Алёна Моденская
Поклонники
Глава 6. Что ни день, то преступление
В смешанном зимнем лесу расположилась компания жрунов. Они даже не стали утруждаться поисками полянки – остановились прямо посреди дорожки, перекрыв её от края до края. Разложив на капоте машины, полностью перегородившей проход, еду и расставив бутылки, что-то громко обсуждали, матерясь через слово и гогоча.
Что именно они говорили, расслышать не получалось, все голоса сливались в сплошной неприятный для слуха звуковой поток. Одна из женщин… хотя это слишком. Одна из существ женского пола уронила чебурек и присела на корточки. Джинсы с заниженной посадкой тут же сползли, открыв окружающим вид на значительную часть целлюлитного филея.
К ней, покачиваясь, подошёл один из жрунов и что-то хрипло прогавкал. «Дамочка» встала и громко тявкнула в ответ нечто неприличное. Из клокочущего набора звуков можно было разобрать только «в рот».
В этот момент сверху раздалось скрипучее карканье. Подняв расплывшиеся физиономии, «отдыхающие» увидели огромную чёрную птицу, сидевшую на голой ветке сосны. Судя по полному отсутствию коры, дерево высохло уже давно. Бледно-серый ствол, испещрённый точками и извилистыми дорожками древоточцев, на боку которого чернело большое пятно от поджога, уже чуть наклонился. Ветвь осталась всего одна – толстая и кривая, ровно горизонтально нависающая над дорожкой.
Склонив голову набок, ворон пристально смотрел на жрунов. Один их жующих размахнулся и бросил в птицу полупустую пивную бутылку. Бутылка, кувыркаясь и разбрызгивая пенящуюся вонючую жидкость, пролетела на значительном расстоянии от птицы, описала дугу и мягко исчезла в сугробе. Забава жрунам понравилась, и они с визгом, гоготом и матом стали швырять в ворона всё, что попадалось под руку. В воздухе мелькали разноцветные бутылки, банки, стаканчики, мятые бумажки, скомканные фантики. Всё это или утопало в сугробах, или разлеталось яркими аляповатыми пятнами вокруг.
Ни один из бросков не достиг цели. Птица спокойно сидела на ветке, пролетающий мусор, казалось, её не волновал. Это раззадоривало ещё больше. «Снаряды», бросаемые в птицу, становились всё тяжелей, выкрики – громче и злобнее. Один из жрунов встал под веткой и, задрав голову, проорал птице целый поток нецензурной брани. Но с каждым выкриком речь его становилась более нечленораздельной, пасть разевалась всё шире. Черты лица исказились, превратившись в гадкую бледно-синюшную морду.
Облик его товарищей тоже изменился. Суставы выкручивались, пасти разрывались, глаза выпучивались и наливались кровью. Побросав в птицу всё, что было под рукой, жруны начали по-собачьи прыгать на сухое дерево, клацая зубами и царапая ствол когтями. Занятие заведомо бессмысленное – ни одна из тварей не допрыгнула бы до высоко расположенной ветки, но в приступе тупой ярости они продолжали наскакивать на ствол, ломая об него когти и выдирая крупные щепки. И после каждого прыжка им всё труднее становилось сохранять вертикальное положение. Та, что демонстрировала свои «булки», уже стояла на четвереньках, её приятель-матершиник ковылял на четырёх кривых лапах разной длины, припадая вперёд, так что зад оказывался выше головы.
Под человеческой одеждой перекатывались ассиметричные бугры мышц и вывернутых суставов. Двое его приятелей наблевали прямо на себя.
Ворон ещё раз каркнул, взмахнул огромными чёрными крыльями и под лай и визг тварей исчез. Раздался сухой треск, сначала тихий, чуть уловимый, потом более отчётливый. Ветка, на которой сидел ворон, медленно накренилась, и потом стремительно рухнула вниз, грохнувшись прямо на машину жрунов. Авто полностью исковеркалось – крыша провалилась, стёкла повылетали, рассыпавшись по снегу сверкающими осколками, даже шины оглушительно лопнули и скукожились.
Пока твари скакали вокруг груды искорёженного металла и громко ревели, задирая вверх морды и бессмысленно перебирая лапами, Новиков стал медленно пятиться. Он развернулся и побежал по тропинке, движимый острым желанием оказаться как можно дальше от этого места.
