Альвера Албул
Последнее желание
– Я плохо понимаю, что по-настоящему тревожит Вас, – проговорила Менди, смотря мужчине в лицо, но он продолжил, словно не услышал её:
– Вот Вы, мисс Менди, Вы право так прекрасны! Вас лично Бог лепил, а ангелы на Землю опустили. Смотрю на Вас и понимаю, что Вы достойны лучшего, кого-то лучше меня. Но я дурак во что-то верю. Сейчас я с Вами здесь, мы танцевали, я наслаждался роскошью Ваших огненных волос. Боже! До чего же Вы прекрасны. Я убеждён, в Вас влюблён каждый в нашем захолустье, и каждый знает, что не достоин Вас.
– Захолустье? – Менди улыбнулась. – Не оскорбляйте Брайтон.
– И это всё, что Вы услышали? – несколько огорчённо проговорил мужчина. – Ох, мисс Менди, я такой дурак. Хочу сказать Вам, что я люблю Вас, и ничего не могу Вам дать.
И тут он замолчал, сел в рядом стоящее кресло, положил голову на кулак и полностью погрузился в свои мысли. Менди смотрела на него испытывая смесь чувств из жалости, понимания и даже лёгкой скорби. Она положила руку ему на плечо и тихо сказала:
– Мой дорогой, я наполнена тем же чувством. И если Вы дурак, но я самая настоящая дура.
Мистер Фултон поднял на неё взгляд, его губы искривились в усмешке, и он положил руку поверх её, а затем, закрыл глаза и откинулся назад.
Стоя рядом с мистером Фултон, Менди окинула взглядом зал. Она была совершенно не удивлена заметив миссис Кирк, стоящую по другую сторону в компании своей матери. Женщины были очень заинтересованы друг в друге и что-то воодушевлённо обсуждали. Менди было сложно понять, что именно, но она не поверила бы, если бы речь шла о возможной женитьбе Менди и мистера Фултон. Это же подтвердило то, что в какой-то момент миссис Блумфилд изменилась в лице, попыталась выпрямить спину, чтобы казаться более уверенной в себе, а потом, что-то заявив, развернулась и ушла. На секунду Менди отвлеклась на мистера Фултон – его дыхание выровнялось, стало поверхностным и шумным, а рука расслабилась. Мужчина, несмотря на громкую музыку и смех, погрузился в сон. Менди отняла руку от его плеча и перевела взгляд обратно на свою мать, та стояла со своим мужем и выглядела очень недовольной, а мужчина старался успокоить её чувства.
Менди продолжила наблюдать за танцующими парами. Она не знала, сколько времени она так простояла, но в какой-то момент мистер Фултон всё же открыл глаза и, переведя взгляд на Менди, проговорил:
– Я, должно быть, Вас утомил. Сначала излил Вам свои чувства, а затем Вы оказались вынуждены охранять мой сон.
Затем он поднялся из кресла и продолжил:
– Вот же мебель, кто её такую сделал?! Она столь удобна, что мне хватило доли секунды, чтобы уснуть. Право, с такими креслами, можно проспать весь бал. А мне ведь надо удивить Вас ещё тем, как мастерски я танцую польку. Да-да, именно, что мастерски. Вот её объявят, и я Вам покажу.
Пунш ещё не до конца выветрился из его крови, и Менди это понимала. Он всё ещё сохранял добрый нрав и жаждал танцев, поэтому, стоило только заиграть музыке, он тут же пригласил Менди. Ещё один танец, а за ним ещё два заставили Менди окончательно устать, и она, попросив у него прощения, вернулась к скамьям. Кого-то из дам всё же пригласили, и у Менди была возможность сесть.
Она устала, взмокла, её дыхание сбилось, а ноги ныли в тесных, но красивых туфлях. И она надеялась на то, что мистер Фултон больше не станет приглашать её на танец, а если вдруг он подойдёт к ней с подобным предложением, то она вежливо откажется и позволит ему станцевать с кем-то другим.
Но зачем ему кто-то другой? – мистер Фултон был настроен категорично. Танцевать он хотел только с ней, и у Менди получилось уговорить его устроить променад вокруг бального зала. Они могли бы поговорить и в полной мере насладиться компанией друг друга.
