Алла Сохе
Последняя охота
часть первая
предыстория
Хан
– Слышь, Гринь, мужики опять чего-то нарыли. Говорят золотые монеты. Пойдем и мы покопаем.
– Ты их видел своими глазами? – спросил высокий худощавый парень лет семнадцати.
– Они врать не будут?
– Все врут, а ты веришь. Сколько раз учил тебя, сказали, а ты пойди, проверь. Никому не доверяй. Сам все узнаю. Гринька развернулся спиной к другу и пошел в направлении «блошиного рынка», где любители-археологи продавали, нелегально найденные находки, в курганах, окружавших Краснодар со всех сторон.
Он долго не возвращался и его друг прикорнул в тени шелковицы.
– Вставай,– тряс за плечо Гринька. – Завтра пойдем.
– Ну, я же говорил. Все правда, да?
– Посмотрим, – деловито ответил он. – И чтоб с первыми петухами прибежал ко мне. По жаре копать не буду.
В пять часов они уже находились у кургана.
В первый день успели мало, только добрались до археологического слоя. На следующий, пришли на место до восхода солнца, и приступили к работе. Гринька копал очень осторожно, чувствовал, что-то найдет: курган их не разочарует, обязательно отыщут здесь клад.
Слой за слоем землю снимал аккуратно, боясь навредить возможной находке. Почувствовав, что лопата уперлась в «твердое», бросил ее, схватил кисточку, принесенную из дома, продолжал осторожно сметать землю. Обнажилась человеческая кость ноги. Он не испугался. Насмотрелся, когда мужики копали. Они брали их с собой на «побегушки». Платили гроши, но научили раскапывать курганы, и сейчас, Гринька мысленно благодарил их за науку.
Очистил кости ног, таза, грудной клетки, осторожно смел землю с рук, на них могли находиться перстни. Обнажилась правая рука, на пальцах не было украшений. Перешел к левой. На запястье сверкнул браслет. Захотелось крикнуть от счастья, но сдержался, решив, спокойно довести работу до конца. Очистил кисть руки. Ничего. Он расстроился. Оперся о землю, чтобы встать – ноги затекли, и взвыл от боли. В ладонь врезался острый камень. Схватил его, хотел швырнуть, но тот, выскользнув, упал на голую коленку, причинив боль. Гринька выругался по-взрослому. Схватил камень, чтобы раздавить до пыли, но тот впился в палец, порезав. Гринька растерялся. Он смотрел, как кровь, очищая, превращает камень в перстень. Бросил его на землю, чтобы заняться раной. Выдавил кровь. Пока бежит, никакое заражение не страшно. Осмотрел палец. Достал чистую тряпку из сумки с продуктами, перевязал. Прежде, чем поднять перстень, долго разглядывал, палочкой, переворачивая его, из стороны в сторону. Не обнаружив ничего острого, что могло причинить боль, взял в руки. Промыл питьевой водой. Он не был золотым. «Наверное, серебро», – подумал Гринька. Внимательно осмотрел лицевую сторону. Увидел рисунок – профиль мужчины в кичке с выразительными глазами удлиненного восточного типа.
– Хан, – сказал Гринька.
– Точно, – подтвердил друг, – за него, нам дадут много денег.
Парень зажал перстень в руке.
– Не продам. Себе оставлю.
С тех пор его так и звали Хан. А перстень оставался с ним до конца жизни.
Валерка
Роды прошли тяжело, к счастью, мальчик оказался здоровым.
– Ей повезло, что сердце выдержало, – сказал врач-акушер, принимавший роды, иначе пришлось бы воспитывать только отцу.
– Которого нет? – иронично спросила медсестра, пеленавшая, новорожденного мальчика.
– Как не крути, получается полусиротка. – Доктор еще раз взглянул на него. – Молодец, здоровенький, а главное, спокойный.
