Аманда Скенандор
Вторая жизнь Мириэль Уэст
Глава 4
Едва Мириэль поднялась на борт, как железнодорожный рабочий, бегущий рядом с поездом, захлопнул дверь товарного вагона, погрузив ее в темноту. Она ощупывала шершавую стену, пока ее нога не наткнулась на что-то мягкое. Раздался женский вскрик:
– Ой!
Мириэль отпрянула.
– Извините меня.
Поезд накренился, она потеряла равновесие, споткнулась и чуть не упала.
– Вам действительно следует сесть, пока вы не поранились, мэм.
Мириэль узнала голос медсестры. И где-то поблизости услышала скрежещущий шум, размеренный и гортанный, похожий на шум прибоя после шторма. Она попятилась, пока не наткнулась на острый твердый край чемодана – хорошо бы ее чемодана – и села на него.
Сквозь щели в облицовке пробивался слабый свет. Через минуту или две ее глаза привыкли к полумраку. Чемодан под ней оказался ее собственным, а остальная часть ее багажа располагалась рядом. Скрежещущий звук исходил от мужчины, лежащего на койке у дальней стены. Каждый его вдох казался борьбой. Медсестра примостилась рядом с ним на низком трехногом табурете – единственном подходящем предмете мебели во всем товарном вагоне. Мексиканец расположился на полу в дальнем углу, а женщина, на которую Мириэль наткнулась, устроилась поверх своего потрепанного саквояжа. Она выглядела старше Мириэль, хотя и ненамного, коренастая, с одутловатым лицом и платком на голове. Ее руки были покрыты пятнами. Не бледными и безобидными, как у большого пальца Мириэль, а чешуйчатыми и выпуклыми, словно это комки красной глины высохли на ее коже и покрылись коркой.
Хотя ни у кого не отсутствовали конечности и ногти не отрывались от плоти, как в Бен-Гуре, Мириэль не могла не содрогнуться. Она достала из сумочки носовой платок и вытерла рукав и носок туфли, прежде чем бросить его на землю. Встретив взгляд мексиканца, она опустила глаза, и сосредоточилась на лабиринте деревянных половиц.
Поезд мчался, и Мириэль чувствовала, что у нее внутри все разрывается, словно только часть ее забралась в товарный вагон, а оставшаяся прочно обосновалась в Лос-Анджелесе. Несколько недель, и она снова будет дома, напомнила она себе. Девочки вряд ли будут скучать. Она сложила руки. Те все еще немного дрожали из-за желания выпить, но худшее было позади. Вернувшись домой, возможно, она будет поменьше налегать на спиртное.
Поезд остановился ближе к вечеру, и дверь товарного вагона открылась. Мириэль прищурилась и прикрыла глаза, застигнутая внезапным натиском света. У нее болел зад, а шея затекла оттого, что она сидела, отвернувшись от остальных. Ей захотелось пописать, и ее желудок скрутило от голода.
– У вас есть пятнадцать минут, – раздался снаружи грубый голос. – Выходите и займитесь своими делами.
Мексиканец спрыгнул вниз и потянулся. Женщина и медсестра спустились следом, и Мириэль последовала за ними. Ее ноги проваливались в землю и в туфли попал песок.
Несколько отдельно стоящих вагонов были разбросаны по двору. За ними пустыня: жесткая полынь, высокие сагуаро[7] и далекие горы. Она направилась к станции, скатная крыша которой виднелась над поездом. ЮМА, оповещала табличка. Даже отсюда, от хвоста поезда, она слышала суету на платформе – торопливый топот ног и перетаскивание багажа, веселые приветствия и сдавленные прощания.
Не успела она сделать и нескольких тяжелых шагов за пределы товарного вагона, как медсестра остановила ее.
– Не уходите сейчас слишком далеко.
– Я просто добегу в вагон-ресторан. Я вернусь в мгновение ока.
– Боюсь, что проход в эту зону вам запрещен. Ваш ужин прямо здесь. – Медсестра протянула тарелку с фасолью и ломтик хлеба.
Мириэль, конечно, не предполагала увидеть икру, но это было хуже даже самых скромных ожиданий.
– Не говорите ерунды. У меня даже вилки нет.
– Вот для этого и нужен хлеб.
Она отмахнулась от тарелки.
– Но кроме ужина, мне нужно в дамскую комнату.