Менди взяла его под руку, и они медленно пошли по кругу, а мистер Фултон продолжил говорить:
– Люди ходят в церковь, они верят в Бога. Но на самом деле они верят в совершенно другое. Знаете, во что они верят, мисс Менди?
– Нет, мистер Фултон, – говорила Менди.
– Они верят в деньги. Ведь истинная сила человека в его деньгах. Вот посмотрите вокруг – горящие свечи, разлитое по бокалам вино, ваза с пуншем, закуски на столе: всё это чего-то стоило. А чего? Верно, денег. Большого количества денег. Мы на балу барона, между прочим. И откуда здесь столько денег? Скажите мне, мисс Менди?
– Я определённо не смогу ответить на этот вопрос, – Менди хмыкнула.
– Я скажу Вам, мисс Менди. Это всё деньги налогоплательщиков. Нищих налогоплательщиков. Тех, кто отдаёт последнее. У них даже нет средств на свечи, они жгут жир. А как же налоги богачей? Вот, например, близкое окружение мэра, например, наш барон? Ну вот я скажу Вам, они их не платят. Когда ты друг главного вора, то он позволяет воровать и тебе.
– Не стоит говорить такие вещи, иначе Вы станете здесь персоной нон грата, – шепнула мужчине Менди, но тот продолжил в полный голос:
– Настанет день, и моих любимых родственников не станет в живых, и я при любом раскладе стану персоной нон грата в этих кругах. Вы сами не заметите, как общество обеспеченных людей выдавит меня, признав человеком второго сорта. А почему? А потому что главное, во что верят люди, это деньги.
Менди смотрела на него, но отвечать не спешила. Она понимала, о чём он говорит, но поддержать разговор на эту тему едва ли могла. Мужчина цокнул языком, словно поставил точку, а потом спросил:
– Вам нравится бал, мисс Менди?
– Да, должно быть, я никогда не танцевала столько, как сегодня, – с улыбкой ответила девушка, и мужчина улыбнулся ей в ответ:
– Я с Вами соглашусь. Пусть танцую я неплохо, но редко позволяю себе такую праздность. Для танцев мне нужно особое настроение, а оно бывает крайне редко. Благо, сегодня на балу были неплохие увеселительные напитки.
В конце он бросил хитрый взгляд на почти пустую вазу с пуншем, от которой они не так давно ушли.
– Здесь нередко подают пунш, видимо, его любит лично мэр. Но помимо него разливают и вина, порой и шампанское. Для мужчин есть напитки и крепче.
– Крепкие напитки я не приемлю, – мужчина слегка качнул головой.
Они направились дальше. Мистер Фултон медленно вёл её по залу, и она заметила своих родителей, идущих им навстречу.
Настал момент, ей предстояло познакомить их, и Менди впервые за столько времени по-настоящему переживала.
– Милая моя, – нарочито нежно сказала миссис Блумфилд, – ты познакомишь нас?
– Конечно же, матушка, – с таким же притворством ответила Менди, – это мой добрый знакомый мистер Фултон. А это мои родители – мистер и миссис Блумфилд.
– Мне очень приятно познакомиться с Вами, – мужчина добродушно улыбнулся, пожал руку главе семейства, а потом поцеловал руку его жене.
– Какой приятный джентльмен, – заметил мистер Блумфилд, – а кем Вы служите?
– Я служу помощником капитана на пассажирском судне, мы обеспечиваем переправу граждан из Англии во Францию и наоборот, – ответил мистер Фултон.
– Должно быть, жалование у Вас небольшое, – заметила миссис Блумфилд, и Менди почувствовала себя неловко, но игнорировала нетактичное замечание своей матери.
– Пока что я не могу похвастаться своими доходами, – согласился мистер Фултон, – но я планирую хороший карьерный рост.
– Насколько я знаю, военные моряки на доходы не жалуются, – говорила миссис Блумфилд, – что ж Вы в армию не пошли?
