Нервная система Олеськи давала сбой, женщина вот уже вторую неделю находилась в подвешенном состоянии. Ей постоянно звонил продавец и откладывал подписание долгожданного договора купли-продажи.
А ведь Олеська мысленно уже переехала в свою новую квартирку и переклеила во всех комнатах обои. И даже уже занавесочки в кухню подобрала.
– Да что ему не так? – вслух расстраивалась Олеся.
Мать, Фая, задумчиво высказывала свое мнение:
– Знаешь, дочка, а ведь если не судьба, то и не надо тебе цепляться за эту квартиру. Ведь неспроста у тебя дело не клеится, это знак свыше, что не надо связываться! Не расстраивайся, дочь. Подвернется потом другая квартира, получше.
– Но я уже привыкла к мысли, что у меня совсем скоро появится свой угол, мама! – чуть не плакала от обиды Олеся.
Тайком от матери, она сама решила поехать в райцентр, чтобы с продавцом поговорить. Поговорить, попросить его совершить сделку в кратчайшие сроки.
Чтобы мать не заподозрила что она из дома удрала, старательно подготовилась: встала ранёхонько, оделась в папин костюм-энцефалитку, взяла в руки ведро, прошла в кухню, отрезала от свежеиспеченного мамой каравая горбушку. (Мама в пять утра встает. Успевает и печь растопить, и хлеб испечь).
– По бруснику схожу, в лес, – соврала Олеська матери.
– Сиди дома, – попробовала отговорить дочку Фая. – А то вдруг там в лесу – медведь? Да и бруснику у нас не ест никто.
– Как не ест никто? А Кирьяша твой за обе щеки наяривает мои пироги с ягодой! – напомнила Олеська.
– Иди! – отмахнулась Фая.
Олеся схватила ведро и убежала через огород в лес. Там скинула с себя костюм, спрятала под ветками ведро и побежала со всех ног огибать лес – на автобус бы успеть.
Вика обзванивала очередную свою подружку:
– Приходи сегодня в семь в «наш» кафетерий.
– А что за повод? – радостно прочирикала невидимая собеседница.
– Познакомлю вас с моим поклонником по имени Витя. – усмехнулась недобро Вика, – Мне его в мужья активно навязывают. Надо осмотреть предлагаемую кандидатуру, как же я без вас, мои верные подруги? Посмотрим, обсудим.
– Витя? – услышала в ответ Вика мелодичный возглас подружки, – С удовольствием приду, конечно. Но… У тебя же был Глеб? Куда Глеба дела?
– Глебушка… – вздохнула Вика. – А объелся он хлебушка. Витя его в сторону отодвинул.
– Да ты что?! Неужели существует такой мужчина на земле, что Глеба за пояс заткнул? Блеск! Обязательно буду! Посмотрю, что за Витя!
Тамара Никитична юлой крутилась около сына:
– Это померь. Нет, вот это! – разворошила она в поисках нужной вещи весь шкаф. – Витя! – прикрикнула она, – Ну что ты так встал? Ты пузо-то сына, втяни! Откуда оно у тебя вдруг появилось? Не было ж его!
– Ну ма-ам, – мычал с тоской Виктор, сгорбив спину перед такой неизбежной напастью как Вика. – Сказал же, не нравится мне она. И машина у нее уже немодная. Я такую не хочу!
– Хорошая машина, – отрезала Тамара. – Какая тебе разница, на каком авто вам меня возить! Согласилась ведь она пойти с тобой на свидание, чего ты теряешься, надо брать пока согласная! Вот видишь, мечты сбываются, – исподлобья взглянула на сына женщина.
– Ты в своем уме мам? – поёжился Витя, – Зачем я буду подбирать то, что другие бросают? Неприятненько как-то.
Витя скукожился, натягивая на джинсики маловатый свитер.
