Алиса Атарова
Попутчики
Про нее, наверняка Марию, я всегда думал, что она студентка. Ей было слегка за двадцать, а ее светлые волосы были то собраны в неряшливый хвост, то раскидывались по плечам; на плече – черная сумка, набитая книгами или чем-то подобным, всегда модная яркая одежда и сгорбленная спина. Иногда она повторяла конспекты, которые держала в руках, легонько отбивая пальцами ритм музыки, звучавшей в наушниках, о край тетради. Это движение во время хода метро было почти незаметно, но на остановках можно было различить, как иногда ее губы переставали шевелиться, повторяя ученые слова, и принимались напевать одной ей известные слова. Я придумал и ей легенду: она студентка медицинского вуза (только лишь потому, что ей бы пошел белый халат, и ее легко можно было бы представить в поликлинике на практике, в которую так спешил Сан Саныч по понедельникам), живет в общежитии или у тетки из Москвы, и каждое утро ей приходится добираться с окраины в свой университет, чтобы получить толику знаний.
Мы все встречались только по утрам, и я порой замечал, что Мария постриглась и переоделась в весеннее, что у Никиты скоро каникулы (это можно было определить по тому, что его рюкзак становился еще тоньше, чем обычно), а Сан Саныч подравнял бороду. Иногда у Ларисы выдавалось время на маникюр – я замечал в понедельник, что ее ногти выкрашены в очередной ядовитый цвет, который она гордо демонстрировала нам – своим попутчикам, – сложив руки на сумке и выставив вперед ногти. Иногда цвет мне нравится, а иногда хотелось скорчить мину – Лариса, ну какой розовый, он совершенно не подходит к твоим новым замшевым туфлям. Сан Саныч тоже не слишком одобрял пристрастия Ларисы – когда он видел свежий маникюр и ему удавалось сесть рядом с ней, он долго смотрел на ногти, прежде чем отвернуться. Если он отворачивался сразу, я тут же понимал, что цвет и узор ему в этот раз не понравились. Если смотрел долго – может быть, размышлял над своим мнением, но чаще всего тогда на его лице появлялся легкий намек на улыбку: все мы прощали Ларисе ее странный вкус.
Всей компанией мы раз за разом молчаливо пытались перевоспитать Никиту. Когда он в последний момент заскакивал в вагон и пытался отдышаться, сгорбившись под тяжестью будущих знаний в школе, Лариса тяжело вздыхала, не поднимая взгляд от мобильного телефона: я видел, как вздымалась и резко опускались ее мощные плечи, а затем она доставала очки и принималась что-то набирать. Никита глядел на нее волком, как на дальнюю родственницу, с которой его мать любит обсуждать его самого, прежде чем уткнуться в свою мобильную игру, но он всегда виновато передергивал плечами и зевал – мол, проспал, ничего не смог поделать, всю ночь играл в компьютер. Сан Саныч задерживал на его рюкзаке долгий взгляд: «Уроки сделал?» Никита сбрасывал рюкзак к ногам, садился на освобождавшееся от кого-нибудь место и принимался что-то лихорадочно писать в замызганной тетради. «Забыл!» Потом он сгребал все в руки и вылетал на своей станции, торопясь так, будто никогда в своей жизни не приходил никуда вовремя.