– Пошёл бы, будь такова воля моя покойного отца, – ответил мужчина спокойно, – но он ещё при жизни определил меня матросом на пассажирское судно.
– Не подумал, право, Ваш отец, – с горечью в голосе произнесла женщина, но её муж бросил на неё неодобрительный взгляд.
– Думаю, мистер Фултон, ждёт Вас тот рост, о котором Вы говорите, – заговорил он, – вероятно, однажды настанет день, когда вопрос денег не будет Вас беспокоить.
– Благодарю Вас за доброе слово, – ответил мистер Фултон.
– Вы сегодня так ревностно охраняли Менди, мы заметили, что с ней сегодня танцевали только Вы, – пусть мистер Блумфилд улыбался, но говорил он это с укором.
– Действительно, – согласилась с ним его жена, – что совершенно неправильно. Стоит напомнить Вам, что девушка не может танцевать только с одним джентльменом.
– Да, здесь моя вина, – мистер Фултон опустил голову, – эгоистично с моей стороны, но мне хотелось как можно больше времени провести с Вашей дочерью.
– Менди девушка очаровательная, но нельзя забывать про этикет, мистер Фултон, – произнесла миссис Блумфилд.
– Не будем смущать плененного красотой Менди мистера Фултон, – мягко произнёс её муж, – порой, к чему бы ни призывали нас правила приличия, мы идём на поводу у сердца. А теперь, мистер Фултон, я очень прошу Вас извинить меня, но я вынужден попросить Вас распрощаться с Менди. Уже поздний час, мы отбываем.
– Я Вас понял, я провожу мисс Менди до экипажа, – ответил ему мужчина.
После взаимного обмена любезностями престарелые супруги двинулись к выходу из бального зала, а Менди и мистер Фултон остановились у стены. Прощаться им не хотелось, но и другого выбора у них не было.
Мистер Фултон пылко поделился с ней, как жаль ему, что она уезжает, а после тихо повторил слова любви. Менди смотрела на него улыбаясь, и также тихо призналась в своих чувствах. Ей было очень приятно знать, что они испытывают друг к другу что-то глубокое и взаимное, поэтому возвращалась домой она в приподнятом настроении. Настолько, что даже не слышала недовольных высказываний своей матери, которая сетовала на то, что она неприлично долго прощалась с мистером Фултон. Её отец же не видел ничего дурного в любовном интересе своей дочери и надеялся лишь на то, что он не обернётся для неё горьким разочарованием.
3 глава. Путь в другой мир
Джуди совершенно не походила внешне на своих ирландских предков, в ней проявились внешние черты свойственные только англосакским представителям их семейства. Но было в ней то, что можно было связать с её кельтским происхождением – она очень сильно любила лошадей. Это было такое фанатичное чувство, что ещё когда Джуди была ребёнком, мистер Блумфилд был вынужден пристроить к дому небольшую конюшню, нанять дополнительных слуг и приобрести рыжеватую пони, которую Джуди отказывалась оставлять без своего присмотра даже на ночь. Её мать, как женщина жёсткая, подобное баловство дочери не поддерживала. Один раз она даже высекла Джуди, когда утром обнаружила дочь в одной ночной сорочке в конюшне на сене. Та сладко спала практически под самыми копытами своей любимой лошадки, и миссис Блумфилд не одобрила подобное поведение дочери. Помимо кнута, которым её отходила мать, девочку ждало дополнительное наказание и более суровое, по её мнению, чем первое. Ей запретили ездить верхом на протяжении нескольких месяцев. В итоге через неделю Джуди в слезах вымолила у отца возможность прокатиться на пони кружком возле дома, и тот ей позволил, после чего ежедневные поездки Джуди восстановились. Менди, как старшая сестра, пыталась уберечь Джуди от жестоких расправ матери, но та всегда находила способ вывести мать из себя. Вообще по детству Джуди была страшной непоседой, и заставить её подчиняться требованиям было практически невозможно. С возрастом, и с усилиями миссис Блумфилд, Джуди стала сдержаннее и благоразумнее. Но чувства к лошадям в ней это не убавило. Когда ей исполнилось