Альманах
Прометей № 3

Литература

1. Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 1998; Путилин Б.Г. Шепова Н.А. На краю пропасти (Карибский кризис 1962 года). М., 1994; Микоян С.А. Анатомия Карибского кризиса. М., 2006; Лавренов С.Я., Попов И.М. Советский союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003; Фурсенко А. А., Нафтали Т. Адская игра: Секретная история Карибского кризиса 1958–1964 гг. М., 1999; Фурсенко А.А. Россия и международные кризисы. Середина XX века. М., 2006; Ефимов Н.Н., Фролов В.С. Карибский кризис 1962 г. (новые данные) // Вопросы истории. 2005. № 10; Бородаев В.А. Анатомия Карибского кризиса // Вопросы истории. 2008. № 4; Лечуга К. В центре бури: Ф.Кастро, Н.С.Хрущев, Дж. Ф.Кеннеди и ракетный кризис. М., 1995.

2. Леонов Н.С. Лихолетье. М., 1995; Лавренов С.Я., Попов И.М. Карибский кризис: мир на грани катастрофы // Советский союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003; Микоян С.А. Анатомия Карибского кризиса. М., 2006.

3. Лавренов С.Я., Попов И.М. Карибский кризис: мир на грани катастрофы // Советский союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003.

4. Путилин Б.Г. Шепова Н.А. На краю пропасти (Карибский кризис 1962 года). М., 1994; Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 1998. Позднее, в августе-сентябре 1961 года в разгар Берлинского кризиса будут подписаны еще два советско-кубинских соглашения о военно-техническом сотрудничестве, по которому для закупки военной техники и вооружений Москва предоставит Гаване очень выгодный кредит в размере 198.050 млн. долл. (Мелиаи П.Г. Меры кубинского правительства по обеспечению государственной безопасности в ответ на подготовку прямого вооруженного вторжения США: Соглашения и военные договоры между Кубой и СССР в 1961 и 1962 гг. // Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994.)

5. Сергеев Ф.М. Тайная война против Кубы. М., 1982.

6. Фурсенко А.А. Проблемы изучения истории Кубинского кризиса // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

7. Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 1998.

8. Бурлацкий Ф.М. Вожди и советники. О Хрущёве, Андропове и не только о них. М., 1990.

9. Волкогонов Д.А. Семь вождей. Кн. 1. М., 1995.

10. Фурсенко А.А. Проблемы изучения истории Кубинского кризиса // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

11. АПРФ. Ф. 4. Оп. 6. Д. 7. Л. 8.

12. Микоян С.А. Анатомия Карибского кризиса. М., 2006.

13. Добрынин А.И. Карибский кризис: свидетельство участника // Международная жизнь. 1992. № 7. Алексеев А.И. Карибский кризис: как это было // Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994.

14. Путилин Б.Г. Шепова Н.А. На краю пропасти (Карибский кризис 1962 года). М., 1994; Фурсенко А.А. Проблемы изучения истории Кубинского кризиса // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

15. Акоста Т.Д. Роль Кубы в развертывании группировки советских войск в стране. Позиция Кубы в отношении возможности секретного развертывания этих сил // Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994.

16. Грибков А.И. Разработка и осуществление плана операции «Анадырь» // Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994.

17. Грибков А.И. Разработка и осуществление плана операции «Анадырь» // Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994.

18. Фурсенко А. А., Нафтали Т. Адская игра: Секретная история Карибского кризиса 1958–1964 гг. М., 1999.

19. Фурсенко А.А. Проблемы изучения истории Кубинского кризиса // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

20. Платошкин Н.Н. Че Гевара. М., 2017; Мутагиров Д.З. Подлинные причины Карибского кризиса // Политическая экспертиза. 2013. Т. 9. № 2.

21. Зубок В.М. Драчливый премьер: внешняя политика Хрущева // Родина. 2004. № 3.

22. Лавренов С.Я., Попов И.М. Карибский кризис: мир на грани катастрофы // Советский союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003.

23. Мутагиров Д.З. Подлинные причины Карибского кризиса // Политическая экспертиза. 2013. Т. 9. № 2.