– Женишься на Вике – квартиру на тебя отпишу. Не женишься – выгоню на съём. Да что ж такое-то? Это ты вырос, или свитер сел? Ну не сутулься ты! Сутулость – признак слабого духа и отсутствия силы воли! И на вот, возьми. Надень, – немного смутившись, протянула Тамара сыну что-то.
Что-то свернутое.
Витя немедленно развернул то, что мать сунула ему в руки и изумился: то оказались трусы. Новые. «Настоящий мужчина!» – значилось на самом видном месте.
– Это еще зачем? – удивился Витя.
– Надень. Мало ли что может вечером случиться, – нисколько не смутившись, заявила Тамара. – Хотя, ты знаешь, я против аморальности в добрачных отношениях! Даже если Вика вдруг будет тебя уговаривать, помни: мама против! До свадьбы – ни-ни!
Анна, схватившись за сердце, смотрела на то, как единственная дочь собирается на свидание с соседкиным сыном.
– Подумай еще раз, Вик? – взмолилась она. – Тебя что, замуж гонят? Да и женихи на свете разве перевелись? Только не Витька, не надо нам с папой такого зятя!
Вика бесстрашно брызгала перед зеркалом на волосы лак.
Вульгарный начёс «привет из 90-х» возвышался над ее хорошеньким ангельским лбом.
– Что это за уродство? – вздрогнула Анна, разглядывая прическу дочери. – Так давно никто не причесывается. Ужас.
– Сойдет, – услышала она дочкин ответ.
– Что задумала? – допытывалась мать.
Звонок в дверь оторвал маму Анну от грустных размышлений над происходящим.
– А вот и мой змей-горыныч летит, – пробормотала Вика.
Анна нехотя открыла дверь и с явным отвращением уставилась на Витю.
– Анна Николаевна! – воскликнул Витя, протянув печальной женщине цветы.
Позади Вити маячила его мать. (Ну куда уж без нее!)
– Погоди! Цветы – Вике! – отчетливо услышала Анна громкий Тамаркин шепот. – Маме – торт. Торт! Ты что, забыл?
Подошедшая к гостям Вика с невозмутимым видом приняла у Вити цветы и торт. Передала их маме-Анне и покорно взяв под-руку всученного ей Тамарой Никитичной Витеньку, ушла из дома на свое свидание.
– Вика! – жалобно всхлипнула Анна, глядя вслед дочери.
– Не боись, – хлопнула ее по плечу соседка-Тамара. – С моим Витей ты можешь ее спокойно отпускать. Он мальчик приличный, сама знаешь. Сводит на свидание и обратно приведет нашу Вику в целости и сохранности.
Похлопав Анну по плечу, Тамара юркнула в дверь квартиры и Анна удивленно похлопала глазами.
– Тамара, ты куда?
– Как куда? К вам, на чай. Я ж вам торт принесла, – напомнила соседке Тамара. – Надо же о будущем наших детей поговорить. О свадьбе, о том, где Витя с Викой будут жить…
А Анна же хотела в ванной поплакать.
Она ощущала себя сейчас такой одинокой!
Михаил убежал из дома еще полчаса назад – нервы у хозяина дома не выдержали. Ушел к своему другу-профессору, топить печаль в бокале с коньяком…
Немного поразмыслив, Олеся зашла в салон-парикмахерскую.
Встала у дверей, с тоской заглянула вовнутрь.
Как же ей прическу хотелось сделать. Но ведь если она отрежет косы, то мама узнает, что она не в лесу бруснику собирала, а где-то по райцентру тайком шарилась.
– Вы проходите, милости просим, – улыбнулась ей девушка-парикмахер. – Вижу, что у вас волосы давно в стрижке нуждаются. Кончики у вас женщина, секутся.
– Ну разве только кончики, – несмело вошла в пустой зал Олеся.
Села в кресло, зажмурилась. Парикмахерша ее накидкой прикрыла и на шею какой-то "ошейник" надела. Косы расплела и как давай ей волосы расческой чесать!
– У вас тут репей, – вытащила и показала она колючку Олесе. – У вас такие хорошие волосы! Свои?