шестнадцать, мистер Блумфилд подарил ей настоящую лошадь. Рослую, с белой гривой, которая была украшена разноцветными лентами и цветами, и Джуди в тот же день, оседлав её, уехала в город к подругам, похвастаться подарком. С этого момента, если у неё появлялись свободные деньги, а мистер Блумфилд всегда был щедр, она приобретала лошадей сама. При этом не все они были воспитаны, и у неё появилось хобби – седлать коней. Некоторые попадали к ней в руки настоящими дикими зверьми, что при виде человека впадали в ужас, но она своими лаской и добротой, превращала их в красивых, послушных лошадей, которых потом продавала на выставках. Единственные постоянные кони, которые находились в её управлении – престарелая пони и лошадка, которую ей подарил отец на шестнадцать лет. А позже, когда в её жизнь вошёл мистер О'Рейган, она перевезла своих коней к нему в поместье. Пони увидела новый дом хозяйки, но в связи с возрастом быстро скончалась. Но белая лошадь и по сей день содержится под контролем Джуди. Высокие доходы мистера О'Рейган и большие территории поместья позволили девушке нанять двух слуг и продолжить воспитание молодых или одичавших лошадей, но после рождения Лилии (второго ребёнка) здоровье девушки сильно пошатнулось. Заниматься лошадьми она больше не могла, поэтому мистер О'Рейган дал расчёт конюхам, а питомцев жены распродал. Всех кроме одной единственной белой лошади, на которой Джуди ещё мечтала прокатиться. После рождения Кристофера Джуди стала казаться крепче и сильнее, особенно после того, как к ней вернулся прежний аппетит, но к лошадям подходить она ещё не осмеливалась, хотя писала Менди в письмах, что очень хочет вспомнить чувство полёта, когда мчишься верхом на коне.
"Ты бы знала, Менди, дорогая, как я соскучилась по лошадям, по их строптивому нраву, по бесконечному зелёному полю, по которому я могу без остановки гнать мощного коня. Как я соскучилась по мирным поездкам на моей белой лошадке, что подарил мне отец. Менди, как мне жаль, что здоровье моё не позволяет мне сесть в седло! Но врач говорит, что я совсем уже окрепла, и я жду дня, когда мне хватит храбрости спуститься вниз в конюшню!" – писала ей Джуди примерно через пару недель после их отъезда с семьёй обратно в поместье. Менди могла только отвечать ей словами поддержки и надеялась, что наступит день, когда её сестра сможет вновь насладиться поездкой верхом.
А в это время нарастал летний зной. Стоило солнцу достигнуть зенита, как его прямые лучи выжигали всё вокруг. Трава и листва, которые, казалось, только недавно набрались силы и густой зелёной краски, стали чахнуть от жары. В газетах стали писать о пожарах и странной лихорадке, которую мистер Блумфилд определил, как обычный перегрев под солнцем, из-за чего попросил домочадцев не совершать долгие променады под открытым небом. Но Менди было совершенно не до этого. После бала она была увлечена перепиской с мистером Фултон, корабль которого достиг Франции, и он на время остался там в ожидании обратной отправки. В это время он жил в Булонь-Сюр-Мер, и Менди было забавно думать о том, что они находятся по разные стороны Ла-Манша. Их переписка была наполнена нежностями и любезностями, таким большим их количеством, к какому Менди не привыкла за всю свою жизнь.
"Моя дорогая розочка!" – так называл он её в своих любовных посланиях. – "Вы бы знали, как душа моя по Вам истосковалась. Я вспоминаю Вас каждый раз перед сном в своей молитве, я прошу Господа Бога о новой встрече с Вами. Вы привнесли в моё бытие удивительное счастье. Весна цветёт внутри меня и даже не докучает невыносимая летняя жара, Ваша любовь для меня словно лекарство от всех бед нашего бренного мира. Мечтаю я вновь вступить на землю Англии, вернуться в родимый Брайтон и вновь свидеться с Вами. Мечтаю я целовать Ваши руки и щёки, веселить Вас своими морскими историями, и наслаждаться увлекательной беседой. Ох, моя дорогая розочка!".