Однако, по словам медсестры, им – прокаженным – также не разрешалось заходить в общественные туалеты. Она указала на стоявший недалеко отцепленный товарный вагон и предложила Мириэль облегчиться за ним.
Мириэль уставилась на нее, разинув рот. Конечно же, это шутка, и она не предлагает ей пописать вот так нецивилизованно, на открытом месте. В конце концов, они не животные. Но лицо медсестры оставалось непроницаемым.
Тоскливый взгляд на станцию – и Мириэль потопала к отцепленному вагону. Когда мочевой пузырь вот-вот лопнет, нет особого выбора, кроме как задрать платье и присесть на корточки за ржавыми колесами. По дороге домой она настоит на отдельном спальном месте. Это произойдет, как только врачи в Marine Hospital[8] выяснят, что у нее нет проказы, и весь этот ужасный бардак закончится.
Когда до отправления оставалось несколько минут, она подошла к последнему ряду рельсов. В ее туфли засыпалось еще больше песка. Репейник, вцепившийся в чулок, кололся сквозь шелк. Но после всех этих дней, проведенных сначала взаперти в грязной больничной палате, а затем в душном товарном вагоне, было приятно ощущать солнечное тепло, согревающее кожу. Небо над головой было голубым, как коктейльное кольцо с топазом, которое Чарли подарил ей на их третью годовщину. За кактусами и полынью вдалеке появилась полоса пыли, слившаяся с тускло-коричневым горизонтом. Это был мужчина? Он убегал?!
Позади нее заревел мул, и мимо прогрохотала повозка. Мириэль проводила ее взглядом, пока и она не превратилась в облако пыли, а затем поплелась обратно к поезду.
Она вернулась и обнаружила медсестру, съежившуюся перед представителем железной дороги.
– Я думала, он стоит здесь. Я… я не могу следить за всеми сразу. В конце концов, я их сиделка, а не тюремщик.
Светло-карие глаза мужчины метнулись к Мириэль. Его лицо исказилось от отвращения. Он сплюнул и повернулся к медсестре.
– Просто верните остальных ваших чертовых прокаженных обратно внутрь и не позволяйте больше никому сбежать.
Медсестра жестом пригласила Мириэль в вагон. Внутри находились только хрипящий мужчина и женщина в платке. Неужели мексиканец сбежал? Удрученное выражение лица медсестры подтверждало догадку Мириэль. Она проследила ее взгляд, обращенный к пустыне, простирающейся за путями.
Пыль, которую она видела чуть раньше, осела. Удалось ли этому человеку уйти от погони? Мириэль поймала себя на том, что надеется, что это произошло. Вскоре в поднявшемся облаке пыли вновь обрел очертания фургон. Когда он приблизился, Мириэль увидела, что мексиканец плетется позади, изо всех сил стараясь не отставать от мулов. Между шасси фургона и наручниками на его запястьях была натянута веревка. Его окровавленное лицо опухло, штанина разорвалась. Она развевалась вокруг его икры при каждом шаге, открывая длинную рану на голени.
Когда повозка приблизилась, медсестра отогнала Мириэль от двери. Двигатель поезда был запущен, и из трубы валил пар. Остановившись рядом с товарным вагоном, железнодорожники отвязали беглеца. Они несколько раз пытались открыть его наручники, но в замок попала кровь, и ключ не работал.
– У меня нет времени возиться с этим, – раздраженно произнес помощник железнодорожного шерифа, когда он с помощью остальных поднимал мужчину в вагон. – Им придется разрезать их, когда ты доберешься до места назначения. – И они закрыли дверь, когда мексиканец, извиваясь как червяк, все еще протискивался внутрь, чуть не сломав ему ногу.
Он дополз до своего угла и с трудом принял сидячее положение. Наручники натерли ему кожу до крови. Грязь, кровь и слюна запеклись на его губах. Мириэль ждала, что медсестра займется его ранами – повреждением на ноге, порезами и синяками на лице, шипами кактуса, впившимися в его плоть. Но мужчина на койке, чье дыхание с момента их отъезда из Калифорнии стало еще более хриплым, захватил все ее внимание.
Мексиканец кашлянул и причмокнул губами. Вероятно, он вдохнул больше пыли, чем воздуха, когда тащился за фургоном. Мириэль избегала смотреть на него, но не могла игнорировать продолжающийся приступ кашля. Она, пошатываясь, подошла к бочке с питьевой водой, стоящей в углу. Темная, зеркальная поверхность дрожала от движения поезда. Мириэль не собиралась пить из бочки, опасаясь заразиться болезнью других. Губы этого человека только еще больше загрязнили бы ее. Но они все еще были в двух днях пути от Луизианы, и ни один из них не мог так долго обходиться без воды.
Мириэль глубоко вздохнула, наполнила ковш и выпила. Затем она снова наполнила его и отнесла мужчине, пролив половину содержимого на платье, когда поезд качнулся и накренился.
Он обхватил ковш своими перепачканными руками и осушил его.
– Спасибо.
Мириэль встретилась с ним взглядом и кивнула. Может, он и был прокаженным, но он тоже был человеком и не заслуживал такого отношения со стороны железнодорожников. Она принесла ему еще воды, затем нашла выброшенный носовой платок и вытерла кровь и грязь с его лица. Ее сердце колотилось, пока она это делала. От страха на лбу выступила испарина. Трудно было сказать, возраст или болезнь начертили глубокие складки на его коже. В любом случае, она старалась не прикасаться к нему без носового платка.
Затем она осторожно выдернула шипы из его ног. Мириэль, конечно, не была медсестрой, но она кое-что знала о кактусах из прогулок, которые совершала со своим сыном на калифорнийских холмах.
Мужчина поморщился, но не издал ни звука. Как долго он был прокаженным? Сколько раз пытался сбежать? Его седеющие волосы подсказывали, что этому человеку далеко за пятьдесят. Его суровые глаза подсказывали, что этот человек намного старше. И что этот человек знаком со всей подлостью этого мира.
По крайней мере, у них было нечто общее.
Глава 5
Через два с половиной дня поезд наконец прибыл в Новый Орлеан. Мириэль и ее попутчики ждали в товарном вагоне, слушая шум голосов выгружающихся пассажиров. Их вагон отцепили от остальных и затолкали на заброшенный участок железнодорожной станции. Дверь открылась как раз в тот момент, когда старая машина скорой помощи военного образца с визгом остановилась перед ними. Сбоку на ней виднелась надпись, сделанная выцветшей белой краской u.s. marine hospital. Двое мужчин в простых шерстяных рабочих костюмах спрыгнули с переднего сиденья, и окинули взглядом Мириэль и ее спутников, прежде чем заговорить с медсестрой. Они переложили больного мужчину с койки на носилки и отнесли в машину скорой помощи. Мириэль слишком устала от мучительной поездки на поезде, и беспрекословно последовала за ними.
Западный горизонт светился оранжевым, как усыпанные фруктами цитрусовые деревья у нее дома. Остальная часть неба утратила цвет. Машина скорой помощи только-только тронулась с места, когда треск огня перекрыл шум мотора. Воздух наполнился дымом. Резкий поворот, и в окне появился их товарный вагон. Пламя ползло вверх по его бокам, сжигая все их следы и следы их микробов.
* * *
Ноги Мириэль затекли, а веки отяжелели, когда многочасовая поездка с вокзала закончилась. Она, спотыкаясь, вышла из машины скорой помощи и огляделась. Воздух Луизианы был влажным и холоднее, чем она ожидала. Темнота этого пустынного места нервировала ее. Она тосковала по уличным фонарям, сверкающим шатрам и освещенным витринам магазинов Лос-Анджелеса. Там можно было видеть, слышать и чувствовать пульсирующую повсюду жизнь, которая здесь шелестела и квакала в тени, приглушенная и угрожающая.
Фары автомобиля скорой помощи выхватили возвышающийся на плантации дом, похожий на те, о которых Мириэль читала в романах и видела в кинофильмах о довоенном Юге. Он светился, как призрак, в окружающей темноте; выступающая веранда и колонны с карнизами отбрасывали длинные тени на белый фасад.
– Это больница? – спросила она водителя, пока он выгружал ее багаж.
– Не-а, мэм, – ответил тот, сильно растягивая слова. – Там находятся административное здание и резиденция сестер.
Прежде чем она успела спросить, кого он имел в виду под сестрами, из дома на плантации вышли две женщины с фонарями в руках. Их платья напомнили те, которые носила ее бабушка, чрезмерно накрахмаленные и удручающе длинные. Бусы звенели у них на поясах. На головах красовался какой-то странный аксессуар, который едва ли можно было назвать шляпой. Он был похож на гигантскую чайку с распростертыми крыльями.
– Один лежачий и трое на ногах, – сообщил водитель женщинам.
– Очень хорошо, – ответила одна из них. – Отнесите его прямо в лазарет. Мы позаботимся об остальных. – Женщина повернулась, одарив Мириэль и ее спутников натянутой улыбкой. Поднимая фонарь, оглядела каждого по очереди и нахмурилась, когда ее взгляд остановился на Мириэль. Наконец она произнесла: – Сюда.
Женщина направилась через широкую боковую лужайку к дальней живой изгороди, за которой виднелось огромное скопление зданий, едва различимых в приглушенном лунном свете.
– Простите! Когда носильщик придет за нашими сумками? – спросила Мириэль.
Женщина обернулась. Взгляд упал на груду багажа у ног Мириэль, и ее губы сжались.
– У нас нет носильщика, моя дорогая. Это больница, а не отель «Ритц».
– Это точно, – прошептала Мириэль себе под нос.
– Берите все, что сможете унести. За остальным я утром пришлю санитара.
– Утром? Что, если пойдет дождь или дикие животные заберутся внутрь?
– Каких животных вы имеете в виду?
Мириэль взглянула на мохнатые очертания деревьев в темноте.
– Не знаю. Волки, медведи, змеи.
Женщина невесело рассмеялась.
– У нас здесь нет ни медведей, ни волков, и, даст Бог, дождя не будет. А теперь берите то, что вам нужно, и пойдемте.
А змеи? От одной этой мысли у Мириэль по коже побежали мурашки. Она посмотрела на шляпные коробки, чемоданы и сундуки, пытаясь решить, что взять. Она не имела понятия, что и куда упаковал Чарли. Ее пижамы, скорее всего, были в одном из сундуков. Расчески в одном из чемоданов. Зубная щетка и зубная паста в…
Женщина издала громкое хм-м.
– У нас не вся ночь впереди.
Мириэль схватила две сумки, надеясь, что в одной из них будут ее туалетные принадлежности, и последовала по грязной тропинке за женщинами в нелепых шляпах. Они миновали невысокую живую изгородь и поднялись по пандусу, который вел к крытому дощатому настилу с бортами по сторонам. С навеса свисали лампы с дешевыми промышленными абажурами. Дорожка разветвлялась и поворачивала в стольких направлениях, что Мириэль почувствовала себя так, словно попала в лабиринт. Здания различных форм и размеров вплотную примыкали к дорожке, их побеленные стены подсветились, когда луна выскользнула из-за облачного покрова.
Группа разделилась на одном из перекрестков. Мужчина-мексиканец последовал по длинному коридору за более спокойной женщиной, его запястья все еще были скованы наручниками, и он продолжал прихрамывать. Мириэль направилась за остальными по извилистой тропинке и, наконец, добралась до женского лазарета. Внутри, вдоль обеих стен длинного узкого здания, стояли больничные койки. На некоторых спали пациенты. Мириэль старалась на них не смотреть. Остальные кровати были пусты и застелены строго одинаково, словно в женском монастыре. «Как же иначе», – подумала она, поскольку, оказавшись внутри, смогла разглядеть, что нитка бус, свисающая с талии ее провожатой, ни что иное, как четки.
– Мы начнем прием утром, – сказала женщина, показывая Мириэль на кровать.
– А мы не можем начать прямо сейчас? Я ужасно спешу домой.
– Врачи уже давно ушли отдыхать. Мы будим их только в чрезвычайных ситуациях.
– Это и есть чрезвычайная ситуация! Мне поставили неверный диагноз. Мне здесь не место.
Один из пациентов, спавших поблизости, пошевелился. Сестра нахмурилась.
– Боюсь, не вам решать, что является чрезвычайной ситуацией, а что нет. Постарайтесь немного отдохнуть, а утром мы вернемся к этому разговору.
Прежде чем Мириэль смогла продолжить спор, женщина развернулась и ушла. Мириэль смотрела ей вслед, не отрывая глаз от задней части ее крылатой шляпы. Она порылась в сумках, которые принесла с собой. В первой оказался ассортимент перчаток, шарфов и украшений. Во второй Мириэль нашла полдюжины пар обуви и завернутую в ткань и спрятанную на дне фотографию в серебряной рамке, которая раньше стояла на ее туалетном столике. Ей было приятно, что Чарли проявил заботу и упаковал для нее фотографию, хотя она не собиралась надолго уезжать из дома.
Милые лица ее семьи, глядящие на Мириэль через стекло, заставили ее усталое тело снова заболеть. Она села, тонкий матрас прогнулся под ней. Она сбросила туфли, натянула на себя колючее хлопчатобумажное одеяло и заснула, прижав фотографию к груди.
* * *
Проснувшись на следующее утро, Мириэль обнаружила на табурете у своей кровати ту же женщину, которая сопровождала ее в лазарет прошлой ночью. Поверх платья она накинула накрахмаленный белый халат. Гигантская шляпа на ее голове была жесткой, как штукатурка. Мириэль села и пригладила растрепанные волосы. Она, должно быть, похожа на бродягу, такая у нее мятая и пыльная одежда. Должно быть, и пахнет соответствующе.
– Доктор уже пришел? – спросила она.
– Он ассистирует в операционной, но я жду его здесь в ближайшее время.
– Мэм, послушайте, как я уже говорила вам прошлой ночью…
– Вы можете называть меня сестра Верена.
– Сестра, в Калифорнии произошло недоразумение. Тамошний доктор не мог отличить голову от задницы.
Сестра Верена нахмурилась.
– Какой бы точной ни была ваша вульгарная формулировка, я все равно должна заполнить анкету приема.
– Есть ли медсестра, с которой я могу поговорить? Эти медицинские штучки могут быть за пределами вашей…
– Я медсестра. Старшая медсестра. – Она многозначительно посмотрела на Мириэль и приготовила ручку. – Теперь мы можем начать?
Мириэль взмахнула рукой в знак согласия и отвернулась к окну. Снаружи облачное небо окрашивало корявые деревья и свалявшийся мох в рассеянный серый свет.
– Сколько вам лет?
– Тридцать два.
– Где вы родились?
– В Лос-Анджелесе.
– Вы когда-нибудь жили за границей?
– Я уже рассказала обо всем доктору в Калифорнии. В моей истории нет ничего необычного.
– Это решать нам. Так вы когда-нибудь жили за границей?
Мириэль повернулась к ней лицом.
– Нет, никогда. И пока вы этим занимаетесь, запишите, что у меня никогда не было члена семьи, который был бы прокаженным или знал прокаженного.
– Вы замужем?
– Да.
– Дети?
– Да.
– Сколько?
– Трое… э-э… двое. – Мириэль посмотрела вниз на свои сложенные руки. – Двое.
Сестра Верена нацарапала ее ответ. Она задала еще несколько банальных вопросов, а затем спросила:
– Под каким именем вы хотели бы находиться здесь, в Карвилле?
– Под каким именем?! Мое имя Мири…
– Большинство пациентов предпочитают изменить имя. Мы очень тщательно храним наши записи, но с таким количеством обитателей, персонала и посетителей… что ж, слухи могут случайно просочиться наружу. Для семей, живущих в обществе, такое клеймо может иметь разрушительную силу.
– Я не пациент и не обитатель! – Мириэль не осознавала, что кричит, пока остальные в комнате не вытянули шеи, чтобы взглянуть на нее. Она понизила голос и выпалила: – У меня нет этой болезни.
– Очень хорошо, – произнесла сестра Верена, разглаживая листы бумаги и откладывая ручку. – Пока мы будем называть вас пациентом триста шестьдесят семь.
Глава 6
Санитар принес Мириэль завтрак на эмалированной керамической тарелке – яйца, овсянку и консервированные персики. Определенно, это было положительным изменением, по сравнению с холодной едой, подаваемой на бумажных тарелках в поезде. До прихода доктора она успела еще и пообедать. Врач надел белый халат поверх своей черной офицерской формы и с широкой улыбкой подошел к ее постели. Сестра Верена следовала на шаг позади. Когда он сел на табурет напротив кровати Мириэль, она разглядела усталость в его покрасневших глазах. Прядь его редеющих каштановых волос стояла дыбом, как перья на голове перепела.
– Добро пожаловать в Шестьдесят Шестой Госпиталь Морской пехоты США, мэм, – сказал он, протягивая руку. – Или Карвилл, если угодно. Я доктор Яхимовски, но большинство зовут меня Док Джек.
Пожимая ему руку, Мириэль поняла, что он был первым из врачей и медсестер, с которыми она столкнулась за последние несколько дней, кто соизволил прикоснуться к ней. Его теплая ладонь и неизменная улыбка ослабили напряжение, охватившее ее грудную клетку.
– Рада познакомиться с вами, доктор. Вы здешний специалист?
Он усмехнулся.
– Один из них. Доктор Росс, главный врач госпиталя, провел десятилетия в борьбе с этой болезнью в Индии и является одним из ведущих лепрологов в мире. Он занимается в основном административными вопросами, но время от времени вы будете с ним видеться. У нас есть и другие специалисты – офтальмолог, стоматолог, хирург-ортопед, которые регулярно приезжают из города. Мы также…
– Понятно, но вы можете отличить настоящую проказу от других болезней? Я имею в виду, вы же видите ее постоянно. Вы тот человек, который может доказать, что эти тупоголовые врачи в Калифорнии поставили мне неправильный диагноз?
Тень пробежала по его улыбке.
– Да, я именно тот человек. Давайте взглянем. Сестра, не могли бы вы принести нам ширму?
Сестра Верена установила складную ширму вокруг кровати, и по указанию Дока Джека Мириэль разделась. Он осматривал ее кожу, пока сестра Верена делала пометки в карте.
– Плоское покрасневшее пятно сбоку на левом плече, диаметром примерно пять сантиметров… плоское гипопигментированное пятно на правом боку, три сантиметра… плоское покрасневшее пятно внизу правого бедра, медиальный аспект, полтора сантиметра…
Каждый раз, когда он сообщал о новой находке, пульс Мириэль учащался, как у перегретого двигателя. Всего семь очагов, тогда как врач в Лос-Анджелесе обнаружил только пять.
– А это не могут быть родимые пятна или плохое кровообращение?
– Хм, – сказал Док Джек совсем не обнадеживающим тоном. – Мы узнаем достаточно скоро.
Он достал маленькую палочку, с одного конца обмотанную ватой, и попросил Мириэль закрыть глаза.
– Дайте мне знать, когда почувствуете, где хлопок касается вашей кожи.
– Да, мое предплечье, – ответила она почти сразу, как только закрыла глаза. – Правое предплечье.
– Хорошо.
Затем последовало щекочущее прикосновение на ее левой икре, правой ладони, пояснице. Она снова почувствовала себя школьницей, стоящей перед учителями и наизусть перечисляющей столицы сорока пяти штатов. Правое плечо… правая щека… Количество секунд между каждым прикосновением удлинялось… Потом ничего.
– Мы закончили?
– Почти, – ответил доктор.
Она сосредоточенно скривила лицо и стала ждать. Ручка сестры Верены царапала поверх бумаги.
– Левое колено, – почти закричала она, когда снова ощутила прикосновение.
– Вы уверены? – уточнил Док Джек.
– Да… э-э… кажется. Вы можете сделать это еще раз?
– У нас есть все необходимые данные. Можете открыть глаза.
Мириэль обхватила себя руками, впервые почувствовав неловкость от своей наготы.
– Могу я одеться?
– Пока нет. Я собираюсь взять несколько образцов тканей из найденных мною очагов, точно так же, как это делали в Калифорнии. Это совсем не больно.
Сестра Верена подкатила маленький стальной столик со скальпелем и несколькими лабораторными предметными стеклами на нем. Мириэль наблюдала, как доктор сделал небольшой разрез в обесцвеченном месте под ее большим пальцем, а затем провел лезвием по ране. Это действительно было не больно. То же самое произошло и в следующий, и в следующий раз, хотя у Мириэль скрутило живот, и ей пришлось отвернуться. Только когда он надрезал мочку ее уха, она почувствовала укол боли, и то мимолетный.
– Все готово, – сообщил Док Джек, снова нацепив свою дружелюбную улыбку. – Теперь можете одеваться. Сестра Верена, не отнесете эти стекла в лабораторию?
– Да, доктор. – Она откатила столик в сторону, стекла загремели по стали.
– Как скоро мы узнаем результаты? – уточнила Мириэль у доктора.
– Через несколько дней.
