
Спустя не один год, став почти
В Ереване известным,
Снова увидит прежний свет,
Который у него спросил:
– Чтобы ты для будущего хотел?
Чтобы ты им оставил в наследство?
– Чтобы муж и жена, или
Тот, кто был одинок, прожив
Свою жизнь, под старость
Могли бы насладиться чаем.
И аромат дал им понять
Все ошибки, совершённые в жизни.
Стали скромны, как ландыш,
Как белый цвет прохладны.
Чтоб была на душе чистота,
Ведь скоро к Богу им идти
И за непонятое ответить.
Тут свет погас, а вместе с ним
В руке Ашота появилась трава
Невысокого роста и цветок на нем
Маленький, маленький и белый.
– Впервые вижу я такое, –
Сказал вслух мой Ашот.
И посадил траву высоко в горах,
А после того, как размножил,
Назвал его он по-армянски Хорн,
Что означало «глубина картины».
Ведь, чтоб его собрать,
Нужно подняться на холмы и горы
И только там собрать его, Хорн
Или в переводе "трава чабрец".
А глубина картины в том,
Что каждый должен понимать,
Что поднявшись, тебе ещё
Предстоит обратно спуститься
И там на высоте нужно пейзажем,
Прекрасным увиденным насладиться.
Это и будет твоя картина,
Это и есть видение чабреца.
Люди заваривали из него чай,
Так по вечерам его пили,
Свои коротали дни и ночи.
Вот уже много-много лет Хорн с нами
И люди рассаживали его на высоте.
Сегодня он растет в горах сам по себе,
Но за много-много лет многое исчезло,
А чабрец, как песня всё ещё с нами.
Кому-то Бог дал мяту, кому-то – жасмин,
Кому-то – шиповник, кому-то – мелису –
Всё это стоит поберечь.
А тех, кто рассаживал чабрец,
Я назвала Ашотом, простите,
Если вам имя это не по нраву.
Ведь Ашот означает – Аромат Мира,
Пусть будет он с вами вечно.
Ну, а пока Ашот усталый шел по городу,
Ведь у него домом было тень деревьев.
Жил и делал игрушки в горах,
Зимой спускался и дарил их детям,
А люди давали ему еду,
Конечно, ими были бедняки.
Он слышал, узнавал свой голос
И радовался выбору своему.
Вот и сейчас он шёл по городу усталый,
Пока не увидел свою Седу.
Душа от радости кричала
И сердце радостно забилось.
Большей награды он не ожидал,
Чем любимую свою встретить.
Конечно, он не видел её глаз.
Его глаза её умоляли остановиться,
Но Седа уходила вдаль,
Заставив от радости перейти к боли,
Сердце у Ашота сжалось.
Он сел прямо на проезжую часть,
Он снова перенес потерю.
Успокоившись был рад,
Что пусть силуэт, но увидел, все же
Почувствовал её, ту что всего дороже.
Сейчас ему надо спешить,
Дела не ждут, а жизнь коротка,
Ему в последнее время казалось,
Что он ничего не успевает.
Через три дня он шёл в одно село.
На пути Ашот встретил войско,
Которое шло на защиту страны,
Что-то повело его за ними.
И Ашот пошёл, что видел он?
Картину, не передаваемую словами:
Там армяне бились ради жизни.
Он плакал и страдал, но не поднял меча.
Вдруг с громкими словами,
Он кинулся вперёд.
– Люди, что вы делаете, остановитесь!
Но был пронзит копьём.
Убийца этот был очень рад,
Что сделал то, зачем пришёл.
Так стало на одного героя меньше,
А турок хоть на миг, но хохотал
Над телом моего Ашота.
Защитники своей страны,
Армении моей любимой,
Заставили врага отступить,
Но кто восполнит потерянные жизни,
Тех, что остались среди мертвых.
Ашот умер, но придя к Богу попросил:
Дать, как можно больше певцов туркам,
Чтобы им было не до войны.
Я им тоже этого искренне желаю.
А после Ашота осталась песня,
Которую пели уже другие.
Ну а, пока вернемся к Седе,
Которая не поняла, что песни
Сейчас поет не Ашот, поёт другой.
У Судьбы на всё свои взгляды.
Она возвращалась в Стамбул.
По ней уже скучал Сулейман,
Когда она рядом, он чувствовал
Гармонию, покой, какую-то радость.
А сейчас без неё,
Всё стало каким-то мрачным
И неприятные мысли
Напрягали Сулеймана.
– А вдруг не вернётся,
Никто ещё не получал
Такого исключения. –
Он переживал и волновался.
Султан ждал её, как никогда.
Ему казалось, что, если не вернётся,
То он всю Армению предаст огню.
А в гареме все от поступка султана
Пришли в удивление,
Тутунгюль на родину отпустили.
Её в последнее время считали, что
Что раз нет детей и нет
Тесных общений с султаном,
То она в гареме ничего не значит,
Так по крайней мере думали молодые
И с Седой вовсе не считались.
А те, что уже давно во дворце
Понимали, Тутунгюль дорога всем
И сильно по ней скучали.
И даже Сулейману евнухи
Пересказывали истории Седы.
Вот евнух доложил султану:
– Тутунгюль во дворце.
И напряженность прошла сама собой.
Ему очень хотелось увидеть Седу,
Но Сулейман понимал
Она с дороги, позже он навестит её.