Менди была сдержаннее, но только на словах. Внутри неё все пело и плясало, когда она думала о мистере Фултон, но вот в своих письмах она не говорила так прямо о своих чувствах.
"Дорогой мой!" – это всё на что ей хватало её воспитания и богобоязненного нрава. – "Спешу Вам сообщить, что я получила Ваше нежное письмо. Вы словно рядом оказались, когда я погрузилась в его чтение. Скажу Вам я, мой дорогой, что сама сгораю от желания снова повидаться с Вами. Всё внутри меня не даёт мне забыть нашей последней встречи и с приятным теплом ожидать следующей. Жду как праздник тот день, когда Ваша нога вступит на землю Брайтона. Я жду Вас, мой дорогой".
Но даже её скромных, сдержанных писем хватало, чтобы разжечь в мистере Фултон ещё больший интерес к её персоне. И его последующие письма были наполнены всё большими любовью, нежностью и надеждами на встречу. Менди радовала данная переписка, она помогала ей забывать о строгой матери и совместном с ней проживании, и давала ей право на фантазии о счастливом браке.
– Миссис Менди Фултон, – произнесла девушка, запечатывая очередное письмо мужчине, но потом покраснела и спрятала лицо в ладонях. Она не могла поверить, что, вероятно, совсем скоро он явится в этот дом и попросит её руки у мистера Блумфилд, но мысли об этом её окрыляли.
Воодушевлённая Менди даже решила, что подарит своей сестре на день рождения. Она придумала сшить своей сестре игрушку, набитую мягкой шерстью. И это было не просто игрушка, а небольшая лошадка. Всё это было направлено на утешение волнений сестры.
Коня она решила сделать из тёмно-оранжевой ткани, как цвет её волос, чтобы в игрушке было напоминание о старшей сестре, и теперь она, несмотря на нарастающий зной разгорающегося лета, сидела в гостиной у открытого окна и мастерила игрушку.
Раскалённый ветер проникал в комнату и обжигал Менди лицо, качал её волосы, а солнце, несмотря на плотный, узорчатый тюль, спешило выжечь яркие обои и ткань диванов и кресел. Но Менди не обращала на это внимания, уходя с головой в работу и в свои фантазии о мистере Фултон.
Каждое письмо она получала, испытывая неописуемый восторг и с глубоким чувством писала ответ, ожидая скорейшего возвращения мужчины в Брайтон. Она мечтала, как прибежит на пристань встретить его судно, и он, со сверкающими от радости глазами, спустится к ней, и они скажут друг другу как сильно скучали. И, возможно, он нежно коснётся губами её лба.
Чувства к мистеру Фултон казались Менди нежными, возвышенными, сказочными, а оттого какими-то ненастоящими. Она прекрасно понимала, что любовь идёт под руку со страстью, вожделением, но ничего подобного с мистером Фултон у них не было. Она даже назвала бы это больше дружеской любовью, нежели тем, что обычно связывает супругов. Поэтому думая о мистере Фултон, она представляла долгие разговоры, мечтания о будущем и ясное звёздное небо над ними, в котором, должно быть, они смогут найти ответы на все их беспокоящие вопросы. Но Менди не была против выйти замуж за мужчину, к которому испытывала лишь глубокую привязанность и ничего более чувственного. Этот брак она находила вполне комфортным для себя, ко всему некоторая религиозность Менди даже одобряла отсутствие пылких чувств, более того, женитьба с мистером Фултон спасала её от сожительства со своей матерью и от бедного существования после смерти родителей. Конечно, ни о каком корыстном интересе Менди не думала. Мистер Фултон завоевал распоряжение Менди, очаровал её своим романтизмом, и мог одним только словом заставить её улыбнуться, поэтому Менди считала, что она с огромной радостью пойдёт за него замуж.
Через неделю Менди вновь пришло письмо, и она не смогла сдержать улыбку. Его прислала ей прислуга, и оно было больше похоже на записку, набросанную на скорую руку. Мистер Фултон сообщал, что вернулся в Брайтон в дом своей тётушки, и приглашал Менди на чай.