– Конечно свои, – ответила Олеська.
– Цвет необычный. Тициановский.
– Чего? – нахмурилась Олеся.
– Какими средствами ухаживаете? – принялась расспрашивать девушка.
– Дак я только шампунем мою. Дегтярным, – бесхитростно поведала Олеся.
Общительная девушка-парикмахер состригла Олесе с волос секущиеся концы, придала прическе форму, а также помыла клиентке голову.
– Давайте я их еще маслом обработаю, чтобы не пушились, – предложила Олесе парикмахер.
– Не надо! – испугалась Олеся. – Не надо маслом!
Вышла из парикмахерской Олеся преобразившаяся.
С ее длинными волнистыми волосами цвета солнечного заката задорно играл легкий ветерок. Пока шла мимо редких витрин, присмотрела дочкам куклу, ванночку для куклы, игрушечную посудку…
– Эх, нельзя. Как я потом маме объясню все эти покупки? – вздохнула Олеська.
Навстречу шли двое тощих парней.
– Смотри, рыжая! – удивленно показал прямо на Олеську пальцем один из них.
Олеська улыбнулась, поглазев на обоих. Ничего не могла с собой поделать, рот самопроизвольно расплылся в улыбке. Один из парней чуть шею себе не свернул, на нее глядя.
– Ой, – смутилась Олеся.
У нее тут-же гулко забилось сердечко в груди. Пять лет как без мужчины живет, под зорким присмотром строгой мамы. А ведь она живой человек!
Зашла в универмаг, что в центре, прикупила себе помаду вишневого цвета. Купила тени и карандаш, тональный крем, чтоб веснушки замазать. Краситься только негде было. Везде прохожие снуют, дети какие-то носятся. Олеся вспомнила о том, зачем приехала и пошла разыскивать адрес дома хозяина квартиры, которую она собиралась купить.
Хозяин квартиры встретиться с Олесей согласился.
– Вы проходите, я пока картошку на кухне дочищу, – сухо предложил он после того, как открыл дверь гостье.
Немолодой угрюмый мужчина в старых трико и полосатой маечке.
Олеся огляделась в скудно обставленной комнате и села на продавленный, видавший виды диванчик, накрытый стареньким пледом. Села и пользуясь отсутствием хозяина дома, вынула из своей сумки зеркальце, карандашик и принялась накрашивать правое веко.
– О чем вы хотели поговорить? – неожиданно быстро вернулся из кухни мужчина и Олеся вздрогнула, выронив карандашик. Тот упал и закатился под диванчик.
Получилось, что правый глаз у Олеси был накрашен, а левый – нет. Пренеприятное зрелище.
– Ой, а можно его теперь как-то достать? – расстроилась Олеся. – Я же не могу так теперь пойти?
Она нагнулась и встав на четвереньки, принялась вглядываться в темную щель между диваном и полом. Огромная пятая точка Олеси выпятилась на обозрение смутившегося мужчины. Вывалились у женщины из джинсов и увесистые «бока». Мало того, спереди, в районе груди у женщины, под силой тяготения все тоже как-то нелепо «вывалилось» прямо на пол.
– Не могу вытащить! Рука застряла! – вдруг призналась Олеся. – Может вы диван приподнимете?
– Не могу. У меня сразу поясницу прихватит, – виновато признался в свою очередь и хозяин квартиры. – У меня радикулит обостряется, если тяжести подниму.
– Что же делать? Ой, а у меня кажется, рука затекла, – со страхом призналась Олеся.
Страшные мысли закрались в ее голову. Одинокий мужчина, неженатый, по всему видать. И она. Вся такая беззащитная, стоит на четвереньках перед ним на полу.
От страха такого Олеся дернула руку посильнее и вытащила ее наконец, из-под дивана.
– Можно я диван отодвину в сторону, чтобы мне карандашик мой достать. А то так обидно, я его не успела купить, как вот такая неприятность случилась, – попросила Олеся.