– Дней?! У меня семья, ребенок, который нуждается во мне. – Ее руки машинально потянулись к груди, хотя у нее давно пропало молоко. – Я должна вернуться домой!
Его усталые глаза изучали ее, и она убедила себя, что не жалость, а простая доброта заставила доктора смягчиться.
– Полагаю, я смогу пойти и сам посмотреть стекла. Дайте мне час, возможно, два.
Он начал перемещать ширму, но Мириэль окликнула его.
– Док Джек!
Он обернулся.
– Человек в наручниках, он в порядке?
– Потребовался почти час, чтобы распилить эти чертовы штуки, но да, он в порядке.
– А другой мужчина? – Мириэль колебалась. Действительно ли она хочет это знать? – Человек, которого принесли на носилках.
Его улыбка исчезла.
– Сегодня утром мы сделали ему экстренную трахеотомию, но у него уже было кровотечение в легких, и он не справился…
Мириэль кивнула, однако, когда доктор ушел, внезапно почувствовала тошноту. Ее пальцы дрожали, когда она застегнула пояс и лифчик и снова влезла в платье.
* * *
Док Джек вернулся чуть больше чем через час, как и обещал. Сестра Верена плелась за ним, ее жесткие юбки шуршали при ходьбе. Пересекая комнату и направляясь к Мириэль, врач улыбнулся другому пациенту. Весело поздоровался с одной из сестер. Хороший знак, решила Мириэль. Но он больше не улыбался, когда пододвинул табурет к ее кровати и сел.
– Я очень внимательно изучил ваши образцы, и, боюсь, врачи в Калифорнии были правы. Вы инфицированы бациллой микобактерия лепры.
Лазарет начал раскачиваться, как будто на них обрушилось землетрясение. Мириэль вытянула руки по обе стороны от себя и вцепилась в матрас.
– Бациллой?
– Мне жаль. Так мы называем микроорганизм, микроб, вызывающий проказу.
– Но это… это невозможно. Я чувствую себя абсолютно нормально.
– К счастью для вас, мы поймали болезнь на очень ранней стадии. При правильном лечении она не будет прогрессировать…
Мириэль попыталась расшифровать его слова и собрать их так, чтобы они имели смысл.
– Мне пришлось пить воду из той же бочки, что и другим пассажирам в поезде. Возможно также, что я случайно коснулась одного из них. Есть вероятность, что это их микробы на предметных стеклах, а не мои. Если бы мне удалось принять душ, почистить зубы, тогда вы могли бы сделать еще один тест, и он точно будет отрицательным.
– Болезнь развивается не так. Требуются годы – для размножения… э-э… для появления симптомов. Многие здешние пациенты заразились ею в детстве и не ощущали признаков…
– Я ухожу! – Мириэль встала и потянулась за своими сумками. – Домой! Это неправильно, я не могу, вы оши…
Док Джек тоже встал и положил руку ей на плечо, прерывая ее тираду.
– Я боюсь, что вы не сможете. Я имею в виду – уйти. Карвилл – лучшее место в мире для лечения проказы. У нас лучший персонал, и мы постоянно испытываем новые лекарственные средства.
– Что, панацеи не существует?
Он сжал ее ладонь, затем опустил руку в карман.
– Ну, нет. Не совсем так. У нас есть лекарства и терапия, которые помогают в определенных случаях и могут…
Санитар ворвался в комнату и задыхаясь закричал:
– Док Джек, вы нужны в мужском лазарете!
– Мне нужно идти, но скоро мы снова увидимся. Медсестра Верена может ответить на все ваши вопросы.
Мириэль попятилась назад, пока подколенная ямка не уперлась в скрипучую раму кровати. Нет лекарства?! Она опустилась на матрас и огляделась в поисках тазика на случай, если ее непереваренный обед поднимется еще выше в горло.
– У вас есть еще какие-нибудь вопросы? – уточнила сестра.
Вопросы? У Мириэль их было миллион, но она не могла выразить их словами. Она покачала головой.
– И по поводу имени…
– Что?
– Мне нужно имя, чтобы вписать его в вашу карту, дорогая.
Мириэль закрыла глаза, надеясь, что это остановит вращение комнаты, остановит тошноту, прожигающую путь вверх по пищеводу, остановит фарс, в который внезапно превратилась ее жизнь.