Девушка прекрасно знала драму семьи Фултон. Когда мужчина был ещё мальчиком, у него от холеры скончалась мать, а отец покинул этот мир, когда ему едва исполнилось восемнадцать. Воспитанием и заботой о нём занимались его родственники – тётя и дядя (мистер и миссис Кирк), и Менди имела честь когда-то с ними познакомиться, но знала она их очень плохо.
На самом деле идти в их дом она не горела желанием, она сильно смущалась и боялась показать себя не с лучшей стороны. Миссис Блумфилд, заметив, что её дочь озадаченно смотрит на записку в руках, поспешила прочитать послание, а потом посмотрела на девушку:
– Можешь сильно не стараться, мистер Фултон беден, скушен и ограничен. Я ни слова не скажу, если ты обойдёшь стороной такого как он. Или он тебя.
– Матушка, – вздохнула Менди, – мистер Фултон совершенно не такой, какого Вы о нём мнения.
– Помяни моё слово, этот человек не то, – и миссис Блумфилд бросив на дочь взгляд, в котором читалось: "Сама подумай, присмотрись!" -, вышла из дома и направилась в сторону сада.
Что ни говорила бы миссис Блумфилд, Менди хотела показать себя достойной общества интеллигентных людей. Зная, что её предпочтения в одежде способны разделить не все, она решила выбрать туалет скромнее, чем носит обычно. Это было светлое платье фисташкового цвета, нежное, с закрытыми плечами, а с ним – белые длинные перчатки.
Выйдя из своей комнаты, Менди распорядилась, чтобы слуги поймали и оплатили ей кабриолет. Ехать в семейной повозке она не хотела, для этого с собой нужно было бы собирать слуг, а это заняло бы время. Когда Менди спускалась по лестнице, у парадного входа появились её родители. Миссис Блумфилд явно была измотана жарой – раскрыв веер, она пыталась привести себя в чувства, а её муж, сердито не неё глядя, зачитывал наизусть опасность летней лихорадки, которая вызвана слишком долгим нахождением под открытым небом. Но заметив дочь, женщина моментально забыла о своём плохом самочувствии. Она глянула на девушку и произнесла:
– Слишком приличный наряд ты выбрала для этого человека.
– Отец, прошу Вас, скажите матушке, что она предубеждена, – ответила Менди, – мистер Фултон человек уважаемый.
– Только если такими же как он, – женщина вновь вспомнила про веер, а мужчина, который не так давно был зол, заговорил мягким голосом:
– Дорогая Белинда, хорошая моя, прошу, давайте не будем ссориться. Кто знает, возможно наступит день, Ваше мнение поменяется?
– Мистер Блумфилд, – строго заговорила его жена, – Вы можете разбираться в литературе и в различных языках, но, совершенно не разбираетесь в людях. Неужто этот Фултон Вам понравился?!
Она была крайне раздражена, но ссориться с мужем не хотела, поэтому, бросив последний взгляд на дочь и неодобрительно покачав головой, ушла в гостиную. Её муж, всё же оскорблённый подобным замечанием жены, следовать за ней не стал. Он рывком развернулся и направился в сторону библиотеки.
Когда кабриолет остановился возле углового дома, девушке помогли спуститься, и она направилась вверх по ступеням к парадному входу, где её уже ждали. Мистер Фултон сиял от радости и выглядел возбуждённым, настолько, что Менди бы сочла, что он к чему-то готовится, собирается с силами, но не хотела, зря себя обнадёживать.
Его тётя стояла рядом с ним. И она была значительно сдержаннее его. Начать стоит с того, что родственники были совершенно не похожи. Миссис Кирк была выше племянника почти на голову, худощавая, с острыми чертами лица, узким подбородком, и, несмотря на возраст, держалась прямо. Наверное, это было следствием того, что миссис Кирк не знала, как на здоровье женщины могут отразиться роды. Она выглядела моложаво, среди её чёрных волос уже стала проявляться седина, но выглядело это опрятно и эстетично. Кожа на её лице и шее казалась сухой и натянутой. Миссис Кирк завистницы могли бы обвинить и в ведовстве, потому что она выглядела неестественно молодо среди своих сверстниц.