Молодая мать с младенцем на руках вошла в новую квартиру. Положила малыша на диван, подошла к столу. Там лежала записка и деньги. Она прочла: «Как видишь, я все исполнил, что обещал тебе. Деньги оставил на год. Думаю, хватит. Захотела ребенка? Воспитывай сама. Меня не разыскивай. Я вместе с семьей переезжаю за границу. Помогать больше не буду. Квартира оформлена на тебя, документы в столе. Прощай».
Она пересчитала деньги. Сумма оказалась внушительной. «Положу в Сбербанк под проценты, пригодятся сыну», – глядя на малыша, решила мать.
Когда пришли оформлять свидетельство о рождении, назвала имя Валерий, в графе отец, написали просто Иван Иванович Иванов.
Села рядом со спящим малышом и заплакала – знала, хлебнет горя с ним. Одна во всем мире, помочь некому. Расти будет сам по себе. «Что вырастет, то вырастет, – подумала она, – не жить же бобылихой всю жизнь, а тут живое существо – сын. Что сможет дать ему в этой жизни?»
Влад
Ему влетало от старшего брата за игрушки, разбросанные по квартире, немытые тарелки, синяки, порванные в драке футболки. Он, молча, сносил все и не жаловался родителям, знал, достанется еще больше.
Мужчин в доме трое, а женщина только одна – мать. Ее любили и старались оберегать от неприятностей и работы, которую вполне могли выполнить сами. Бережное отношение к женщине воспитывал отец. Он не переставал сравнивать свою жену с «цветком счастья», часто говоря ей при мальчиках: «Ты наше солнышко. Дом без тебя становится одиноким».
На улице слыл заводилой. Мог постоять за себя и других, если видел несправедливость. Не задирался, но и не прощал обид. «Свой в доску», – говорили о нем друзья.
глава 1
– Полдень. Пора приступать.
Обращение относилось к стоящему у окна молодому мужчине выше среднего роста, спортивного телосложения, на вид, лет тридцати.
В небольшой комнате деревянного сруба находилось четыре человека в форме охраны: один сидел у монитора компьютера, двое других играли в шахматы и, Владимир Иванович, их начальник.
Зазвонил телефон. Он взял трубку.
– Беглец вышел, Владимир Иванович, – отчитался начальник тюрьмы.
– Вижу, – ответил он, глядя на двигающуюся точку на мониторе.
– Ну, началось, – потер руки один из охранников, сидевших за шахматным столом.
– Начнется часа через три, когда захочет убежать. А пока, беглец думает, что находится под прицелом. Сейчас, даже не интересно охотиться, – сказал его напарник по игре, – переставляя ферзя, – Мат! Партия.
– Ты, как всегда, в выигрыше, – грустно констатировал напарник.
– Куда пошел? – спросил Владимир Иванович, расположившись в удобном кресле напротив деревенской печки, место, которое никто не имел права занимать.
– Куда и предполагали – ответил охранник, следивший за беглецом.
– Все предсказуемо. Даже неинтересно, – грустно произнес он, глядя на огонь, сквозь неплотно закрытую дверцу печи, – не поохотимся сегодня.
– Да. Просто убивать скучно.
– Можешь не торчать у монитора. Далеко не уйдет. Через два часа доложишь, где находится. Ближе к вечеру на машинах догоним. В пятнадцать, выезжаем. Приготовьте все, – распорядился Владимир Иванович и вышел из дома на крыльцо. За ним тут же открылась дверь, появился охранник, но он вернул его:
– Дай побыть одному.
– Как прикажете.
На дворе стоял полдень. Воздух прогрелся под лучами первого весеннего солнца, холода не чувствовалось.
Здесь, в тайге, дышалось легко. Он любил эти поездки, которые выбрасывали адреналин, накопившийся, там, где эмоции, приходилось держать под контролем.
Около небольшого двухэтажного сруба, еще пахнувшего смолой, стояли два японских джипа – его спутники на охоте. Техника, обтесанные бревна, голубое небо, солнце, вода – любил еще с детства. Только им доверял свою жизнь. К людям, относился с презрением человека, своими руками добившегося высокого положения в обществе.