В снегу мелькнуло что-то красное. Сначала Новиков подумал, что это пятна крови, но, присмотревшись, понял, что это не жидкость. Тонкие алые лепестки оказались разбросаны вдоль тропинки. Мельком вспомнив какую-то детскую сказку о детях, оставлявших на земле хлебные крошки, чтобы не заблудиться в лесу, Новиков замедлил шаг. Он старался ступать аккуратно, перешагивая через лепестки.
Деревья открывали небольшую полянку, на которой теснились старые фанерные корпуса заброшенной турбазы. Никаких коттеджей и изб поблизости – только облупившиеся ветхие домишки, стонущие на зимнем ветру.
Пройдя между ними, Новиков вышел к площадке, окружённой бордюрчиком из острых плиток. В центре площадки, посреди высоких резных деревянных столбов, что-то лежало.
Чувствуя себя так, будто нарушает какой-то запрет, Новиков воровато осмотрелся, перешагнул через ряд уголков и двинулся прямо к центру. Издалека он принял то, что здесь лежало, за шевелящийся сугроб, потом показалось, что это просто куча колышущегося на ветру старого тряпья.
На деле же оказалось, что в центре бывшей волейбольной площадки лежит что-то довольно массивное, накрытое простынёй. Больше похожая на саван, ткань, когда-то белая, теперь потемнела, истрепалась и покрылась пятнами и дырочками. Из-под края ткани выглядывали тонкие синие пальцы с обломанными ногтями.
Новиков сделал шаг назад, чтобы уйти, но перед лицом мелькнула глянцево-чёрная тень. Инстинктивно отмахиваясь, Новиков топтался на месте. Тень кружила вверху, размахивая огромными крыльями. Невесть откуда взявшийся угольно-чёрный ворон плавно спланировал, схватил огромными когтями простыню и взмыл ввысь, унося саван с собой. От вида того, что открылось из-под ткани, Новикова чуть не вырвало.
Женское тело, одетое в старую тонкую сорочку на бретельках, покрывали синяки и кровоподтёки. Бледная кожа в жёлтых пятнах слезала, из-под неё вываливалась тошнотворная жижа. Спутанные волосы разбросаны по снегу вокруг головы.
Интуитивно угадав, что сейчас случится, Новиков, отчаянно этому противящийся, сделал ещё шаг назад, но отвернуться не успел. Девушка медленно поворачивала голову, потихоньку открывая бугры гниющих мышц, из-под которых проглядывали серые кости черепа. Губ не было вовсе, из-за разрывов с рваными краями торчали сомкнутые жёлтые зубы. Вытекшими глазами, где роились жирные светлые личинки, девушка «посмотрела» прямо на Новикова.
Новиков вскрикнул и проснулся. С полминуты лежал, глядя в потолок и пытаясь унять сердцебиение. Дело Вислогузовой определённо плохо на него влияло. Только ночных кошмаров не хватало.
Шлёпая босыми ногами по полу, Новиков пошёл на кухню. Налил воды, промочил горло. Оказывается, жутко хотелось пить. После второго стакана стало заметно легче. В голове перестало шуметь, пульс замедлился.
Поплёлся в ванную. Пока жена была в отъезде, он, несмотря на обещания и уверения, забросил все домашние дела. Ванну в разводах не мешало бы помыть, плитка помутнела, зеркало покрылось пятнышками, корзина для белья… а, нет, даже ещё до половины не заполнилась.
Три раза умывшись холодной водой, Новиков крепко зажмурился и провёл рукой по лицу. Через плечо покосился на ванну, и в памяти тут же всплыло сначала синюшное тело Вислогузовой с торчащими острыми коленками, потом Варежкиной, потом то, что он увидел во сне. Подавив рвотный позыв, Новиков быстро выключил свет и пошёл досыпать.
Утром майор прибыл на службу совершенно разбитым – голова кружилась, в ушах гудело, да ещё тошнило так, что даже завтракать не хотелось. Судя по заспанному и осунувшемуся лицу Старова, тот чувствовал себя не лучше.
– Как успехи? – вяло спросил Новиков в столовой, размешивая чашку приторного кофе.