На ней было строгое, но стильное платье в морском стиле, подчёркивающее то, что проживают они в прибрежном курортном городе.
– Здравствуйте, мисс Менди, – заговорила она, улыбаясь, когда девушка прошла ближе, – очень приятно увидеть Вас снова.
Менди постаралась изобразить такую же одновременно сдержанную, но и при этом доброжелательную улыбку и ответила:
– Добрый день, миссис Кирк. Я очень благодарна за приглашение на чай.
Мистер Фултон, глубоко вздохнув, заговорил:
– Я понял, что очень хочу познакомить Вас с моей семьёй поближе, поэтому мы обговорили с тётушкой Ваше приглашение. Вы были здесь уже несколько раз, и этот дом вряд ли может Вас удивить, но мы очень хотели провести с Вами время.
– Что Вы?! – Менди продолжала улыбаться. – Мне кажется, я всегда найду чему удивиться в этом доме. Он так разительно отличается от своих соседей.
Миссис Кирк и мистер Фултон обменялись взглядами, бросив друг другу странные полуулыбки, после чего все трое прошли внутрь. Менди попыталась не акцентировать на этом внимание, но давалось ей это с трудом. Она очень переживала, что миссис Кирк сочтёт её кандидатуру неподходящей на роль жены мистера Фултон, а сам мужчина разочаруется в ней, и их нежная переписка закончится, так ни к чему и не приведя.
Внутри особняк был светлым и уютным. Слуги провели их в гостиную, где они и расположились на диванах и креслах. На туалетном столике разлили чай, и поставили вазу с шоколадными конфетами и мармеладом. И Менди почувствовала себя так, словно её пытаются обвести вокруг пальца.
На самом деле сладости из брайтонской лавки оказывались на столе семьи Блумфилд очень редко. Среди причин было: высокая цена и неодобрительное отношение госпожи – она очень не хотела избаловать детей. Поэтому Менди так редко ела что-то шоколадное или мармеладное, что даже не помнила вкус. И сейчас, пусть у неё была возможность, она не поспешила взять угощения.
Когда хозяйка дома пригласила начать чаепитие, Менди не спела сделала пару глотков. Все молчали, а девушка, пытаясь не проявлять явного интереса к вазе с конфетами, обворожительно улыбнулась и заговорила:
– Вы бы знали, как мне льстит личная аудиенция у Вас, миссис Кирк. Вы главная героиня нашего города – все знают, какое у Вас доброе сердце.
– Моё доброе сердце? – женщина сделала вид, словно слова гости её удивляют, но по тому, как загорелись её глаза, было понятно, как приятна ей эта лесть.
– Вы занимаетесь благотворительностью, – подтвердила свои слова Менди, – Ваши частные балы пользуются большой популярностью, потому что все хотят быть ближе к такому добродетелю как Вы и принимать участие в Вашем светлом деле.
Миссис Кирк просияла, ко всему она явно была несколько смущена, из-за чего поспешила увести глаза и не сдержала лёгкий смешок. Мистер Фултон, который сидел рядом с тётей почему-то восторга Менди не разделял. Он сначала серьёзно посмотрел в лицо девушке, а потом опустил взгляд на сладости в вазе. Менди понимала, что его некачественное образование никак не отражается на его умственных способностях, и догадывалась, что мистер Фултон прекрасно осознаёт, к чему ведёт девушка.
– Ну, право, скажете! – миссис Кирк отмахнулась, возвращая себе контроль над эмоциями, и, уже окончательно собравшись с мыслями и чувствами, заговорила: – Просто мне по-настоящему жаль бедняков и сирот. Если мы можем помочь им, то мы обязаны это делать. В противном случае мы теряем свою человечность.
После этих слов мистер Фултон жадным движением достал из вазы большую круглую конфету в фиолетовом фантике. Он вскрыл её и откусил, после чего с многозначительно заявил:
– С коричневой начинкой.
Только для неё одной ситуация казалась комичной или нет, Менди не знала. И она бы засмеялась, но боялась данным поведением оскорбить возлюбленного. Как бы ни было, Менди понимала, что мистер Фултон особо нежных чувств к родственникам не испытывает, ведь они обрекали его на нищее существование, когда покинут эту бренную землю, и, вероятно, будь они более откровенны друг с другом, он бы сам об этом сказал.