24. Фурсенко А.А. Проблемы изучения истории Кубинского кризиса // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

25. Грибков А.И. Разработка и осуществление плана операции «Анадырь» // Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994; Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 1998. Надо сказать, что сами участники Кубинского кризиса до последнего дня вели жаркие споры о полномочиях И.А.Плиева в отношении ядерного оружия. Так, генерал-лейтенант Н.К.Белобородов утверждал, что он был лишен права его самостоятельного применения, а генерал армии А.И.Грибков, напротив, уверял, что такое право в присутствии маршала Р.Я.Малиновского и генерала С.П.Иванова ему лично «даровал» сам Н.С.Хрущёв. Правда, речь шла только о новейших тактических ракетах «Луна» и только в том случае, «если будет отсутствовать связь с Москвой».

26. Феклисов А.С. За океаном и на острове. М., 1994; Фурсенко А.А. О переговорах Фомина – Скали во время урегулирования Кубинского кризиса // Русское открытие Америки. М., 2002. Кстати, профессор Р.Г.Пихоя не придает особого значения роли этого канала в урегулировании Карибского кризиса, утверждая, что ещё до шифротелеграммы А.С.Феклисова (Фомина) в Москве было принято аналогичное решение.

27. Лебедев И.В. Карибский кризис 1962 г. в архивных документах России, США и Кубы: анализ, итоги, уроки. М., 1994; Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 1998.

28. Фурсенко А. А., Нафтали Т. Адская игра: Секретная история Карибского кризиса 1958–1964 гг. М., 1999.

29. Лавренов С.Я., Попов И.М. Карибский кризис: мир на грани катастрофы // Советский союз в локальных войнах и конфликтах. М., 2003.

30. Garthoff R.L. Reflections on the Cuban Missile Crisis. Wash., 1989.

31. Фурсенко А.А. Турецкие ракеты в Кубинском кризисе // Россия в XIX–XX вв. СПб., 1998; Фурсенко А. А., Нафтали Т. Адская игра: Секретная история Карибского кризиса 1958–1964 гг. М., 1999.

32. Пихоя Р.Г. Советский Союз. История власти. 1945–1991. М., 1998; Фурсенко А.А. Россия и международные кризисы. Середина XX века. М., 2006

33. Наринский М.М. История международных отношений. 1945–1975. М., 2004; Богатуров А.Д., Аверков В.В. История международных отношений 1945–2008. М., 2010; Орлов А.С. Холодная война. М., 2000; Фурсенко А. А., Нафтали Т. Адская игра: Секретная история Карибского кризиса 1958–1964 гг. М., 1999.

34. Гэддис Дж. Предварительные оценки послевоенного противостояния // Новая и новейшая история, 1991. № 3; Gaddis J. L. We Now Know: Rethinking Cold War History. Oxford, 1997.

35. Смирнов Ю.Н. Холодная война как явление ядерного века // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

36. Смирнов Ю.Н. Холодная война как явление ядерного века // Холодная война. 1945–1963 гг. Историческая ретроспектива. М., 2003.

100-тие СССР: Советский проект и современность

Образ СССР по материалам социологических опросов: феномен ресоветизации

Багдасарян Вардан Эрнестович,

доктор исторических наук, профессор

Аннотация. На основании социологических материалов, констатируется, что симпатии к СССР остаются доминирующими в восприятии российским населением прошлого. Доказывается сохранение в преобладающей части российского социума приверженность советской системе идей и ценностей. Делается вывод о проявлении на современном этапе тенденций аксиологической ресоветизации. Полученные выводы предполагают постановку вопроса о пересмотре взглядов на советское прошлое в учебной литературе, соотнесение их с идеями и ценностями большинства российского населения. Констатация доминирования советской системы ценностей определяет необходимость учета их при реализации государственных политик федеральными и региональными органами власти Российской Федерации.

Ключевые слова. Историческое сознание; СССР; советские ценности; социологический опрос; десоветизация; ресоветизация; общественное мнение

Введение

Тридцать лет, минувших с гибели СССР, дает возможность для осмысления советского феномена в развертке мировых исторических процессов, частично преодолев аберрацию близости. И это переосмысление выводит на повышение планки оценки советско-социалистической модели организации государства и общества. Высказываются мнения, что СССР представлял собой уникальный исторический эксперимент, повторить который невозможно. Заявляется позиция, согласно которой, Советский Союз предпринял историческую попытку совершить прыжок в будущее, преодолеть отчуждение, создать нового человека, и в этом отношении обозначал перспективу выхода на следующую ступеньку эволюции.^[60] Получили достаточную популярность идеи реставрации Советского Союза как СССР-2.0, связываемые в одном случае с реинтеграцией евразийского пространства, в другом – со сменой капиталистической модели.^[61]

Вместе с тем, сохраняется в общественном дискурсе и позиция радикального антисоветизма. Она выстраивается трех платформах – либеральной, националистической и религиозной, составлявших исторически консенсус борьбы с СССР. Согласно либеральному концепту, Советский Союз представлял собой систему, имманентно направленную на подавление личности, являлся тоталитарным государством.^[62] О том, к каким последствиям может привести развитие теории тоталитаризма, демонстрирует кампания по обвинению фашистской Германии и коммунистического СССР как будто бы подобных друг другу государств тоталитарного типа.^[63] Националистическая критика Советского Союза выстраивалась на положение об утрате субъектности русского народа, неприятии идеологемы советского интернационализма.^[64] Наконец, претензии к СССР с платформы религии состояли в гонении на Церковь, преследовании священников, государственный пропаганде научного атеизма.^[65]

В основание школьных учебников положен взгляд, сообразно с которым Советский Союз в новых реалиях перехода к модели постиндустриального мира системно отставал от стран Запада, и его гибель как аутсайдера в глобальной конкуренции была предопределена. Принятый в 2014 году Историко-культурный стандарт легитимизировал эту версию в качестве официальной государственной позиции.

Различие позиций в общественном дискурсе важно соотнести с представлениями российского общества в целом, историческим сознанием народа. Цель проводимого исследования и состоит в определении доминантных взглядов населения России на советское прошлое, исторический феномен СССР.

Методологическая основа исследования определяется его предметной спецификой и заключается в опоре на принципы изучения исторического сознания. Ключевым исследовательским инструментарием работы является методика исторической социологии. Эмпирическую основу работы составили материалы опросов ведущих российских социологических агентств – ВЦИОМ, ФОМ, Левада-Центра по выявлению отношения общества к советскому прошлому. Использовались опросные данные 2020–2021 годов, представляемые социологическими агентствами в динамической связи с аналогичными опросами более ранних лет.

Обращение к тематике общественной рефлексии вокруг восприятия образа СССР актуализируется также новой дискурсивной волной критики капитализма. О том, что капиталистическая система продуцирует для человечества фундаментальные риски и угрозы, фактически привела к кризису антропологическому является сегодня одной из центральных проблем в повестке мировой философии.^[66] О тупике, в который завел человечество капитализм, было заявлено в юбилейном докладе 2017 года Римского клуба.^[67] В 2021 году о позиция том, что капитализм себя исчерпал была поддержана на Валдайском форуме президентом России В.В. Путиным.^[68] Констатация тупиковости и исчерпанности капиталистического пути развития обусловливает поиск альтернативных моделей, что побуждает к переосмыслению опыта СССР как реальной исторической альтернативы капитализму.

Гипотеза исследования

Важно зафиксировать различие двух акцентов негативного отношения к гибели СССР. Они могут быть соединены в рамках одной платформы отрицательного взгляда на произошедшее в 1991 году, а могут и представлять каждый самостоятельную позицию. Первый акцент связан с распадом единого государства, потерей территорий. Сожалеть о территориальном распаде могут как симпатизанты советской идеологии, так и ее противники, включая, в частности, в число последних и приверженцев имперской идеи, и сторонников идей национализма большой нации. Для этой части респондентов ключевым в их негативной реакции является восприятие гибели СССР как «геополитической катастрофы».^[69] Слова о геополитической катастрофе подразумевают негатив именно в связи с распадом единого государства, но не в связи с отказом от коммунистической идеологии и советского типа государственности. Второй акцент негативной оценки на факт гибели Советского Союза состоит в отказе от модели устроения государственной и общественной жизни. Основным в этой позиции является отрицательное отношение к произошедшей декоммунизации. Территориальный распад является в понимании второй группы респондентов лишь следствием упразднения советской идеологической скрепы. Именно вторая позиция и определяет собственно приверженность в обществе к советской системе ценностей. И оценить удельный вес в российском обществе группы населения, которую условно определить идейно, ценностно и ментально как «советские» составляет ключевую задачу представляемого исследования.

В качестве гипотезы исследования рассматривается версия, что компонента «советских» представляет значимую, а, возможно, и доминирующую по-прежнему составляющую в структуре российского общества. Подтверждение этого предположения будет означать фиксацию аксиологического раскола между народом и элитой. То, что формирование элит, включая механизм выборов, осуществляется в противоречие со взглядами и ценностями большинства социума, обозначает проблемы организации российской политической системы, нефункциональность принципов народовластия. Определенную историческую аналогию можно в этом отношении провести с императорской Россией, в которой параллельно сосуществовало два общества с различными воззрениями, ценностями, нормами жизни. Имели эти сообщества и принципиальные расхождения в восприятии допетровской Руси.^[70]

То, что большинство населения СССР было против демонтажа единого государства свидетельствуют результаты голосования на референдуме 17 марта 1991 года о сохранении Союза. На эти результаты часто ссылаются в обосновании нелигитимности Беловежских соглашений.^[71] Но, по всей видимости, большинство населения было не только против ликвидации Союза, но и против смены социальной модели. Если это предположение верно, то нелегитимными, противоречащими позиции большинства, оказывались и реформы, направленные на переход от социализма к системе капиталистических отношений. Принятие такой оценки дает основание для пересмотра утвердившейся в учебной литературе интерпретации реформирования начала 1990-х годов как демократического процесса. Вывод о недемократичности в институционализации постсоветского государства позволяет, в свою очередь, констатировать, что современные политические проблемы развития Российской Федерации были заложены на стадии генезиса новой системы.

Симпатии к СССР объяснялись поначалу на уровне властного дискурса ностальгией по годам молодости старших поколений. Предполагалось, что с течением времени, ввиду объективной смены поколений, они будут ослабевать. И тенденции изменения общественного мнения действительно подтверждали этот прогноз. Однако он не имел линейной направленности. В противоречие с прогнозом в последние годы обнаружился запрос на советские образы, идеи и ценности среди молодежи. Определенные сдвиги в отношении к советскому произошли и на уровне властного дискурса. Происходит признание эффективности советской системы по определенным позициям при отрицании ее идеологических позиций, как утопии, противоречащей реальной политике. Советские бренды стали активно эксплуатироваться в новых культурных нарративах, в том числе в поисках образцов героики в современном российском кинематографе.^[72] Хотя героям войны, спорта, труда противопоставляется в соответствующих художественных образцах подавлявшая личность система советской бюрократии. Фиксируемый поворот, проявляемый в массовом сознании, а также государственных установках, обозначается как процесс ресоветизации.

Всероссийский центр исследования общественного мнения

Опрос ВЦИОМ декабря 2021 года предлагал респондентам назвать до пяти известных личностей советской эпохи, которые могли бы быть, по мнению респондентов, позиционированы в качестве героев. Понятие герой при этом не уточнялось. Опрос отличался от опросов по выявлению «лучших правителей». В понимании респондентов при определение героического могли оцениваться качества личного мужества, а не масштабность свершений. Перечень героев интервьюерами не задавался и был сформирован снизу. На то, что разброс выбора оказался значительным указывает итоговый результат – 62 % получили персоналии, не преодолевшие условный трехпроцентный уровень популярности. Такое положение указывает на отсутствие в современной России пантеона исторических героев, который был определен официально или сложился на основе общественного консенсуса. Тем не менее, тройка героев-лидеров оказалась в существенном отрыве в итоговом рейтинге от остальных исторических персоналий: Гагарин набрал 41 % голосов, Жуков – 22 %. Сталин – 20 %, при том, что занявший 4-е место Брежнев – только 9 %. Наряду с ними от 3 и выше процентов голосов получили: Королев, Ленин, Маресьев, Сахаров, Терешкова, Рокоссовский, Космодемьянская, Матросов. Позиции первой тройки объяснимы соотносимой с их фигурами семантикой: Гагарин – освоением космоса, Жуков – победой в Великой Отечественной войне, Сталин – государственным величием. С антисоветским нарративом оказалась семантически связана только одна фигура – Сахарова, набравшая 4 % голосов.^[73]

Особого внимания заслуживает распределение голосов по возрастным группам, находящееся в противоречие с прогнозом о снижении популярности советских образов среди молодежи.

Распределение мест в первой тройке по возрастным группам 45–59 и от 60 и старше совпало с общим результатом – Гагарин, Жуков, Сталин. Причем, в группе 60 и старше Сталин, к удивлению, набрал наименьший среди всех генераций удельный вес голосов – всего 8 %. Наименьший в ней результат в сравнении с другими возрастами получил и Ленин – только 3 %. Такой результат в группе, считающейся традиционно главной опорой рейтинга популярности советских вождей, может быть объясним включением в старшие группы тех, чья молодость пришлась на период демонтажа СССР. В возрастных группах 25–34 и 35–44 года места в тройке лидеров поменялись – Сталин вышел на вторую позицию, опередив Жукова. Очевидно, что образ Сталина в большей степени ассоциировался с советской идеологией, чем Жукова, и рокировка их позиций в рейтинге указывает на тенденцию ресоветизации. Подтвердить или опровергнуть наличие соответствующей тенденции было возможно по результатам в младшей группе респондентов – 18–24 года. И тенденция ресоветизации действительно получает по ней подтверждение. Гагарин и Сталин поделили среди молодежи первое место, а Жуков и Ленин – третье. Именно в этом сегменте опрошенных Ленин получил наибольшей удельный вес голосов.^[74]

Фото 13. Непобедим наш Советский Союз – непобедимо дело всемирной рабочей революции. Плакат. Художник В. Сварог, 1925 г.

Социологическое исследование ВЦИОМ включало также вопрос об антигероях советской истории – персоналиях, вызывающих негативные эмоции, антипатии. Больше всего негатива с отрывом от других, сообразно с результатом опроса вызывает в российском обществе Горбачев – 20 %. С существенным отрывом от него идет далее в рейтинге антигероев группа политиков – Берия, Хрущев, Сталин, Ельцин. Одни из них соотносятся в историческом сознании с советской идеологией – Сталин и Берия, другие – с антисоветизмом – Хрущев (как десталинизатор) и Ельцин. В наиболее возрастной группе – 60 и выше – тройка антигероев четко соотносится с представлением о разрушителях советской системы – Горбачев, Ельцин, Хрущев. Существенно расходилась в определении антигероев и позиция самой молодой группы, по результатам опроса в которой более всего негативных оценок получил Сталин. Горбачев при этом в глазах молодежи утратил образные характеристики однозначного антигероя, получив всего 3 % голосов антирейтинга. Сталин, таким образом, занял при опросе среди молодежной группы одновременно первое место как в качестве героя, так и антигероя.^[75]

Полученный результат указывает на факт радикального ценностного раскола современной российской молодежи. Одна часть молодежи апологетически относится к советскому прошлому и считает Сталина героем, другая – резко отрицательно и придерживается антисталинистских позиций. Такой степени поляризации в других генерациях российского общества не прослеживается. Потенциально такой раскол угрожает при сценариях политических потрясений гражданскими конфликтами.

Респондентам опроса ВЦИОМ 2021 года было предложено дать до трех ассоциаций, которые у них вызывает образ Советского Союза. Обнаруживался широкий спектр различных ассоциаций, включая, например, такие, как «вкусное мороженное» или «автоматы с газировкой». Первые позиции в ассоциативном ряду российского населения заняли следующие формулировки: «вера в светлое будущее» – 21 %, «положительные эмоции» – 13 %, «детство, юность, молодость» – 11 %, «многонациональная страна» – 10 %. Из негативных коннотаций максимальную позицию – 5 % – получил образ – «дефицит, очереди в магазинах, талоны». Положительные ассоциации явно доминировали, и удельный вес коннотаций оказывался в обществе незначительным. Показательно, что тема репрессий не преодолела даже условный двухпроцентный уровень.^[76]