– Не важно, – промямлил Старов. – У этой Джесси великое множество фотографий, и на них толпы людей. Спасибо. – Старов осторожно взял чашку, которую подвинул Новиков. Осторожно отпивая горячий кофе, сказал: – Определить, кто из них её парень, невозможно. Хорошо она его скрывала.
– Интересно, почему? – спросил Новиков, принюхиваясь к слойке с повидлом. Определить по приторному запаху, из чего сварили начинку, не вышло.
– Может, родителей боялась? – Старов потихоньку допивал кофе.
– С чего бы? Потому что её парень мог не понравиться отцу? А почему, собственно, он мог не понравиться?
– По статусу не подходил? – предположил Старов.
– А она стала бы встречаться с тем, кто ниже её по статусу?
Старов только пожал плечами. Женщины – чудной народ. С одной стороны, такая гламурная барышня, как Джессика, вряд ли обратила бы внимание на, скажем, водителя трамвая. С другой стороны, чего только в жизни не случается. И принцы женятся на золушках, и принцессы выходят замуж за трубочистов.
Новиков лично не знал Вислогузову, а делать выводы о её характере, основываясь только на фотографиях в интернете и рассказах друзей и соседей, было как минимум непрофессионально.
– Да, кстати, – голос Старова прервал размышления. – Николайчук звонил, просил зайти.
Шумно выдохнув, Новиков завернул слойку в салфетку, убрал её в карман и поднялся из-за стола.
Николайчук слыл своеобразным человеком, разговаривать с ним бывало сложновато. Если бы они встретились случайно на улице, не будучи знакомыми, Новиков принял бы Николайчука за художника. Или поэта. Самое забавное, не ошибся бы.
Эксперт действительно писал стихи и картины, постоянно участвовал в выставках и литературных вечерах. Пару раз даже получал какие-то призы на конкурсах. И все жутко удивлялись, когда узнавали о его основной профессии. Стихи и картины Николайчука никак не могли подсказать, кем именно он работал – цветущие поля, рассветы-закаты, натюрморты, вздохи о любви – все эти изящные мотивы творчества Николайчука мало соответствовали его основной деятельности. К своей профессии Николайчук относился с особой педантичностью и не допускал здесь ни малейших сантиментов – патологоанатом всегда должен быть бесстрастен, невозмутим и рассудителен. Кабинет его был сплошь уставлен растениями в разноцветных горшках. Когда Новиков вошёл, Николайчук как раз мягкой кисточкой стряхивал пыль с листьев большого цитрусового дерева. Это растение даже как-то цвело.
– Доброе утро. – Николайчук повернулся к вошедшему Новикову и учтиво поклонился.
– Доброе, – буркнул Новиков, усаживаясь в кресло для посетителей.
– Отчёт по делу Джессики Вислогузовой полностью готов. Лежит на столе прямо перед вами. – Николайчук взял пульверизатор и невозмутимо стал опрыскивать свой кабинетный садик.
Новиков посмотрел на стол. Действительно, прямо перед ним лежал отчёт (и даже не вверх ногами – предусмотрительный Николайчук обо всём позаботился). Новиков молча стал просматривать бумаги. На самом деле он даже не пытался вчитываться. Если Николайчук приглашал кого-то к себе лично (а такое случалось ну очень не часто), значит, открылось что-то важное. Чаще всего это «что-то» попадало в отчёты лишь в виде сухих формулировок, тогда как то, что стояло за ними, могло быть передано лишь в личном разговоре. Иногда Николайчук рассказывал о своих догадках и интуитивных выводах, которые попросту не мог доверить бумаге. И всегда оказывался прав.
– Вы ознакомились? – спросил эксперт, продолжая заниматься цветами.
– Да, в общих чертах всё более или менее ясно, – протянул Новиков, ожидая, что скажет эксперт дальше.
– Занятная история, – сказал Николайчук, по-прежнему не оборачиваясь. – Графу́ о причине можно заполнить дважды.
– Как это? – не понял Новиков.
– Первая причина – смесь снотворных и алкоголя. Вторая – попадание воды в лёгкие.
– То есть, если бы она не утонула…
– Всё равно бы не выжила. Нельзя смешивать сильные седативные и спиртное. Эффект многократно увеличивается, и даже некритичная дозировка вполне может оказаться фатальной.
– Действительно, занятно. – Новиков пролистал отчёт. Причиной гибели Вислогузовой было указано заполнение дыхательных путей водой.
– По факту, в момент утопления барышня ещё была жива. Если вовремя оказать помощь – могли бы откачать. – Николайчук снял с листа пылинку двумя пальцами, внимательно посмотрел на неё поверх очков и сдунул. – Есть ещё один занятный момент. Следы.
Новиков быстро нашёл нужное описание в отчёте. Вроде бы ничего необычного. По крайней мере, ничего нового.
– Бокалы вымыты, отпечатки стёрты, – сказал Николайчук, наконец, удостоив Новикова взглядом. – А вот постельное бельё вообще не имеет следов.
– То есть? – спросил Новиков, пытаясь подтолкнуть эксперта к объяснению.
– Оно свежее, недавно постиранное. Им никто не пользовался. Но. – Николайчук поднял вверх палец. – Если позволите, я так понял, что другого комплекта вы не нашли.
– Ну да. Стиралка пустая. – Новиков тёр бровь, припоминая обстановку. – Грязное бельё… было, но только одежда. Постельного не было. И куда оно подевалось?
Николайчук театрально развёл руками. Потом хитро улыбнулся.
– Вот здесь внимательно прочтите. – И эксперт ловко открыл свой отчёт на нужной странице.
Новиков пробежал глазами текст заключения.
– Препарат растворили в вине?
– Да, внутри бутылки остались следы.
– Отпечатки? – быстро спросил майор.
– Стёрты, – покачал головой эксперт. И снова поднял палец вверх. – Но. Несмотря на то, что большинство отпечатков затёрли, кое-что найти всё же удалось. Потожировые следы неизвестного мужчины. Разной свежести.
– То есть, он там частый гость, – протянул Новиков, откидываясь на стуле. – Уже кое-что.
– А на горлышке бутылки нет слюны.
Новиков, у которого до сих пор гудело в голове, просто таращился на строчки отчёта.
– Бутылку нашли в ванной, – со вздохом подсказал эксперт. – А стаканы – в посудомоечной машине. И вот ещё. – Николайчук взял отточенный карандаш и острым грифелем указал на пассаж в отчёте.
Новиков шумно выдохнул и прикрыл глаза, вспоминая квартиру Вислогузовой. Вот стаканы в машине, уже вымыты. А вот – ванная с телом. И бутылка в углу. Откуда? Якобы Джессика взяла её с собой, чтобы…
– Она из неё не пила, – вскинулся Новиков. – Стало быть, бутылку подкинули.
– Вы что, плохо спали? – вдруг спросил эксперт.
– Нет, всё нормально, – проговорил Новиков, и чтобы въедливый Ниолайчук не начал докапываться, быстро добавил: – Что-то ещё?
Но эксперт только молча кивнул, явно ожидая, что майор сам догадается. Пришлось снова фокусироваться на скачущих строках. И вот оно, нашлось.
– На блистере от таблеток отпечатки… – Новиков поднял взгляд.
– Господина Вислогузова и его дочери, – кивнул эксперт.
– Он мог поднять его, когда пришёл, – пробормотал Новиков.
– Да, ещё одно. В крови убиенной следы всего одного принятия препарата. А в волосах их вообще нет.
– Но… – Новиков помолчал, натужно вращая шестерёнки в голове. – Он сказал, она регулярно их принимала.
– Господин Вислогузов ошибся. В её печени следы распадов нескольких синтетических стимуляторов, известных как клубные. Но таких успокоительных – нет.
– Выходит, обманывала папашу. Так всё-таки она сама закинулась снотворным в вине, или ей кто-то помог?
Николайчук посмотрел на Новикова поверх очков так, будто следователь задал глупейший вопрос из возможных. Потом эксперт сузил глаза и снова тонко улыбнулся.
– Что-то ещё? – состроив наивную гримасу, спросил следователь.
– Характерные следы. – Николайчук снова глянул на собеседника поверх очков. – Небольшие заживающие ссадины и лёгкие гематомы на внутренней стороне бёдер, потёртости на коже у щиколоток и запястий, микроссадины в ротовой полости. Остаточные следы лубрикантов.
Новиков молчал. Он работал давно и повидал многое, но произносить вслух то, что имел в виду эксперт, не хотелось. Противно.
– Никаких взрослых игрушек не нашли, – наконец произнёс следователь.
– Такие вещи обычно скрывают от строгих родителей, – улыбаясь в сторону, протянул Николайчук..
– А…?
– Изнасилования не было, – покачал головой эксперт. – По крайней мере, в этот день.
– Или она была очень «за».
– Всё может быть, – сухо сказал Николайчук и вернулся к своему цитрусу.
Поняв, что аудиенция окончена, Новиков попрощался и пошёл к себе. По пути решил заглянуть к Косте.
Глава 7. Бедная Пэрис
Войдя в кабинет, Новиков застал Старова всё за тем же занятием – просмотром записей в социальных сетях. С фотографиями опретативник закончил, теперь читал переписку. Судя по страдальческому выражению лица, удовольствия ему это занятие не доставляло.
– Есть новости? – с надеждой спросил Старов. Видимо, изучение виртуальной жизни Джессики ему здорово надоело.
– Есть. Кто-то унёс из квартиры постельное бельё. То, что мы сняли с кровати, было совсем чистым.
Старов понимающе помычал. Потом глянул на Новикова и кивнул.
– Лучше уж рыться в обычной помойке, чем в этой, – и он с отвращением глянул на открытую переписку Джессики.
– Да, и возможно ещё отыщутся, – Новиков кашлянул, – взрослые игрушки.
Старов вопросительно поднял брови. Новиков, поморщившись, вздохнул.
– Молодым это теперь нравится, – пожал плечами оперативник.
– Да неужели.
Новиков вышел и направился в свой кабинет. Молодым нравится, надо же. Против воли следователь подумал о своей дочке, которая всего на несколько лет младше этой Джессики. И как сделать, чтобы ребёнка не занесло в такие дебри? Секты, препараты, да ещё это… что молодым нравится. В жизни им, видишь ли, надо попробовать всё. Так попробуй изучить атомную физику, поработай санитаром в хосписе, высади триста сосен, откажись от курения, алкоголя и вот этого всего. Отказаться-то труднее, чем впихивать всё как не в себя. Вот и попробуй.
Новиков часто моргал и даже мотнул головой, отчаянно пытаясь прогнать мысли о подрастающей дочке и модных нынче пакостях.
Придя к себе, положил отчёт экспертов на стол, заварил чай и уже приготовился «пошевелить мозгами», когда в кабинет влетел Вислогузов. Оставив дверь открытой, он подскочил к Новикову.
– Вот, полюбуйтесь! – рявкнул Вислогузов и развернул белый шуршащий пакет из супермаркета, который принёс с собой. Из него вывалилось и шмякнулось на стол нечто коричневое и волосатое.
– И… что это? – спросил Новиков, присматриваясь.
– Это Пэрис! – снова рявкнул Вислогузов.
Присмотревшись, Новиков понял, что на его столе лежала любимая собачка Джессики Вислогузовой. Та, которую он принял за огромную крысу. Теперь это была просто дохлая шерстяная тушка.
– Зачем вы это принесли? – спросил вошедший Старов, косо поглядывая на Вислогузова.
– Затем, что собаку выкрали, свернули ей шею, а потом ещё и подбросили к моей машине! Прямо на капот! – Глаза Вислогузова налились кровью, пальцы дрожали.
– Вы присаживайтесь, – сказал Старов, подвигая Вислогузову кресло. Видимо, он очень старался сделать голос по возможности мягким, однако шерстяной комок на столе Новикова, очевидно, успокоению нервов не способствовал. Морщась, Старов отвернулся и вышел.
– Давайте разберёмся, – сказал Новиков, стараясь отодвинуться от дохлой псинки. – После смерти Джесси…
– Да сколько можно! – взвыл Вислогузов.
– Простите. Итак, хм… вы забрали собаку вашей дочери к себе, верно?
– Верно, – отрывисто кивнул Вислогузов.
– И что именно произошло? – Новиков старался говорить как можно ровнее. Это действовало на людей успокаивающе. Хотя самому ему сейчас хотелось бы запереться в ванной и час намыливаться.
– Вчера я гулял с Пэрис, – сказал Вислогузов. Он, действительно, собрался и стал говорить спокойнее. – Гулял в скверике недалеко от дома. Спустил Пэрис с поводка. Джессика тоже так делала. Пэрис – очень пугливая собака, редко отходила дальше, чем на пару шагов. А потом мне позвонили. Там деловой разговор был, не буду пересказывать. Я, конечно, отвлёкся. А потом увидел, что Пэрис куда-то подевалась. То есть, не увидел собаки вообще. Битый час ходил по скверу, но так и не нашёл. Думал, сбежала. Не характерно, конечно, но что поделать. А сегодня утром вышел из дома, подошёл к машине, а она лежит на капоте! – Вислогузов с силой ударил ладонью по столу. Голова собачки съехала, розовый язычок вывалился из пасти, а выпученный глаз уставился на Новикова. – Бедная Пэрис.
Да уж, лучше и не скажешь. Новикова бы вырвало, если бы не вернувшийся Старов, который от неожиданно громкого звука уронил стаканчик и разлил чай. Теперь Новиков мог неодобрительно смотреть, как его спаситель Старов с невнятными извинениями вытирает с пола разлитую жидкость. Да куда угодно смотреть лучше, чем на то, что лежало на столе.
– На вашей машине установлен видеорегистратор? – спросил Новиков.
– Позавчера сломался. Сегодня утром установили новый. Увы, уже после того, как подбросили… это.
– Камеры наблюдения поблизости есть? – Новиков ёрзал, всячески избегая смотреть на дохлую собаку.
– Не думаю, – покачал головой Вислогузов. – Я ставлю машину на площадке за домом. Если только камеры с домофонов соседних домов? Но нет, вряд ли. Там кусты, деревья, детская площадка. И вот ещё что – ошейник исчез.
– А он был? – Больше утверждение, чем вопрос.
– Был. На нём ещё указано имя собаки и телефон Джессики.
– Вот как. – Новиков сложил пальцы «домиком» у лица. И сосредоточиться помогает, и прикрывает неприятное зрелище.
– И ещё одно. – Вислогузов, похоже, окончательно пришёл в себя, говорил спокойно, по-деловому. – Тогда, в квартире Джесси, я сказал вашим людям, что ничего не пропало. На самом деле, пропало.
– Что именно? – заинтересованно спросил Новиков.
– Запасные ключи от её машины. Я только теперь вспомнил, что не видел их у зеркала.
– Где именно ваша дочь хранила эти ключи? – спросил Новиков, доставая скетчбук и ручку и напуская на себя важно-заинтересованный вид.
– В прихожей у неё большое зеркало и несколько полочек рядом. Там всякие девчачьи мелочи. На одной из них и должны быть ключи.
– Они обязательно должны там быть? То есть, может быть, она их переложила?
– Вряд ли. Понимаете, Джесси всё боялась их потерять, и сначала вообще отдала мне. Но недавно сказала, что лучше пусть будут у неё. Я не возражал – всё-таки это её машина. Но, видите ли, она немного рассеянная. То есть, была. Была немного рассеянной. – Вислогузов усилием воли подавил всхлип. – И тогда я ей посоветовал найти место, лучше где-нибудь на виду, и хранить эти ключи только там. И она решила положить их на верхнюю полку у зеркала. Чтобы были под рукой. Но их там не оказалось, когда я пришёл.
– Вы точно помните, что ключей не было?
– Я… точно. Или… Нет, не могу точно сказать. Кажется, не было. Надо сходить посмотреть.
– Квартира опечатана, – сказал Новиков. – Но мы будем делать ещё один осмотр, так что обратим внимание на то, сколько комплектов ключей будет у зеркала. Основной комплект она тоже хранила у зеркала?
– Да, – кивнул Вислогузов. – Или в сумочке. Сумочек у неё много, так что ищите везде. И ещё ключи могут быть в комнате, у трюмо. Или там, где она сняла одежду, она иногда кладёт… клала их в карман. А может быть, на кухне.
– Понятно. Спасибо. – Новиков сокращённо записал все места, где рассеянная Джессика могла оставить ключи от машины.
– Я могу ещё чем-то помочь? – Вислогузов полностью оправился – сидел вальяжно, закинув ногу на ногу.
– Вы не обратили внимания на постельное бельё?
– А что с ним? – удивлённо спросил Вислогузов.
– На кровати был чистый комплект.
– И что? – визитёр сдвинул брови.
– Другой комплект кто-то унёс, в машине его тоже не было. Вы можете описать, какие именно комплекты были у вашей дочери?
– О, вот это уже не ко мне, – Вислогузов впервые улыбнулся, подняв ладони. – Может, Нуя знает. Это наша домработница. Она у меня прибирает, я её и к Джесси отправил.
– Телефон и адрес этой женщины у вас есть?
Вислогузов кивнул и достал телефон. Что-то долго там выискивал, совершенно не обращая внимания на тушку, занявшую полстола Новикова.
– Вот. – Вислогузов показал Новикову экран смартфона. Майор быстро переписал контакты уборщицы погибшей. Папаша Джессики убрал телефон и уже сделал вдох, чтобы что-то сказать, но только пусто выдохнул. Сдвинул брови и медленно произнёс: – Может, это и не важно, но, кажется, Нуя и у Миланы Варежкиной работала. Ну да, точно. Это же её родители мне и посоветовали. Она, правда, мазычка, но работает хорошо.
– Мазычка? – переспросил Новиков, не понимая, почему Вислогузов сделал на этом акцент.
– Ну да. Это же наш местный народец, вы что, не знаете? – усмехнулся Вислогузов. – Полуязычники.
– Я в курсе. Вот ещё какой вопрос. – Новиков всё старался не смотреть на тушку псинки, только это плохо получалось. – Если допустить, что ваша дочь была убита, могло это быть направлено против вас? У вас есть враги, которые могли бы так поступить?
– Все мои враги, которые могли бы так поступить, – холодно улыбнулся Вислогузов, – давно на том свете. А те, кто ещё коптит небо, знают, что я за такое… – Вислогузов, глядя ледяным взглядом на следователя, повернул кулаки друг над другом, будто сворачивал кому-то шею. – Никто не бы не рискнул.
– В таком случае вы можете быть свободны.
– Тогда я, наверное, заберу это. – Вислогузов снова развернул пакет, чтобы положить в него собаку. – Надо же как-то по-человечески… что там с ними делают?
– Нет, оставьте здесь, – остановил его Новиков.
– Ничего, мне не сложно, мне, наверное, вообще не стоило…
– Оставьте. – Твёрдо сказал Новиков. – Мы отправим её на экспертизу. – На этих словах Старов, всё ещё мельтешивший в кабинете, поперхнулся.
– Ну, вам видней. – Вислогузов бросил на следователя удивлённый взгляд, попрощался и ушёл, пообещав позвонить, если вспомнит что-нибудь важное.
Новиков взял пакет, оставленный Вислогузовым и, натянув его на руки, попытался завернуть тушку собачки.
– Ты что, серьёзно насчёт экспертизы? – спросил подошедший Старов. Наблюдая за тем, как Новиков отчаянно пытается не касаться тушки голыми руками, поморщился.
– Ага, сувенирчик, так сказать.
– Николайчук перестанет с тобой здороваться.
– Не перестанет. Не каждый день ему приносят дохлых собак, а? – Новиков даже улыбнулся. – Для разнообразия сойдёт.
– А если он просто откажется её вскрывать? – с сомнением спросил Старов.
– Имя Вислогузова не предполагает отказов. – Наконец туша съехала со стола и упала в пакет. – А если серьёзно, тот, кто это сделал, – Новиков потряс шуршащим пакетом, – мог оставить следы на шерсти. Не знаю – бензин, машинное масло, крем для рук… Хоть что-то.
– А если он был в перчатках? Или она. – Добавил Старов после небольшой паузы.
– Тогда Николайчук и в самом деле может перестать со мной разговаривать.
Уговорить Николайчука принять на исследование собаку оказалось непросто. Пришлось напоминать, о чьей дочке шла речь, но даже после этого эксперт согласился сделать анализы далеко не сразу. Пришлось доказывать и уговаривать, а ещё польстить, сказав, что даже в областном центре, куда упрямо направлял Новикова эксперт, таких криминалистов, как он, по пальцам пересчитать, а может, и вовсе нет. Но не ждать же месяц, пока из области придут результаты.
По косым взглядам и тонким улыбочкам сослуживцев Новиков догадался, какая слава теперь пойдёт о нём в Управлении. Но теперь стало не до чистоплюйства – приходилось работать с тем, что имелось.
Однако, кроме работы, иногда и отдыхать надо, – напомнил себе Новиков по дороге домой. Чувствуя, что потянуло на сладкое, зашёл в супермаркет и набрал шоколадных конфет на развес. Разных, в симпатичных фантиках вроде тех, что были в Советском прошлом. Вкус, конечно, уже не тот, но это всё равно лучшее из доступного. Юность опять же можно вспомнить.
Мечтая устроиться дома в кресле с книжкой и чаем, Новиков дотопал до подъезда. Лампочки, разумеется, не светили. Машинально переставляя ноги, Новиков направился к своей квартире. Но дошёл только до площадки между вторым и третьим этажами. И света не надо, чтобы понять, что кто-то тут был. Накурено так, что в горле першит. И гортанное ржание. Вроде того, которого Новиков и Старов наслушались на записях с Джессикой Вислогузовой.
Пройти бы мимо, да ноги дальше не понесли. Всё-таки это его дом, а в доме должно быть чисто.
– Вы чего тут? – спросил Новиков у мельтешащих теней.
– А чё, нельзя? – с вызовом спросил женский голос. Девчачий. Не повезло.
– Почему к себе домой не идёте?
В ответ раздалось хихиканье.
– Слышь, дядя, – нахально произнёс уже мужской голос. – Вали, а? Мы тут культурно отдыхаем. – Дальше снова раздалось ржание.
– Ты про культуру по телевизору, что ли, слышал, племянничек?
Смысл вопроса, видимо, до «отдыхающих» не дошёл, потому что ответом снова стало гогочуще-фыркающий набор звуков. Новиков мысленно плюнул в их скалящиеся рожи и уже повернулся, чтобы идти дальше, но за спиной раздался резкий треск. Новиков так и застыл с поднятой ногой. Это же ещё один горшок с цветком упал на пол. А существа только ржут. Это, пожалуй, всё, что они могут – есть, ржать, совокупляться и испражняться. В произвольном порядке.
– А вот цветы портить не надо, – громко сказал Новиков, оборачиваясь.
– Ты чё-то не понял, а? – злобно проговорил парень. – Тебе же ясно сказано – вали!
– Это вам лучше убраться отсюда, – процедил Новиков. – Пока можете.
– Чего?! Да я те…
Новиков давно научился предугадывать подобные выпады. От удара в челюсть он легко увернулся, нырнул вниз и пихнул пацана в живот. Тот полетел назад, кого-то сшиб, какая-то девчонка взвизгнула, разбился ещё один горшок.
– Вон отсюда! – рявкнул Новиков так, что где-то наверху гулко разнеслось эхо. – Ещё раз вас тут увижу – руки переломаю!
В ответ раздалось сиплое похрюкивание, матерные ругательства и угрозы. Но в драку больше никто не полез – наоборот, глухие шаги затихли где-то внизу. Пару секунд Новиков стоял, прислушиваясь. Главным образом слушал свой внутренний голос. Они ушли. Он остался в подъезде один. Ну, почти.
– Фёдор Сергеич, какой вы молодец. – Из приоткрытой двери появился свет и высунулась соседка, что ходила с палками. – Хоть один настоящий мужчина в подъезде есть.
– Да ладно вам, – буркнул Новиков, проходя мимо. – Просто невоспитанные дети, до которых родителям нет дела.
– Ну да, ну да. Ваши будущие клиенты.
Новиков только фыркнул в ответ. Клиентов ему мало. Увы, соседка, скорее всего, права. Такие рано или поздно вполне могут оказаться или на допросе у Новикова, или на столе судмедэксперта. Бедные дети.
Дома Новиков сначала долго стоял у окна, глядя, как в отсветах уличных фонарей и прожекторов кружились крупные снежные хлопья. За спиной, на плите варились пельмени. Свет Новиков не стал включать.
Правда, бедные дети. За что с ними так? Родители или поклоняются им, как идолам, уничтожая в них человеческое, заваливая подарками и исполняя все капризы, или вообще не обращают на них внимания. Так что им и деться-то некуда, вот они и шастают по чужим подъездам. Но не все же родители такие. Новиков отчаянно хотел думать, что в его семье всё иначе, и его дочка не вырастет тупой избалованной куклой, как Джессика. И не профукает мозги и душу в компании гопников.