– Это ганаш-крем, – миссис Кирк была разочарована тем, что её племянник прервал похвалы Менди, – мисс Блумфилд, Вы могли бы тоже попробовать что-то из угощений.
– Спасибо, – ответила Менди, но так и не взяла ничего из конфет, наблюдая, как миссис Кирк явно обдумывает, как вернуть разговор к прошлой теме. В итоге она всё же сказала:
– В этой жизни человеку много не надо: кров над головой, скромный горячий ужин и близкие рядом. Но даже это есть не у всех. Мы с мистером Кирк решили помочь всем, кому в наших силах. Сами, пусть мы и живём в этом особняке, много не тратим – живём скромно, по Божьим заветам. Приятно слышать от молодого поколения похвалы подобного рода, как от Вас, мисс Менди. Хочется быть для Вас примером.
В этот момент девушка поняла, что дружеский визит на чай оборачивается для неё неприятным времяпровождением. Она улыбнулась женщине и ответила:
– Да, Вы для меня огромный пример. Думаю, и для мистера Фултон тоже.
Удивительно, но дальнейшее мужчина сказал искренне, явно выражая благодарность благосклонности родственников, которые всё же помогли ему после потери отца:
– Боюсь, с моим доходом моя тётушка для меня не пример, а благодетель. Вряд ли бы я смог найти себе угол в этом мире, если бы не доброе сердце моей тети.
Женщина невесело усмехнулась, а потом, сделав глоток чая, заговорила:
– Возможно, нам стоит сменить тему. Она слишком грустная для нашей сегодняшней встречи.
– Не знаю, о чём весёлом мы можем с Вами поговорить, – улыбнулась Менди, и миссис Кирк начала совершенно другую тему:
– Вы старшая из дочерей, верно, мисс Блумфилд? Но насколько я знаю, у Вас есть старшие братья. Лично с ними познакомиться у меня возможности не было.
– Да, нас четверо, Ричард и Роберт уже достаточно давно живут в Лондоне, и редко здесь появляются, – ответила Менди, радуясь, что тема ушла очень далеко от благотворительности.
– Дом Вашего отца, должно быть, в будущем будет делиться между ними, но дом Ваш не так велик, и сомневаюсь, что Ваши братья могут рассчитывать на хорошее наследство, – подметила миссис Кирк, и Менди пожалела, что порадовалась раньше времени. Ей хотелось ответить гадостью, что-то про то, что та же участь ожидает и её племянника, но промолчала. Она отставила чашку и ответила:
– Да, наследство у них будет не великое.
– А что насчёт Вас самой? – спросила женщина, внимательно глядя на девушку.
– Моё наследство и оно же приданое – полторы тысячи фунтов, – ответила Менди.
– Совсем небольшая сумма, – с горечью заключила женщина.
– Но мисс Менди не из-за чего переживать, – проговорил мистер Фултон, – я уверен, что её братья люди чести и не позволят своей сестре нищенствовать, а потом, растеряв всю надежду на светлое будущее, уйти в монастырь.
– Вы в таких красках сейчас описали моё возможное будущее, что мне невольно сделалось нехорошо, – честно призналась Менди.
– Отведайте шоколадных конфет, – ответила ей миссис Кирк, – от них всегда становится легче.
Но Менди лишь поблагодарила и сделала щедрый глоток чая.
Разговор продолжился. Миссис Кирк было интересно узнать о семействе Блумфилд немного больше, чем она знала до этого. Некоторые её вопросы были простыми или даже приятными, другие же казались Менди неуместными или грубыми, и на них девушка отвечала обтекаемо, стараясь убежать от чёткого ответа. Но и этого было достаточно женщине, чтобы сформировать представление о семье из небольшого дома на окраине Брайтона. При этом миссис Кирк напоминала Менди о конфетах, но Менди лишь благодарила и продолжала отвечать на вопросы. В очередной раз, когда миссис Кирк напомнила про угощения, Менди спросила:
