За стенкой слышались возгласы маленького Саши. Не похоже, что мальчуган делает уроки. Скорее, он с толпой одноклассников пошел в рейд на босса в виртуальном мире. «Вряд ли мне стоит об этом говорить его маме» – усмехнулся Никита.
На кухне остывал ароматный травяной чай. То ли с чабрецом, то ли с душицей.
– Наверное, родители тобой очень гордятся, – сказала тётя Оля едва Никита сел.
Он промолчал.
– Мы дочкой очень гордимся. И переживаем. Хоть бы ей попалась хорошая семья.
– Плохие в программе не участвуют, – подметил Никита.
И подумал: «К моим родителям вряд ли кого-то пустят».
– Ну да, – женщина задумчиво отвернулась к окну.
Она выглядела слишком празднично для такого незначительного события – приезда студента по обмену. Аккуратно уложенные светлые локоны, накрашенные ресницы, шелковое платье в белый цветок. Но в глазах читалась тревога.
– Да вы не переживайте, – попытался успокоить её Никита, – это ведь всё в пределах России. Такие поездки только на пользу, не пройдет и десятка лет, а вся страна будет как одна семья. Тем более, всего две недели.
Тётя Оля кивнула и грустно улыбнулась. Наверное, о дочерях у родителей больше переживаний, чем о сыновьях.
– А у нас, представляешь, талуйцы повадились доставку сбивать, и как они это делают, в нашем доме никто из них не живёт… У вас на Урале такое бывает?
Никита хотел ответить, но у него зазвонил телефон.
– Мама, – зачем-то объяснил он, – переживает, как добрался, наверное… Пойду отвечу.
Никита плотно закрыл дверь в комнату, подошел к окну и, глядя на Москву с высоты птичьего полёта, нажал «принять».
– Сына, купи пару банок пива, папа очень просил. Ты когда будешь?
– Я в Москве.
– А почему ты ничего не сказал? – обиженно ответила женщина, – Мы же на тебя рассчитываем.
– Я говорил. Вы забыли. По учёбе поехал. Через две недели буду, – отчеканил он.
– А стипендию уже начислили?
Никита вздохнул и закатил глаза.
– На холодильнике в конверте зарплатная карта с подработки. Пользуйтесь.
Очень зудел вопрос, на который он из раза в раз не получал ответа – «Куда уходит вся зарплата родителей?». Но Никита сдержался. Промолчал. Только начни разговор и столько выслушаешь, что пожалеешь. Может, рано или поздно всё станет на свои места.
– Так что, тебя не будет две недели? – с наигранной тревогой спросила мама.
– Да, мам, две недели. Нужно данные для доклада собрать. До седьмого курса доходит пять процентов, с шестого много отчисляют. Не справлюсь – и всё насмарку.
– Ну ты уж постарайся там.
– Постараюсь.
Никита вернулся к тёте Оле и как-то непривычно для себя разговорился. Его острые до этого скулы расслабленно округлились, взгляд стал мягким, а губы то и дело по-доброму растягивались в улыбке от наивности взрослой женщины. Она, как и многие другие, переживала, что новая профессия «Специалист по разработке и корректировке культурно-идеологических установок» означает полный контроль мыслей и действий населения. Даже их снов – были и такие предположения. Никита любил развеивать мифы о «создателях смыслов», как они с одногруппниками себя называли. Он приосанился и с видом знатока стал объяснять:
– Люди боятся нового, к тому же, в обществе преобладает групповое мышление, и в сети личность как бы растворяется.
Он отхлебнул уже остывшего чая и продолжил:
– Проплаченный врагами умник публикует статью с якобы экспертным мнением и аргументами против нашей работы, а дальше дело за малым – за когнитивными искажениями, которых у каждого из нас очень много. И вот уже и вы, и ваши соседи принимаете серый цвет за белый, а черный за синий. Это мы ещё на третьем курсе проходили.
– Неужели настолько легко извратить смысл?
– Конечно. Но для этого и появился наш факультет, – резюмировал Никита, – чтобы не было искажения смыслов и моральных ценностей.
Тётя Оля внимательно слушала, обдумывала.