Алия Амирханова
Чтобы помнили
Братья Самуил и Александр Маргалины, четырнадцати и тринадцати лет соответственно, работали в немецкой сапожной мастерской, где шили новую и ремонтировали старую обувь с фронта. За вынос сапог полагался расстрел. Повидав на своём коротком веку столько горя и смертей, ребята, не задумываясь, использовали свою работу, чтобы помочь друзьям и родным в гетто. Они, всякий раз рискуя жизнью, похитили несколько десятков пар сапог. Часть обуви передавалась партизанам…
Часто, только чтобы развлечься, группа немцев на отдыхе устраивала себе “забаву”. Бросали кусок хлеба, и дети, опухшие от голода, с большими животами, бежали к нему, а вслед им автоматная очередь…
Сколько детей погибло из-за таких “забав”!!! Безымянные холмики! Не должны вы быть без имени!
Наклоняюсь к земле и спрашиваю.
– Кто здесь?
– Это я, Таня Савичева из Ленинграда.
На Нюрнбергском процессе, среди множества обвинительных документов фашизму, была представлена маленькая записная книжка двенадцатилетней ленинградской школьницы – Тани Савичевой. На каждой страничке лишь дата смерти кого-то из близких. А ведь за каждой датой стоит полная неизмеримых страданий жизнь!
– Мы не успели эвакуироваться, у нас семья большая. Никого не хотели оставлять. Так и остались. Как выживали? Тяжело было. Дядя Вася и дядя Лёша несли службу, Лёка работал строгальщиком на заводе, сестра Женя точила корпуса для мин. Они работали и почти весь свой паёк нам отдавали. Дядя Вася буржуйку где-то достал. Как похолодало, возле неё и спали. Топили, чем придётся. Первой умерла Женя в январе тысяча девятьсот сорок второго года. Она на заводе работала, трамваи не ходили, на работу пешком несколько километров шла. Тайком от мамы и бабушки, Женя сдавала кровь для раненых. Зима в тот год особо лютая была, Женя и простудилась, лекарств не было…. Так жалко было! Мама чуть с горя не слегла. А ей бабушка говорит: “ Терпи, Мария, терпи, доченька, на кого остальных оставишь?” Она и встала.
Бабушка, та, наверное, вообще ничего не ела. Она поначалу сама в очереди за хлебом стояла, меня не пускала. Всё говорила: “Таня, ты должна выжить, должна мирную жизнь увидеть”. Принесёт, бывало, хлеб. Разделит на всех. Свой кусочек ещё раз разделит, маме и мне подсовывает. Мама её за это ох как ругала! Бабушка умерла двадцать пятого января одна тысяча девятьсот сорок второго года. Она пережила Женечку на полгода.
Очень маму жалко было. Она после работы меня в очереди за хлебом оставляла, а сама на «толкучку» бегала – поменять что-то из вещей на еду. Я поначалу в школе ела, а потом мне стали выдавать детский паёк – 125 гр. Когда топить стало нечем, я очень испугалась, нет, не за себя – за маму, Лёку, они уже простывшие были. Лёка работал на заводе по две смены. Все хотели, чтобы война быстрей закончилась. Старались изо всех сил. А сил было мало, от недоедания у всех была дистрофия. Мы, школьники, по ночам на крышах дежурили, зажигательные бомбы тушили, в госпиталях за ранеными ухаживать помогали. Лёка умер семнадцатого марта сорок второго.
Мама даже не плакала, всё сидела и сидела, даже не моргала. Дядя Вася завернул Лёку в простыню и куда-то отнёс, а как вернулся, ещё несколько дней мы его видели, а потом… Он умер тринадцатого апреля.
Дядя Лёша умер десятого мая.
Мама к этому времени уже тяжело больная была. Когда мама слегла, совсем есть перестала. Я её уговаривала, а она всё меня заставляла…. А однажды мне говорит: “ Танечка, я скоро умру, ты не бойся. Домой больше не приходи, в школе оставайся. Дай слово, что выживешь”! А я плачу: ”Мамочка", – говорю, – "ты только не умирай, как же я одна останусь?” …. Мама умерла тринадцатого мая сорок второго. Я всё сидела возле неё, не хотела уходить. Учительница пришла насильно увела…
Савичевы умерли все. Одна Таня осталась. Её вскоре вывезли из Ленинграда. Но истощённая голодом и страданиями, она ненадолго пережила своих близких.
… Четыреста тысяч детей были в городе к началу блокады. Многих, конечно же, вывезли, но многие погибли от голода, холода, бомбёжек, болезней. Пятнадцать тысяч ребятишек были награждены медалью «За оборону Ленинграда”. С двенадцати лет ленинградские школьники, впрочем, как и московские, становились станочниками и сборщиками, выпускали автоматы и пулемёты. Они дежурили и тушили зажигательные бомбы на чердаках, ухаживали за ранеными. Свыше двадцати тысяч детей были награждены медалями за “Оборону Москвы”. А сколько из них погибло!..
Везде, где ступала нога фашиста, сеявшего смерть, разорение, – небо усыпано звёздами. И над Ленинградом, и над Москвой, и над Хатынью, и над деревней Дремлево, где фашисты заживо сожгли двести восемьдесят шесть жителей, среди которых было сто двадцать четыре ребёнка!