Хозяин квартиры промолчал и Олеся, поднатужившись, сдвинула диван в сторону. Карандашик, к ее счастью, нашелся, но теперь обнажилась вся неприглядность, существовавшая, как оказалось, за диваном.
Фантики от конфет, пустые пачки от дешевой китайской лапши и прочий мусор, пыль и паутина.
– Давайте веник и совок, я мусор уберу, – предложила Олеся…
Пока она мыла пол, а примолкнувший хозяин квартиры выходил на улицу выносить мусор, оказалось, что сгорела кастрюля с пригоревшей к ней картошкой в кухне. Про нее просто-напросто забыли в свете происходящих событий.
– Я вам сейчас быстренько и картошку почищу, – предложила Олеся, решившая, что в том, что картошка сгорела – ее вина. Ведь если бы она не приперлась в квартиру к этому мужчине, то он бы не остался сейчас без обеда.
– Не надо. Нет у меня больше картошки. Эта последняя была, – недовольно ответил мужчина.
– А что есть? – деловито осведомилась Олеся, пошарив без разрешения по всем кухонным шкафчикам. – Так-так… Горох, макароны, гречка…
Немного поколдовала у плиты и получилась изумительно ароматная горошница.
– Я еще не ела с утра, – призналась мужчине Олеся и тот великодушно пригласил ее разделить с ним обед.
Поели, после чего хозяйственная Олеся по-привычке помыла всю посуду в кухне.
Даже прошлогодние немытые банки из-под солений-варений, что в промежутке между холодильником и стеной небрежно понатыканы кем-то были, отмыла заодно.
– Да что вам от меня нужно, говорите уже!
Дяденька искренне не мог понять, что этой рыжей женщине нужно: явилась без приглашения в его холостяцкую берлогу, трясет тут своими "окороками", хозяйничает… Все-равно не нужна она ему такая.
(Та, другая, Люба, которая ему квартиру продать просила, поинтереснее на лицо была.)
– Дак я попросить вас хотела, – виновато поглядела на мужчину Олеся. – Понимаете, – проникновенно глядела она ему в глаза, – Мне жить негде. А у меня ведь двое детей и мужа нет. Живу с родителями. А там с ними жить стало невозможно. Мама вечно ворчит, еще и брат постоянно крутится, и пасынки эти его. Навесили на меня все хозяйство, коров, кур, приготовление еды. Целыми днями на кухне и в огороде пластаюсь. А я устала очень. Годы то идут. Еще мама, в ежовых рукавицах меня держит, – убедительно распиналась перед малознакомым мужчиной Олеся. – Гулять и то не отпускает. А я может, замуж выйти еще хочу. Вот.
Мужчина на всякий случай отодвинулся от Олеси подальше. Он вообще взирал на нее с явным испугом в глазах.
– Нет.
– Что «нет»? – расстроилась Олеся. – Почему нет? Умоляю вас! Продайте мне пожалуйста поскорее квартиру!
– А-а, квартиру? – выдохнул вдруг мужчина. – Так вы из-за этого тут? А я-то было подумал…
– А что вы подумали? – удивилась Олеся.
Мужчина промолчал. Неудобно было признаваться малознакомой женщине, что он принял ее за попрошайку-пиявку.
– Неважно. Но квартиру я продать вам не могу. Я ее другой женщине уже пообещал.
– Как так? – ахнула Олеся.
Не сдержавшись, женщина расплакалась прямо тут, сев на злополучный диван.
– Да вы не плачьте, – присел рядом мужчина. Он робко приобнял Олесю за плечи. – Ну хотите, я вам другую квартиру подыщу?
– Какую? – расстроенно произнесла Олеся. – За такую цену только у вас одна такая была!
Мужчина погрустнел. Ему стало жалко плачущую женщину. Да и потом, она же ему тут и пол вымыла и обед приготовила. А плачет-то как искренне! Неудобно как-то отказывать такой хорошей женщине.
– Ну хорошо, – промямлил мужчина, – Продам я вам квартиру, продам. Вы только успокойтесь!
Олеся так обрадовалась, так обрадовалась, что на радостях обняла мужчину, как родного. Мужчина неловко застыл в ее тесных объятиях.
– Спасибо вам! Зовут-то вас хоть как, родненький?
– Игорь Николаевич я, – скромно улыбнулся в усы мужчина.
Олеська приехала домой уставшая, но довольная. Сунула, не глядя матери в руки полный пакет с брусникой. Фая внимательно посмотрела на дочь. У той на лице блуждала странная улыбка.
– Олеська. Ты где была-то? – не вытерпев, поинтересовалась Фая. – Брусника-то мороженая оказывается. Ты ее что, на северном полюсе собирала?
– Мама, – подметила и маленькая Настёнка, – У тебя почему один глаз накрашен, а другой – нет?
Олеся замерла, виновато опустив глаза в пол. Но через минуту выдала громко и оживленно:
– Ой, мама, а ты ведь не знаешь! Помнишь, неделю назад у тебя деньги из «стенки» пропали? Ты еще на девчонок моих думала? Так вот: давеча там Кирьян твой шарил. Вот. Не хотела тебе говорить, да молчать не могу.
Фая ахнула, переключившись мыслями на сына-охламона. Забыв о дочери, женщина выбежала из кухни и Олеська спокойно допила чай.
– Скоро доченька, переедем в свое собственное жилье, – улыбнулась она Настеньке.
Вика остановила свою машину у какого-то здания.
– Приехали, – посмотрела она на Витю. – Пошли.
Витя долго дергал за ремень безопасности, прежде чем ему удалось наконец его отстегнуть.
«В этом месте уже можно поцеловать ее, чтоб закрепить так сказать, свои намерения. Чтоб она знала, кому принадлежит», – раздумывал он, борясь с неподатливым ремнем. – «И потом, надо попробовать на вкус ее губы. А то вдруг это не мое, потом мучайся всю жизнь с нелюбимым существом под-боком! Надо, надо пробовать, прежде чем связывать себя узами брака на долгие годы. Мало ли что там мать говорит. Не ей же с ней жизнь жить.»
Вика давно вышла из машины и презрительным взглядом смотрела на то, как Витенька неуклюже выходит из авто. Отбежала на почтительное расстояние, едва молодой человек приблизился к ней и скрылась за дверью незнакомого Вите здания с вывеской «Флердоранж».
Витя, наверное, впервые в жизни чувствовал себя настолько неуютно, находясь в компании пятерых девушек.
Хотя само кафе, в котором Вика изъявила желание посидеть, было первоклассным.
– Я думал, у нас с Викой свидание, – нерешительно промямлил он, едва Викины подружки уселись за их с Викой столик.
– А у вас и есть свидание, – улыбнулась самая наглая из подруг – Алена. – А мы что, разве мешаем вам? Мы с Викой самого садика дружим. Мы не разлей вода!
Девушка щелкнула пальцами, подозвав официанта. Она открыла меню и быстренько сориентировавшись, начала заказывать себе и подругам закуски, десерты и вино. Девицы хихикали, поглядывали на Витю, засыпали его ворохом вопросов и громко хохотали над каждым ответом.
Витя злился.
Эти девицы не давали ему и парой слов с Викой перекинуться, а сама Вика казалось, совсем о нем забыла. Она вела себя так, будто он – пустое место, нет его. Щебетала со своими подружками, ела, листала свой айфон (на который, кстати Витя сразу глаз положил. Давно о таком мечтал).
Дальше Витя остался в одиночестве в своем углу столика. Наглые Викины подружки словно забыли о его существовании: они то без стеснения поправляли при нем свои лямочки от лифчика под платьями, то обсуждали своих мужчин, маникюр, косметику, шмотки и прочую женскую ерунду. Они пили, грызли свои фрукты и закуски, «ржали как лошади» и бесили, бесили Витю своей неугомонным активным женским трёпом.
