Глава 1
Кухня блестела.
Я с усталой удовлетворенностью обвела ее критическим взглядом, еще раз проверяя, чтобы нигде – ни на столешнице, ни на технике, ни на единой поверхности не осталось ни пылинки, ни пятнышка.
Это являлось моей навязчивой идеей: я была просто повернута на чистоте. Малейшее загрязнение сразу же заставляло меня испытывать чудовищный дискомфорт и, конечно же, подлежало немедленному уничтожению.
Но в этот раз дело было даже не только и не столько во мне: вечером мы с мужем ожидали в гости свекровь. А Марина Александровна, как любая уважающая себя представительница данного семейного подвида, не слишком-то меня жаловала. И мне совсем не хотелось сгореть от стыда, если она решит, что у меня в доме недостаточно чисто.
Я с облегчением выдохнула, когда после десятого по счету осмотра убедилась, что кухня находится в состоянии безупречной белизны и чистоты. И в этот момент поняла, что вот уже целых полчаса не слышала никаких звуков из комнаты младшей дочери, которая до этого усердно чихала и кашляла, умоляя оставить ее сегодня дома и не водить в школу.
Деликатно постучав, я приоткрыла дверь в ее спальню и невольно улыбнулась, застав весьма ожидаемую картину: Яна сидела с книгой в руках, напряженно сжимая обложку пальцами, нетерпеливо бегая глазами по строчкам…
– Ну как ты тут? – поинтересовалась я, подходя ближе и с нарочитой озабоченностью прикоснулась ладонью ко лбу дочери.
Она тут же старательно прочистила якобы простуженное горло, страдальчески простонала:
– Не очееень…
Я показательно покачала головой, но на самом деле раскусила ее хитрость еще утром: дочка сказалась больной только для того, чтобы остаться дома и дочитать книжку.
Читала она много и жадно, в чем явно пошла в своего отца. Иногда я беспокоилась о том, что с такой тягой к чтению она неминуемо посадит себе зрение, но в целом мы со Славой оба потворствовали ее увлечению: среди современных детей тяга к книгам вообще была редкостью. Ну а с Яной можно было даже не волноваться о подарке на любой праздник: она заранее составляла для всех родственников списки книг, которые хотела бы получить.
– Боюсь, если тебе не станет легче, то придется вызвать врача, – произнесла я с сожалением, на что дочь мигом отреагировала:
– Не надо! Мне завтра наверняка станет лучше!
Я улыбнулась про себя: реакция была именно такой, на какую я и рассчитывала.
– Что ж, посмотрим, – только и произнесла в ответ.
И, по привычке, окинула комнату дочери придирчивым взглядом. С губ сорвался обреченный вздох: тут, как всегда, был полнейший беспорядок. Книги валялись просто повсюду: на кровати, на столе, на подоконнике, не говоря уже про внушительный книжный шкаф, занимавший немалую часть комнаты.
– Ян, ну я же просила не разбрасывать вещи… Сегодня бабушка придет, увидит все это…
Мое оскорбленное чувство порядка потребовало немедленно расставить все по местам. Я протянула было руку к одной из книг, чтобы водрузить ее на полку, но Яна поразительно живо для своей роли больной подскочила с места и вскрикнула:
– Ничего не трогай! Я приберусь сама!
– Но ты ведь болеешь? – выгнула я вопросительно бровь.
– Мне уже лучше! Мам, ну не надо, пожалуйста! Ты все книжки расставишь неправильно!
Руки так и чесались взяться за дело, но я чудом заставила себя сдержаться.
– Ладно. Но тогда наведи порядок сама. Книги стоят весьма немало и не должны валяться где попало и как попало.
– Обещаю! – горячо выпалила дочь и я неохотно отступила.
Уже на пороге вспомнила, что так и не спросила ее, что приготовить на обед, но вопроса задать не успела: где-то на кухне резко заголосил забытый мной смартфон.
– Подумай, что хочешь на обед, – кинула поспешно напоследок, отправляясь на поиски телефона, который, как ни странно при моей страсти к порядку, вечно где-то теряла.
Устройство обнаружилось аж на самой верхушке холодильника – видимо, положила его туда, чтобы не мешал мне намывать все прочие поверхности в доме.
Номер на экране оказался незнакомым. Обычно такие звонки я не принимала, но звонивший человек оказался весьма настойчивым…
После очередной захлебывающейся трели я все же подняла трубку.
– Алло?
– Лидия Терехова?
Незнакомый голос звучал отстраненно и официально: таким обычно сообщают самые дурные вести. Я не могла сказать, откуда знала это, но внутри вдруг родилась пугающая уверенность: я услышу сейчас что-то страшное…
Внутренности скрутило болезненным спазмом, подушечки пальцев на руках резко похолодели и нервно запульсировали…
– Да, это я, – выдохнула после паузы и поймала себя на том что голос предательски дрожал.
– Вы только не волнуйтесь… – произнесла моя собеседница и в этот миг стало окончательно ясно: как раз именно для волнения у меня имелись все причины.
– Кто вы? Что случилось? – нервным, требовательным тоном прервала ее я.
– Вас беспокоят из второй городской больницы… ваш муж попал в ДТП…
***
Все дальнейшее отложилось в моей памяти лишь урывками, какими-то призрачными, разрозненными картинками.
Хотя, казалось, осознанно делала все, что нужно: позвонила маме, прося приехать и присмотреть за Яной. Держала лицо перед дочерью, не желая пугать ее раньше срока плохими новостями. Собралась в больницу, предварительно вызвав такси…
Обыденные, машинальные действия, которые, тем не менее, совершала, как в тумане. Потерянная, оглушенная, напуганная…
Даже несмотря на то, что меня уверили – муж находится в стабильном состоянии. Но лишь одна мысль о том, что все могло кончиться куда как менее благополучно… доводила меня до трясучки.
В больницу я приехала едва живая: ворвалась в приемную на трясущихся ногах, со взбесившимся сердцем и сбившимся дыханием…
Но худшее было, как вскоре выяснилось, еще впереди.
Передо мной в очереди стояла девушка: молодая, стройная, очень красивая. И, похоже, столь же нервная, как и я сейчас, потому что ее речь была сбивчивой, а голос нервно дребезжал, когда она заговорила:
– Мне звонили из вашей больницы… у вас находится Вячеслав Терехов…
Я замерла, услышав родное имя.
– А вы?.. – донесся до меня вопрос.
– Я…
Девушка запнулась на миг, но следом уверенно выпалила:
– Я его жена!
И в этот миг мне показалось, что мое сердце сорвалось с места и с грохотом полетело куда-то в ноги…
Глава 2
Тело сотрясала дрожь.
Она, как по цепочке, перекинулась с рук – на плечи, добралась до челюсти, нырнула в грудную клетку и постепенно охватила весь организм.
Меня трясло. Трясло так сильно, что трудно было не то, что вымолвить хоть слово, а даже сделать обычный вдох. На грани панической атаки я наблюдала за тем, как незнакомка что-то еще спрашивает, как ей отвечают… но совершенно не понимала, не разбирала больше слов.
Вероятно, даже не выясняя подробностей, я просто уже всей душой, всем своим существом понимала, что именно произошло.
Такое короткое, но такое страшное слово…
Измена.
Слабость и беспомощность накатили волной, смывая все мысли, все цели, с которыми вообще сюда приехала… Словно жизнь разом потеряла всякий смысл.
Захотелось вдруг оглянуться, посмотреть себе за спину в поисках поддержки, отыскать глазами мужа, который всегда был моей силой, моей опорой. Но Славы рядом, конечно же, не было. Больше того – именно он был причиной моего нахождения здесь…
Здесь. В больнице.
Послышался какой-то задушенный, глухой звук – я даже не поняла, что он исходит от меня самой. Тело обмякло, поползло вниз, словно больше мне даже не принадлежало, не управлялось мной…
– Вам нехорошо?
Кто-то спешно подскочил ко мне, подхватил под руки, а я только жадно хватала ртом воздух, отчего-то отчаянно пытаясь дышать… Но зачем?..
Незнакомка, от которой я не отводила взгляда все это время, наконец обернулась, привлеченная поднявшимся вокруг меня шумом. Ее глаза удивленно, испуганно расширились. Я поняла, что она меня узнала.
А вот я о ее существовании даже и не подозревала до этого дня.
Не в состоянии отвести глаз, я смотрела, как она подносит ко рту дрожащую руку, как пятится к выходу, отступая…
Ее слабость словно придала сил мне самой. Удивляясь собственному поведению, я неожиданно выкрикнула:
– Нет! Стойте!
Она потрясенно замерла, тоже шокированная моим криком. Медсестра, на которую я опиралась, помогла мне выпрямиться. На трясущихся ногах я сделала шаг вперед, поражаясь тому, что все еще могу двигаться, хотя все, чего хотелось – это просто умереть.
От того, что понимала – это конец. От того, что сознавала – мне не тягаться с этой женщиной…
Молодая, эффектная, красивая даже сейчас, когда ее лицо было искажено испугом и неловкостью… На ее фоне я ощущала все свои тридцать пять так, словно их было в три раза больше. Словно каждый прожитый год был гирей, тянувшей меня ко дну…
И все же что-то толкало меня к ней навстречу. Возможно, желание понять…
Но понять что?..
Все ведь было и так предельно ясно.
– Кто вы? – не проговорила – прокаркала, оказавшись в непосредственной близости от нее.
Ее глаза забегали, заметались по сторонам, словно она тоже ждала от кого-то помощи. Спасения. От меня и моих вопросов.
– Вы назвались женой моего мужа.
Она прикусила губу, обняла себя за плечи и снова сделала шаг назад. Я – шагнула за ней следом.
– Это… просто ошибка.
– Смотрите мне в глаза!
Она вздрогнула. По нежной, идеально гладкой коже резко покатились слезы. Теперь уже ее трясло, а мое тело одеревенело, словно перестав вообще жить.
– Мне очень жаль… – пробормотала она.
– Жаль чего?
Ядовито-едкий тон был таким непривычным, чуждым для меня, словно и не я произносила эти слова, словно это был и не мой вовсе голос.
– Просто мне позвонили… простите… я не могла иначе. Не могла не приехать… вы не должны были…
– …ничего знать, – закончила я за нее.
Само собой, – пронеслось в голове отравляющей мыслью. Жены узнают о таком последними.
– И давно это… у вас с ним?
Вопрос слетел с губ против воли. На самом деле я не хотела слышать ответ, но словно желая себя саму добить, зачем-то произнесла вслух то, что меня пугало.
– Я думаю… вам лучше спросить обо всем у него самого! Простите…
Она резко сорвалась с места, выбежала из больницы, а я…
А я осталась стоять на месте, только теперь осознав, что все кругом слышали этот разговор. Были свидетелями моего позора. И это делало случившееся каким-то особенно реальным и болезненным, лишая шанса на малейший самообман.
Хотелось спрятаться от сочувствующе-любопытных взглядов, укрыться от них руками, как щитом. Я провела ладонью по лицу, словно так можно было удержать на месте закипавшие в глазах слезы…
Все, чего желалось сейчас – это развернуться и уйти. Но как вернуться домой, к дочерям, как объяснить им все это?.. Как рассказать, что их обожаемый отец не просто в больнице… но и что я понятия не имею о том, как он?..
Было унизительно подходить снова к стойке и называть себя женой Вячеслава Терехова после того, как это уже сделала другая женщина. Но выбора у меня не было.
Сгорая от стыда и ощущения на себе чужих, жадных до скандалов взглядов, я приблизилась. Рот искривился в дерганной, нервной, неловкой улыбке. Губы разомкнулись, готовясь задать вопрос…
Но делать этого, к счастью, не пришлось. Словно посочувствовав мне, женщина за стойкой произнесла первая:
– Терехов в стабильном состоянии. Можно сказать, что он легко отделался. Но сейчас к нему нельзя…
Я коротко кивнула, выражая этим жестом одновременно понимание и благодарность. И, больше не медля, едва сдерживаясь от того, чтобы не перейти на бег, пошла прочь.
Прохладный воздух ударил в лицо, как только я оказалась снаружи. Сделав судорожный вдох, устало прикрыла глаза. Короткая передышка…
Перед тем, что ожидало меня впереди.
Глава 3
Как добралась до дома – позже не могла вспомнить и сама.
Кажется, шла куда-то, не разбирая дороги, заложив дрожащие руки в карман старого плаща. Думала… не хотела, но против воли все думала о том, как теперь изменится привычная жизнь. Сочиняла в голове, что скажу мужу, когда появится такая возможность. Воображала, как он станет раскаиваться…
А может, и не станет. Логика была неумолима: эта женщина считала себя вправе явиться к нему в больницу и назваться его женой. Они были близки достаточно, чтобы она знала обо мне, знала меня в лицо.
Нет, как бы ни хотелось утешиться, как ни мечталось обмануться, но было абсолютно ясно: это случилось не вчера. И длилось не день и не два…
Возможно, месяцами. Или даже годами. Всеми теми годами, когда я без остатка отдавала себя семье, в это же самое время мой муж…
Горло сдавил спазм. Я упрямо сглотнула тяжелый, колючий ком – казалось, если только позволю себе эти слезы, потом попросту не сумею собраться. Не смогу все это выдержать…
А ведь дома ждали дети. И как бы ни было мне сейчас плохо, как ни было невыносимо, а я должна была думать в первую очередь – о них. Как делала это всегда.
Возможно, даже чересчур.
Взгляд уперся в залатанный карман плаща. Стало настолько себя жаль, что захотелось выть…
Но я проглотила и это.
***
Худшее, что только могла представить, ожидало меня дома.
Именно сейчас, когда хотелось спрятаться ото всех, исчезнуть, не слышать никого и ничего… Именно сейчас на кухне меня поджидали – мама и, конечно, свекровь. Девочек с ними, к счастью, не было.
Я скинула с себя плащ, медленно расшнуровала кроссовки, давая себе возможность сделать вдох перед тем, как все неминуемо накинутся на меня с вопросами.
– Где девочки? – спросила, входя на кухню и ощущая на себе вопросительные, тревожные взгляды двух пар глаз.
– Яна спит, а Алина у себя, делает уроки, – ответила мама.
– Вы им сказали?
– Нет.
– Хорошо.
Я действительно ощутила некоторое облегчение: сейчас не было никаких сил на столь тяжелый разговор. Возможно, лучше вообще пока ничего не говорить об аварии – это здорово поберегло бы и мои нервы, и нервы дочерей.
– И это все, что ты можешь сказать? – с нескрываемой претензией в голосе накинулась на меня свекровь. – Могла бы хоть позвонить из больницы!
Я прикрыла глаза, собираясь с ответом. А она, тем временем, продолжала:
– И вообще, почему ты не с ним? Тоже мне, жена!
Губы задрожали от обиды, тело снова затряслось, как в припадке. Я подняла на нее глаза, в которых плескалась боль, скрыть которую не было никакой возможности. Хотелось кричать. Выкрикнуть ей прямо в лицо, как поступил со мной ее сын. Как он меня предал. Как растоптал в ответ на то, что я отдала ему всю свою жизнь.
Но рядом были дочери, которым не следовало всего этого слышать. И я снова проглотила собственные желания и потребности, запихнула боль глубоко внутрь, не позволяя ей вырваться наружу.
– К нему не пускают.
– Тебе все равно следует быть рядом!
– Где? Лежать под дверью его палаты на коврике, как какая-нибудь собака?
От собственного сравнения, такого болезненно-точного, стало еще обиднее, еще нестерпимее. Я ведь так и жила все эти годы, именно как собака: бесконечно преданная, охраняющая свой дом и свою семью…
А что в ответ?..
– Давайте не будем ссориться, – мягко вмешалась в наш разговор мама.
– Ты права.
Я перевела дыхание, ощущая, как нервная дрожь прокатывается по горлу, царапает внутренности… Добавила решительно:
– Я не хочу, чтобы девочки знали. Скажу им попозже, когда все нормализуется…
– Скажешь что?
Алина появилась на пороге кухни так внезапно, что я вздрогнула, словно меня застали врасплох за чем-то дурным.
Старшая дочь стояла, глядя на меня хмуро, почти обвиняюще, со скрещенными на груди руками.
Снова отчаянно захотелось обернуться, поискать за спиной мужа, попросить помощи… но помочь мне было некому.
– Что… папа уехал в командировку, – после мучительной паузы нашлась я.
Она окатила меня таким презрением во взгляде, как умеют, наверно, только подростки, которые считают, что родители ничего не понимают.
– И зачем это скрывать? – поинтересовалась она, прищурившись.
– Незачем, – согласилась я, сглотнув. – Просто я думала вы спите и…
– Ты врешь! – неожиданно выкрикнула она, прибив меня этим криком к полу. – Зачем ты врешь?!
– Я не…
– Я знаю, что он в больнице! А ты его там бросила!
Я стояла, словно оплеванная и побитая, держась на ногах из последних сил. Слов больше не было…
– Папа в больнице? – раздался еще один испуганный голосок.
Яна обнаружилась в коридоре. Стояла неподалеку, сжимая обеим руками любимую мягкую игрушку и смотрела на меня расширившимися от страха глазами.
Глава 4
Нервотрепка из-за аварии, пережитое потрясение от встречи с любовницей мужа, перенесенное там же, в больнице, унижение, несправедливые обвинения от близких и просто бесконечная усталость от этого чудовищного дня, тяжкой ношей легли на плечи, придавили к земле, лишая остатков сил…
Словно сквозь слои ваты я слышала голоса свекрови, дочерей и мамы – они сливались в один чудовищный гам, похожий на звуки растревоженного улья. Все они что-то спрашивали, чего-то от меня хотели… а я ощущала в этот момент только одно: мои жизненные ресурсы резко иссякли.
Хотелось сползти на пол и просто заплакать. Хотелось, чтобы хоть кто-то заметил меня, заметил мою боль. Но вместо этого…
– Хватит! – вдруг перекрыл гул комнаты резкий окрик.
Все потрясенно уставились на меня. Я вздрогнула, осознав, что это был мой собственный крик.
В наступившей тишине удалось сделать спасительный, столь необходимый мне сейчас, вдох. Невероятным усилием воли я заставила себя сдвинуться с места, подойти к младшей дочери и успокаивающе ее обнять.
– Да, Ян, папа в больнице. Но с ним ничего страшного. Говорят, буквально пара царапин, потому что наш папа очень сильный. Так что давай ложись обратно спать, а утром мы ему позвоним и он сам тебе все расскажет, ладно?
Дочь кивнула, наморщила нос и сообщила:
– Но я сначала в туалет пойду.
– Иди.
Когда она отошла в уборную, мое внимание вновь перехватила старшая.
– Я тебе не верю, – заявила она вызывающе. – Я сама к папе поеду! Прямо сейчас!
С одной стороны, я понимала ее чувства: они с отцом были невероятно близки. Алина являлась, что называется, папиной дочкой. Он был ее кумиром, практически центром ее вселенной. Он обожал ее, безбожно баловал, а тяжкая функция воспитывать ложилась только на мои плечи. Порой я даже ощущала, что этим двоим больше никто и не нужен, словно, произведя дочь на свет, я уже выполнила свою задачу и дальше стала в их компании просто лишней.
– Никуда ты не поедешь, – попыталась я образумить бунтарку.
– Нет, поеду!
Это подростковое упрямство было сейчас совсем не тем, что я готова была терпеть после всего пережитого.
– Выйдешь за порог – обратно не пущу, – сообщила в ответ ровным тоном.
– Ты бесчувственная и злая!
Выкрикнув очередное обвинение, Алина, всем своим видом показывая, как зла и обижена, громко протопала в свою комнату. Я – повернулась к матери и свекрови.
– Зачем ты так с ребенком? – тут же не преминула осуждающе прокомментировать Марина Александровна.
– Ребенку уже пятнадцать, – напомнила я ей. – И у меня нет желания вдобавок ко всему искать еще ее по городу всю ночь.
Марину Александровну, впрочем, тоже можно было понять: она наверняка переживала за сына и сильно перенервничала, отсюда и проистекала эта агрессия. Но кто в конце-то концов поймет меня?..
– Марина Александровна, я понимаю и разделяю ваши чувства, – произнесла омертвевшим голосом, – но у меня не было возможности позвонить. А вот вы можете поехать в больницу сами и все выяснить лично. Уверена, тогда вам станет спокойнее.
Свекровь только рот приоткрыла в ответ на это предложение, словно я не очевидные вещи говорила, а как минимум жестоко ее оскорбила.
– Так и сделаю, – сообщила она холодным тоном и я тайком выдохнула, когда входная дверь за ней громко хлопнула.
– Что-то еще случилось? – поинтересовалась озабоченно у меня мама, когда все наконец стихло и только бег стрелок на кухонных часах да бормотание холодильника нарушали воцарившееся в доме безмолвие.
С ломаной улыбкой я покачала головой. Конечно, мне хотелось рассказать хоть кому-то о том, что со мной произошло, но я уже заранее знала, что она скажет.
Нужно простить, Лида. Ему тоже непросто содержать семью. Мужчинам нужна отдушина. И посмотри на себя, ты наверняка что-то сделала не так, раз он изменил…
Нет, здесь мне точно не стоило ожидать никакой поддержки.
– Останешься на ночь? – коротко поинтересовалась у нее.
– Да, вдруг помощь понадобится…
Захотелось рассмеяться, выплеснуть наружу всю скопившуюся внутри горечь. А где была твоя помощь только что, мама? Где она была, когда была так мне нужна?
– Я тебе постелю.
Вот и все, что я произнесла вслух.
***
Двадцать минут спустя я наконец осталась одна.
Заперлась в ванной комнате с одним лишь жгучим желанием: встать под душ и смыть с себя весь этот трудный день. Всю эту боль. Хоть и понимала: это ни черта не поможет. И все, от чего хотелось сбежать сейчас, завтра тоже никуда не исчезнет… И все эти проблемы, что маячили на горизонте, неизбежно придется как-то решать.
Но сейчас не хотелось думать о новом дне. Сбросив с себя одежду, я уже собралась было шагнуть в душевую кабину, но в последний момент замерла, кинув на себя взгляд в зеркало.
Выпрямившись перед ним, я пристально, тщательно вглядывалась в свое отражение. И чем больше смотрела, тем сильнее хотелось отвернуться, стереть собственный образ, перестать существовать…
Я выглядела… плохо. Короткие волосы, остриженные под каре не столько в угоду моде, сколько из соображений практичности, делали меня какой-то… простоватой. Со жгучим сожалением приходилось констатировать, что и лицо давно лишилось былой свежести, выглядело осунувшимся и усталым, и что хуже всего – уже подверглось закону гравитации. Морщинки на лбу и в уголках глаз, которых прежде даже не замечала, теперь казались огромными и пугающими. Возраст коснулся и шеи и, как ни горько было это видеть – груди, уже далеко не такой упругой, как прежде.
Конечно, все это случилось не вчера. Изменения копились годами, усугублялись недостатком ухода, и в итоге… я получила все это.
И ведь жила себе спокойно, принимая свой возраст, как данность, даже не замечая перемен во внешности: мне было попросту некогда об этом думать. Теперь же…
Теперь перед глазами так и стояло лицо той женщины: куда более гладкое и свежее, куда более красивое… И на фоне ее привлекательности, ее молодости, я казалась себе еще страшнее, еще уродливее, и каждый мелкий недостаток, что отмечала на своем лице и теле, разрастался в моих глазах до чудовищных масштабов…
Не отрывая взгляда от собственного отражения, обнаженная и уязвимая, я беззвучно заплакала.
Впервые за весь этот проклятый день.
Глава 5
Упругие струи били по спине, смешивались со слезами, и было уже не разобрать, где просто вода, а где – соленая влага. Обняв себя за колени руками, я сидела на полу душевой и… пыталась понять.
Пыталась понять, в какой момент моя жизнь свернула совсем не туда. Почему в ответ на все, что я отдала, получила такое – измену мужа, презрение старшей дочери, неприятие свекрови?..
Я ведь действительно всю свою жизнь положила на алтарь этого брака и семьи. Все, что я делала – делала только ради мужа и детей. Во многом себе отказывала, чтобы дать дочерям больше, лучше… а в ответ получила только смачный плевок. Прямиком в душу.
Я сидела, перебирая в голове все прожитые годы, все многочисленные жертвы… все то, чего никто не только не оценил – видимо, даже и не заметил. Моя молодость, мои лучшие годы, мои возможности – все это потонуло где-то на дне семейной жизни, вместе с несбывшимися надеждами.
Было жаль всего того, что не сделала. Того, чего не достигла. Было жаль ушедших лет, потраченных, как казалось, на правильные вещи, а по факту – на того, кто этого не стоил…
Внутри шевельнулся какой-то протест, слепое нежелание верить, что угробила жизнь зазря. Я поймала себя на том, что придумываю мужу какие-то оправдания, ищу объяснения… А может, просто пытаюсь мыслить трезво?..
Я ведь еще даже не говорила с ним. Может, все это какая-то ошибка. Может, эта женщина лишь выдавала желаемое за действительное…
Мысли метались в голове, пытаясь зацепиться за что-то, способное спасти мой брак, но глубоко внутри я все равно понимала: эту ситуацию невозможно объяснить так, чтобы жить и впредь, как раньше. Если только не притвориться слепой, глупой, ничего не понимающей…
Я знала, как уязвима. Знала, что слаба. Но делать вид, что ничего не происходит, что ничего не знаю и позволять дальше себя обманывать… все это было мне глубоко противно. Просто потому что рушилась не только моя семья, но и моя вера во все то, чем жила до сегодняшнего дня. Вера в мужа. В то, что нас связывало…
Перевернув в голове очередную страницу, я вспомнила день, который изменил для меня все.
***
Шестнадцать лет назад
Руки дрожали, голова шла кругом.
До боли, до рези я всматривалась в тонкий кусок пластика. Не могла, не хотела верить тому, что видела. Все казалось – вот я сейчас зажмурюсь, а когда открою глаза снова – все это исчезнет, рассеется, как страшный сон.
Две полоски.
Две полоски на тесте на беременность. То, к чему я была совсем не готова. То, что пугало меня буквально до истерики.
Две полоски, способные перечеркнуть всю мою жизнь. Все планы, которые строила у себя в голове. Все надежды на лучшее будущее…
Слезы закипели в глазах, непонимание, как поступить, буквально сводило с ума. Сколько времени прошло с тех пор, как я позвонила Славе? Часы на руке говорили, что всего лишь полчаса, а мне казалось – вечность.
Но вот тишину квартиры разрезала трель дверного звонка. Я резко подскочила с места, сжала в кулаке ненавистный тест и понеслась к двери.
И только когда он – такой большой, высокий, сильный – шагнул внутрь, поняла – я ведь даже предположить не могу, как он отреагирует на мои новости.
Что, если развернется и уйдет? Скажет, что все это было на один раз? Гневно бросит, что это – только мои проблемы?
Я с ужасом представила, как расскажу все матери. И тут же поняла: она меня за такое просто убьет.
– Ну что тут у тебя случилось? – деловито поинтересовался Слава после того, как чинно и аккуратно повесил свою куртку на вешалку.
У меня не было сил на долгие предисловия, от гложущей изнутри нервозности уже не попадал зуб на зуб. Поэтому я только всхлипнула:
– Вот…
И молча протянула ему тест.
Я наблюдала, как он сжимает пластик двумя пальцами, но было отчаянно страшно взглянуть ему в лицо и прочесть там свой приговор.
– Вот оно как, – проронил он задумчиво и я буквально застыла, ожидая, что он будет делать дальше. Понимала: от него одного сейчас зависит моя дальнейшая судьба.
– Ты ведь… ты говорил, что все под контролем, – пробормотала беспомощно, когда он так и не добавил к сказанному больше ни слова.
Как же глупо я поступила, поддавшись на его уговоры и уверения, что он знает, что делает! И вот итог… после первой же близости. Здесь, на тесте.
– Так случается, – пожал он плечами с совершенно спокойным видом.
Меня затрясло сильнее.
– Случается?! И что мне теперь с этим делать?!
Он сжал тест в своей сильной, крупной ладони и на его лице расцвела вдруг нежданная, счастливая улыбка.
– Будем рожать, – заявил он уверенно.
– Ты что… рад?
Это не укладывалось в голове: такой реакции на внезапную беременность я от него не ожидала точно.
– Очень, – уверил он в ответ и, сграбастав меня в свои крепкие объятия, поцеловал. Так, что от этого поцелуя голова пошла кругом еще сильнее.
В груди расцвело теплое, приятное чувство. В этот момент, видя, как он радуется тому, что могло принести нам только сложности, я влюбилась в него заново. Даже сильнее, чем тогда, впервые, когда он вступился за меня перед университетскими хулиганами и сразу же стал моим героем.
Воспоминание об университете отрезвило. Дело ведь было не только в реакции Славы на эту новость, но и в том, что я совсем не была готова сейчас к материнству…
– Подожди… – попросила, уворачиваясь от очередного поцелуя, который способен был свести с ума. – Послушай… А как же…
– Поженимся хоть завтра, если хочешь, – перебил он меня, окончательно застав этим врасплох.
– Нет! То есть… я совсем не об этом…
– Нет? – переспросил он. – А вот знаешь, та рыжая с параллельного потока наверняка бы сразу согласилась…
Он дразнил меня, заставляя ревновать, пробуждая эмоции, о которых и не знала до него…
Казалось, что до него и вовсе ничего не было. Первая любовь, первый мужчина, первый защитник… я ощущала себя в его объятиях мягким тестом, из которого он мог лепить все, что ему только захочется…
И все же сейчас противилась тому, что он, кажется, для себя уже решил. И как бы ни был мне важен тот факт, что он вовсе не собирался бросать меня и сбегать, я хотела быть услышанной. Понятой…
– Слав… но как же универ? – поинтересовалась робко.
Он отмахнулся.
– Возьмешь академический. Или перейдешь на заочное…
– Но я не хочу, – отважилась озвучить свои мысли вслух. – Я подумала… может быть…
– Договаривай.
– Сделать… аборт?
Он дернулся – так резко, будто я его ударила. Отрезал решительно:
– Ты не убьешь моего ребенка!
– Но я не готова… сейчас. Я хочу получить нормальное образование, выстроить карьеру…
Его тон тут же смягчился, он нежно провел по моей щеке чуть шершавой наощупь подушечкой большого пальца…
– Не волнуйся, я сумею обеспечить нас обоих. Точнее, всех троих. Тебе не придется работать…
– Но я…
– Лид, ты меня любишь?
Этот вопрос меня смутил. Но я понимала, что он и так уже все знает сам…
– Люблю… – призналась чуть слышно.
Но этого было достаточно. Слава удовлетворенно улыбнулся:
– Тогда ты родишь мне этого ребенка…
Его тон был ласковым, но я ощутила, что в этих словах ясно прозвучал ультиматум…
Глава 6
Следующее утро началось с того, что на меня со всего размаху кто-то… упал.
Я испуганно подскочила в постели: резко разбуженная, ничего не понимающая спросонья. В первый момент показалось, что это запрыгнул на постель кот, но быстро стало ясно, что для кота гость был все же тяжеловат.
Точнее, как выяснилось, гостья.
– Мам, пора вставать! – громким шепотом огласила распластавшаяся на мне Яна.
Я кинула взгляд за окно: темно, хоть глаз выколи. Значит, еще даже не наступил рассвет. Кинув жалобный взгляд на часы на прикроватной тумбе, обнаружила: шесть утра.
– В чем дело? – поинтересовалась хриплым после недавнего сна голосом.
Рука сама собой потянулась на вторую половину кровати, где обычно спал муж, и тут я все вспомнила.
События вчерашнего дня обрушились на голову одним чудовищным комом, придавили к постели, заставляя почувствовать себя разбитой, сломанной…
– Ты обещала, что мы позвоним утром папе! – все тем же шепотом заявила дочь. – Уже утро!
Хотелось застонать. Убежать. Скрыться от всего, что предстояло вскоре решать. Всего, что как-то нужно было… пережить.