Седа к султану не спешила,
Прибыв во дворец, она евнуха
Попросила передать о своём приезде.
А Сулейман мечтал увидеть её
И слышать для начала благодарность.
Ему хотелось, чтоб она была
К нему, как и все благосклонна.
– Наверное, сейчас пора
Добиться своего, – так думал султан,
Привыкший прихотей исполнение.
И не понимал он тогда,
Что те брачные обряды
Были для Седы простым застольем.
По- настоящему мужем он для неё не стал,
Был всего лишь владельцем дворца.
А Сулейман считал её своей.
Седа после дороги направилась в сад,
Туда велела принести ей кофе,
Там думала о жизни она,
Там скрывала свою радость,
Сердце тихо билось.
– Ашот жив, большего не надо, –
Так думала назвавшая себя Тутунгюль,
Понимая назад дороги нет.
Она смотрела в небо
И вспоминала валиде,
Которая ей когда-то сказала:
– Мы напишем тебе прекрасную
Родословную, Тутунгюль.
Ты будешь с хорошей историей.
Седа понимала, слишком
Она стала знаменита,
Чтобы её оставили армянкой.
Ей даже имя дадут другое,
И правду о ней не скажут,
Но для Седы не играло значение:
Тутунгюль или Мага, или другое.
Она была и есть, такой,
Какой мама с папой назвали.
Она для всех своих любимых,
Навсегда останется Седой,
Что рассказать о судьбе её?
Она не менее плачевна,
Чем у Ашота, расскажу,
Как можно короче.
Сулейман овладеет ею силой,
Он совершит над нею низость.
Она заболеет и будет долго страдать.
Через три месяца узнает,
Что скоро матерью станет.
Седа родит сына, Сулейман
Будет, конечно, рад.
Она найдет выход
И сбежит вместе с ребенком.
Через неделю Сулейман найдет её в лесу,
Во дворец обратно вернёт.
Сказав: – Я сделаю всё возможное,
Чтобы ребёнок тебя не любил. –
Так за неблагосклонность
Он решит Седу наказать.
Он сына назовет Эльдар, она – Сако,
Но мальчику жить не суждено.
Умрет не достигнув одного месяца.
Более того её спасут, когда
Она решит наложить на себя руки.
Седа останется жить в гареме
До конца своей жизни.
Каждый день она будет в сад ходить
И там в тиши понимать:
Жизнь – это испытание.
Ей нужно дойти до конца,
Чтобы хотя бы вспоминать Ашота.
Разве может с ним сравниться султан,
Украшения, одежды и власть,
У которого, женщины как вещь,
С каждым годом приобретает
Он их всё моложе и краше.
Разве умеет любить тот, кто
Не боится боли расставаний?
Ах, милый, ласковый Ашот,
Где твои песни, что ранят душу
И даже самому лучшему красавцу
Седа не отдаст своего сердца.
Ни с кем она его сравнивать не будет,
Ведь в нем искренняя любящая душа,
А большего ей не надо.
Там же в саду обняв голову руками будет
Частенько плакать, но говорить,
В своих фиолетовых одеждах:
– Что такое Тишина?
Она красота, она забвение.
Она непостижимая Высота,
Ведущая вверх, ведущая к Богу.
В тишине познается Душа
И вот тогда,
Ты приобретаешь невидимые крылья,
Дающие, как у облака …невесомость.
Что такое Тишина?
Это возможность познать себя,
Потрогать пальчиками сердце,
Почувствовать вращающую внутреннюю теплоту,
И сказать за жизнь «спасибо».
______________________________________________
P.S.
Будут мужчины уходить,
Будут женщины уходить.
Зачем, что же им это надо?
Наверное, чтобы придти к чему-то.
Чтобы все это понять,
Нужно прочитать книгу «Консуэло»
И её продолжение «Графиня Рудольштат».
Вот мне очень хочется
В Италию приехать,
Приехав, громко им сказать:
– Моё имя по-вашему
Звучит, как Консуэло,
Вы можете меня так называть.
Мне очень хочется, пусть не надолго,
Пусть чуть-чуть, но
Побыть среди вас своею.
Я знаю, что услышав песню, как мысль,
Вы построили ей целый корабль
И на парусах, разнесли по всему миру.
И ваши художники этому подтверждение.
Однажды корейский майор
В Армению попал,
Что привело его туда,
Если честно, я не знаю.
Он по улицам ходил,
Интересное искал, не знал,
Что страна у нас другая,
Там интересно не тогда, когда ищешь,
А когда «зачем?» понимаешь.
Увидев девочку-подростка,
Он искренне предложил ей шоколад.
Взяв угощение она в ответ сказала:
– Я песню спеть Вам буду рада.
– Ну, что же, пой, – сказал майор.
А, песня народная звучала -
«Ов, сирун, сирун». Эту песню поют
В разных странах, на разных языках,
Но одинаково красиво.
А армянские защитники страны,
Услышав песню, снимают свои шляпы.
Конечно, этот майор эту песню слышал.
Правда, в исполнении мужском,
Но слушая девочку, он понял,
Что речь о ней, о любимой,
О самой прекрасной,
О самой вожделенной,
Она и есть Мечта,
Она свет в конце туннеля!
Она и есть половина Святого Духа.
Не кто иная, как госпожа Свобода!
Так пусть горит этот факел вечно!