Витя страдал от неконтролируемости ситуации, которая выбила у него почву из-под ног. Ведь все пошло совсем не так, как он себе представлял.
Извинившись, убежал искать туалет.
Долго плутал в полутемном коридорчике, выискивая нужную комнату со знакомой буковкой или фигуркой, но на глаза попадалась лишь одна дверь, с витиеватой надписью, окантованной золотой рамочкой:
«Здесь можно попудрить носик».
«А мне эти волчицы пудрят мозг!» – с раздражением подумалось Вите.
Плюнув на приличия, Витя бесстрашно открыл дверь в эту самую «пудрильню» и прошел, не обращая внимания на возмущенный непонимающий взгляд девушки, подкрашивающей себе помадой губы у огромного настенного зеркала.
Плевать. Он же мужик. Захотел – пошел и сделал свое дело! И неважно, где и при каких условиях.
На деле сдулся сразу, как только закрылся в маленькой кабинке, пахнущей приторным ароматом чьих-то женских духов.
Вжался в комочек страха, осел на пол, почувствовав себя полным ничтожеством, закрыл глаза и вспомнил спасительницу-маму: что она бы посоветовала ему в данной ситуации?
И словно наяву увидел грозный мамин взгляд: «Будь мужиком! Не позволяй им вытирать об себя ноги!»
Пришел в себя, взял себя в руки. Вернувшись за столик с хохочущими навзрыд фуриями, попытался пресечь «бабий произвол».
– А ну тихо всем! Молчать! – прикрикнул он в щебечущую шайку подруг и размахнулся для удара кулаком по столу.
Но все сразу как-то пошло не так. И выкрик получился визгливым, не таким как хотелось бы, и удар.
Хотел, чтобы этот жест получился брутальным, но в момент размаха Витенька поймал чопорный взгляд приличной дамы со столика напротив, отчего понял, что такие вольности непозволительны в общественных местах и удар получился слабеньким.
Так, не удар даже. Постукивание, вконец рассмешившее девчонок. Столик их потонул в новом взрыве женского хохота.
Вернувшись с неудавшегося свидания, Витя тихонечко вздохнул, сев за стол в кухне.
Смахнул скатившуюся по щеке скупую мужскую слезу.
Маменька, естественно не спала и крутилась около него со своими до невозможности дотошными расспросами.
– Ну как? Чем обрадуешь? Было, не было? Предложение сделал?
– Мам, иди спать, – безжизненным голосом произнес Витя и мама всполошилась.
– Что такое? По глазам вижу, она тебя чем-то обидела! Что она тебе сказала? Витя!
– Я все деньги потратил, которые у меня были. И еще должен остался. – чуть не плача, признался ей сын.
– Кому должен? Зачем? – ахнула Тамара.
– Нахрена вы во «Флердоранж» попёрлись? – лютовала Тамара. – Что, для свидания другого места больше не нашлось? Это же самый дорогой в нашем городе ресторан «только для женщин». Ты разве не знал? Стыдно не знать о заведениях, находящихся в собственной местности!
– А я знал, что так будет? Да откуда ж я знал? – плаксиво затянул вконец расстроенный Витя. – Я по ресторанам сроду не ходил. Мне и на лавочках в парках гулялось с девочками неплохо. Это все Вика – молча привезла меня туда, куда ей самой в голову взбрело. Ну а что ты хотела? Ее же машина – куда захочет, туда меня и везет! Послушай, мама – это все ты, виновата! Чем тебе Юли и Аллы не угодили? Нет же, тебе именно Вику подавай! А на какие шиши я с ней встречаться должен? Она уже сожрала со своими подружками весь мой среднемесячный бюджет! Мне не осилить такую девушку, я же говорил тебе, говорил!?
– Ну надо же напасть-то какая! – со злостью усадила свою объемную пятую точку на стул Тамара.