Еще маленьким пацаном, убегал в лес и проводил там по несколько дней.
Когда ушел первый раз с ночевкой, мать, по возвращении, выпорола, сказав: «Надо предупреждать, мал еще исчезать из дома надолго», но увидев белые грибы в корзинке, смягчилась: «Постреленок, ты мой»!
Она была права, ему исполнилось только девять. После этого случая, всегда оставлял записки.
Мать не могла заниматься его воспитанием – вкалывала одна по полторы смены, чтобы не умерли с голода. Об отце, она никогда не рассказывала. Одного дома начала оставлять с полутора лет. В садик, конечно же, ходил. Матерям-одиночкам детские сады полагались в первую очередь, государство заботилось о таких детях, как он. Оставляла одного, когда болел. День, другой посидит, температура спадет и возвращалась на работу. Привязывала веревочку к ноге одним концом, другим к кровати, усаживала на одеяло, бросала игрушки, еду в тарелке и уходила – по больничным листам платили мало. Через четыре часа приходила проверить. Он спал. Мать бережно накрывала его одеялом, клала рядом новую тарелку с едой. Взрослеть приходилось быстро. Когда научился хорошо разговаривать, посылала за хлебом.
В магазине, прежде чем сделать покупки, как взрослый, рассматривал витрины, подолгу задерживаясь около отдела «Кулинария». Он очень любил сладкое, а там вся витрина пестрела разноцветными манящими к себе обертками конфет. Однажды, в «Молочном отделе», подавая бидон, попросил конфет. Продавец зная, зачем послала мать, налила, как и положено, в бидон молока. Потом показала на отдел напротив: «Там сладкое», – сказала она и отвернулась. Все жалели этого маленького мальчика, но соседи и знакомые догадывались, денег в семье хватает только на продукты. На зарплату прачки не «разгуляешься», а потакать его желаниям мать не хотела и запретила всем.
Уже в этом возрасте мечтал о своих деньгах. Случай не заставил себя ждать. Возвращаясь из магазина, увидел на земле монету. Озираясь по сторонам, быстро поднял ее, зажал в руке, побежал прочь, боясь, что могут отнять. Дома спрятал в потайное место. С этого дня всегда смотрел под ноги, поняв, деньги находятся не только в кошельке у матери, но кто-то может потерять их. В пять лет у него имелись свои деньги, которые хранил в баночке, в секретном месте и проверял каждый день, пересчитывая. Боялся, что мать может найти их и отобрать.
Он мечтал накопить денег на шоколадку «Аленка», с упаковки которой, весело глядела розовощекая пухленькая девчонка в платочке. Дома конфеты водились только на его День рождение и Новый год, а он, как все дети, сладкое любил больше всего на свете. Мать, отправляя за продуктами, денег давала под расчет, о покупке конфет можно было не мечтать, единственная надежда – копейки, найденные на улице.
В первом классе у него случилась потеря. Обнаружила это продавец, третий раз пересчитывавшая мелочь, которую он подал ей.
– Потерял? – спросила она.
Он испугался. Знал, что мать накажет его. Расплакался здесь же в очереди. Ревел так, что потекли сопли. Люди пожалели и кто-то дал ему денег. Счастливый, он возвращался домой. Нет, не потому что мать не накажет, сейчас он знал, как можно заработать: слез у него не убавится! На следующий день после школы, он стоял около магазина и громко плакал. К нему подошла сердобольная бабушка, узнать, в чем дело. Рыдая, рассказал, что потерял деньги и не может купить буханку хлеба, поэтому они с мамкой останутся сегодня голодными. Та пожалела «бедного» мальчика и вместо пятнадцати копеек дала аж, двадцать! Радостный, подпрыгивая, побежал домой, достал из секретного места, накопленные деньги, пересчитал – целых восемьдесят копеек. Для него это были большие деньги. На них можно купить три с половиной кило «Ливерной» колбасы или полкило «Чайной». Но об этом ли мечтал он? Нет. У него есть деньги на заветную шоколадку?! Ура! При этой мысли, настроение упало. Радоваться не хотелось. Если купить ее, значит, больше не увидеть своих денег. Еще раз пересчитал копейки. Вспомнил, как долго копил, расставаться с ними не хотелось. Насупился. Сидел, мучительно выбирая между своим желанием съесть сладкое или продолжать копить деньги. Остановился на последнем. Сам, того не понимая, сделал выбор на всю жизнь. Отныне его отношение к деньгам становилось трепетным: он любил их больше, чем свои желания. Положил все накопления в баночку, которую нашел на «мусорке», закрыл и расплакался. Полез в шифоньер, спрятал в секретное место – подкладку пальто. Сел напротив, свесив голову на грудь от горя. Вздохнул,закрыл дверцы, но остановился от неожиданно пришедшей мысли: «У дома есть хозяйка – мать, которая знает каждый уголок. Сейчас, у него много денег, если она найдет их, заберет себе. Нет, надо спрятать в другое место, но где»? В поисках, выглянул в окно и увидел недалеко лес. Они с матерью жили в новом микрорайоне подмосковного города. Дом находился в пятистах метрах от него. Там решил спрятать свои накопления. Так состоялось первое знакомство с лесом.
Он его еще не раз выручит, спасет, накормит. Грибы, ягоды для матери, елки на продажу. Он безмерно благодарен ему, как сын матери за любовь и заботу.
Поднялся холодный ветер. Владимир Иванович поежился и вернулся в дом. Его комната находилась на втором этаже. Поменял ботинки на мягкие суконные тапочки, не нарушая общую тишину, поднялся к себе. Здесь, один, в натопленной уютной комнате, он расслабился. На столе около кровати стояла большая ваза с конфетами. Подошел, выбрал любимую «Кара-Кум», шоколадную с кусочками ореха. Медленно развернул фантик, положил в рот и почувствовал, как шоколад тает на языке. Жевать не стал, сосал, как в детстве, ощущая языком каждый кусочек ореха. Только так можно растянуть удовольствие от конфеты и почувствовать ее вкус. Фантик бережно свернул пополам, потом еще пополам и положил в чистую пепельницу, стоящую здесь же на тумбочке. В нее складывались исключительно фантики, курить за свои неполные тридцать лет, так и не научился. Лег на кровать в надежде подремать.
глава 2
Через час, охранник подошел к монитору. Точка замерла в одном положении.
– Что за черт?
– Владимир Иванович, – позвал он, – беглец, похоже, вернулся.
– Как вернулся? – отозвался он. Выбежал из комнаты, спустился вниз, подошел к монитору. – Действительно. Набери начальника тюрьмы.
– Он не берет трубку.
– Что значит, не берет? – Нервно, схватил телефон, позвонил, но ответа не последовало. – Дозвонись, – процедил сквозь зубы.
Только через два часа он ответил.
– Ты, что там, белены объелся?
– Да бунт у меня здесь, Владимир Иванович, зеки драку устроили. Только что успокоили всех. Сейчас разбираемся, что у них там произошло.
– Ты мне ответь, игрок вернулся в тюрьму?
– Нет. Как ушел, так ушел.
– Это точно или ты не владеешь информацией?
– Я сейчас узнаю.
Послышались отдаленные голоса.
– Точно, ушел и не возвращался.
Молчание.
– Значит, говоришь бунт?
– Вы, что же думаете, из-за него? Они ж его, «интеллигенцию» вшивую, сами порешить хотели. Так что, это исключено.
– Ты хоть знаешь, что у тебя в тюрьме творится? – зло спросил Владимир Иванович и отключил телефон, – По машинам!
Через полчаса все четверо стояли на месте, откуда поступал сигнал. В километре от тюрьмы валялся пакет, в котором находилась кредитка и маячок, вшитые в подклад куртки, ботинки. Подъехавший начальник, открыл рот в изумлении. Он боялся взглянуть на хозяина.
– Охота становится непредсказуемой, а значит, интересной, – констатировал Владимир Иванович.
Если бы кто-нибудь из охранников в этом момент, взглянул в его глаза, увидел бы взгляд хищника перед прыжком на жертву. Это был пугающий взгляд. Он быстро потушил его. Жизнь научила прятать свои эмоции. Пройдет совсем немного времени и они увидят этот взгляд в опасной близости.
глава 3
Сумерки быстро опускались на землю. Идти с каждым шагом становилось тяжелее. Казалось, ботинки весят целую тонну, сугробы глубже, а лес гуще. Хан оказался прав, около деревьев снега меньше, поэтому Влад, на которого сейчас велась охота, держался ближе к ним, периодически ощупывая стволы, чтобы не сбиться с дороги. Каких только чувств не испытал сегодня: ненависть, злоба, сомнение, отчаяние. Вот и сейчас, когда в изнеможении, упал на снег, снова возник панический вопрос: «Сможет ли преодолеть 50 километров за 12 часов»? Слишком большое расстояние. Тяжело передвигаться по снегу, да еще в незнакомом лесу. Хотелось плакать, кричать, звать на помощь. Понимал, этого делать нельзя и всячески подавлял в себе страх зверя, на которого идет охота. Чтобы успокоиться, полежал недолго, встал и снова побежал. Впрочем, можно ли назвать это бегом, скорее, напоминало истерическое бегство на непослушных ногах.
– В какую сторону едем, Владимир Иванович?
Он задумался.
– А мишень-то с фантазией оказалась, вызывай вертушку, – приказал начальнику тюрьмы,
– Уже темнеет Владимир Иванович, – робко возразил тот.
– Ничего. До полной темноты он его найдет.
глава 4
Влад бежал, останавливаясь, когда сердце «заходилось» и дышать становилось тяжело. Отдохнув, начинал с быстрого шага, переходящего в бег. Старался попадать в ранее протоптанный след, падал, вставал, подвешивался на крепкие ветки, раскачивался, перепрыгивая неутоптанный снег, чтобы запутать следы.
Во время очередной остановки, услышал шум. «Вертушка!». Лихорадочно вытащил белую простынь. Шум приближался. Юркнул в сугроб, зарываясь, сверху накрываясь простынею. Яркий луч прожектора ослепил его. Вертолет пролетел мимо. Влад не спешил, Хан оказался прав, когда предупреждал о нем. Через пять минут нарастающий шум послышался снова. «Возвращается», – понял Влад. Юркнул под спасающую простынь. Вертолет удалился в сторону тюрьмы. Немного полежав, Влад встал, аккуратно свернул простынь, сунул за пазуху. Еще может пригодиться. Побежал дальше.
глава 5
– Следов нет, Владимир Иванович, – доложил летчик.
– Как нет? Он, что, по воздуху испарился?
– Не знаю, но в окружности 40 километров никого нет.
– Ты понимаешь, что говоришь?
– Понимаю, но нет никаких намеков на беглеца. Да и, сложно что-либо увидеть. Тайга исхожена, а свежего снега давно не выпадало.
– Собак! Хотя бы знать направление.
– Сейчас сделаем, Владимир Иванович, – начальник тюрьмы лихорадочно отдавал приказы. Весь его вид, все действия, показывали, что он сильно напуган и боится своего хозяина.
– Начали допрос в тюрьме?
– Все, как вы приказали, но результатов пока нет, – отчитался начальник.
– Результатов, говоришь, нет? Гм. … Будут тебе результаты, когда освобожусь. А сейчас, всех на поиск.
– Все готовы, Владимир Иванович.
– Вперед! По машинам!
Собаки, рвавшиеся с поводков, наконец, получили свободу и, набирая скорость, мчались вперед, на запах, исходивший от вещей зека. Надзиратели не успевали за ними. Параллельно двигались машины.
В груди защекотало от предчувствия погони. Владимир Иванович отпил коньяк из фляжки, и загадочно улыбнулся. Алкоголь немного сгладил азарт игрока, который идет до конца – время еще не пришло для большой игры.
Сам, отсидевший в местах лишения свободы, знал, в зоне жизнь не стоит копейки. В душе, никаких угрызений совести: он давно чувствовал себя хозяином на этой грешной Земле. А чего стесняться? Не им это придумано. Еще с Древнего Рима известны игры, которые развлекали публику – игры на жизнь, так что, он не первый, кто изобрел для себя подобное развлечение. К тому же, время подходящее – «безнаказанная вседозволенность». А что будоражит больше всего? Кровь! Нет, не животного, а подобного себе: умоляющего, плачущего, воющего от безысходности! Чувство жалости? А у кого оно есть? Кто его пожалел в этой жизни?!
– Владимир Иванович, собаки остановились.
– Что там? – Вышел из машины. Навстречу бежал охранник, держа в руках какой-то сверток.
– Разверни!
В кульке лежали носки, все нижнее белье, ботинки.
– Собаки след потеряли.
– Ему кто-то помогает, – констатировал Владимир Иванович, – Есть следы?
– Давно свежего снега не выпадало, – с сожалением произнес охранник. – А здесь, вы сами знаете, охотники ходят, да и городские приезжают на шашлыки.
– Да что вы все снег, да снег. Куда – тоже он побежал? Куда?
Его позвал другой охранник.
– Смотрите – это табак. Местные выращивают, поэтому собаки не берут след.
– Ну, что же, игра становится интересной. Разделиться на четыре группы. Прочесать лес!
– Слушаюсь! – повиновался старший охранник.
– Я возвращаюсь в тюрьму. Штаб по поиску беглеца сейчас там находится. Приготовьте его личное дело.
глава 6
Хан понимал, на что идет, когда планировал бегство «интеллигента».
Об этом «пацане» начали говорить за месяц до прибытия его в зону. Хана известили по своим каналам, что тот взял вину жены на себя. Но, что удивило его больше всего – до прибытия в тюрьму, кто-то оплатил его убийство. Можно только догадываться, о заказчике, поэтому, когда он зашел в камеру, никто не стал учить почтительности к братве, сказав просто: «Не жилец ты здесь, парень, влип «первоходец».
– Дайте ему пожить немного, – приказал начальник тюрьмы. Несчастный случай всегда может произойти. Все оплачено, клиент готов подождать. Сам понимаешь, – объяснял он Хану, – странно, если «интеллигент» умрет в первый же день. Да и не понимаю я, зачем его убивать, срок-то солидный дали, под амнистию не попадает.– Помолчав, немного, добавил, – не наше это дело. Заказ пришел, оплачен, обязаны выполнить.
Не за этим Хан попросился на свиданку с начальником.
Из тюрьмы исчезали люди. Один, второй, третий. Хан просил объяснения, мол, братва волнуется, начальник только махнул рукой и просил не вмешиваться.
– Ты же понимаешь, кого увозят, смертников. Хоть и нет сейчас смертной казни, но по их делам смерть положена. А братву успокой. Объясни, что это перевод в новую тюрьму. Корпус для вас скоро будет готов.
– Говоришь в новую тюрьму? А трупы, откуда привозят?
Начальник весь вспотел. На жирном, вечно лоснящемся лице, появились капельки пота. Повертел головой, отстегнул галстук, две верхние пуговицы форменной рубашки.
– Не суйся в это дело. Прошу тебя. Жить хочешь? Не суйся. Очень прошу, – медленно проговорил начальник, выделяя ключевое слово «не суйся»
– Смотри, и до бунта недалеко, – процедил сквозь зубы Хан.
– А ты меня «на понт» не бери. Понял? Хозяин ети е м…
– Ну ладно, поговорили. Я не угрожаю, у меня есть вопросы по этим случаям.
Начальник махнул рукой – разговор закончен.
Прошел месяц. К нему подошел «Старик». Здоровый парень, еще молодой, но уже весь седой.
– Сон я тут видел.
– Ты что же, сны мне свои рассказывать будешь, сучара? Только за этим и просил встречи?
– Выслушай меня, Хан. Это важно, не столько для меня, сколько для тебя.
– Ты говори, да не заговаривайся. Мне лучше знать, что для меня важно.
«Старик» мотнул головой в знак согласия.
– У меня срок больше восемнадцати, амнистии не подлежу, а это значит, я в кандидатах на труп, который ночью привезут и тихо закопают сами же охранники.
– Ну, ты болтать-то брось, чего не знаешь.
– Да, что уж тут, не знаю. За последние четыре месяца трех, таких как я, увезли, а привезли трупами.
– Ладно, давай, тренди.
– Меня судили по статье за убийство и кражу золота с прииска. Ты мне поверить должен – не совершал я этого.
– Мы здесь все не нарушали закон. Только сидим-то мы, а не те, кто якобы их совершил. Это все, что хотел сказать?
– Я мыл золото на одном из вольных приисков. Повезло, самородков несколько попалось. Капитал, по подсчетам, солидный. Забрал его, и «вывез на землю». Причина «нарисовалась» – отец попал в беду. – Седой покачал головой.– Думал, понадобится, когда выручать буду. Отец выпить любил, я и предположил, «по-пьяни», что-то натворил. В первый же день пошел в милицию. Они обещали встречу с отцом устроить. Вечером, в ресторан зашел покушать. Девчонка ко мне подсела. Ну,… угостил ее. Она меня к себе на хату пригласила. А я чего, молодой. Сама зовет, пошел. Выпили мы там, ну это, – замялся Седой, – все как положено, сам знаешь, чего тебе рассказывать. Не помню, когда вырубился. Утром меня милиция разбудила. Предъява была, в растлении и жестоком убийстве малолетки, а так же краже золота с прииска, – он всхлипнул. – Отец должок поехал разыскивать. Друг по зоне работал с нами. По осени уехал с прииска, как положено, сдал золото, получил деньги, сел на вертушку, а через неделю у нас все заначки исчезли. Вот, отец вдогонку и поехал. До самой Москвы хотел добраться, где эта сучара живет, только чтобы вернуть золото, перед мужиками стыдно. Я пока здесь сидел, обдумал все. Он это, Валерка, подставил нас. Вот все, что я хотел тебе сказать. Возьми бумаги, – он протянул затасканную, засаленную школьную тетрадь, – здесь все о нем.
– Откуда знаешь, что он? Может, показалось? Ты видел его собственными глазами?
– Видеть не видел. Только четыре месяца назад сюда перевели двух моих друзей, вместе на прииске мыли золото. Он их подставил, как меня с отцом – первыми похоронены. Третий – отец. Следующий – мой черед. На кладбище могилки каждый месяц прибавляются.
– Ты говори, да не заговаривайся. Надо быть очень влиятельным человеком, чтобы провернуть такое дело, – жестко сказал Хан.
Седой мотнул головой в знак согласия.
– Это твое сейчас, – показал на тетрадь, – если сну верить, а я верю, уже в этом месяце меня не будет в живых. Последняя просьба к тебе – верни деньги и рассчитайся за нас – это моя посмертная доля в «общаке». Я знаю, ты сможешь. Мой долг – твой долг, за мужиков отомсти.
С этим и расстались, а через месяц его увезли. На кладбище добавилась еще одна могилка.
Хан встревожился, не понимал что происходит, а значит, не контролировал ситуацию. Седой еще раз напомнил ему о свежих могилках. Он разозлился. Решил увидеться с начальником тюрьмы, пора прояснить ситуацию, но надежды мало. «Мужики» не раз передавали просьбу о встрече, тот отмахивался.
«Надо, что-то делать», – решил для себя Хан.
